Как штормовало в том году...
За пять дней до Нового Года казалось, что и праздника-то не будет, и елки - самого желанного после стольких месяцев в море - не будет...
Но начальство думает долго, но решает мудро. И вот уже в узком проливчике под Гавдосом, там, где территориальные воды расходятся, оставляя несколько миль нейтральными, построилась новогодняя гирлянда из четырех пароходов борт к борту, и засновали между ними офицеры и мичмана, и собрались в каюте одного из командиров все остальные...
И выпили малую толику - чего уж там таить, и перегрузили почту и елки, и новогодние подарки.
И потом, когда закончилась суета и получено было разрешение «следовать по плану» - поднялись на мостики, и, как и договаривались - одновременно дали «вперед самый малый».
И начали отцепляться от гирлянды крайние - «Желаю счастливого плавания» - «Благодарю за добрые пожелания», а потом разошлись и мы с моим коллегой по бригаде. Ему - на юго-восток, в Тартус, а мне - на запад, под Тунис. Наверное, это было красиво, если смотреть сверху... Только кому?
И вот уже стукнула в правый борт волна, и запел в снастях нордовый ветер...
А потом, уже под Тунисом, накануне праздника, на якоре, к борту подходили пароходы, что были в точке, и вся процедура передачи проходила каждый раз по новой: долгожданные письма из дома, елка, подарки...
А потом справа и слева встали к борту лодки, пришедшие на отдых.
Зеленые подводники, на видевшие света с Северов - ведь если и всплывали, то ночью, почти в цвет своих бледно-голубых «разух», бодренько, согласовав график, по «выстрелам» поползли в баню, мыться.
Лодочных офицеров и мичманов растащили по каютам мои... Как же, после бани, да еще с сауной - «штаны продай, но выпей», Петровский еще завет. Пусть. Ведь кто знает, когда еще помоются вот так, всласть, не экономя каждую каплю воды эти ребята?
К вечеру однако успокоились, расползлись по своим каютам отсыпаться. Завтра - праздник.
И был праздник в прозрачной солнечности средиземноморского зимнего дня, с наряженной на юте елкой и с непременными фотографиями под елкой в трусах.
И был праздничный ужин в столовой, и концерт, придуманный неугомонным группером - механиком, и Дед Мороз, и Снегурочка, и черти.
И поднимался ветер, и стучала якорь-цепь, удерживая и корабль и лодки и слегка тревожно было - не испортит ли новогоднюю ночь шторм, заставив сняться и идти штормовать?
И был накрытый в каюте стол, и командиры-подводники, приглашенные встретить Новый Год.
И подняты были бокалы - ну не из стаканов же пить командирам, и плескался в бокалах в эту прозрачную ночь не спирт, а хоть и не лучший, а коньяк.
«За нее....»
«За них...»
«За тех...»
И - с Новым Годом...
И тянулся неспешный разговор, и вспоминался берег, и те, кто на берегу...
И на счастье «убился» к утру ветер, и можно было спокойно поспать, и дать отдохнуть экипажу...
На следующий день праздник оканчивался, а служба продолжалась.
..........
И так - или почти так новый год был четыре раза...
С наступающим! Здоровья и удачи!

Развал.
Эпизод 3 Оргштатное.

...Он сидел напротив и смотрел как обиженный ребенок - трясущиеся губы, и кажется, вот-вот слезы на глазах...
- Возьмите, пожалуйста, ведь есть же места...

