Пей твою мать!

По окончании отпуска, из Союза в Германию мы всегда везли одни и те же продукты - русскую, вернее советскую водку, вкусную копченую советскую колбасу и растворимый кофе. Не то, чтобы этого здесь в Германии нельзя было купить, а просто из-за того, что это наше, родное, и хоть немного, - но «покайфуем».
Семья осталась на лето в Союзе, а я, приехав домой улёгся отдыхать. Сосед по квартире у нас был заместитель командира бригады по вооружению полковник Степаненко (две комнаты у нас, одна у него, - его семья жила в Мальвинкеле, т.к. он ранее там служил), а поскольку был он большой «нелюбитель» выпить, то вечером, естественно, ожидалась «дегустация» привезённой мною водки.
Привёз в тот раз, я ещё и магнитофон «Весна-211» с колонками и целую кучу новых записей, включая Аллу Пугачёву с её «Ленинградом», «Старинными часами» и т.д.
Степаненко появился где-то после десяти вечера, - но его такие вещи не пугали. И хотя к этому времени, мною нажаренная картошка уже остыла, пока сервировали стол, - всё уже было «на мази». Разлили по первой, по второй и далее.
Тем временем, новые песни Пугачёвой полковнику Степаненко нравились всё больше и больше, и громкость магнитофона после каждой выпитой рюмки увеличивалась в геометрической прогрессии.
Около двух-трёх ночи, наш служебный телефон начал беспрестанно звонить. Дежурный по части, поднятый возмущёнными звонками жителей военного городка, о «беспределе» в квартире К., требовал от меня прекращения этого «праздника». Но полковник Степаненко пару раз, в ответ, рявкнул что-то нечленораздельное в трубку и таким образом, прекратил «мучения» дежурного по части и нашего телефона.
Начало светать. Пугачёва по-прежнему пела, вернее орала свои новые песни в это раннее немецкое утро в окне нашего четвертого этажа.
Вдруг на улице услышали визг тормозов. Выглянув в окно, я увидел патруль бригады в полном составе, спрыгивающий с ГАЗ- 66. Возглавлял его командир батареи управления в звании «капитан». Через пару минут, они были у нас в квартире. Я чувствовал себя спокойно, с интересом наблюдая, - что будет дальше?
Полковник Степаненко, молча, еле поднимая голову, выслушал капитана, перевёл взгляд на меня и тихо скомандовал: «Наливай!». Налил. Он, кивая на посуду с водкой, командует начальнику патруля: «Пей!». Тот: «Не буду». Степаненко: «Пей, ... твою мать!»
Куда деваться, и выпил. И ещё раз. Степаненко спрашивает у начальника патруля, какие вопросы имеются? Тот: «Никак нет, товарищ полковник. Разрешите идти?»
Больше нас не беспокоили.

Учитель

Ергунусов сначала очень боялся машины, водить почти не умел. «Товарищ лейтенант, я до армии даже на велосипеде не ездил, только пешком ходил, не хочу быть механиком-водителем, переведите меня в ремвзвод, пожалуйста!!!». Оказалось, что он и в учебке старался косить от занятий по вождению (хотя в устройстве ПТС-М что-то соображал), сказывались гуманитарные наклонности и полтора курса пединститута. О ремвзводе речи и быть не могло, поэтому запустили проверенный военный механизм «не можешь - научим, не хочешь - заставим». Непрост и тернист был путь к олицетворению советской военной угрозы, не обошлось без суровых мер, но за год он научился водить на суше и воде сначала кое-как, потом правильно, а потом и быстро. Окончательное перерождение произошло, наверное, на осеннем полевом выходе, когда я пригрозил, что сегодня в ВС СССР появится или еще один нормальный механик-водитель, или утопленник. Ергунусов под моим надзором пересек Эльбу раз двадцать, к вечеру даже выход из воды у него стал получаться вполне прилично. Он вылез из люка, сбил шлемофон на затылок и, наверное, впервые за год улыбнулся во все тридцать два зуба.
Оставшиеся полгода он служил командиром отделения и был одним из лучших сержантов и инструкторов по вождению плавающего транспортера. Мне самому впору было поучиться у него терпению и спокойствию. Даже самые деревянные сыны Памира не могли вывести его из равновесия. Ни на пятом, ни на десятом повторе объяснения дело не доходило до ругательств, а тем более до ударов шлемофоном по башке. Может быть, пединститут был тому причиной, а может - природный дар Учителя.

Квас

На улице было +35. День в машине без кондиционера изрядно вымотал. Хотелось одним глотком опорожнить пивную бутылку или домашнего, остро бьющего в нос домашнего кваса. Такие мысли роились в голове, пока загонял машину во двор.
Увидев отца, к Сереже кинулась пятилетняя дочка с литровой банкой в руках.
- Попробуй, папа... это квас. Я сама делала.
Жидкость в банке напоминала разведенную в бензине пыль грузинских дорог, щедро сдобренную мочой дикого осла. Рисковать, даже после дня на жаре, совершенно не хотелось. Но детские глаза так преданно смотрели, что обидеть отказом отец не решился. Взяв в руку банку, выдохнул в сторону. Чем чёрт не шутит. Ребенок смотрел с восторгом! Еще раз выдохнул и сделал первый большой глоток. Ротовая полость наполнилась ароматом чего-то вонючего, не подлежащего идентификации, на зубах осел песок. Глаза потихоньку вылезали. И бодрость, невиданная бодрость, почище чем от Орбита "Зимняя свежесть". Глаза ребенка светились сочувствием.
- Пап, ты дурак? Я же пошутила. Откуда у меня квас?
Сережа изобразил пульверизатор. И промыл рот из лейки. Черт пошутил удачно.

