Леха

Леха, молодой парень двадцати одного году отроду, сидел в курилке и страдал. Во-первых, он был нещадно выдран начальником поста за что-то совсем незначительное. Во-вторых, на улице был очередной буран, а в-третьих, жизнь не задалась! Не задалась в корне. Казалось бы, еще вчера он был успешным студентом, у которого были огромные планы на будущее, и он был любим девушкой. А сегодня? Прав был мудрый Соломон со своим вечным: «И это пройдет». Ведь прошло! Для начала его девушка уехала учиться в другой город, где и оказалось, что любовь к Лехе совсем не любовь, а в лучшем случае увлечение. Загулы и страдания от безнадежной любви привели в уныние, и университет был окончен не так блистательно, как ожидалось Лехиными родителями. И весь мир поблек. А хотелось красивого и светлого чувства. А еще на арену переживаний вступил собственный папенька, который горя сына не видел, и назвал его переживания, метания и стенания о безнадежной любви, все пьяные заскоки и приключения, обыкновенной дурью. Которая, по мнению папеньки, лечится очень быстро и легко. И он, родитель отроков берется это вылечить. Подержав в руках новенький диплом сына, он куда-то позвонил. К кому-то съездил. Что-то порешал и сделал вывод: «Международное право дитятко будет на практике учить». Лечение началось. Леха не сопротивлялся. И вот по прошествии 5 месяцев, он? некогда подающий надежды, влюбленный и любимый, сидит в курилке, отодранный каким-то идиотом, на плечах у него две какие-то маленькие звездочки, одет он в какой-то камуфлированный комбинезон, и зовется он не Лешенька Синяев, а вспоминается криком: «Да где ж этот студент Синяев долбанутый?», и есть он инспектор таможенного поста «Добринка», расположенного в 150 километрах от областного центра. Глубина самокопания гордого вьюноша уже достигла апогея. «Да? жизнь не уда...» «Синяяяев, студент, ты, где шляешься?» - прервал рассуждения бодрый рык начальника. Леха с ожесточением ткнул сигарету в урну и нехотя поплелся к своему непосредственному начальнику. Командир, казалось бы, уже и забыл, что 5 минут назад крыл этого пацана последними словами. «Слушай, скубент бывший, тут разнарядка пришла, устанавливают нам систему автоматизированную, чет там учитывать будем, надо человека на курсы слать. Вот тебя и шлю. В столицу поедешь! Цени мою доброту! Выезд завтра утром. Билеты в управлении. Свободен». «Идиот? - вяло подумал Леха, до управления 150 км. А на улице буран. Добираться как до того поезда?» Ладно, может, хоть дома посплю по-человечески. Следующим утром он уже был в поезде. Настроение выправилось, и на очередной малюсенькой станции, где и стоять-то поезду 5 минут, он увидел девушку. Она стояла возле соседнего вагона и зябко куталась в пуховик. Была она какая-то по-детски непосредственная, притягательно красивая, улыбчивая и... не знаю какая, заставляющая смотреть на нее и тупо улыбаться. Леха, забыв о сигарете, пошел к ней словно заговоренный волшебной флейтой, но стоянка всего 5 минут и Леху загнали в вагон. На своей полке в вагоне он уже ехал с мыслями об этой девушке. Но прекрасная незнакомка больше не показывалась на станциях. В главном управлении АСУ, куда и приперся Леха, его направили в кабинет N... для прослушивания соответствующих лекций. Там шла обыкновенная для первого дня курсов бодяга. Перекличка, составление списков. Знакомства. И вдруг Леха осекся на полуслове. В кабинет вошла она. Та девчушка со станции. Только была она в форме и с погонами старшего лейтенанта таможенной службы. И была она, как и Леха, из К..ской области. 2 недели курсов пролетели стремительно. Алена Шатилова, именно так звали незнакомку, с удовольствием болтала в общей компании. Ходила вместе со всеми по кафешкам и киношкам, но все попытки Лехи остаться с ней тет-а-тет, пресекала на корню. Попытки назначить свидание заканчивались неудачей. Казалось, что шансы завоевать сердце непреступного старшего лейтенанта не представлялось возможным. Аленка уезжала на день раньше. Неудачливый поклонник уныло поплелся ее провожать. И уже когда вещи были занесены в купе, Леха сделал еще одну попытку добыть хотя бы номер телефона неприступной таможенницы, она же смеясь выдала: "Захочешь, сам найдешь". На свой пост Леха вернулся уже в приподнятом настроении. И планы на будущее тоже появились. И начальник поста начал исправляться. «Я еще буду любимым и успешным» - про себя повторял Леха...

«Алексей Николаевич» - воспоминанья зам. начальника т/п «Добринка» прервал тонкий девичий голос. «Телефонограмма из управления, сканирующую установку ставят нам, 2 человека на курсы надо отправить. Подпись: подполковник Шатилова». «Шатилова, Шатилова» на автомате стал бурчать Леха. «12 лет вместе живем, муж Синяев, дети Синяевы, а она Шатилова. Ну да, как же. Муж майор, а она подполковник как же нам фамилию-то сменить?» И потом поймал себя на мысли, а ведь прав был мудрый Соломон со своим: «И это пройдет. Буду полковником, прикажу, сменит!»

23 февраля

(публикуется с сокращениями - КБ)

В 80-е годы прошлого века все мужчины в Советском Союзе (за очень редким исключением) служили. Честно говоря, бывало по-разному: было тяжело, но было и весело, часто было просто познавательно. Школа жизни, однако, причем абсолютно реальная. Мы мужали, набирались жизненного опыта. От трудностей не бежали, но и эти самые трудности на свою голову, добровольно тоже старались особо не искать. Нам их придумывало и создавало наше мудрое руководство. Причем с патологически пугающей регулярностью. Итак, немного внимания.

