Кумжа

Если что то заметил, присмотрись: шевелится - отдай честь, не шевелится - красить!
(Одна из флотских истин)

Мероприятие, о котором пойдет речь, имело место всегда, везде, и в любых вооруженных силах всех времен и народов. Конечно, со временем оно сильно видоизменилось. И если Александр Невский, проверяя наточенность меча у дружинника, имел понятие о чем идет речь, то согласитесь, авиатор, инспектирующий подводную лодку, вызывает некоторое недоумение. Невольно вспоминается случай, когда в наше училище приехал проверяющий. Генерал армии, танкист, заслуженнейший офицер, с первого до последнего дня прошедший Великую Отечественную, гулял со свитой по училищу. Состояние классов, аудиторий, технической базы ему понравилось, он остался очень доволен. Особенно чистотой и порядком. Под занавес его завели в музей училища, рассказать о истории и выпускниках. Там, рассматривая модели атомоходов, генерал очень разволновался. Его занимал всего один вопрос. А ну как в море враг на лодку на абордаж полезет? Чем отбиваться будете? То, что корабль мгновенно погрузится, бывалого вояку не устраивало. Привыкший бросать танковые клинья в прорыв, генерал бегства с поля боя не признавал. Ни на какие доводы не реагировал, и под конец в сердцах посоветовал установить на лодке хотя бы КПВТ. Начальник училища, вице-адмирал, член-корреспондент Академии наук, написавший десятки книг по ядерной физике, попал в затруднение. Он понятия не имел, что такое КПВТ. После недолгого замешательства адмирал увел разговор в сторону. Невзначай напомнив о банкете, адмирал сослался на проектные организации: это их дело, мы только готовим подводников, но соображения генерала он обязательно сообщит куда следует. С таким решением генерал смирился и убыл на банкет. Окольными путями у адъютанта военноначальника попытались узнать, что же это за штука такая - КПВТ? Удивлению того не было предела. Чтобы офицеры в таких высоких чинах и не знали элементарного? Да ведь КПВТ - это крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый! Реакцию ветеранов-подводников опустим...
Вернемся к теме. Мероприятие под чудным названием «Кумжа» - несколько иное. Больше показ товара лицом, чем отчет о проделанном. Но все равно интересно. Раз в год весной, как правило, в Западной Лице на уровне министерства Обороны проводят смотрины. К пирсам со всего Северного флота сгоняют лодки всех возможных проектов. От атомоходов до дизелюх. По одной из серии. Надводников готовят в Североморске. В назначенную дату самолеты выбрасывают на Кольскую землю десант из выпускников академии Генштаба. Заплесневевшим в кабинетах офицерам за трое суток предстоит познакомиться с флотом хотя бы в общих чертах. Чтобы, доросши до маршальских звезд, иметь понятие, кого посылаешь в бой. У большинства выпускников знакомство с кораблями до этого ограничивалось телевизором и рассказами друзей. Теперь же, кто с детским восторгом, кто с генеральским апломбом они устремляются на показуху. Железные игрушки посмотреть, да пользуясь флотским гостеприимством пропустить стопарик-другой.
Для подводников среднего звена «Кумжа» - дело хлопотное, для командования - прибыльное. Больших погонов на «Кумже» шастает много. Показать свой корабль в наивыгоднейшем свете- прямая дорога наверх. Пусть заметят и запомнят. Вот тут- то командование из штанов и выпрыгивает, кто на что горазд.
Драили корабль суток трое без передыха. Беспрецедентно. До кругов в глазах. Весь экипаж вымыли, постригли, переодели в новое РБ, пришили белые больничные воротнички и осмотрели вплоть до ушей. Выкрасили и почистили все, на что может упасть взгляд. Вечером, осматривая РПК в последний раз, командир приметил недостаточно приемлемую покраску рубочного люка и люков 1 и 10 отсеков. Возражений, что краска к утру не высохнет, командир не принял. Постановил: красить и точка! Загнанный экипаж бросился устранять замечание, удовлетворенный обходом командир - спать.
