Пионерское детство.


- Слушай, у меня все утро старая песенка из пионерского детства в голове крутится!..
- Что за песенка? - я отхлебнул кофе и заинтересованно посмотрел на любимую супружницу поверх кружки.
- Да ты знаешь её! Вот эта: Шел парнишка по опушке, сам не знал куда. По пути поймал лягушку около пруда.
- Хм... Ты наверное удивишься, но я её сейчас впервые от тебя услышал.
- Да ладно! И скажи ещё, что вы ее в пионерском детстве не пели?! В жизни не поверю! Её все пели.
- Я - не все, как ты наверное понимаешь. И пионерское детство у нас с тобой разное было. Начнём с того, что у меня оно кончилось, когда твоё еще и не началось. А поскольку я уже с двенадцати лет на скалах тусовался в компании взрослых людей, то и песни знал совсем другие, отнюдь не подобные этой!
- А чем ты вообще занимался в пионерском детстве? У вас же там вообще никаких развлечений не было.
- Это смотря что понимать под развлечениями...

Развлечения мы придумывали себе сами. Когда в телевизоре всего две программы, а детского контента в них негусто, то волей неволей начнешь что- то предпринимать для того, чтобы разнообразить жизнь впечатлениями. Тем более, что детство моё с десяти лет проходило отнюдь не в городе, а в небольшом поселке, где кроме кино и библиотеки, культурный уровень повышать было негде. Поэтому зимой гоняли в хоккей и читали книжки, а с весны начиналось браконьерство на озере и поиски по лесам всякого железа, оставшегося на местах боёв. Его и сейчас еще можно найти, а уж тогда-то и подавно! Практически у каждого из пацанов было что-то ”натрофеенное”, как мы называли.
Артефактами хвастались, менялись и использовали в игре в ”войнушку”. Только у меня на чердаке хранились штык от винтовки, довольно неплохо сохранившаяся кобура от ТТ, несколько касок, винтовочные обоймы, патроны россыпью, трубки артиллерийского пороха и еще чёрт знает что, но несомненно подходящее под определение трофеев. И то, я считал, что это несерьёзно. У некоторых пацанов было побогаче в этом отношении. Короче, то, за что в нынешние времена вполне можно огрести срок.
По дурному малолетству мы тогда не понимали, чем может быть чревато это занятие. У приятеля с тех пор памятью о небезопасных шалостях с бризантными штуками так и осталось по одной фаланге на трех пальцах руки.

Конечно же, в школу приезжал участковый, всех строили на линейке и строго предупреждали о недопустимости лазания по лесам в поисках всякой военной всячины, которая может быть смертельно опасна, но шило в жопе и наша уверенность в собственной везучести были сильнее всех этих увещеваний и угроз. Разборы полетов проходили обычно осенью, с началом учебного года. Когда лето еще не совсем кончилось, а пытливые детские умы, собранные в одну кучу, обязательно придумают что-нибудь, и это что-нибудь, наверняка, явится нервотрёпкой для школьного начальства и головной болью для родителей.

Весной же были разборы других полётов, правда, менее опасных - щука шла на нерест и вся пацанва торчала на озере с острогАми, добывая уже рыбацкие трофеи. Здесь к участковому присоединялся инспектор рыбнадзора, и малолетних браконьеров, не успевших удрать или спрятать добычу и орудия лова, выводили перед строем и всячески стыдили, ругали и грозили поставить на учет в детской комнате милиции под тихие смешки и ехидные комментарии тех, кто сумел не попасться.