В канун праздника Советской Армии, Краснознамённой и легендарной, в боях познавшей радость побед, и так далее и тому подобное (прошу заметить, что в моих словах нет и намёка на иронию), наше доблестное руководство, то есть начальство, решило почувствовать себя великими полководцами. Думало оно не долго, а как общеизвестно, начальство вообще зачастую никогда не утруждает себя здравыми размышлениями. И придумало оно - это начальство, значит, поднять боевой дух и закрыть пару планов по боевой подготовке. Провести, так сказать, грандиозные учения с выходом в поле, да на пару суток, да по полной программе, так чтобы в НАТО содрогнулись от нашей силушки богатырской и удали молодецкой.
Всё бы ничего, да вот в России-матушке в канун 23 февраля обычно зима на дворе согласно календарю, да и, соответственно, морозы трескучие, а на Урале-батюшке, где училище наше легендарное базировалось, эти морозы вообще запредельные.
Спутникам НАТОвским, бороздящим просторы равнодушного космоса, и то, наверное, тоскливо становится подсматривать за военными объектами на Урале, да ещё зимой. В космосе и так вечный холод, а тут нет, что бы на пляжах Майами на голых тёток смотреть, фигурки их загорело-копченые оценивать, надо свои заиндевевшие фотообъективы на замёрзшую Россию наводить. И зачастую не веря своим фотоплёнкам разведывательным и чутким датчикам ИК-станций, которые бешеную активность советских войск регулярно фиксируют. Да ещё именно в тот момент, когда аналитики из Лэнгли, ужасающе-морозную метеосводку читая, дают авторитетный прогноз, что жизни на Урале нет!!! Вообще нет, и до мая месяца даже попыток зарождения этой самой разумной жизни даже и не ожидается. Холод собачий на Урале потому что свирепствует, и конца и края этому лютому морозищу не видно!
Тем не менее, война - дело святое, и погнали нас, касатиков, защищать землю русскую от басурманов иноземных. А так как басурмане иноземные и вороги лютые в здравом уме обычно находятся и уроки истории запоминать хорошо научились на примерах Наполеонов и Гитлеров там всяких, то сейчас их, врагов нашенских, в Россию-матушку, особенно зимой, а уж тем более - на Урал-батюшку - ни по доброй воле, ни под прицелом, да и под конвоем, не всегда и загонишь.
Вот и разделили нас, воинов, на «наших» и «не наших», чтобы по-взаправдашнему всё было, чтобы более-менее реалистично с противником каким-никаким воевать пришлось, уму-разуму и опыту ведения боевых действий в зимних условиях набираться.
Как окопы в мёрзлой земле копались, это уж, простите, описывать не стану. Кто копал, тот не хуже меня знает, а молодёжь пугать не буду, им ещё Родину защищать надо будет. Но война шла у нас не по-детски: и оружие стреляло, и гранаты рвались. Всё по-настоящему. И кормили нас через раз, замороженным супом, в котором ложка просто стояла, и то, если получится корку льда в котелке продолбить. А ложки алюминиевые, им всё согнуться хочется, а нам кушать желательно, организм молодой, в зимние холода с особой жадностью килокалорий требует.
Потери в войне тоже были настоящие, причём одна. И эта боевая единица, вышедшая из строя, был наш легендарный Витя Копыто.
Витя давно мечтал совершить подвиг. Да такой, чтобы УХ! Да с письмом на малую родину - в Пилопедрищенск, от благодарного и восторженного командования, чтобы каждый «пилопедрощанин» знал, что их земляк - это, о-го-го какой парень, гроза НАТО одним словом, и никак не меньше.
Ждал Витя удобного момента для своего подвига долго, и дождался. На исходе второго дня, когда от мороза уже автоматы позамерзали так, что стали напоминать пушистые меховые игрушки белого цвета и перестали стрелять, в наш окоп прилетел взрывпакет от «ненаших». Взрывпакет - это шашечка из картона цилиндрической формы с бикфордовым шнуром и слабым зарядом взрывчатого вещества. Абсолютно безобидная вещица, если не начать заниматься с ней различными дурными экспериментами.
Так вот, летит в наш окопчик дымящийся взрывпакетик. Все ребята, естественно, зажмурились. Хоть вещица безобидная, но условный рефлекс, он, знаете ли, где-то глубоко в подсознании зашит, где-то на генетическом уровне (у кого-то, возможно, забит), но не у курсанта Копыто. Витя ждал этого момента для совершения великого подвига всю свою бестолковую жизнь, и вот дождался. Хватает этот чудак (на заглавную букву «М») взрывпакет, короткий замах рукой, и кричит при этом наш полудурок тоненьким голоском: «УРряяяя!» Героически так кричит!
Но не успел Витя докричать свое писклявое «УРряяяя». Раздаётся взрыв, и все, кто не зажмурился, видят, как Витины пальцы разлетаются в разные стороны. Пипец, приехали!
Так как бикфордов шнур длины далеко небесконечной, то и догорел он прямо в руках у нашего героя. Следовательно, и взрыв не заставил себя ждать. Взрывпакет рванул аккурат на замахе костлявой ручонки нашего доморощенного героя - богатыря дистрофичного.
Командир взвода, молоденький лейтенантик, сомлел от увиденного, жалобно заскулил, предчувствуя скорое свидание с военным прокурором. Он сорвал свою шапку, и закрывая ею лицо, в полубессознательном состоянии сполз на дно окопчика. Все парни рванули к Виктору, на бегу вскрывая личные медпакеты, чтобы спасти это чудо героическое в пример для будущих поколений.
Но Бог Витю любил! То, что мы приняли за разлетающиеся пальцы, оказались лохмотьями от армейских рукавичек (трёхпалых таких, кто служил, тот знает). Эти рукавички приняли на себя всю кинетическую энергию взрыва. Витина правая рука, конечно, тоже пострадала, но была без видимых повреждений, лишь только кисть мгновенно опухла до состояния подушки, пальцы раздулись и оттопырились в разные стороны. Да так, что Витя и пошевелить им не мог.
Когда все поняли, что руки-ноги у бойца-членовредителя целы, на всех присутствующих накатил истеричный смех. Нервы, поймите правильно! Витя смотрелся очень комично. Его рука напоминала пластиковый сувенир, который автолюбители вешали на заднее стекло автомобиля - такая пятерня с надписью STOP или «ПРИВЕТ», которая игриво покачивалась на пружине, помахивая при обгоне остающимся сзади машинам.