Полтора года назад вид и речь были совсем другие. Тогда нам пришла директива - сформировать на базе бригады «ремкоманду».
В целях ремонта зданий и помещений, закрепленных за управлением, кажется, так было в этой директиве сформулировано.
И под это самое дело в ту же команду передавались из других воинских частей автокран, бульдозер, трактор «Беларусь» с навесным оборудованием...
Тогда он не просил - требовал отдать для комплектации своей команды именно тех матросов, которые ему нужны, определенной специальности и определенного срока службы. И ни полшага вправо или влево, и, главное, что требования эти постоянно подтверждались довольно истеричными звонками из «вышележащих» штабов... Как всегда, с пророчеством мрачного будущего меня лично и всех окружающих.
Впрочем, больше, после комплектации этой команды и отправки ее для квартирования на щитовую станцию, про них всех за повседневщиной совсем забылось.
Командовали ими непосредственно из Управления, и что они там делали, нас не интересовало. Единственно, помянули как-то на совещании, что, мол, команда есть, и техника есть, а вот штаб и все прочее - опять своими силами, через твою мать и корабельную краску в порядке содержим. Да и пристроить к штабу пару помещений не мешает... Ну и заменяли пару раз провинившихся воинов - опять же под завывания в телефонной трубке о срыве важнейших задач флота...
И вот сейчас, когда все матросы этой команды оказались уволены, отслужили свое, все, по домам, пришла директива о сокращении этого штатного подразделения.
- Ну так и что, почему расформировали-то вас?
- А как же... Дачи построили - вот и расформировали...
- Дачи?
Сказать по правде, эти слова меня удивили. Еще бы. Выслушать по телефону столько теплых слов о том, что задержкой в комплектовании команды я срываю планы флота в ремонте ОКП и строительстве каких-то там объектов для выполнения тылом планов по обеспечению флота... Дачи.
- А вы что, по Фиолентовскому шоссе не ездили никогда?
- Езжу.
- Ну так посмотрите, там дачки-близнецы в аккурат напротив створного знака... Вот их мы и строили. А теперь, когда построили, не нужны стали... Вот и сократили. А я теперь куда? Пошел проситься к тем, для кого работал. Говорят, мест нет. А у меня ни выслуги, ни льгот. Куда я на гражданке? Возьмите, пожалуйста, ведь есть же места...
Да уж, конечно. В «золотой» бригаде, единственной, где корабли еще ходят в море - в том числе и Средиземку, и - что греха таить - зарабатывают неплохо. Каждое место на учете.
Взять? Мату будет... Еще бы, его «с глаз долой, из сердца вон», чтоб и памяти не осталось. А он в нашей бригаде нарисуется...
А пофигу. Жалко мужика. Кинули его. А мне за то, что взял - ну одной шишкой больше. Пофигу.
А заодно и похихикаем внутри себя, когда он будет глазами в аккурат с теми, кто его кинул встречаться. Приятнейшее зрелище...
- Ладно. Иди к командиру «NN». Если он возьмет - возьму.
- Спасибо большое!
Убежал.
Вот и еще одним мичманом больше....

-------------------------
Щитовая станция - обособленное подразделение, занимающееся подготовкой щитов-мишеней для корабельных артиллерийских и ракетных стрельб.

Развал.
Эпизод 2 Навал.

...Он молчал и тупо смотрел в палубу. Добиться какого-то вменяемого слова от него было невозможно...
- Списать. На паром - и в Севастополь. Завтра же.

Долги отдают по-разному. А уж в эпоху всеобщего бартера и государствам пришлось кое-как рассчитываться тем, «чем богаты». Болгария оказалась «богатой» судоремонтной базой - их Министерство Обороны отдавало миллионные долги нашему именно ремонтом и докованием наших судов.
Экипаж не пришлось мучительно долго комплектовать, наоборот, от желающих не было отбоя - еще бы, кроме валютной оплаты за полтора месяца дока получить просто так четыреста баксов - за десять дней выведенного камбуза - якобы на питание вне корабля - желающих нашлось немало. Отбирали придирчиво, и в основном, из первых появившихся на бригаде контрактников... Что и говорить, надежды на них, как специалистов, было больше, чем на матросов-срочников, не ходивших в море и единого разу.

Варненский канал - место хоть и несложное, но весьма стесненное. Но «под лоцманом» - какие, в сущности, проблемы? Хоть и подпирает сзади паром Одесса - Варна, идущий по расписанию еще дальше по каналу на паромный терминал, но дойти и привязаться время есть.
А вот и стенка заводская, становиться - вторым корпусом, то есть с отдачей якоря, и разворотом на сто восемьдесят, носом на выход...
На мосту спокойно, лоцман по-русски не хуже нас...
- Командир, обе - стоп, руль - лево пятнадцать. Левый якорь - к отдаче приготовить.
Телеграф оттрещал, стихло пыханье главных... покатились медленно в сторону стоящего у заводской стенки «аэсэсного» бывшего лесовоза...
- Левая машина - назад малый.
Секунда трещания телеграфа, и...
- Левая не отрабатывает!
- Обе назад малый!
Надвигается борт «аэсэсника».
- Машины не отрабатывают!
И почти сразу крик старпома:
- Отдать левый! На клюз - пятьдесят!
- Корабль не слушается руля, медленно идет вперед!
К телеграфу - и обеим машинам - дважды назад «Самый полный», и - оставить так...
- На клюз - семьдесят пять!
- ГКП - бак - расстояние до борта - пять метров!
- Кранцы - за борт!
- Отдать правый!
Прогрохотала якорь-цепь... поздно...
Нет ничего противнее скрипа железа, когда четыре тысячи тонн неторопливо вламываются в борт пяти тысячам... и скрип, и скрежет, и звон высаженного иллюминаторного стекла, и секундная тишина, когда пароход, вломившись в борт «лесовоза» и погасив инерцию, замер.
И сразу за этим - снова скрип и грохот железа, теперь уже выдираемого с натугой из борта...
И почему-то запомнившийся, мечущийся по палубе механик...
- Корабль остановился!
Слава богу. Есть несколько минут, чтобы перевести дух и разобраться с машиной.
Хотя нет.
Сзади - паром. И эффект присасывания никто не отменял...