Подъем произвели на час раньше. Спешно позавтракали. Две трети экипажа усадили в автобус и от греха подальше увезли в поселок. Чтобы не отсвечивали. Пусть погуляют и не путаются под ногами. На борту осталась инициативная команда по встрече, состоящая из группы «К», вахты, командиров отсеков и, естественно, службы снабжения.
В девять утра показуха началась. Экскурсантов было много, и шли они в три потока. Группы вели оба старпома и помощник. Первая компания состояла преимущественно из космонавтов, и вел их большой старпом. Спустившись через рубочный люк в ЦП, поглазев на приборы и в перископ, поцокав языком, выпускники шли в первый отсек рассматривать торпеды. Насмотревшись на оружие, звездопроходцы через весь корабль шли в корму и из десятого отсека выходили наверх. Во втором отсеке командир приглашал наиболее выдающихся к себе в каюту на рюмку «чая». Холодильник в командирской каюте был загодя утрамбован гигантским количеством бутербродов, а в морозильнике штабелем охлаждались литров десять разбавленного спирта. Остальных будущих стратегов тоже не обижали. По ходу осмотра их заводили в кают-компанию, где хлебосольный зам наливал, вручал традиционную воблину, банку компота и щедрой рукой раскидывал горы закуски. Стратеги потребляли горячительное с удовольствием, благо на «огненную» воду командир не поскупился. Многим этап прохождения через кают- компанию нравился так, что они возвращались раза по три, ссылаясь на запутанность коридоров.
Космонавты люди бывалые, удивить их трудновато. Поток прошел без казусов, глупых вопросов не задавали, в общем, довольно цивилизованно. Омрачила общее впечятление одна незначительная неловкость. Краска в люках вопреки приказу командира осмелилась не высохнуть. Так что вышли покорители от нас с выкрашенными спинами, очистив своими мундирами дорогу следующим.
Дальше повалили авиаторы, танкисты и пехота. Казалось, предусмотрели все. В каждом отсеке вахта, всех входящих встречал донельзя заинструктированный командир отсека. В доступной для сухопутного понимания форме рассказывал, что располагается в отсеке, что можно трогать, что нельзя, куда идти, куда не стоит. Но природное любопытство академиков плюс разбавленное «шило» брало верх. Заблудившихся было не счесть (ума не приложу, как можно заблудиться на корабле: труба, она и есть труба. Один задраился в гальюне, не постигнув хитроумность корабельных кремальер, не смог открыться и полчаса молотил всеми конечностями по двери, пока его не освободили. Другой, посидев в каюте у командира подольше других, битый час метался по палубам в поисках выхода, пугая вахтенных грозным генеральским видом и остекленевшими глазами. А в восьмом турбинном отсеке один пехотных дел мастер увидел в тамбур-шлюзе люк вниз, в машину (машинное отделение) и бесстрашно нырнул вниз. Отряд не заметил потери бойца. Группа перешла в следующий отсек. Старшина восьмого мичман Птушко вспомнил о незакрытом люке, и пока не нагрянула следующая экскурсия, быстренько его задраил и запер тамбур-шлюз. Генерал же, очутившись в машине, имел несчастье отдалиться от люка метра на три. Обилие клацающих и рычащих механизмов и клапанов, дичайшая жара, струи пара, лющаяся отовсюду вода и всеподавляющий рев турбины пехотинцу не понравился. Он повернул назад. Не тут- то было. Люк оказался намертво задраен. Вот здесь пехота и запаниковала. О втором выходе он, естественно, не знал. На тот момент вахтенный турбинист матрос Рий мирно дремал возле маневрого устройства. Справедливо полагая, что генералы в машину не сунутся, Рий с профессиональным пренебрежением к шуму посапывал на ватнике. Позднее он рассказывал, что проснулся от леденящих душу криков, перекрывающих шум всех механизмов. В поисках выхода из этой преисподней пехотинец добрался до трюма и обратно. Вымокши до нитки, покрывшись слоем турбинного масла, насквозь прогретый паром генерал после всех приключений окончательно впал в панику. Здесь и пригодился отработанный годами командный голос. Даже старшина клялся, что слышал незнакомые звуки, идущие снизу, но значения им не придал. Когда Рий отыскал бедолагу, тот умудрился застрять между горячими паропроводами, и с глазами полными слез корчился, не в силах освободиться. В состоянии полной прострации мокрого и полусваренного генерала проводили в кают-компанию. Общими усилиями влили вовнутрь дополнительную порцию спирта, дали отдышаться и под руки вывели на пирс. Даю голову на отсечение: даже в обмен на маршальский жезл пехотинец больше ногой не ступит на борт корабля.