Войну сразу закончили, Витю срочно загнали в медсанчасть на рентген. Дежурный врач, скрупулезно просмотрев снимок, тоже пришёл к однозначному выводу: «Бог Витю любит!»
Все кости, связки, мышцы и прочая требуха были в полной целости и сохранности. Ну а такая мелочь, как обширный отёк, должен был сойти за пару недель. Витю решили не госпитализировать (чтобы не вносить данный случай членовредительства в перечень срочных донесений и не портить показатели по технике безопасности и % боеготовых «штыков»), а просто выписали полное освобождение от службы и отправили в казарму на амбулаторное лечение.
Боевые действия на стандартном уральском морозе не прошли даром, и личный состав училища методично потянулся в медсанчасть, оглушительно сотрясая её тесные коридоры своим богатырским кашлем.
Потери личного состава от генерала Мороза были настолько катастрофичны, что медсанчасть, исчерпав свои койко-места, стала тупо раздавать освобождения от службы. Военные врачи руководствовались обоснованной надеждой на мобилизацию внутренних сил молодых организмов, которые сами справятся с недугом, если больным курсантам просто разрешить пару дней спокойно полежать на койке в комфортных условиях казармы при жарком климате (+ 4 по Цельсию) внутри помещения.
Среди таких, кому не хватило мест в больничке, оказался и я. Моё горло раздирала фолликулярная ангина («перпендикулярная», как сказал наш доморощенный филолог Витя), и мне великодушно разрешили болеть на своей родной койке в спальном помещении казармы. В качестве лекарства выдали второй матрас, чтобы я попытался согреться, а лучше даже в перспективе обильно пропотеть. И это при + 4 в помещении?! Что ни говори, а военные медики знают чудотворные секреты врачевания и обладают самыми прогрессивными методиками.
Как уже отмечалось выше, травмированного Виктора также оставили на казарменное долечивание. А наше 45-е классное отделение, в ночь на 23 февраля, как самых достойных и морозоустойчивых, отправили в караул, охранять чихающее и сопливящее войско, чудом выжившее в полевых условиях стандартной уральской зимы. А то еще вдруг, упаси господи, кое-кто из командования НАТО воспользуется плачевным состоянием защитников заботливой родины, да и отдаст коварный приказ на захват нашего поголовно кашляющего лазарета. Только вряд ли, по Женевской конвенции пленных лечить надо, а на наше количество страждущих тепла, заботы и здоровья у НАТО медикаментов не хватит.
Тем не менее, в казарме 4-й роты остались все больные, включая меня и травмированного Витю. Даже суточный наряд на тумбочке, набранный из самых здоровых, периодически сотрясал ночную тишину своим душераздирающим.
- АААаааааппп!!!! -пчХУЙ!!!!
Ночь. Я, утомлённый кошмарной болью (казалось, что многочисленное стадо пьяных ёжиков устроило чемпионат по футболу в моём горле), забылся полуобморочным сном, но ненадолго.
- Санёк, просыпайся! - жаркий шёпот неугомонного Виктора лишил меня слабой надежды на короткий отдых и смутную перспективу выздоровления. Копыто тряс меня за плечо и брызгал слюной прямо в лицо.
- Саня, сегодня праздник - 23 февраля, а ты дрыхнешь!
- Витя, отстань. Дай мне умереть спокойно.
- Санечка, как ты можешь?! Мы же военные. День Советской армии - это ж святое!
- Витя, не гневи бога! Я тебя в очке утоплю, козья морда! Дай поспать! По-хорошему прошу. Деликатно.
- Да ты послушай! Пока ты валяешься бездыханный, я в самоволочку метнулся.
Как Витя надел шинель со своей растопыренной пятернёй - загадка. Но не голый же он в такой мороз бегал?! А как через забор перелез?! Он же подтягиваться на перекладине и раньше не умел. Силенок не хватало у Геракла Пилопедрищенского. Фантастика! Но слабость в организме неумолимо тянула в объятья Морфея. Витькины слова долетали до меня через раз, я сопротивлялся, не желая просыпаться.
- Короче, в активе две бутылочки «беленькой», а в столовой я лучку прихватил, хлебушка. Лёлик вчера посылку получил, сальца нам оставил, остальной харч в караул взял. Сашок, да тебя сейчас враз вылечу.
- Копыто, будь человеком, исчезни. Веришь, ничего не хочу! Даже пить не хочу. А самое большее, чего я не хочу, это твою гнусно-счастливую рожу видеть. Дай покоя, пока тебя в травматологию не забрали с переломом черепа, по-доброму прошу. Вежливо, мать твою!
Но с Витей спорить - занятие бесперспективное. Как уже потом я услышал в одной женской компании, куда меня занесла нелёгкая: «Есть такие мужчины, которым проще отдаться, чем объяснить, что они тебе не нравятся».
Вот Витя Копыто и был наверно той моделью мужчины, после общения с которой, и появилась эта женская народная мудрость.
Долго ли, коротко ли проходило моё лечение, не помню, но тогда мы спорили: «стоит ли открывать вторую беленькую». Я был категорически «против», а Витя убедительно настаивал, аргументируя, что «это» необходимо только лишь для закрепления позитивного эффекта моего лечения, и не более того.
Вообще, по словам этого обормота получалось, что Витя рисковал своей конопатой шкурой в самоволке и в организации ночной пьянки только исключительно ради моего же блага. Душа-человек, оказывается! А я к нему так несправедлив! Эх!
Витя приготовился пустить скупую слезу показной обиды, а я - слезу умиления и сопливого восторга, но не успели.
Пока мы препирались и бодались как два барана, и я уже начал постепенно отступать и сдаваться, понимая, что процесс моего лечения уже перешёл за грань управляемого, мигнул свет в спальном помещении. Это был сигнал дневального о прибытии дежурного офицера в нашу роту.
- Санёк, ложись, я сам всё быстренько уберу, будь спок! - промычал заботливый Витя.
Остатки хлеба, сала, лука и непочатая бутылка «беленькой» скрылись в недрах прикроватной тумбочки. Я принял горизонталь, Витя заботливо прикрыл меня вторым матрасом, выданным для согрева. Сам схватил пустую бутылку, и громыхая сапогами в ночной тишине (по шесть подковок на каждом! ПИЖОН!!!), хаотично заметался по пустому спальному помещению.
