Добро пожаловать в Форт Норт Хед, на те-рео - языке маори - Маунгауика.
Норт Хед (Северная Голова) - потухший вулкан, один из десятков молодых вулканов среди которых построен Окленд - крупнейший город Новой Зеландии. Лет 700-800 назад маорийский вождь по имени Уика приплыл сюда из Самоа и основал на вершине свою "па" - крепость. Отсюда маорийское название вулкана - Маунгауика - гора Уика.
Зимой 1874 года, сэр Джордж Огастус Константин Фиппс, Второй Маркиз Норманбии (и прочая), только вступивший в должность генерал-губернатора Новой Зеландии, получил депешей высочайшее повеление её величества королевы Виктории. Маркизу вменялось немедленно принять все необходимые меры для организации обороны вверенной ему колонии от врагов её Величества.
Не мудрствуя лукаво, сэр Джордж тут же переселил прибрежные племена маори в глубь страны, выплатив им соответствующую компенсацию - благо, денег королева выделила предостаточно. На освободившейся земле были приказано немедленно возводить форты, батареи береговой артиллерии и наблюдательные посты. Эта участь постигла и наследников вождя Уики, и Маунгаика превратилась в Норт Хед. Отставных солдат, коих в Новой Зеландии было предостаточно, тут же призвали обратно под знамёна империи и стали обучать артиллерийскому исскуству. К 1880 году на месте бывшей па располагался артиллерийский форт с 3 батареями 6-дюймовых орудий, обслуживаемых регулярным и резервным гарнизоном. Еще год спустя стало ясно, что если противник нападёт, то его корабли будут сопровождаться броненосцами, которым 6-дюймовые ордия - как комариные укусы. Комедант получил в своё распоряжение 40 каторжников, которые за 5 пять лет перекопали весь вулкан, проложив в нём глубокие траншеи и выкопав новые блиндажи. Главным же результатом их работы стали огромные котлованы, куда были спрятаны новые <<выезжающие>> 8-дюймовые пушки.
Летом того же года жители поселка Такапуна и окрестные фермеры подали жалобу на коменданта крепости. <<Из-за ужасного шума артиллерийской пальбы,- говорилось в жалобе,- жить в поселке стало невозможно...>> Прослышав о жалобе, комендант пришел на собрание местного совета и объяснил жителям, насколько жесток и беспощаден противник, воевать с которым готовился гарнизон крепости. В результате жалобе хода не дали, зато жители записались в артиллерийский резерв.
С кем же готовились воевать новозеландцы тем памятным летом?
Вы понимаете, Жирик, с его мытьём ног в Индийском океане - просто профан. У него на такое даже фантазии не хватило. Ибо в 85-ом году позапрошлого столетия. На южной окраине Тихого океана. Два маленьких острова под единым названием Новая Зеландия. Готовились достойно отразить натиск самого страшного врага, какого могли себе вообразить британские генералы - РОССИЙСКОГО МОРСКОГО ДЕСАНТА.

Шарфики, подошвы и морковка

Пилоты Военно-Воздушных Сил армии её Величества невольно стали зачинателями нескольких традиций, ставших популярными среди летчиков всего мира. Перед Первой мировой войной принцесса Виктория, супруга английского короля Георга V, подарила нескольким первым военным пилотам королевских ВВС белые шарфики, связанные ею собственноручно, чтобы пилоты не мерзли в открытых кабинах самолетов. В дальнейшем летать с развевающимся белым шарфом стало среди пилотов знаком особого шика, хотя это было дико неудобно. Моторы плевались маслом, шарф болтался на ветру во все стороны, мешая обзору, но мода превыше всего. Так и родилась одна из первых традиций пилотов.

Во время Первой мировой войны родилась еще одна традиция - итальянские летчики стали от скуки рисовать на своих самолетах карточных дам, королей и тузов. Эту моду переняли и британские и немецкие летчики, “зациклившись” на тузах - асах (туз - ace по-английски). Однако британцы пошли дальше в буйстве своей фантазии. Они стали рисовать на своих самолетах портреты любимых женщин, присваивая своим боевым машинам имена своих подруг.

В Греции базировалась смешанная эскадрилья, состоящая из греческих и британских пилотов. Уже неизвестно, кому пришла в голову эта сумбурная идея, а может, пилоты были слишком молоды, чтобы обзавестись подругами, но чтобы не отставать от других, летчики этой эскадрильи стали рисовать на своих самолетах... портреты местных проституток. Тех самых, которые в то тяжелое время заменяли им любимых женщин.