Я тогда командовал десятым отсеком. Задницей корабля. Ничего особо интересного, кроме ВСУ, гальюна и токарного станка в отсеке нет. Но сухопутные деятели очень радовались, узрев среди чуждого им железа, что-то знакомое и родное. Токарный станок оказался единственным механизмом на корабле, понятным всем посетителям. Весь день мне пришлось метать бисер перед выходящими наверх генштабистами, расписывая достоинства токарного дела в море, походе и боевом дежурстве. Ни о чем другом ни один из них не спросил. Да, еще! Мне пришлось ежеминутно смывать в гальюне унитаз. Высоких гостей кто-то чересчур умный проинструктировал, что, мол, у подводников места общего пользования особенные, неправильно смыл, и получи обратно, в лицо все, что выдавил. Доля истины в этом утверждении есть. Но задачу забросать испражнениями звезд Генштаба перед нами не ставили, гальюны работали в нормальном режиме, бояться было нечего. Сухопутные братья по оружию объяснениям не верили, очень конфузились, но в трусости признаться стыдились. А вследствии того, что корабль они покидали через мой отсек, наш гальюн превратился в своеобразную Мекку для подуставшего генералитета. Совершая по очереди акты вандализма над нержавеющим флотским унитазом, генераллисимусы будущих войн покидали отсек потупив глаза и «забыв» нажать на педаль смыва. Я же в течении дня старательно смывал следы их пребывания. Поработал ассенизатором на славу. Столько генеральского дерьма сразу я не видел за всю оставшуюся службу!
Вечером итоги в ЦП подводил механик. Командир, оба старпома, замполит по причине оживленного общения с московскими гостями пластом лежали по каютам. Наутро приехал командир дивизии с мешками под глазами, но оживленно- радостный. Перед строем экипаж похвалили, вылили массу ласковых слов и дали часа три на отдых. В грязь лицом, судя по всему, мы не ударили. В Североморске москвичи, посещая надводников, наперебой расхваливали наш ракетоносец, щедрость и широту наших душ и провизионок. Наверно столько, сколько мы, им никто не наливал. Шутка ли, месячная норма спирта всего крейсера рассосалась в кровеносных сосудах экскурсантов за один день. Интенданты, подвывая от обиды, несколько месяцев втихаря списывали проглоченное генштабистами продовольствие. Боцман охал и хватался за голову, пересчитывая оставшиеся после набега банки с краской. Командира начали расхваливать на каждом углу и тащить в приказном порядке на корабль, кого не попадя. От депутатов до артистов. Ну, и высокие военные чины, естественно. Ажиотаж постепенно стихал, но окончательно и бесповоротно от отрыжки «Кумжи» экипаж избавился только через полгода.
Я пережил три «Кумжи». Страна нищала, времена менялись, порядок проведения показухи - ни на грош. Изминения коснулись цветовой гаммы мундиров посетителей. В советские времена более пестрая подборка, после развала Союза все цвета постепенно подавлялись грачевской летно-десантной голубизной. Предполагаю, что скоро их начнут вытеснять сергеевские черные петлицы с пушечками. Интересно, если министром Обороны станет пожарный (что в нашей стране вполне возможно), на флот поедут брандмайоры в касках и с баграми? Вот потеха была бы!
А может, лучше главным военным страны назначить «нового» русского? Они парни широкие, денежные, море по колено, понаедут на «Мерседесах» поглазеть на диковинку, глядишь, сами с барского стола подводников накормят и напоят. Чем черт не шутит? По крайней мере, эти мальчики, в отличии от государственных мужей хорошо понимают: любое нажитое богатство кто-то должен защищать...