Так вот, вернемся к той части пионерского детства, разбор которой обычно происходил в начале сентября.
В очередном нашем лазании по лесам мне повезло затрофеить действительно стОящую вещь! Когда-то она была пулеметом MG-34. Всё, что могло быть сгнившим -сгнило, ствола не было, но кожух и ствольная коробка, хоть и ржавые, наличествовали. Естественно, воодушевленные находкой, мы перекопали всё вокруг вдоль и поперек, но кроме осколков и гильз, которые уже давно не числили в серьезных трофеях, так ничего и не нашли. Кожух я гордо притащил домой и под сокрушенные вздохи мамы уволок к себе на чердак к остальным военным богатствам.
Случилось так, что приятель двумя годами старше меня непонятно откуда притащил редкую книжку - толстый двухтомник ”Материальная часть стрелкового оружия”. Где и как он ее сумел достать - загадка. В продажу такие книжки не поступали. Тем более, в 1975 году. Но именно из неё мы узнали, что откопанный пулемет был MG-34. Вполне закономерным было следующее желание - привести его в вид, максимально похожий на настоящий. Картинка в книжке есть, а руки не из жопы растут - здраво рассудили мы и принялись делать из ржавой железяки пулемет. Возможно, сейчас многим из поколения некст это покажется вымыслом, но в свои одиннадцать лет я вполне умел работать с инструментами. И слесарными, и столярными. В работе с металлом многое наблюдал у отца, а по столярке самому всегда нравилось возиться с деревом, да и в школе на уроках труда навыки прививали. Так что задача непосильной не представлялась.
Не скажу, что мы совсем уж один в один восстановили внешний вид пулемета, но постарались максимально приблизить к оригиналу. Отмочили в солярке и отдраили железной щеткой ржавчину. На место ствола была установлена покрашенная в черный цвет алюминиевая трубка. В роли пламегасителя выступила подошедшая по размеру конусообразная насадка от какой-то сельскохозяйственной хреновины... И вообще, из того железного хлама, который мы извлекли из кучи металлолома за совхозным гаражом, можно было при умении и желании собрать действующий пулемет - столько там в то время было всяких полезных и нужных в мальчишеском хозяйстве материалов. Даже сошки сделали и ”ленту”, снарядив ее подходящими по размеру гильзами. То, что нельзя было сделать из металла, изготовлялось из дерева, а затем красилось, морилось и лакировалось. Короче, пулемет получился как настоящий. Только не стрелял.

В ”войнушку” обычно играли самострелами из пулек (легкое стрелковое оружие), пулемет же маскировался в удобных местах и ”поражал” противника громким треском приспособленной для этой цели пружины от старого будильника. То есть, в отличие от самострелов, которые порой довольно ощутимо били согнутыми из алюминиевой проволоки пульками, и попадание не требовалось доказывать, считалось, что если попал под очередь из пулемета - автоматически считаешься убитым. Вот такие военно-спортивные игры были у нас в то время... Этакий прообраз нынешнего пейнтбола, да...

Ноябрь. Деревья уже облетели, в воздухе ощутимо пахнет приближением зимы. Явишись из школы, затопил печку и уселся за уроки. Родители на работе, сестренка в садике - лепота! Сейчас домашку сделаю и буду книжку читать - как раз из библиотеки притащил. Пацаны говорят - интересная! Вот и проверим - так ли это?..

Внезапно за окном возник и стал приближаться звук мотора. Затем в наступившей тишине хлопнули дверцы, послышались голоса и тут же бдительно залаял Мухтар, впрочем не особо и рьяно выказывая, что вот он, дескать, на посту и свою задачу выполняет. Старый был пес и умный.
Затем в дверь постучали и раздался смутно знакомый голос : - Хозяева! Разрешите войти?
Подбежав и открыв дверь, я изумленно попятился. В сенях стоял наш участковый, в шинели и сапогах, а с ним охотовед в военном бушлате и какой-то незнакомый мужик, явно городского вида.

- П-проходите,.. - попятился я, лихорадочно вспоминая что успел натворить такого, что Алексеич аж на наш хутор прикатил, да еще и с охотоведом... И мужик этот - неприятный какой-то мужик. Улыбка простецкая такая, а глаза... нехорошие глаза, прямо скажем...
- Родители на работе еще? Поинтересовался участковый, усаживаясь на табуретку.
- Ну да. Они только после шести будут.

Алексеич вздохнул и взглянул на городского мужика, который внимательно оглядывал комнату, как будто что-то пытаясь обнаружить.

- Будем ждать? Я думаю, напрасно прокатились, Владимир Иванович. Хозяина я знаю только с положительной стороны. Если бы было ружье, так он его бы зарегистрировал.
- Алексеич, ты хочешь мне сказать, что живя в лесу, в четырех километрах от поселка, где зимой по ночам волки ходят... Ходят ведь, Николай? - повернулся он к охотоведу, который молча кивнул, - У хозяина ружья нет?!

Участковый вздохнул и неопределенно пожал плечами, видимо не желая спорить, но оставаясь при своем мнении.