Бежать в туалет к мусорному баку было поздно, так как монотонное бубнение дневального, докладывающего об отсутствии происшествий дежурному офицеру, постепенно и неумолимо приближалось. Виктор метнулся к окну.
В звенящей ночной тиши внезапно раздался душераздирающий треск разрываемой бумаги (зима, знаете ли, окна заклеивались полосками бумаги, вымоченными в мыльном растворе) - это Витя рывком открыл одну створку форточки. То, что створок две (одна - внешняя, другая - внутренняя), Витя как-то запамятовал. Знакомый, профессиональный замах рукой, правда, уже левой, и пустая бутылка летит в форточку. Предчувствуя непоправимое, я зажмурился.
Бог Витю любил! Бутылка попадает в створку фрамуги, почему-то не разбивается, и со страшным грохотом падает между створок окна. Раздался еще более душераздирающий треск бумаги. Это Витя рывком открыл всю створку огромного окна, схватил непослушную бутылку. Опять профессиональный, отточенный, практически коронный замах рукой, и Витя отправляет стеклотару в форточку, причём в закрытую ее часть. Пипец, приехали - звон бьющегося стекла, бутылка скрывается в ночной темноте, глубоко зарываясь в чудовищных по размерам сугробах. Кстати, мы её потом нашли в мае, когда снег стаял. Далее невозмутимый Витя успел закрыть внутреннюю створку окна и метнул своё нескладное тельце в ближайшую койку (владелец оной в это время был в карауле), на лету укрывая себя любимого одеялом. Скрипнули пружины, по спальному помещению скользил луч фонаря дежурного офицера.
На дворе была перестройка, ускорение и яростная борьба с любым проявлением пьянства и алкоголизма. За лёгкий запах спиртного вышибали из армии, не задумываясь, не учитывая 24 года безупречных, пинком под зад, без пенсии!!! А тут сломать об колено жизнь двоим курсантам?! Да запросто. Но, БОГ Витю любил!!!!! Заслуженное и жестоко карающее возмездие за злостное нарушение воинской дисциплины, а также мудрых указаний любимой партии, в ту ночь прошло мимо. Нас не поймали. Невероятно, но факт. Пронесло! Чудо!
Утром 24 февраля к нестерпимой боли в горле (ёжики опять активизировались и устроили необузданные брачные игрища) прибавилась ещё и головная боль. Жить не хотелось вообще и в целом.
- Сань, сейчас поправимся, - Витя опять склонился над моим неподвижным телом, как образцовая курица-несушка над своим желторотым цыплёнком: - У нас бутылочка завалялась, а клин клином вышибают, да и горлышко пополоскать тебе надоть. Лучше нет лекарства! Не сыщешь, говорю, лучше! Я тебе точно говорю. Авторитетно заявляю. К бабке не ходи.
- Витя, пропади где-нибудь, сделай милость!
Бесполезно, Виктор, как гигантское членистоногое, неестественным образом сложился вдвое и полез в свою тумбочку, причём его задница всё это время торчала наружу. Раздался характерный звук открываемой ёмкости, и по спальному помещению потянуло назойливым запахом водки.
- Копыто!
Этот голос заставил меня инстинктивно вздрогнуть и накрыться одеялом-матрасом с головой: «Мама, ну почему, я не умер вчера?! Ну всё, налетели! Теперь точно выгонят!»
- Копыто, что ты там делаешь? - вкрадчиво повторил командир нашего 1-го батальона, суровый полковник по прозвищу «Пиночет». Комментарии излишни, этот военный был лишён всех чувств сострадания и жалости. Да чего там, он был лишён всего человеческого. Боевая машина, запрограммированная Общевоинскими Уставами Вооруженных Сил СССР.
Витя мгновенно вытащил из тумбочки свою белобрысую голову с торчащими в разные стороны непослушными волосами, напоминающую ёршик для чистки унитаза, причём уже пользованный, и загипнотизированный взглядом чудовищного полковника, начал лепить ТАКОЕ...
- Я, товарищ полковничек, Симонова лечу. У него перпендикулярная ангина. Горло раздирается на части, парень просто загибается. И температура бешеная, правда, не знаю какая - градусника нету, но горячий... Ужас! Вон он, под одеялом, то есть под матрасом валяется.
- Ну и чем же ты его лечишь, Айболит хренов?! Проникающим массажем простаты, что ли?
- Водкой, товарищ полковник. Лучше компресса не придумаешь, согревает очень хорошо. А если ещё в рот набрать побольше, да прополоскать от души - совсем чудненько! Но выплевывать нельзя... эффект будет лучше...
- Водкой?! ХА-ХА-ХА!!!! - комбат решил, что курсант Копыто или сошёл с ума или шутит откровенно подобострастно. А ему, полковнику, очень лестно, когда его подчинённые не только скоропостижно обделываются при появлении его - великого и могучего, ужасного и справедливого, но и шутить временами изволят. Но в меру! В меру - самую малость. В пределах нормы, не более - как с отцом родным. А великим быть ой как приятно! И довольно похохатывающий комбат двинулся дальше по коридору в сторону кабинета нашего командира роты Володи Нахрена.
Когда Витя приблизился ко мне со стаканом водки, наполненным до самых краёв, я не стал ничего говорить, что я о нём - законченном мерзавце и редкостном говнюке - думаю, а просто молча выпил содержимое. Перед тем, как проглотить обжигающую жидкость, я тщательно и очень старательно прополоскал воспаленное горло, смачно побулькал, и сразу заснул глубоким и спокойным сном выздоравливающего.
До моего материалистического разума, воспитанного в школе на принципах убежденного атеизма, и всяческом отрицании любого духовного начала, внезапно дошло, осенило фактически, что ни хрена плохого со мной не случится, пока рядом со мной будет Витя.
Я понял, да что там понял?! Каждой клеткой своего мозга осознал, что БОГ Витю любит! Не знаю за что, но любит искренне! Может, как свое не очень гармоничное и не совсем правильное творение?! А слабых и немощных, убогих и дурных, сирых и чудных, недаром народная молва зовет «божьими людьми».
И в результате заодно с этим неказистым недоразумением - ошибкой, так сказать, природы, прикрывая его непрактичные и неразумные, но абсолютно искренние и чистосердечные проступки, Бог погладил и меня грешного по моей дурной головушке своей нежной, заботливой, ласковой отеческой рукой.