Когда наконец привязались, механик, захлебываясь от злобы, «приволок» на мост вахтенного компрессорщика, и все объяснилось сразу.
Тот просто ушел с вахты, чтоб поглядеть на окружающий пейзаж.
Просто ушел. А что тут такого? Он же не сопливый срочник, а вполне себе контрактник. И что, что тревога, и что швартовка... Он же все знает.
Знает.
Только не хватило воздуха для запуска главного - вот и все....
...
- Списать...

Развал.
Эпизод «N»

...Ему просто подарили нож...
Он только вернулся с шестимесячной боевой - это была первая ночь на берегу и первое утро.
Он завтракал и улыбался слегка внутри себя тому, что все хорошо, что он дома, что вот они рядом - жена и дочка, и боевая кончилась, когда в дверь позвонили.
Прилично, нет даже очень прилично одетый молодой человек вежливо попросил его ненадолго проехать с ним. «Тут недалеко» - как он выразился.
На возражения, что, мол, надо одеться, и что, мол, куда ехать - ему на службу надо - также мягко и вежливо ему было предложено пальто, длинное, ниже колен, из дорогого (так почему-то сразу выскочило в голове) кашемира. Предложено оно было еще более вежливым молодым человеком, как-то вдруг «нарисовавшимся» за спиной первого.
Видимо, ехать действительно надо было.
Он крикнул назад, в квартиру жене, «Я сейчас, на полчасика» - и как был - в футболке, тренировочных штанах и домашних тапочках - шагнул за порог. И захлопнул за собой дверь в квартиру.
Первый молодой человек слегка усмехнулся.
- Да вы не переживайте. Все нормально.
Ехать действительно оказалось недалеко.
Хозяин квартиры, куда его привели, радушно предложил кофе.
Разговор оказался совсем не о том, чего он ожидал.
- Тебе предлагали отдать половину запаса моторного масла, когда ты менялся на боевой?
- Да, предлагали.
- И оплату?
- И оплату.
- А что не согласился? Идейный? Денег много?
- ...Не знаю. Не согласился - и все.
- Все. А люди чуть убытки не понесли. ... А другие люди из-за этого двигатель чуть не погубили. Разборки всякие начались. Оно тебе надо?
- Нет.
- И нам нет. Так что в следующий раз думай лучше. У тебя жена красивая, молодая. Дочка. Вот, возьми на память, чтоб в следующий раз лучше думал. Не о родине, а о жене и дочке.
Хозяин квартиры протянул ему нож.
...
Нож лежал на моем столе - хищный «самопал»-складень, с узким и длинным лезвием.
А напротив сидел командир корабля. Не один раз водивший свой корабль на боевую. И вокруг Европы. И на Дахлак.
- Я написал рапорт на увольнение. Никому об этом случае рассказывать не собираюсь - кроме вас. Прошу только - поддержите рапорт. Двадцать календарей у меня есть. Диплом штурмана дальнего плавания. Пойду в море. Но гражданским. Здесь - все.
Что я мог ему сказать? Но он в общем-то и не ждал ответа.
Он встал, слегка сгорбившись, будто принятое решение навалилось неподъемной тяжестью, взял со стола нож, сунул в карман, надел фуражку.
- Разрешите идти?
- Иди.
Вскоре он уволился и уехал из города и страны.