- Воооот! проговорил Владимир Иванович, улыбаясь, - А ждать мы не будем. Ну давай, показывай где батька ружьё прячет! - повернулся он ко мне.
- А у него нет ружья - буркнул я, глядя в сторону. Скажите, какой умный приперся, тоже мне!

Алексеич, конечно, помнит меня прекрасно. И охотовед наверное помнит. Весной я чуть было им не попался с острогой и двумя заколотыми щуками. Но предъявить-то им мне тогда было нечего - успел притопить и добычу и орудие лова, когда услышал, что сороки внезапно затрещали и решил, что лучше перебдеть. Конечно, малоубедительно выглядел пацан в мокрых сапогах, конопатящий рассохшуюся лодку, но рыбы нет, остроги нет, а есть лодка, которую чиню. А то что сапоги мокрые, так это я, товарищ капитан, поплавок в камышах увидел, сходил и вытащил - вон, на камне лежит!..

- Да ладно! - подмигнул он мне, -Я же знаю! На чердаке прячет! Давай, давай! Пошли!.. - легонько подтолкнул он меня к двери.
Ну, сам напросился! - подумал я и зыркнув, исподлобья, на этого Владимира Ивановича, поплелся к двери.
Тот снисходительно глянул на участкового, как бы говоря, - Эх, вы! Детективы деревенские! - двинулся следом. Алексеич, вздохнув, поднялся с табуретки и вместе с охотоведом вышел в полутемные сени, где я уже возился с дверью, за которой была лестница на чердак.
- Помочь забраться? - заботливо спросил Владимир Иванович, критически обозрев почти вертикальную лестницу, уходящую в темноту чердака.
- Сам! - буркнул я, забираясь наверх.

Минуту спустя раздался шум, стук и лязг, и взорам ошарашенных представителей закона предстал скатившийся по лестнице, пацан, сжимающий в руках пулемет, ростом с него самого, и невинно хлопая глазами, обратившийся к превратившемуся в соляной столб, Владимиру Ивановичу:

- Ну, нет ружья, я же говорил! Только пулемет!

В полутемных сенях пулемет вполне можно было принять за настоящий. И в первые мгновения, видимо так оно и случилось. Выражение лица Владимира Ивановича было трудно описать. Но, как следует присмотревшись, он фыркнул, помотал головой и громко расхохотался. Охотовед, не сдержавшись, заржал, хлопая себя руками по коленкам. Участковый укоризненно посмотрел на меня и тоже улыбнулся, такое впечатление, с явным облегчением.

- Дай-ка сюда!- протянул руку охотовед и завладел пулеметом, с интересом разглядывая приклад - Это ты сам что ли всё сделал?
- Сам! - вздохнул я
- А откуда такая точность в деталях? - заинтересовался Владимир Иванович, - Смотри, Алексеич, приклад, как на настоящем. А у него форма особенная, необычная форма. И ручка пистолетная, и сошки тоже не отличишь.
- В кино подсмотрел. Срисовал, затем выпилил...
- Могёшь! - уважительно похлопал меня по плечу охотовед.
- Да!.. - улыбнулся Владимир Иванович, оказавшийся не таким уж и страшным. А глаза - ну, работа такая у человека, наверное... Хотя лучше все же не расслабляться. - Руки у тебя из правильного места растут! Где нашёл то? - цепко глянул он на меня.
- На мысу в соседнем заливе. На рыбалку ездили, случайно увидел в расщелине, когда дрова собирал - не моргнув глазом соврал я.
Владимир Иванович посмотрел на охотоведа, тот кивнул.
- Да, там у финнов линия обороны проходила по берегу. Вполне возможно. Странно, что до него никто не обнаружил. Хотя... Сколько еще этого железа по лесам лежит... - мрачно произнес он.

- Ладно! - поднимаясь со стула и прислонив к стене пулемет, Владимир Иванович застегнул куртку, - Пожалуй, поверю я тебе, Алексеич, раз говоришь, что нет ружья у хозяина. Да и зачем ему ружьё, при пулемете-то?
- Вырастешь - в милицию не хочешь пойти работать?- обратился он ко мне - Оружейник из тебя получится - хоть куда!
- Не! Я моряком хочу!
Владимир Иванович покосился на лежащую на столе книжку, которую я сегодня притащил из библиотеки.
- Станюкович. Вокруг света на ”Коршуне”. Хорошая книжка! Сам в детстве зачитывался. Но ты подумай над моим предложением! - похлопал он меня по плечу и вышел вслед за охотоведом.
Участковый, шагнув на порог, обернулся:
- Я вам сколько раз в школе твердил, чтобы прекращали по лесам лазать! - строго произнес он, - Твой же дружок чуть без руки не остался! Родителей не жалко? Они же за вас, балбесов, переживают! А пулемет лучше в музей отдай - там ему самое место!