Про летчика

источник - http://www.mark-off.ru/forum/viewtopic.php?p=3961#3961

- Шота, батона, у тебя есть что поесть? Есть хочется. Вино у тебя классное. Но жрать охота.
- Курица будешь? Чичас ощипем.
- Да ну, долго.
- Яйца будеш?
- Яичницу что ли?
- Да, зажарым. Свежый яйца. Скока, десат?
- Давай, Шота, и вина еще.
- Ныно. Зделай. Ест хотят.
Жена Шоты Нино бесшумно скрылась в доме.
Мы сидели в саду, пили молодое вино и разговаривали.
О чем могут разговаривать пятеро молодых лейтенантов, сидящих в субботу у Шоты в саду и пьющих вино?
О бабах? Нет. Не та атмосфера. Про жизнь? Нет. Они еще ничего не знали про жизнь.
Да ни о чем они не разговаривали. И ничего не обсуждали.
Ну разве это разговор? Разве это обсуждение?
- Садимся в Вырезовке, блин, МиГи двадцать третьи, кореш мой, блин, спирту море, ты знаешь скока в двадцать третьем спирту? 300 литров! Кран открывает - подставляй"
- Да не ври, какой триста, массандра там, 230 литров, летняя.
- Да пошла она нах, массандра ваша. Отрава. Во - вино. Наливай.
- Слышь, Олег, а как отстрелялись-то?
- Нормально.
- Нормально?! Гы-гы, видел я куда попали, не ври. По заклепке, небось, прицеливался?
- Да попал я! Почти! Гы-гы. Четыре балла. Нормально.
- Шота, жрать охота!
Нино, красивая грузинка лет сорока, жена Шоты, выносит сковороду и спокойно ставит на стол.
- Кушайтэ.
Мы сидели, пили вино за столом под свисающим виноградом, ели грузинскую яичницу, нам было хорошо.
Я смотрел на своих друзей, на сад и далекие хребты снежных гор, и стихи великого поэта вдруг сами зазвучали в моей не совсем трезвой душе.

- На холмы Грузии легла ночная мгла
- Течет Арагва подо мною,
- Мне грустно и легко,
- Печаль моя светла,
- Печаль моя полна тобою.

В воскресенье после утреннего футбола мы, мокрые и довольные полезли в пруд купаться.
- Ну че, по стаканчику?
- Олег, ты как?
- Не, полеты завтра, не буду.
- Ну как хош.
Он погиб в понедельник.
Они пробивали облачность при заходе на полигон и им дали неправильную высоту снижения.
Они выскочили из облаков и увидели гору. Они видели ее пять секунд.
Летчик до отказа потянул ручку на себя.
Это было на пленке черного ящика, которую я расшифровывал. Я видел такую пленку первый раз за полтора года службы. Линия перегрузки вверх до пяти "же", высота ноль, и обрыв... Страшно.
Их разнесло по горе на два с половиной километра.
Собрали по два мешочка останков. Что-то надо было хоронить.
На похороны приехала его мать и сестра. Сестра была очень красива и похожа на него.
Похоронили в Кутаиси на городском кладбище. Поставили железную пирамиду с красной звездой. Олег Вартанян. Русский парень с армянской фамилией.
На кладбище в грузинском городе. Ему было 24 года, как и мне.
Я не смотрю телевизор, я не могу смотреть как сегодняшние мелкие, глупые и жадные правители с обеих сторон поносят друг друга, стравливая наших друзей.
Я с печалью думаю, что стало с той пирамидкой на кладбище в Кутаиси, как живут Шота и его Нино, и где мои товарищи, с которыми я сидел в саду у них.
Стихи великого поэта написаны гусиным пером.
Перо надо сначала очинить, потом обмакнуть в чернильницу, проверить каплю на кончике, чтоб не получилось кляксы.
И так после каждой третьей буквы.
Не торопились наши предки. Не торопились.

автор: ttt

Вечер, конец рабочего дня. Ждём автобус с тех. территории домой. Сидим в курилке, идёт никчёмный трёп, так, время скоротать. Прапор подбросил темку: мол, надел новые берцы, замучился: тесноваты, ноги жмут, аж башка болит. Разговор оживился, одни говорят: какая связь между ногами и головой? Аргумент оппонентов научный: ноги сжаты, кровообращение нарушено, кровь отхлынула к мозгу, давление повышено, башка болит. Страсти накаляются...
- Может голова от обуви болеть!
- Не может!
- Может!
- Не может!
Старый, мудрый майор Саня Г. выпускает кольцо дыма, сплёвывает и весомо произносит:
- Чё спорите? Может, на собственном опыте испытал.
Спор затихает, все ждут Саниного аргумента.
- Вчера утром просыпаюсь, голова раскалывается, смотрю: точно, обутый спал!
Подходит автобус, народ спокойно едет домой, научная проблема разрешена.