Давно хотелось изложить свои наблюдения по поводу военного обучения.
Вернее, одного из аспектов его - сдачи экзаменов в военных учебных заведениях.
А еще точнее, об одном маааааленьком нюансе сдачи экзаменов: о шпаргалках.
Сразу же хочу заметить, что на мой посвященный (а за плечами, слава богу, 18 лет учебы) взгляд, шпаргалка - дело очень нужное. Начал я писать шпаргалки по всем предметам по настоянию отца (гм-м-м... директора школы, на всякий случай. Хоть и рабочей молодежи). Он справедливо считал, что написание шпаргалок дисциплинизирует знания по тому или иному вопросу, заставляя изложить их кратко и доходчиво.
Так что писал я шпаргалки с восьмого класса, правда, ими не пользовался. До самого... - впрочем, об этом попозже.
После поступления в училище мы все, счастливые обладатели новеньких и не обмятых роб, очень скоро познакомились с училищным фольклором, среди которого и повествование о печально известном предшественнике, который к моменту поступления нашего уже должен был учиться то ли на втором, то ли на третьем курсе, но однако в настоящий момент полировал подошвами палубу какого-то из славных черноморских крейсеров.
Суть события заключалась в том, что, будучи принятым в курсанты со сверхсрочной, главстаршина этот, ну назовем его Шиловым, к примеру, имел в резерве неистребимое желание открывать учебник или там конспект как можно реже, и в то же время определенные служебные контакты, которыми не обладали лопоухие бывшие десятиклассники.
Все вышесказанное привело к тому, что перед экзаменами появилась в ротной баталерке, которой Шилов и заведовал, вполне себе работоспособная радиостанция Р-105. Вопрос, как пристроить под необъятной голландкой транзисторный приемник с перемотанными под диапазон УКВ входными контурами, да капсюль ДЭМШ (дистанционный электрический микрофон шлемофона, может работать как тихий и скверный динамик - КБ) под ремешок часов, как вы понимаете, после доставки в роту радиостанции решался вообще легко.
Но как говорится, на всякий вес... Не стоило, конечно, указанным изобретателям забывать, что город, в котором мы учились, не зря носил гордое имя главной базы флота, а флот, как известно, не только корабли.
Короче говоря, где-то на пятой-шестой минуте от начала работы в эфире дежурному по училищу поступил звонок, и звонивший подробно рассказал, какой билет и какому курсанту диктуют.
Радостный (или огорченный - тут уж как прикажете) командир роты, влетевший в смежную аудиторию, из которой и шла передача, еще успел услышать конец фразы, звучавший примерно как:
- Шилов, мудак, рисуй вектор, вектор - это линия со стрелкой на конце...
Прервал процесс словами в вырванный из рук «радиста» микрофон, вошедшими впоследствии в анналы помянутого выше училищного фольклора:
- Шилов, Шилов, прием! Пиздец тебе, Шилов...!
Впрочем, пытливую курсантскую мысль остановить было нельзя. Не зря, как говаривал наш преподаватель дисциплины «Динамика полета», «Курсанты ЧВВМУ отличаются от всех прочих курсантов своей необычайной хитрожопостью». Вполне может быть, что это было преувеличением, и если так можно выразиться, некоей завуалированной похвалой.... Может быть.
Рассматривая достижения военно-морской мысли, не будем, пожалуй, останавливаться подробно на хитроумных системах прокладки под паркетом телефонных кабелей, выведении их на поверхность паркета в виде таких себе незаметных гвоздиков и специально подготовляемых ботинок непременно сорок последнего размера, чтоб подходили всем без исключения. Ботинки эти подбивались сплошным по всей подошве и каблуке подбоем из жести, к которой паялись провода, тянущиеся через брюки, голландку, прямо к ремешку часов, на котором опять же крепился пресловутый ДЭМШ. С этой напастью преподаватели научились бороться довольно быстро, приспособившись первым же делом после приема доклада о готовности класса к экзамену - собственноручно переставлять столы для подготовки, разворачивая их на девяносто градусов и «сдвигая по фазе» - то есть, перемещая от тщательно рассчитанных мест «приема информации».
Остановимся лишь на еще одном способе, который - насколько мне известно, так и не был раскрыт - по крайней мере, пока мы учились.
Прежде чем приступить к его описанию, я хочу с гордостью заметить, что прообраз мобильного телефона был создан именно тогда и именно в ЧВВМУ. Впрочем, если у кого есть желание оспорить, бога ради. Я пререкаться не буду в связи с тем, что стар и ленив.
Так вот. В аудитории, в которой завтра планировался экзамен, под плинтусом монтировался контур: несколько витков тонкого медного провода. Концы этого провода выводились с соблюдением мер маскировки в соседнюю аудиторию, где подключались к низкочастотному выходу усилителя от киноаппарата. Микрофон, соответственно, к входу. Разве это не прообраз «соты»?