Пулемет я, конечно, в музей не отдал - еще чего! Выменял у кого-то на полтора десятка трубок артиллерийского пороха, из которых мы с приятелем решили сделать фейерверк на Новый год. Но к сожалению, а может к счастью, порох был обнаружен его родителями. Приятель был выдран, порох был отобран.

Но и игры в войнушку нам вскоре стали неинтересны - уже в следующем году на экраны вышел фильм ”Стрелы Робин Гуда” и все дружно стали строить луки и арбалеты.

Но это уже совсем другая история...

Традиции

Для чего в армии нужны традиции?
Любой военный вам без запинки ответит: для сохранения правопреемственности поколений, для сплочения воинских коллективов и формирования у военнослужащего чувства гордости за принадлежность к Вооруженным Силам! И будет совершенно прав, потому как именно это и записано у него в тетради по общественно-государственной (кто постарше - у того политической) подготовке. А уж там-то херни не написано.
Итак, о традициях:
Традиции бывают разные, на все лады и масти, но ежели отделить зёрна от плевел то можно выделить два главных вида: официальные и неофициальные. Так уж повелось что официальные традиции особой любовью у военнослужащих не пользуются, но, конечно, соблюдаются (это тебе и построения, и собрания, и подведение итогов с награждением непричастных и наказанием невиновных, и много ещё чего прочего), а вот неофициальные... Тут уж, конечно, любовь личного состава зашкаливает. Да и как по-другому то, если это уже идет не от устава, а от души.
Моряки пьют морскую воду из плафона, все без исключения поднимают полный стакан беленькой, обмывая очередное воинское звание (у знакомого доктора целая коллекция звездочек разного калибра, извлеченных из желудков офицеров), встреча, возвращающихся из похода подводников, на причале с жареным поросёнком в руках...
Особое место в списке неофициальных традиций занимают конечно авторитетность выслуги лет и опыта. К примеру, в зенитном ракетном полку имеется даже единица измерения боевого мастерства и опыта и называется она ПОЛИГОН. (Если быть совсем точным - количество выездов военнослужащего на государственный полигон для участия в тактических учениях с боевой стрельбой). Так, обычно, и спрашивают: сколько у тебя, касатик, полигонов? Пять? Пффф... щегол пестрожопый! Приходи, когда будет хотя бы десять, тогда и поговорим!
Конечно, такое знаковое мероприятие, как боевые стрельбы, неизбежно обзавелось великим множеством различных, более мелких, традиций, как обрастает днище парусной шхуны, ракушками.
Об одной такой традиции, родившейся в одном из заполярных гарнизонов и пойдёт речь в моём рассказе.
Служили у нас в полку два друга. Оба майоры, оба на «мазутных» должностях. Один (пусть будет Иваныч) командир технической батареи, второй - командир роты материального обеспечения и звали его, положим, Петрович.
Иваныч и Петрович были ужас какими заслуженными, потому как точную выслугу их годов в регулярной армии мог сказать, разве что, кадровик, да и то после сложных арифметических расчетов. Ходили даже слухи (врут конечно!), что они видели рождение исторического формуляра полка. А что касается полигонов, то у них было по двадцать с лишним ходок. Это был абсолютный рекорд. Недосягаемый, как результат Сергея Бубки.
Работу они знали, как свои пять пальцев (Петрович - как четыре с половиной, ибо на левой руке напрочь отсутствовала половина среднего пальца). И не просто знали, а еще и любили, выполняя её со всей возможной ответственностью и старанием.
Никто не знает, кому пришла в голову замечательная идея: перед отъездом с полигона, шутки ради, засунуть кирпич в сумку Иваныча. Доподлинно известны лишь личность агента, совершившего подлог (естественно - Петрович), и время свершения этого знаменательного события, грубо округленного до года от Рождества Христова (на кирпиче красовалась корявая надпись «Ашулук-1983»).