Автор Павел Ефремов.Размещено с разрешения автора.

ВСТРЕЧИ С ИСПЫТАТЕЛЯМИ.
(отрывок)

За несколько дней до празднования нового 1980 года, выполняя испытательный взлёт с коротким разбегом с палубы такр "Минск", экипаж Кононенко - Дексбах потерпел аварию на учебно-боевом Як-38У...

Михаил Сергеевич Дексбах - легендарный лётчик-испытатель фирмы Яковлева, Герой Советского Союза. В 1972 году он первым в истории отечественной авиации посадил самолёт на палубу корабля - это был крейсер "Москва" - и произвёл с неё взлёт.

Заслуженный лётчик-испытатель СССР Олег Григорьевич Кононенко - скромный, интеллигентный, неординарный человек, каждая встреча с которым была уроком человечности и мужества. Мы знали, что он зачислен в группу Игоря Волка для подготовки к полётам на космическом корабле "Буран", что в его в лётной книжке записи о полётах более чем на ста типах летательных аппаратов.
Через восемь месяцев в Южно-Китайском море он погибнет при выполнении испытательного полёта с палубы "Минска"...


Но, "Будем жить!" - как говорил герой знаменитого кинофильма...
Возвращаюсь к прерванному рассказу. Совершив короткий разбег, "спарка" прошла срез полётной палубы, резко просела и опустилась на воду. Дексбах дёрнул ручки системы аварийного покидания самолёта.
На "спарке" кресла выстреливаются под небольшим углом в разные стороны относительно друг друга. А с правой стороны нависала десятиметровая громада борта "Минска". Если бы самолёт при падении немного не развернуло, могла бы случиться трагедия. Но, к счастью, всё обошлось.
Кононенко на парашюте опустился в море. Его, переохлаждённого из-за попадания в спасательный костюм ледяной воды, доставил на борт барказ. Дексбах приземлился на палубу практически сразу же после раскрытия купола. Ещё бы! Катапультирование с высоты минус десять метров! К тому же, рядом надстройка, антенны - ужас! И какое же надо иметь самообладание, чтобы вскоре между лётчиками состоялся диалог.
- Олег, ну ты как?
- (с серьёзным трагическим лицом) Как, как... Придумали систему... Как хохол - так в море, а как еврей - так на палубу!..

«...Без сопливых разберемся...»