Секрет

(на правах байки, но тем не менее, данный случай имел место быть)

В 3-й эскадрилье нашего 2-го авиационного полка, входившего в дивизию особого назначения, служил прапорщик по имени Максим, а по фамилии - Секрет. Откуда в его роду появилась такая любопытная фамилия, Макс точно не знал, но гордился ей неописуемо. Согласитесь, не очень распространенная фамилия, не так ли?!
Но по фамилии его почти никто никогда не называл, т.к. в ВВС испокон веков принято обращаться друг к другу по имени-отчеству или просто по имени или просто по отчеству, независимо от воинского звания, поэтому фамилии своих сослуживцев вспомнить было всегда достаточно трудно и весьма проблематично. Так что не удивляйтесь.

В Военно-воздушных силах вообще отношения очень доброжелательные, почти семейные, без уставной истерии и «сухопутного»:
- ТовариСТЧ прапорщик, ко мне! Смирно! Слушай приказ! И все такое...
Не прижилось это как-то, причем повсеместно в ВВС не прижилось. Наверное, все же из-за того, что Земля-матушка одинаково твердая как для офицера, так и для прапорщика, а набирать полный рот земли как-то не очень хочется. А в экипаже твоя жизнь зависит не только от тебя, любимого, но и от «того парня». Поэтому моральный климат в коллективе для авиации совсем не пустой звук.
В процессе обиходного общения на бетонке все ребята полка и знакомые из дивизии называли Максима «РадиоМакс», так как он служил механиком в группе обслуживания радиоэлектронного оборудования и прослыл весьма веселым и остроумным парнишкой.

И вот, однажды летом, волей начальника штаба, я, будучи зеленым лейтенантом, заступил дежурным по стоянке части (ДСЧ), а Макс пошел в суточный наряд дежурным по техническому домику на аэродроме. В то же время архибольшим и архиважным дежурным по всей дивизии в целом был назначен живописный и немного дерганый зазнайка-подполковник по фамилии Собакин.
Было доподлинно известно, что подполковник Собакин не заканчивал военного училища, а был родом из «студентов» - из «пиджаков» то есть. Поэтому по давно установившейся в армии безобидной традиции он автоматически попадал в разряд гарантированных мишеней для постоянных шуточек и подколок со стороны кадровых военных. Надо же на ком-то упражняться в остроумии?! Тем более, что поводов для этого было предостаточно.
В принципе, «активный век» студентов в рядах Красной армии должен быть не очень долгим и, обычно ограничивается 2-мя годами службы после окончания института. Но, имея весьма мощный локомотив с приличным бронепоездом за спиной, способный в нужное время демонстративно погреметь броней, громко попыхтеть паром и в случае чего - поддержать огнем тяжелой артиллерии, «студент» Собакин, которому неожиданно понравилось «работать» военным, прижился в армии и буквально метеором пролетел все воинские ступени и должности. И что характерно, «студент» Собакин считал себя самым что ни на есть настоящим, «чистокровным» военным, всячески показывая служебное рвение!
Он абсолютно без задержек дослужился вплоть до подполковника на какой-то инженерной должности в дивизии, и в недалеком будущем уже видел себя «настоящим» полковником. Спал и видел, не иначе. А может, даже и генералом?! Кто знает?! «Пиджаки», они знаете какие?! Ууууу! Только держись! Особенно опасен и непредсказуем «пиджак», воспылавший к армии страстной, но безответной любовью! Эти ребята вообще безбашенные! Поверьте на слово.

Во время развода суточного наряда на плацу перед штабом дивизии подполковник Собакин громко и важно пыхтел, инструктируя нас достаточно хаотично и бестолково, постоянно перескакивая с темы на тему. В результате он почему-то не удосужился пройтись вдоль строя с «дежурной» планшеткой, чтобы лично познакомиться и записать фамилии офицеров и прапорщиков, которые будут ближайшие сутки «охранять Родину» под его чутким руководством. Не хочет знакомиться, ну и ладно! Как бы всегда было принято...
Апофеозом этого действа было громогласное и прилюдное оглашение прямо перед общим строем суточного наряда, пароля (секретного слово), дающего право доступа в караульное помещение, что в принципе, недопустимо. Цирк, да и только! Но мы, привыкшие за время службы и не к таким «закидонам» и «крендебубелям» со стороны «студенческой братии», к данному казусу отнеслись достаточно спокойно - без гомерического ржания, переходящего в неконтролируемую истерику, а только с ехидными смехуечечками и с поголовным закатыванием «глаз под образа». «Пижмак жамжевый», ну чего еще от него ожидать?!

Развод закончился, мы с Максютой погрузились в дежурный автобус и поехали на аэродром принимать наряд. Из-за дефицита бойцов срочной службы мои подчиненные на ближайшие сутки - ДСП (дежурные по стоянке подразделения) заступали понедельно и меняли сами себя любимых. А куда деваться?! Солдат в ВВС - достаточно редкий экземпляр, фактически из Красной книги, его беречь надо. Зная каждого из ребят лично, я был в них абсолютно уверен, и поэтому априори знал, что текущие сутки пройдут без проблем - в плановых полетах полка в частности, а также без ненужной суеты, в тишине и в гармонии в целом.
Моя задача на ближайшие сутки была банально проста и обыденна. Это ни шатко ни валко наблюдать за наличием самолетов на стоянке полка, чтобы их случайно не рас3,14здили в служебное время на запчасти и «цветмет» или, не дай Бог, нагло не угнали. Расписание полетов и график прибытия бортов из командировок лежал у меня в кармане, а в случае чего - всегда можно было связаться с КДП.