Понять, чьих это рук дело, было совсем несложно и поэтому Иваныч весь следующий день разыскивал, цитата: «этого старого дебила», чтобы - цитата: «засунуть ему этот кирпич куда следует». Но тот спрятался качественно, а потому кирпич пришлось нести обратно домой, чтобы свершить акцию справедливого возмездия чуть позже. Да так там и остался.
Всё бы ничего, но Петрович на достигнутом не остановился: каждое возвращение с полигона ознаменовывалось для Иваныча торжественным извлечением из сумки кирпича с хронологическими метками.
Что бы он не делал, как бы не старался пресечь попытки одарить его ещё одним формованным куском обожжённой глины - всё тщетно. Он и угрожал, и по-хорошему просил не делать этого впредь, не расставался с сумкой ни на секунду, проверял её за минуту до отлета или отъезда, запирал её в сейф, результат всегда был один и тот же: кирпич с памятной надписью оказывался в сумке.
- Вот же ш падлюка! - растерянно чесал затылок Иваныч, открыв сумку дома, - когда только успел?
Шли годы и, в конце концов, в квартире образовалась обширная коллекция забутовочно-силикатных изделий, красноречиво отображающая славный боевой путь советского, а затем и российского офицера.
Место для коллекции (протесты жены были внимательно выслушаны, но безоговорочно отвергнуты) было определено на самом видном месте: на серванте в позиции «в три четверти», максимально выгодно отображающей суровую красоту параллелепипеда.
Однако, как ни крути, всё в этой жизни когда-нибудь заканчивается. Вот и служба в доблестной Красной Армии у Иваныча тоже, конечно же, подошла к концу.
Как это и водится в отдалённых гарнизонах, помогать заслуженному дембелю грузить контейнер пришли все, кто делил с ним тяготы и лишения военной службы.
- Ну чего, старый? Кирпичи-то погрузил уже? - подмигнул Петрович, заваливаясь в квартиру.
- Выкинул на помойку! - огрызнулся «старый», - хватай вон лучше холодильник и вниз топай!
- Выкинул он, как же, - шепнула мимоходом Петровичу жена Иваныча, - уже в контейнере давно лежат. Не дал выкинуть, оглоед!
Нехитрый скарб погрузили в контейнер быстро. Закрыли, опломбировали, да и отправили с Богом к новому месту жительства новоиспечённого военного пенсионера.
Затем была развесёлая пьянка, воспоминания, смех и, конечно же, слёзы расставания...
Через какое-то время контейнер с личными вещами, претерпев в пути следования две задержки и одно небольшое падение, доковылял, всё же, в славный город Э-нск, Э-нской же губернии, где согласно собственному волеизъявлению и собирался достойно встретить старость наш знакомый.
- Давай, давай помаленьку! - махал рукой водителю Иваныч - Стой! - крикнул он и смачно сплюнул, - Глуши! Приехали...
Сверив пломбу с сопроводительными документами и, удовлетворившись её сохранностью, Иваныч подписал накладную.
Отодвинув засов, рванул на себя створки контейнера.
- Вот же ш падлюка! - неподдельно восхитился он, - Тут уже даже не то чтобы «КОГДА?», тут уже больше интересно «КАК?»
В контейнере горделиво возлежал огромный, килограмм, эдак, на сто пятьдесят, булыжник с красивой каллиграфической надписью: «ДМБ-2005».

Случилась как-то в нашей мотострелецкой дивизии война. Ну как война - КШУ. Командно-штабные учения. А война на бумаге - это вам не цацки-пецки. Всё должно быть красиво и по правилам.

Те, кто сталкивался с этим, в курсе, что это за геморрой: война вроде на бумаге, а подъёмы по тревоге, ночные бдения в штабах и казармах самые настоящие. Я, будучи командиром мср, знал, что это такое. Но теперь я был начальником штаба мсб и этот гемор должен был прочувствовать во всех прелестях.

Накануне войны комбатов и НШ собрал в мобклассе НШ полка и объявил, что на нас нападут в понедельник. Вероломно и без предупреждения. Поэтому - к утру понедельника у всех карты с решением на оборону.
Мой комбат - суровый вояка, прошедший Крым и рым, сказал: не посрами, и скрылся в тумане. Я поплёлся в секретку за картой. Предстояла долгая ночь с рисованием.