Кто-то из наиболее образованных пилотов вспомнил, что в Древней Греции существовал запрет для проституток рекламировать себя и свои заведения. Поэтому хитрые дамы делали надпись на подошвах своих сандалий “Следуй за мной” (Follow me), которая отпечатывалась на песке тротуаров, и по этим отпечаткам клиенты могли найти желаемое. И молодые пилоты ввели в свой лексикон эту фразу древнегреческих проституток, которая стала в дальнейшем обычной фразой для пары ведомый-ведущий.

И, наконец, наиболее странная и смешная традиция. Во время Второй мировой войны британцы первыми начали применять радар для обнаружения целей в ночное время или в тумане. А чтобы сбить с толку немцев, в английских газетах появился ряд статей, в которых говорилось, что британские пилоты в больших количествах кушают... морковь, от которой у них намного улучшается зрение. Более того, в самолеты королевских ВВС брали мешок моркови - на случай если самолет будет сбит или потерпит аварию, чтобы поддержать миф. Немцы в скором времени узнали правду, но газетные статьи сделали свое дело и с тех пор считается, что от моркови улучшается зрение:)

Стянуто
tomcat61.livejournal.com

Мы были...
Киноповесть.
(продолжение)

Москва. Дом правительства. Наше время.

В кабинете деда они были вдвоем. Сидели за журнальным столиком в креслах и пили чай из старомодных подстаканников. Дед как всегда был честен и прям.
- Я все понимаю, Кирюша, все понимаю. И поэтому настоял именно на том, чтобы именно ты и твоя фирма занималась этим делом.
- Дед, да поймы ты... Этот проект стоит гигантских денег. Мне просто в лоб намекнули на «правильные» выводы экспертизы, которые компания ждет от меня... как от лояльного сотрудника. Им нужен этот контракт. И они будут нажимать на все возможные кнопки и покупать всех нужных людей от норвежских экологов до наших чиновников...
Дед достал трубку и начал не спеша набивать ее табаком.
- Я, кстати, тоже... чиновник...- и улыбнулся.
- Ну, извини, деда... Извини... Ты же понимаешь, о чем я...- Кирилл поглядел на деда и опустил глаза.
- Да ладно. Понимаю, понимаю. Такого добра здесь по этим кабинетам рассовано знаешь сколько? Лучше и не спрашивай...- дед прервал фразу и раскурил трубку.
- Дед, а почему ты, собственно, против подъема лодки? Все же цивилизованно, всех, кого там найдут, торжественно перезахоронят, никакой опасности, с норвежцами все в норму придет. Да мне кажется, это для престижа России....
Дед резко прервал Кирилла.
- Престиж России не в том, чтобы давать кому-то разорять свои погосты!!! Кирюша, эта лодка - могила. Могила твоего отца и еще 18 человек. Ее просто нельзя поднимать. Но кое-кто здесь...- дед обвел рукой стены - хочет на этом хорошо нагреть руки. Для этих не существует ничего более достойного в жизни, кроме собственных карманов. Но у тебя там лежит отец, и ты должен это помнить! Обязан! Да и не тот человек был мой Славка, чтобы не доделать свое дело до конца. Распиздяем был, но не по этой части...
Дед встал и подошел к окну. Помолчал минуту. Стукнул кулаком по подоконнику.
- Хватит лирики. Решать тебе! Но хочу официально заявить, что спуски для визуального осмотра корпуса лодки наша сторона по соображениям секретности разрешает только ограниченному числу людей, и обязательно с участием наших специалистов, так как затонувший корабль является собственностью Российской Федерации. И мы имеем полное право оспорить или просто не признать выводы вашей экспедиции. И я буду первый, кто будет против подъема корабля. Так и знай, внук. Это тебе официально.... А так, давай решай со своими орлами вопросы с гостиницей и вечером к нам. Комнату я тебе подготовил. А бабушка сама к плите встала, цени... Для меня раза два в жизни такое случалось, да и то в лейтенантские годы...
Кирилл улыбнулся и подошел к деду.
- Конечно! Я дня три в Москве у вас, а потом к родителям в Севастополь смотаю...
Дед пристально посмотрел в глаза Кирилла.
- Понимаю. Надо, конечно. Мать-то уже сколько не видал? Года полтора? Да и с Юрием тебе поговорить не помешает... О том же...