А прапорщик Максим Секрет, в свою очередь, должен был битые сутки тупо сидеть перед телефоном за огромным стеклом «а-ля-аквариум» в помещении «дежурки» технического домика и выполнять архиважную роль «дежурной жопы и главного передаточного звена», что само по себе очень нужная и самая распространенная задача в Красной армии.

После ужина я принял крайний за этот день приземлившийся борт Ту-154, прилетевший из Кольцово (Свердловск), и посадив экипаж на дежурный автобус, сдал стоянку с самолетами под охрану вооруженного до зубов караула.
Соблюдя все положенные процедуры и скрупулезно выполнив функциональные обязанности ДСЧ, я в чувством внутренней гармонии и душевной умиротворенности, пришел в «дежурку» тех. домика.
И перед тем, как завалиться «баиньки» до момента вылета первого самолета в районе 4-х часов утра, решил посмотреть телевизор на сон грядущий - программу «Спокойной ночи, малыши» с симпатичной и весьма сексапильной тетей Таней, а заодно и немного потрепать языком с хорошим парнем Максей за стаканом вечернего чая. Солдатики ДСП уже отбились, и ловя каждую свободную минутку для отдыха, досматривали вторую серию снов о дембеле или о голых девках. Точно не знаю, но их лица во сне были абсолютно счастливые.

Перед традиционным чаепитием по факту состоявшейся сдачи стоянки полка под охрану караулу на ночь я отзвонился (как положено) дежурному по дивизии подполковнику Собакину. Тот удовлетворился моим докладом и попросил передать трубку дежурному по тех. домику. Законное желание, вопросов нет.

Прапорщик Секрет взял «трубу» и представился.
- Дежурный по техническому домику 2-го полка прапорщик Секрет.
Дежурный офицер по дивизии в это время, очевидно, попутно трещал со своим помощником или параллельно говорил по второму телефону и, по всей видимости, прослушал заключительную часть Максимкиного доклада.
- Да, я понял, что дежурный по домику, прапорщик... ммм... будь любезен, фамилию напомни.
- Секрет.
- Не понял, еще раз назовись, а то слышимость ужасно плохая.
- Секрет.
- Чего?! Ни хрена не понимаю! Треск какой-то в трубке. Связисты - настоящие ублюдки, перевешал бы на телеграфных столбах, причем всех и каждого... Полный пипец, а не связь! За что только деньги получают?! Непонятно. Фамилию, говорю, назови! Только внятно!
- Секрет.
- По слогам, говорю, фамилию назови!
- Сек! Рет!
- Не понял, давай по буквам!
- Сергей! Елена! Константин! Роман! Елена! Тимофей!
- Секрет?! Что еще за секрет?! Ты что там, прапорщик, секретничаешь?! У нас тут секретов нет. Вот я, например, подполковник Собакин! Собакин и никаких секретов. А твоя фамилия, какая?
- Секрет.
- Слушай, кончай морочить мне голову! Заладил - секрет, секрет, да какой же тут секрет?! Тоже мне, из фамилии какую-то военную тайну сделали. Я же не кодированные ключи на аппаратуру «свой-чужой» у тебя спрашиваю, а банальную фамилию. Короче, я приказываю назвать свою фамилию.
- Секрет.
- Так! Слушай, обнаглевший прапор, я еще пока еще не знаю, ухулел ты безмерно или просто издеваешься надо мной... Я понял! А может, ты пьяный?! Тогда это меняет дело...
- Нет, не пьяный...
- Ах, ты не пьяный?! Тогда немедленно назови свою фамилию, ...
- Секрет.
- Эй, прапорщик, может у тебя какая-то неблагозвучная фамилия?! Так ты не стесняйся, шепни мне на ухо. Кроме нас с тобой ее никто больше не услышит. Я же должен в «строёвку» запись сделать, с кем именно, службу целые сутки нести буду. Должен же я, хоть как-то к тебе обращаться, правильно?! Ну, не: «Эй, прапорщик, который дежурит по техническому домику 2-го полка?!» Так ведь?! Фамилия же у тебя есть, какая-никакая?! А, прапорщик?!
- Есть.
- Какая?
- Секрет.
- Бля! Все нах...! За**ал уже секретничать, понял?! Ты чего, стесняешься своей фамилии?!
- Нет!
- Нет, ты стыдишься своей фамилии! Стыдишься, фамилии своего отца, деда своего, прадеда и всех своих предков стыдишься. Позор! Вот я - Собакин! Со-ба-кин! И дед мой - Собакин! И отец - Собакин! И дети - Собакины! Сын скоро женится и невестка моя, тоже станет - Со-ба-ки-на! И внуки будут тоже Собакины! Собакины, вовеки веков! А ты, что детям передашь?! Какую фамилию им в наследство оставишь?! Ась?!
- Секрет!
- Ну вот чего ты нарываешься на неприятности?! Я же с тобой по-хорошему пытался вопросы решить. Ведь по логике, я должен снять тебя с наряда! Но я не хочу никому создавать проблемы! Сейчас ты по-быстренькому называешь свою фамилию, и мы дружненько забываем об этом инциденте?! Ты понял?!
- Понял.
- Договорились?!
- Договорились.
- Называй!
- Секрет.
- Так! Все, сука, замудохал в конец! Пиндец тебе! Ты пьян! Пьян в жопу, пьян в слюни! Однозначно! Так издеваться над старшим офицером?! Это наглое несоблюдение субординации! Вот! Я снимаю тебя с наряда! Никуда не двигайся! Я сейчас приеду и лично объясню тебе, прапорщик «Секрет», что такое «настоящий секрет» и куда тебе, сейчас я - подполковник Со-ба-кин, его засуну, причем, плашмя! Понял?! Стой там, я уже выезжаю!