Взяв двух самых грамотных писарей батальона, я принялся ваять пояснительную записку, а писари - рисовать карту. Данные о том, кто на нас напал, у меня были. Почти к утру всё было готово. С одним лишь НО!
Я не хотел участвовать в ВОЙНЕ. Взял и уничтожил батальон тактическим ядерным ударом противника. Не, нуачо, он же может так!? Собрав наспех карту и поясниловку, я побежал в штаб полка.

А там уже все и какой-то проверяющий со штаба округа. Комбат спросил:
- Всё ли готово?
Капитан ответил:
- Всё!
И понеслась... Я развесил карту на плакатнице, всучил комбату поясниловку с решением и затаился в глубине мобкласса.

КП, НШ полка и проверяющий сидели в президиуме и скучали. Всё ж по старой схеме - ничего нового. Комбат начал доклад: противник, хуё-моё, силами до тьмы наступает в направлении Пупкино-Залупкино. 1 мсб занимает район обороны с задачей не допустить и т.д...

Дойдя до пункта с решением на оборону, комбат поперхнулся, но быстро сориентировался и продолжил: Противник применил тактический ядерный удар. Уничтожено до 90% личного состава и техники. В сложившейся обстановке батальон задачу выполнить не может... Занавес.

Все оживились. Хрюкнул от злости НШ полка. А проверяющий сказал: Такого я ещё не видел - так грамотно отмазаться от КШУ...
Итог таков: батальон в КШУ не участвовал, по тревогам не поднимался. Вот только все наряды были наши, но это много лучше войны...

Турук

Парадоксы бытия

Кто-то громко постучал беспрекословной рукой.
Андрей Платонов

Летом тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в котельную гарнизона Нерзавод завезли плохой уголь. Настолько плохой, что он практически не горел. И под самый Новый Год, когда столбики термометров упали к отметкам «-50», кочегары, как ни старались, с углём не справились. Топки котлов погасли. А Мороз Иваныч тут как тут. Бац! И в одно мгновение воду в системе отопления прихватило. Трубы гарнизонной теплотрассы полопались, батареи в казармах и домах офицерского состава тоже. Гарнизон, входивший в состав моей 38-й мотострелковой дивизии, замерзал...

Очередное вечернее совещание у командира полка было коротким. Подполковник Подмарьков довёл комбатам приказ, которым предписывалось подготовить к утру десять «Уралов» и отправить их в Нерзавод для подвоза качественного угля. Каждая батарея выделяла по две машины. В некоторых батареях, в том числе и в моей, машины находились на длительном хранении. Чтобы выполнить приказ, предстояло попотеть: расконсервировать технику, подготовить аккумуляторы, прогреть и завести движки, собрать необходимый в дальней дороге инструмент. Забот хватало. Нас ждала очередная бессонная ночь. Люди, понявшие смысл задачи, трудились без понуканий, на пределе своих сил.

К рассвету, полковая колонна дружно урчала моторами. Старшим назначили меня, самого молодого комбата. Я вывел колонну на место сбора, где мы влились в колонну дивизии. Краткий инструктаж, и вперёд!

Эта командировка оказалась самой жуткой в моей жизни. А ведь на первый взгляд задача не была сложной: на станции Досатуй загружаем уголь, везём его в Нерзавод, разгружаемся и порожняком едем обратно на погрузку. Только от станции в Досатуе до кочегарки в Нерзаводе - сто восемьдесят километров разбитой грунтовой дороги, петляющей между сопок безлюдными местами. И на улице мороз за сорок. И светлый день до неприличия короткий.

Первые дни ходили большой колонной, только быстро поняли, что возиться будем до весны. Во-первых, скорость больших колонн невелика. Во-вторых, уж очень много времени занимали погрузка и разгрузка. Досатуйский угольный склад небольшой, нас грузил единственный тракторишко с лопатой. Одна машина грузится, а сотня в ожидании очереди курит. В Нерзаводе же машины разгружались вообще вручную, что тоже сказывалось. Но когда большую колонну разбили на несколько мелких, дело пошло живее.