Уже третьи сутки на Североморском рейде действует сигнал «Ветер-3». Надо сказать, что это самый «ненавидимый» сигнал у всего экипажа крейсера. Дело в том, что место стоянки крейсера «Мурманск» - бочка N3 на Североморском рейде. И связь экипажа крейсера с берегом осуществляется с помощью рейдовых пассажирских катеров строго по расписанию. Прошло много лет, а я до сих пор помню расписание движения катеров по рейду:
07.10
09.00
11.00
13.00
17.10.
19.30
23.00
Потому, что с этим расписанием была связана вся наша повседневная жизнь: сход на берег офицеров и мичманов, увольнение моряков, доставка посылок и почты, и многое другое.
Так вот, даже при небольшом усилении ветра или при приближении непогоды оперативный дежурный 7 ОПЭСК объявлял по кораблям сигнал «Ветер-3».
И если для кораблей, которые стоят у причалов, эта команда почти ничего не значит, то для корабля, который стоит на рейде на бочке - это смерти подобно!
Почему? Да потому что при объявлении сигнала «Ветер-3» немедленно прекращается движение маломореходных судов и катеров по водной акватории.
То есть обрывается всякая связь крейсера с берегом. Вы только представьте себе: пятница, впереди большой сход, офицеры и мичманы крейсера собираются на юте в ожидании рейдового катера в преддверии аж двух выходных дней, что случается крайне редко, и вдруг... за 5 минут до момента отхода рейдового катера от 1 причала к крейсеру по верхней палубе с ноткой сочуствия в голосе, звучит команда дежурного по кораблю:
- Получен сигнал Ветер-3. Офицерскому составу корабля прибыть в салон кают- компании.
По юту проносится легкий стон и легкие матюки. И народ медленно рассасывается, матеря про себя и погоду и оперативного 7 Эскадры, который мог обьявить «Ветер» на 10 минут позже, да и всю эту бл.....ю корабельную службу.
Командир крейсера - капитан 2 ранга Пыков Владимир Николаевич, 40 лет, красавец с коротко постриженной бородкой, атлет и любимец Североморских женщин, будущий командир авианесущего крейсера «Киев» собирает офицеров крейсера на инструктаж. Дальше начинается обычный порядок вещей, выполняемых в данной ситуации. Механики готовят котлы и машины к немедленной даче хода, боцмана подымают плавсредства на борт, на ходовой выставляется вахтенный офицер.
Но самая хрень, когда «Ветер-3» объявляется только в преддверии предстоящей непогоды, а эта непогода так и не наступает.
Примерно такая ситуация случилась в одну из рядовых пятниц где-то году в 1978-79. «Ветер-3» объявлен, все лишены схода и находятся на корабле, несется ходовая вахта, в общем, корабль живет своей обычной жизнью.
Но проходит день, проходит два, проходит три... Погода стоит нормальная, ветра как не было, так и нет. Почти полный штиль на рейде. Нет схода, нет увольнения. Но самое хреновое, что на корабле закончился хлеб, а потом и мука, то есть закончилась выпечка хлеба, и весь экипаж сидит вторые сутки на сухарях. Это в мирное-то время. А продовольственную баржу не направляют к борту крейсера, так как очень «правильный» оперативный дежурный эскадры не разрешает движение судов по рейду во время действия «Ветра-3».
Ваш покорный слуга в чине лейтенанта стоит вахтенным офицером на ходовом мостике. Звонок командира:
- Вахтенный офицер, свяжитесь с оперативным дежурным эскадры и возьмите «Добро» на продовольственную баржу к нашему борту!
- Есть!
Поднимаю трубку ВПС и по УКВ связываюсь с ОД эскадры. Оперативным дежурным стоит подполковник морской авиации Блокитный.
- Тов. подполковник, прошу разрешение на движение к нашему борту продовольственной баржи, баржа загружена продовольствием, готова на переход из п.Роста к борту крейсера.
Ответ ОД:
- Вы что, лейтенант, не проснулись? Действует сигнал «Ветер-3», движение по рейду запрещено.
Доложил ответ оперативного командиру.
Командир:
- Доложите оперативному, что экипаж крейсера третьи сутки без хлеба, ветра нет и баржа готова к переходу.
- Есть!
Опять связываюсь с оперативным, передаю ему вопрос командира, в ответ выслушиваю все, что он думает и обо мне и о командире, о нашей общей некомпетентности, о нашем незнании перечня мероприятий по «Ветру» и
о том, что если я еще раз задам такой вопрос, то буду снят с вахты.
Докладываю командиру, в ответ долгое молчание, потом короткое:
- Понял!
Через минуту дверь на Ходовой открывается, влетает командир и падает в свое командирское кресло.
- Связь мне!
Даю ему трубку ВПС, нажимаю клавишу.
- Товарищ оперативный, на связи командир крейсера «Мурманск», экипаж крейсера третьи сутки сидит без хлеба, погода стоит нормальная, по данным гидрометеослужбы усиления ветра не планируется, баржа готова на переход к нашему борту, я лично прошу у вас «Добро» на отправку баржи к нам! В конце концов, возьмите разрешение у командира эскадры, если сами боитесь принять решение.
В ответ от оперативного командир услышал долгий и нудный перечень мероприятий, который мы должны соблюдать при «Ветре-3», далее последовали нравоучения о том, что мы не имеем право нарушать инструкции, а вдруг баржа утонет, и что нечего беспокоить командира эскадры по таким пустякам... Вот снимут «Ветер», тогда и прийдет баржа, а сейчас - стойко переносите тяготы и лишения.
Командир посмотрел на меня ясными удивленными глазами, медленно поднес трубку ВПС и четко сказал:
- Слушай, подполковник, да пошел ты! Без сопливых разберемся!
Из трубки в ответ понеслись какие-то удивленные всхлипывания, но командир их уже не слушал.
- Вахтенный, связь с оперативным тыла на ходовой!
Через пять минут командир обговорил все вопросы с оперативны тыла и через два часа баржа с долгожданным продовольствием разгружалась у борта крейсера. А «Ветер» сняли только через сутки.
В понедельник нашего командира вызвали к командиру эскадры вице-адмиралу В.Зубу для разбора грубого поведения с оперативным дежурным.
Я не знаю, что ему сказал командир эскадры, история об этом умалчивает, я знаю одно, что экипаж был накормлен, а нашего «Папу», как мы называли за глаза Владимира Николаевича Пыкова, мы, конечно, боялись, уж больно был строг, но уважали его беззаветно.
И еще за время моей службы я много сменил командиров, но немного было из них таких, с которыми я бы пошел воевать без вопросов.
Так вот, с Пыковым я бы пошел.