Далее - к любому (желательно самому маленькому) из имеющихся в наличии транзисторных приемников присоединялась дополнительная ферритовая антенна с намотанной на нее катушкой, и на выходе - как всегда, ДЭМШ.
Естественно, что никакие радиоволны на просторы эфира не выходили, а вот вооруженный таким образом соискатель знаний, находясь внутри контура («соты, блин»!!), нормально получал информацию. Кстати, на сайте есть люди, лично пользовавшиеся таким устройством (гнусно улыбаясь, наябедничал кот).
Перейдя плавно от всякого рода технических ухищрений, отмечу только, что кроме описанных технических способов передачи информации существовали на равных правах и традиционные - на бумажных носителях.
Не буду заострять внимание на обычных «гармошках», приведенных к единому стандарту формата, помяну лишь еще три, а именно:
«Медведь». Этот тип шпаргалок использовался в науках, где знания сложно было уложить в сухие формулы и выводы. Суть «медведя» состояла в том, что шпаргалки писались на полноформатных листах, как правило, помеченных штампами. Добывались эти листы перед экзаменом всеми возможными неправедными путями. "Медведь" затем складывался пополам и крепился под «гюйсом» (форменным воротником) обычной скрепкой у очередного заходящего на экзамен. Чтобы добыть «медведя», достаточно было протянуть руку под гюйс вновь зашедшего товарища и получить полный ответ на билет.
«Линейка». В письменных столах, за которыми сидели готовящиеся, на тонких резинках к дальней стенке крепилась деревянная линейка, снизу которой кнопками прикреплялись шпаргалки. Готовящемуся достаточно было вытянуть линейку на себя, отсчитать нужный билет и откнопив его, приступить к подготовке. Отпущенная линейка на резинке возвращалась на свое место. Кстати, будучи достаточно незаметной, подобная линейка не обнаруживалась даже при предварительном осмотре.
«Чужой билет». Взявши билет, озвучивался не его истинный номер, а тот, который был выучен заранее. На этот самый выученный билет и производился ответ. Следующий заходящий называл номер «вытянутого» билета, и так далее - до полной сдачи.
Всю информацию из аудитории в коридор передавал, как правило, дежурный по классу, которому вменялось то тряпку помыть, то за водой сходить... А то просто покурить выйти.
Общий смысл процесса сдачи экзаменов в нашем училище отразил как-то доцент кафедры математики Нерсцесов, задумчиво перекуривающий в обществе старшекурсников, в то время как со сдающими боролись другие члены приемной комиссии: «Чувствую, что нае...ают, но как - понять не могу».
В заключение отмечу, что шпаргалки писались неукоснительно весь период обучения и по всем предметам, включая узкоспециальные.
То есть - если кто не понял - порою в шпаргалках бывали изложены сведения, как бы помягче сказать, не совсем предназначенные для открытой информации. Скорее даже наоборот. Хотя впрочем, стоит отметить, что постольку-поскольку случаев разглашения военной тайны через шпаргалки во время нашего обучения зафиксировано не было, то видимо, фактом остается то, что создаваемая для уничтожения отработанного материала, так сказать, «комиссия» проколов в своей работе не допускала. Другой вопрос, что как-то пропала в нашем училище секретчица (вольнонаемная) - ну тут не нашего ума дело. Говорят, потом она где-то на Бруклине кабачок открыла, но все это (исключая факт пропажи) конечно, досужие домыслы и сказки... хочешь - верь, хочешь - как хочешь.
Так вот, постепенно совершенствуясь в процессе сдачи своих удовлетворительных знаний на хорошо и отлично, мы закончили славную нашу систему и пошли служить кто куда, сопровождаемые напутствием преподавателя кафедры морпрактики: «И помните, что слово «интеграл» вы будете вспоминать только при виде собственного торчащего х...я на боевой службе».
Так, в общем-то, и случилось, и даже обучение на классах не привнесло никаких новшеств в отработанную еще в училище систему подготовки шпаргалок на всю группу с последующим их уничтожением. Впрочем, следует, наверное, заметить, что кое-что новое заключалось в тщательной подготовки схем, по которым мы «раскрывали заданный вопрос» - на них очень тонко отточенным твердым карандашом писалась порою вся необходимая информация. Преподавателю со своего места ее видно не было, а вот слушатель, находясь в непосредственной близи и слегка напрягая зрение, вполне мог прочитать написанное. Но это так, к слову.
По-серьезному шпаргалками занимались и при поступлении в академию.