День шёл за днём. Колёса наматывали километры, гора угля в Нерзаводе росла на глазах. Бывало, что за сутки колонны успевали делать по три ходки. Люди трудились на пределе сил: хроническое недосыпание, ломота спины, синяя от постоянной тряски задница и лютый пронизывающий холод. Холод на улице, холод в кабинах машин, дикий холод в казармах Нерзавода, в которых приходилось ночевать не раздеваясь, в бушлатах и валенках. Холод казался всесильным. Особенно от него доставалось, когда в пути машина отставала и ломалась. Тогда водитель оказывался один на один с неисправным остывающим «Уралом». Тут и выполнение задачи, и даже сама жизнь, оказывались в его руках. Справишься с поломкой, оживишь машину - живи. Не справишься - замёрзнешь. Заметил, что чем быстрее остывает поломавшийся «Урал», тем быстрее работают мозги и действуют обмороженные руки. А какие гениальные инженерные решения приходят в голову! Слава Богу, обошлось без трагедий!

Спасательная операция растянулась на две недели. Обеспечив Нерзавод углём, вернулись домой. Сходили в баню, обслужили технику, поставили её на хранение и уехали на очередные стрельбы. Казалось, точка в истории поставлена. Однако, не прошло и полгода, как из штаба округа приехала комиссия. Комиссию интересовало состояние автомобильной техники. В ходе проверки документов автослужбы товарищи обнаружили, что в январе месяце несколько «Уралов» снимались с хранения и за короткое время прошли по несколько тысяч километров. По закону это можно делать только по приказу командующего округом, а командующий такого приказа не давал. Комиссия начала искать крайнего.

- На каком основании вы снимали машины с хранения? - поинтересовался председатель комиссии у командиров батарей.
- На основании приказа командира полка, - ответили комбаты.
Комиссия обратилась в строевую часть. Приказ, на который ссылались комбаты, нашёлся. Тогда председатель пошёл к командиру.
- На каком основании вы отдали приказ на снятие машин с хранения? - поинтересовался он у подполковника Подмарькова.
- На основании приказа командира дивизии, - уверенно ответил Николай Петрович.
Штаб дивизии был неподалёку, и проверяющий отправился к комдиву.
- На каком основании вы отдали приказ на снятие машин зенитного полка с хранения? - вежливо поинтересовался представитель округа у полковника Иодко.
- Никакого приказа я не давал! - заверил комдив, - командир полка, по-видимому, что-то напутал.
- Как же не давали? Ведь вы на совещании лично ставили задачу! - отвечал ошарашенный Подмарьков.
- Я ставил задачу выделить машины, но не приказывал снимать их с хранения! - отрезал комдив.
- Но ведь в моём полку столько транспортных машин нет, и вам это известно...

Дело закончилось составлением акта о незаконном снятии техники с хранения. Виноватыми назначили командира полка и начальника штаба, подписавших злополучный приказ. Пришлось им заплатить денежку. За что? Да за самовольное израсходование моторесурса машин. То, что эти машины не на личный карман работали, а спасали замёрзающий гарнизон, комиссию не взволновало.

Кривой Рог
15.02.2022

Военно-морской театр имени Дружбы Народов СССР

Знающие люди сравнивают армию с цирком. Военно-морскому флоту, на мой взгляд, в огромной мере присущи черты театра. Судите сами: ежегодные демонстрации боеготовности корабля представителям разного рода штабов очень напоминают хорошо срежессированные спектакли. Длительная подготовка к этому - частые тренировки и учения - репетиции будущего представления. Что касается «труппы», то есть экипажа, то в нем порой встречаются такие «артисты», что любому театру драмы и комедии остается сгореть дотла от нервного курения по углам главного режиссера.
Так, штатный водолаз нашего корабля за второй год службы сумел отсидеть на губе более ста суток. А молодой боцман, чтобы посмотреть уровень растворителя в бочке, посветил в заливное отверстие горящей бумажкой. Правда, из возникшего в форпике пожара тушку придурка вытащил тот самый водолаз, сумевший быстрее всех включиться в ИП-46. Стоит упомянуть и наводчика орудий первой башни, решившего сфотографировать через прицел английский сторожевик, преследовавший наш БПК в Атлантике. Полагаю, британским военморам резко поплохело, когда в их сторону вдруг развернулись пушечные стволы.