Брякнуть с форсом незнакомое слово, якобы понимая его значение - болезнь известная, особенно малочитающих людей.
Оператору НРЛС (навигационной станции), очень хочется закосить от вахты. Начинает придумывать, но всё неудачно, и меня, как командира группы и вахтенного офицера БИЦ, не жалобит. Но всё же непрерывное нытьё утомляет, а рыкнуть на олуха лень, не то у меня ещё настроение. В итоге: заменив его планшетистом БИП, отправляю страдальца к доктору с условием: будет что-то серьезное - дам освобождение.
Окрыленный надеждой матрос уносится с поста, а возвращается уже без крыльев.
На мой вопрос:
- Док освобождение написал?
Звучит пронизанное скорбью и печалью:
- Нет.
С расстроенным видом матрос занимает свое место у «Вайгача» (НРЛС), весь вид его говорит: вот умру сейчас, тогда поверите, как я был серьезно болен, но поздно будет. Последнее обстоятельство его немного радует и он дёт мне последний шанс не взять грех на душу за безвременно загубленную молодую жизнь годка.
- Тащ сташщч лейтенант, а ведь я вправду болен. Доктор даже болезнь назвал...
Это он меня так пытается заинтриговать, надо подыграть: с интересом поднимаю на бойца глаза.
- Правда, правда! - пытается развить свой успех матрос, а вдруг получится - и вместо вахты славно захрючить в кубрике.
- И каков тот смертельный диагноз?
- Вот вы смеётесь, тащ сташщч лейтенант, а доктор сказал, что запускать нельзя.
- Это не я смеюсь, это планшетисты ПВО (Эти «жуки» за нашим концертом с самого начала наблюдают), так что же доктор сказал? Какая же зараза угрожает приближающемуся ДМБ?
Матрос делает серьезное лицо, выдерживает хорошую паузу и патетично произносит:
- У меня, между прочим - геморрой!
От произнесённого чуть не подавился вахтенный офицер БЧ-II. Видно, интерес на моём лице сменился чем-то другим, и матрос начинает понимать, что доктор сказал другое слово, он пытается исправить ошибку и произносит, как думает на этот раз, правильно:
- Тьфу, оговорился - гоноррея у меня!
Я не выдерживаю:
- А может, гайморит?!
- Во-во, именно это доктор и сказал.
Радостно кивая головой, соглашается болезный.
Мда, вахта началась удачно.

(На стыке армии и флота)

АРМЕЙСКИЙ ОПЫТ ФЛОТСКОГО ОФИЦЕРА.

Может быть, армеец, прочтя это, и не заметит ничего необычного.
Но для корабельного офицера, которому волею судеб в течении нескольких лет пришлось периодически присутствовать на различных мероприятиях оперативной подготовки Дальневосточного военного округа и Уссурийской армии в роли начальника оперативной группы флота, всё было в новинку и в диковинку. Рекогносцировки, полевые поездки в демаскирующей чёрной форме и ежеминутные открытия. Приходилось участвовать в разработке совместных оперативных документов, производить доклады и просто общаться с крупными военначальниками и замечательными обычными армейскими офицерами.
Всё это происходило в период реформирования и оптимизации, а проще говоря, развала Вооружённых Сил СССР. Бездарно уничтожались дивизии, полки, происходили взаимоисключающие внутри- и межвидовые переподчинения различных подразделений. Все плевались, матерились, но, повинуясь уставам и законам, без сна и отдыха выполняли дальнейшие масштабные действия по развалу в соответствии с идущими из Москвы директивами. В кадрированных полках находилось по нескольку десятков человек, а на картах рисовались весёлые картины военного паритета с нависающими над всей границей китайскими миллионами и с армадами американо-японских сил высадки десанта на Южно-Приморском направлении. Сжималось сердце от вида разрушенных военных городков, опустевших аэродромов, искорёженных металлоломщиками укрепрайонов.
Анекдот того времени:
- Командир, где ваш полк?!
- В казарме, товарищ генерал!
- Но в казарме никого нет!
- Тогда, значит, в “коптёрке“...
Эти две короткие истории не только занимательны сами по себе, но и раскрывают особенности и колорит Армии того непростого времени глазами военного моряка.

1. Символ современной Армии.