Слушая со стороны эту занимательную беседу двух интеллектуалов, я тихо давился чаем и овсяным печеньем вперемешку со смехом, представляя тупую ярость бестолкового «пиджачного» подполковника, и все время ждал логической развязки. Но, когда Максим спокойно положил трубку на рычаг телефона и начал невозмутимо и старательно одергивать китель под портупеей, приводя себя в идеальный вид для встречи дорогого «гостя», я понял, что сейчас начнется второй акт «марлезонского балета». Причем, не менее интересный, чем первый. Такое нельзя пропустить! Но ради вежливости поинтересовался:
- Макс, какого рожна ты над подполковником глумился?! Он же тупой, как бритва «Нева». Его же сейчас чуть Кондратий не хватил! И тебе проблемы зачем?!
- А какие проблемы?! Я четко отвечал на его вопросы и не более того. Ты - свидетель. А если эти вопросы поставлены неправильно, то это уже проблема товарища Со-ба-ки-на! Разве нет?! Тем более, он - сосед по гаражам у моего тестя и каждую зиму сгребает снег от своих ворот на нашу сторону, потом гараж не откроешь, хотя чистим регулярно. Короче, хитрожопый гнус! Никаких слов не понимает, и тесть с ним говорил по-доброму и я, все бесполезно! А дураков и хамов надо учить?! Не мытьем, так катаньем... Ничего, поспит сегодня поменьше, побегает побольше, да и прогулки на свежем воздухе полезны для умственной деятельности, а то кричит в гаражах: «Я - подполковник, я - подполковник! Я! Я!» Ну-ну... головка от... патефона!

В принципе, Макс был прав, не поспоришь. Морду подполковнику в гаражах бить как-то не по Уставу, субординация и все такое..., а нервишки помассажировать?! Почему бы и нет?!

Мы вышли на крыльцо технического домика, ожидая скоропостижное прибытия взбешенного офицера Собакина. Максим спокойно закурил сигарету, ожидая свою «судьбу» в образе «пиджачного» подполковника, а я присел на удобную лавочку, сделанную искусными мастерами из рем. группы, вытянул ноги и уперся взглядом в звездное небо.
Тихо, хорошо, слышно как сверчки стрекочут, а в черном пространстве бездонного космоса бодренько бороздит яркая точка - летит спутник, спешит, торопится куда-то! Интересно, чей? Наш «разведчик» или «супостатовский шпиён»?!

Тем временем, вдалеке на дороге показались хаотично мельтешащие фары, это дежурный УАЗик с разъяренным подполковником мчался на «всех парусах» в нашу сторону. Вскоре в ночной тишине послышался надрывный рев мотора и характерный скрежет «убитой» коробки передач, которую переключала нервная рука военного водителя, подгоняемого Собакиным. Подполковник явно изнемогал от нетерпения и страстного вожделения в предчувствии скорого полового акта со строптивым прапорщиком с обязательным применением всевозможных извращений.

Громыхая всеми 4-мя дверями к самому тех. домику шустро подкатил УАЗ-486, из него выскочил ретивый подполковник и хищным зверем метнулся к крыльцу. Я продемонстрировал откровенно слабую попытку оторвать свою задницу от скамейки, но не очень высоко, справедливо полагая, что главным действующим лицом в этом представлении, буду все же не я. Проигнорировав мое присутствие, Собакин подскочил к прапорщику.
Максим, демонстративно выплюнув сигарету, молодцевато вскинул руку к козырьку фуражки и четко отрапортовал.
- Товарищ подполковник! За время моего дежурства на вверенной территории происшествий не случилось! Дежурный по техническому домику войсковой части 43210 прапорщик Секрет.
По факту окончания доклада с лица подполковника Собакина очень медленно сползла гаденько-ехидная и многообещающая улыбочка. Дежурный по дивизии недоуменно приподнял брови и выкатил глаза, продолжая держать руку, вскинутую в воинском приветствии.
- Секрет?!
- Так точно! Секрет!
- Точно, Секрет?!
- Точнее некуда, товарищ подполковник!
- Секрет значит?! Это фамилия ваша такая, да?!
- Да, товарищ подполковник, именно фамилия - Секрет!
- Товарищ прапорщик.... мммММммм.... а предъявите-ка мне ваше удостоверение личности... пожалуйста.
Макс медленно вытащил из внутреннего кармана кителя удостоверение личности и спокойно протянул его проверяющему офицеру.
- Пожалуйста.
Подполковник утомительно долго листал документ, многократно поворачивался спиной к свету фонаря на столбе, несколько раз приседал к фарам УАЗика, подсвечивая первый листок удостоверения личности с фотографией владельца - прапорщика Секрет, старательно шевелил губами, снова и снова перечитывая фамилию, чуть ли не пробовал документ на зуб, пытаясь провести оральную экспертизу на подлинность. Затем он разочаровано вернул удостоверение личности обратно Максиму и опять вскинул руку в воинском приветствии.
- Аааа, почему вы мне не говорили...?! Ах да, говорили... Продолжайте несение службы, товарищ прапорщик.
- Есть, продолжать несение службы, товарищ подполковник!

«РадиоМакс» стоял с абсолютно серьезным видом, глядя прямо в глаза подполковнику Собакину. А тот лихорадочно скрипел мозгами.
- Товарищ прапорщик, а по-моему, я вас знаю?! Только... мммм... где...
- Так точно, товарищ подполковник, в гаражах могли пересекаться... соседи, так сказать...
- Ну да, ну да...
- Разрешите продолжить несение дежурства?!
- Продолжайте, продолжайте...

Еще некоторое время тупо потоптавшись на месте, откровенно расстроенный подполковник Собакин взгромоздился в машину с таким обиженным видом, как будто у него украли конфетку. Клюющий носом солдатик-водила встрепенулся и резко дал по газам.
Еще не дождавшись отбытия «начальника» восвояси, мы бессовестно заржали как полковые кони, а Макс, надвинув козырек фуражки на самые глаза, победно выбросил вперед полусогнутую в локте правую руку, а левой рукой отмерил расстояние в 50% длины от правой.


(был еще майор Майоров - тот еще "фрукт", но это уже другая история) :)