Проклятый номер

Был у меня во взводе управления батареи бортовой автомобиль ГАЗ-66 с номером N 21-06. И был он, какой-то очень несчастливый.
Техник батареи прапорщик Анисимов, - только не плакал, так машина «доставала» его. То зажигание барахлит, то сцепление, то ещё что-то. То сзади её другая машина ударит, то тормоза в самый неподходящий момент откажут. Да и мне пару раз от начальства досталось. Короче - беда!
С технарями, особенно с прапорщиками на складах, я познакомился быстро, а так как наша родная советская техника требовала постоянной «подпитки» в запчастях, то и для ускорения «процесса» их выдачи (запчастей), я с ними прямо на складе, частенько выпивал по сто грамм.
Один раз, в такой «момент», начальник автомобильного склада и говорит мне: «Слушай, у меня такая же история была, советую поменять номер на машине». И достаёт мне новые номера «21-10». Я сначала засмеялся, а потом думаю - что, я теряю?
Короче, поменяли номер, и с тех пор, на удивление всем, нашу машину кроме как ласточкой (за свой ангельский нрав), - не называли.
Вот и думай теперь...

Кто кого?

Летом 1980 года, я, во главе сводной артиллерийской батареи в 100 солдат (коробка 10 на 10), стоял на площади Наций в центре Потсдама на открытии совместных учений Варшавского договора «Братство по оружию-80». Справа-слева нас, стояли такие же сводные роты-батареи армий ГДР, Польши, Чехословакии и Болгарии.
Ещё до начала этого мероприятия, когда мы выдвигались в пешем порядке к площади, я с удивлением для себя, отметил великолепную строевую выучку немецких солдат. Их сводная рота шла впереди нас. Немецкие командиры шли впереди строя, не обращая внимания ни на что. А весь личный состав их роты, построенной в колонну по три и растянувшейся по этой причине метров на 35-40, - двигался с удивительной синхронностью шага, от первой до последней шеренги. Было на что посмотреть!
Руководство ГДР, совместно с другими лидерами стран и военным командованием Варшавского договора, на трибуне в течение часа «толкали» речи. После этого, войска прошли перед ними торжественным маршем и разошлись по своим местам.
Это были цветочки, - а «ягодки», т.е. учения с боевой стрельбой на нескольких полигонах Германии (с востока на запад), были впереди. Но речь здесь пойдёт о другом.
То, что наши, советские войска были более приспособлены ко всем военным условиям жизни и боевой работы, чем «наши собратья по оружию» - я это знал. Так, во время наших многочисленных совместных учений, мы постоянно наблюдали, к примеру, как немцы замерзали летними ночами без бушлатов и бегали ради «сугрева» вокруг своих орудий - наши бойцы таких «проколов» не допускали, т.к. и зимой, и летом, солдатские бушлаты были всегда рядом. То же, происходило и с «доппайком» - наши всегда и везде, умудрялись развести небольшой костерок и приготовить себе горячее (или как минимум - разогреть банку тушёнки).
По окончании учений на Магдебургском полигоне, войска Варшавского договора построили в районе вышки Чуйкова. Снова были речи с раздачей ценных подарков (мне не досталось). Но перед закрытием этого «митинга», высшее командование в лице Командующего Варшавским договором маршалом Куликовым, обратилось ко всем присутствующим, «поболеть» за двумя соревнующимся противотанковыми артиллерийскими батареями 100 мм пушек МТ-12 армий СССР и ГДР, - на скорость и точность открытия реального огня боевым снарядом, после совершения марша в 500 метров.
Пока соответствующие командиры проверяли их готовность, войска расселись на стороне вышки обращённой к «будущему театру соревнований». Сигаретный дым от тысяч сигарет, начал клубиться над вышкой Чуйкова (немцы постоянно «стреляли» у нас «Приму», в обмен на свои «чахлые», типа «Кабинет» сигареты).
Местность перед нами, на глубину 4-5 километров просматривалась идеально, и поэтому всё происходящее в дальнейшем, мы видели до мельчайших подробностей.
По сигналу старшего руководителя, сиё «действие» началось. Немцы и наши попрыгали в тягачи МТЛБ и полетели вперёд на рубеж открытия огня. И вот тут началось самое интересное. Немцы, как и написано в «Руководстве по боевой работе огневых подразделений», делали всё по науке и по разделениям - когда подъехали к огневой позиции - «Стой», «Слезай», «Расцепляй» и т. д.
У наших артиллеристов - всё было по-другому. Во время занятия огневой позиции, не останавливаясь, с тягачей полетело всё имущество - от лопат и укрывочного брезента, до ящиков с ЗИП (это всё имущество, во время стрельбы должно быть уложено возле орудия на своём штатном месте). И когда немцы только-только успели отцепить орудия от тягачей, - уже все шесть советских орудий МТ-12 были уже заряжены боевыми боеприпасами. И ещё через несколько секунд, с целями всё было покончено.
К этому времени, немцы не успели сделать ни одного выстрела. Интернациональный хохот тысяч солдатских глоток был такой, что всё вороны и птицы сзади расположенного леса, взмыли в воздух. Да и все генералы на вышке, тоже хохотали - ну и русские!