Отношения в армейской среде пожёстче, чем на Флоте, даже пожесточее. Какие там обращения по имени-отчеству?
- Полковник! Ты бы полы в штабе помыл, что ли! - это начальник обращается к командиру дивизии в присутствии подчинённых.
Совершенно другой ритм и нерв, к которому привыкаешь не сразу. Далеко улетает растиражированный на Флоте миф, что сухопутчики все решения оформляют на планшетке, которую офицер достаёт из сапога. Такого количества бумаг, исполняемых в штабе Армии, и во сне не увидишь.
Очередное командно-штабное учение. По причине нелётной погоды совершаем двухсоткилометровый марш к месту рекогносцировки. Март. Снег ещё не сошёл. Холодно, промозгло и грязно. Десяток УАЗиков с участниками эпизода пытаются взобраться по сопке на наблюдательный пункт, который оборудован на горе с соответствующим этим намерениям названием - Могила. Машина Командующего въехала, потому что она только из магазина и резина на ней новая. Остальным это не под силу: на половине склона скользят вниз в опасности перевернуться, но законы субординации, военно-спортивного азарта и внутреннего этикета требуют во что бы то ни стало повторить этот трюк машины начальника.
И вот мы на этой злосчастной горе. Грязь присыпана песком, дорожки выложены беленькими камешками, около палатки убийственно пахнет шашлыками. Все ждут начальника штаба ДВО генерала Топорова. Наконец-то погода улучшилась и его вертолёт приземляется рядом. Процессия направляется на наблюдательный пункт, где ответственные лица устраняют последние замечания по пути следования высокого начальства.
Вдруг все остолбенели. Никто не осмеливался первым нарушить установившуюся звенящую тишину. Оказывается, в Армии генеральский эффект присутствует тоже. Как и положено, у входа на НП стоит вооружённый часовой. Это солдат полутораметрового роста, расположившийся с автоматом в неглубоком окопчике. Окоп заполнен талой водой, которая не доходит несколько сантиметров до среза голенищ. Воина трясёт от переохлаждения так, что это можно определить на слух. Все предпринимаемые им усилия хотя бы на мгновение перед генералом остановить вибрацию всех частей своего звонкого тела не приводят к успеху. По этой причине от его украшенного огромным фингалом взгляда веет виноватостью и сожалением.
Генерал Топоров заговорил первым:
- Смотрите, товарищи офицеры и запоминайте. Если высечь увиденную нами картину в мраморе, она будет символизировать общее состояние нашей великой Армии в нынешнюю непростую историческую эпоху.

2. Непростительная промашка.

В штабе Армии ко мне относились с уважением и почтением как начальники, так и офицеры моего уровня. Командующие и начальники штаба всегда приглашали в кабинет, угощали чаем, вели беседы об обстановке на Флоте и в стране. Я понимал это правильно и осознавал, что уважение выказывается в моём лице Флоту, но всё равно было приятно.
Как-то в период безвременья середины девяностых я должен был выступить с докладом на армейских сборах по командирской подготовке. Поездка оказалась под угрозой срыва из-за отсутствия в нашем штабе исправного транспорта, способного доставить меня к месту проведения мероприятий, и бензина. Пришлось выделять “Волгу“ начальника штаба флотилии, у которой успешно “застучал“ двигатель на подъезде к Уссурийску. На попутках с многонульными “секретами“ добираюсь в штаб Армии, где оказывается, что сборы проводятся в другом населённом пункте. А это - ещё километров семьдесят. Задача для армейцев оказалась аналогично неразрешимой: исправного и заправленного транспорта нет. Доложили Командарму, который “перетрахав“ для начала всю службу, приказал доставить меня, во что бы то ни стало. На частной машине привозят на аэродром “Барановский“. Со всяким отсутствием радости от этого события, подумал, что меня отправят на попутном вертолёте. Но не тут-то было! Это с машинами в Армии проблемы. С вертолётами же проблем нет!
- Товарищ подполковник! Вертолёт бортовой номер ... к вылету готов. Какие будут указания? - это офигевшему мне, капитану второго ранга, произвёл доклад командир экипажа Ми-8.
Прилетели в Сергеевку. После доклада к себе пригласил Командарм, будущий Главком Сухопутных войск, генерал Кормильцев. Побеседовали, попили чай.
- А чем назад добираться будешь? - поинтересовался Командующий.
- Да проголосую на трассе, кто-нибудь да подберёт.
Слова удивлённого и слегка расстроенного гостеприимного большого начальника до сих пор звенят в моём сознании. Они ещё раз утвердили в мысли, что всё в этом мире - относительно.
- А вы что: вертолёт отпустили?