Правда, приходят в военно-морской театр не по зову Мельпомены; как правило, на железные подмостки попадают волей военкомата и военно-технической комиссии флота. Из-за этого уже на корабле возникают трудности с определением ампула будущего актера - вдруг выясняется, что в силу его личных качеств ему нельзя доверить не то что роль в массовке, но даже подъем и опускание занавеса - обязательно напортачит.
Одного из таких уникумов мне довелось знать лично. Все звали его Боря - возможно, так переиначили имя Борат. В отличие от героя американского фильма он был простым сельским пареньком, очень добрым и наивным. Первым делом Боря прославился тем, что получив из дома письмо, прошел через весь корабль, плача навзрыд. Из его рассказа на примерно русском языке с трудом удалось понять, что он оплакивал кончину любимой верблюдицы.
Для всех осталось загадкой, как бывший погонщик верблюдов, еле-еле объяснявшийся по-русски, окончил специальную учебку. Однако факт оставался фактом: Борю прислали служить в расчет ЗРК «Оса-М»!!! Необходимо отметить, что в те годы флот только осваивал эту систему, и проходил процесс с большим скрипом. Гражданские инженеры буквально поселились у «рогатых» ракетчиков, а тут Боря, разбиравшийся исключительно в обслуживании «кораблей пустыни». Помыкавшись, командир БЧ-2 перевел несостоявшегося грозу всех летательных аппаратов в «дети подземелья» - в расчет артиллерийского погреба, откуда поступали снаряды к пушкам. Со временем Боря даже стал командиром этого боевого поста и гонял на учениях приписанных к погребу хлебореза и баталёра.

В пьесе «Действие в бою нашего славного корабля», которую мы показывали зрителям из штаба флота, Боре досталась роль со словами. Ближе к финалу, когда в строгом соответствии с замыслом драматургов вражескому самолету удавалось положить бомбу в непосредственной близости, ее осколки пробивали борт, и в артпогребе возникал пожар. В ответ командир поста приводил в действие систему орошения и уводил наверх оставшихся в живых бойцов, предварительно доложив на мостик о выходе погреба из строя. Наша аварийная партия принимала на руки героических «погребных», задраивала люк и устанавливала на нем раздвижной упор, чтобы прекратить поступление воды.

В качестве авторской ремарки поясню: когда на корабль поступала очередная партия молодых матросов, то в лекции о его тактико-техническими данных непременно упоминалось, что БПК проекта 1135 рассчитан на двадцать минут серьезного боя. Сразу следовало пояснение: если перед героической кончиной мы утопим вражескую атомную субмарину, гибель корабля будет оправдана многократно. Поскольку был я юношей начитанным, то при этом пассаже в памяти невольно всплыли поэтические строки:
А самый дерзкий и молодой
Смотрел на солнце над водой.
«Не все ли равно,- сказал он,- где?
Еще спокойней лежать в воде».

Адмиральским ушам простукал рассвет:
«Приказ исполнен. Спасенных нет».

Однако вернемся к нашему спектаклю, который мы с упорством фаталистов доигрывали до конца. Итак, мы намертво раскрепили люк артпогреба, предварительно вытащив героев из службы снабжения и Борю (хотя, как выяснилось позже, гуманный было бы замуровать его там до конца службы).

А теперь представьте себе картину на Главном командном пункте (ГКП). Из боевых частей непрерывно поступают доклады о выходе из строя оружия и механизмов, о тщетных усилиях бойцов аварийных партий предотвратить затопление корабля. Группа штабных театральных критиков уже предвкушает мощный финал нашей «Оптимистической трагедии», катарсис и последующий обед в кают-компании. И тут из динамика «Каштана» раздается гортанный голос Бори:
- Гекепе - погрэб, гекепе - погрэб! В погрэб пожар, в погрэб вода, погрэб пиздэц!
Очевидцы утверждали, что до закрытия занавеса с уст зрителей из ВИП-ложи не сходили улыбки, будто им на суд была представлена не пьеса с трагическим концом, а комедийный фарс.

Со временем командир артиллерийской группы стал утверждать, что сразу уловил мысленный посыл заместителя корабля по политической части: «После швартовки ко мне в каюту! Форма одежды - матросские брюки клапаном назад, в руке кусок мыла!»
Впрочем, это была сцена уже из другого спектакля.

Авторская ремарка. Все-таки правильно в конституции СССР 1977 года был официально закреплен статус русского языка, как средства межнационального общения.