Служба на флоте не весьма способствует повторению и освоению премудростей высшей математики, как и было сказано в помянутом напутствии. Впрочем, английского языка тоже. Это все к тому, что при поступлении кроме спецдисциплин нужно было сдавать именно высшую математику и английский.
Так как командиры отличаются в вопросе забвения этих предметов в процессе службы особенно ярко, то для того, чтобы мы (командиры то есть) хотя бы вспомнили некоторые основы предполагаемого к сдаче предмета, организовывались для нас так сказать ускоренные курсы подготовки. Все поступающие на командный факультет вызывались в академию на месяц раньше вступительных экзаменов, и весь этот месяц читали нам лекции - и по высшей математике и по другим предметам, пытаясь слегка расшевелить застоявшееся серое вещество.
Хотя и относились к нам преподаватели с известной долей юмора: «У командиров математику легко принимать - они ее как стихи рассказывают, и дополнительные вопросы задавать бесполезно» - но, тем не менее, считалось, что на кафедру высшей математики и иностранного языка влияния командование академии особого оказать не может, так что сдавать надо опираясь на собственные силы.
Данный факт нашел свое полное подтверждение при сдаче нашей «черноморской» группой английского - когда один из будущих блестящих командиров соединения подводных лодок, находясь в состоянии дикого бодуна (ему накануне передали с флота малую пятилитровую канистрочку шила), попытался убедить преподавательницу, дыша не нее далеко не амброзией, что ему крайне тяжело все это переносить, и надо бы поставить ему тройку, хотя бы за то, что он, героически отклеив голову от подушки, вообще пришел на этот гребаный экзамен. Уговоры возымели действие прямо противоположное, и офицер помянутый на следующий вечер отправился назад на флот.
Так как он был «над чертой» - было такое выражение для поступающих, то есть флот считал, что он должен поступить - то случай данный слыл неординарным, и вследствие его появился в нашей группе офицер, который поступал вообще-то на заочный. Кроме того, с того же экзамена вспоминается, что еще один из будущих адмиралов на вопрос преподавателя рассказать что-то там про «Рэд сквеа» в Москве, сначала долго рассматривал вопрошавшую и дулся, а потом на чистом русском выдал, что «Никаких красных скверов в Москве он не знает»... Впрочем, ему-то тройку натянули.
С математикой же было и сложнее и проще. Шпаргалки - святое дело - были написаны коллективным творчеством по единому стандарту. Ну и каждый писал что- то для себя.
Лично мне никак не ложились в голову дифференциальные уравнения первого и второго порядка. Наотрез. Пришлось, не долго думая, купить две одинаковые шариковые ручки, и на их гранях изложить иголкой все, что не умещалось в голове. Надо ли добавлять, что на экзамене мне достался вопрос именно по этим уравнениям - и ручка, конечно же, пригодилась в полной мере. Преподаватели, обозрев все написанное мною на доске, вполне удовлетворились или сделали вид, что удовлетворились, и приказали все стирать и идти решать интеграл.
Решать интегралы я не умел еще с училища.
Но этот вопрос тоже был предусмотрен коллективным творчеством масс.
Кажется мне, по памяти, что решение несколько нетривиальное предложил один из будущих создателей флота «нэзалэжной».
Суть его была проста как дважды два. Был найден и нанят за умеренную плату какой-то молодой кандидат физико-математических наук. Он был подстрижен под военного, переодет в форму, по чьему-то пропуску проведен на территорию академии и посажен в соседнюю аудиторию, где мирно сидел и решал задаваемые нам задачки.
Так что притащили мне на где-то двадцатой минуте решение, которое я с радостью сдал комиссии, закончив таким образом, близкое общение с математикой до конца жизни.
Так мы и поступили в «альма матер».
Процесс обучения в академии принципиально от прочих учебных процессов не отличался. То есть - с первого же семестра был выработан единый «стандарт» шпаргалок, который и существовал до выпуска. Сложность, если можно так выразиться, существовала лишь в том, что количество шпаргалок приходилось удваивать, а то и утраивать, так как в академии не существовало билетов в обычном понимании слова, а на экзамен выдавался лишь список вопросов. Так что приходилось писать шпаргалку на каждый отдельный вопрос.
Те, кто кроме «общественных» шпаргалок писали еще и «индивидуальные», вынуждены были кроме самих шпаргалок писать еще и «путеводитель» к ним, и отрабатывать систему поиска нужного вопроса среди указанного подсобного материала.
Резюмируя вышесказанное, хочу отметить, что замечание, сделанное как-то Покровским: «Флотом командуют троечники» полностью соответствует истине.