Севастополь. Порт-Пункт Троицкая. Наше время.

Пыльная не асфальтированная улочка на окраине города. Маленький крымский домик, увитый виноградом и вьющимися цветами, давно не крашеные железные ворота.
Кирилл, коротко поблагодарив таксиста, вылез из машины и подошел к воротам. Немного замешкавшись, вошел во двор.
- Здравствуй, мама!
Нагнувшаяся над тазиком с бельем, стоявшим на табуретке, женщина выпрямилась. Она была красива. Красива красотой зрелой, но уже начавшей стареть женщины, той красотой, которую замечают и молодые мужчины, и стареющие ловеласы. И ее не портили уже изрядно заметные седые волосы, отсутствие косметики и старенький заношенный сарафан.
- Кирюшенька!!! Сынок!!!
Она бросилась к Кириллу, на ходу вытирая руки о фартук.
- Кирюша, Кирюшенька...Господи, да ты же звонил, что только завтра прилетаешь... Я и не готова совсем... сынок... возмужал, иностранец ты мой...
Она обнимала и обнимала Кирилла, а он, прижимаясь к ее плечу, жмурился и улыбался от удовольствия.
- Юра! Юра! Ты где!? Кирюшка приехал!
Он вышел откуда-то сбоку из-за дома с лопатой в руке, в бугрящихся на коленях спортивных штанах и застиранном тельнике. Кирилл, мягко отстранил маму и подошел к нему.
- Здравствуй, папа!
Они крепко пожали друг-другу руки и потом обнялись.
- Здравствуй, сын! Ты же завтра обещал? Я и мясо на шашлык не замариновал...
- Да сейчас и замаринуем, папа. Просто успел дела быстрее в Москве закончить и на день раньше от деда уехал.
Юрий как-то кривовато улыбнулся.
- Гм... от деда? Один твой дед здесь, другой в Твери в земле лежат...
- Так!!! Прекратите!!! Юра, сын приехал на пару дней, а ты все за старое!!! Хватит!!! Тебе, что, одной меня не хватает желчь свою изливать? Пожалуйста!!! - Мама стояла с высоко поднятой головой, ветер раздувал волосы, а голос был неожиданно силен и громок. Кирилл даже не успел рта раскрыть, как мать неожиданно сменив тон, уже с улыбкой дала команду.
- Ну и давайте-ка вместе на стол накрывать! Предлагаю во дворе, под небом! Мужчины, вытаскивайте стол, потом Кирилл умываться и переодеваться, и маринуйте мясо на шашлыки... И не портьте мне хоть сегодня настроение...
Вечером под ночным звездным севастопольским небом они втроем сидели за столом, и им всем было хорошо. Еще дымил мангал, на столе лежали груды свежих овощей и фруктов вперемешку с шампурами и стаканами, высилась большая оплетенная бутыль с вином.
- А что твоя эта... Камилка не приехала? Боится «дикой» России? Медведи на улицах затопчут? У нас-то в Крыму? - затягиваясь сигаретой, спросил улыбающийся Юрий у сына.
- Ага...вот таких медведей как ты и боится... Да и не забывай... Тут не Россия, тут Украина... незалежная...- беззлобно посмеиваясь, ответила за сына мама.
- Да она и не против была бы... но у нее работа. Да и я по случаю заехал, а не отдыхать. Сам же знаешь. Вот выпадет у нас вместе свободная неделя - обязательно прилетим...
Кирилл потянулся.
- Красота-то, какая... Все-таки нет лучшего места, чем Крым и лучшего моря, чем Черное...
Мать встала, потрепала Кирилла по голове.
- Сидите... мужчины. А я пойду чайник поставлю, да и посуду пока сполосну лишнюю... И не спорить тут без меня!
Она собрала посуду со стола и ушла в дом. Юрий посмотрел ей вслед, взял со стола заплетенную в лозу бутылку и разлил по стаканам.
- Давай выпьем, сынок, пока мамы нет... А то она ругается последнее время, когда я стаканчик лишний опрокидываю...
- За лишний, папа, и не грех поругать-то...
- У нашей мамы каждый стаканчик лишний, сынок... Хотя, может, и права она... Не знаю...
Отец протянул стакан. Они молча выпили. Закусили. Закурили.
- Папа, так что думаешь по поводу этого контракта, который мне поручили?
Юра вздохнул.
- Сынок... А что я могу думать? У меня была своя работа, а это твоя работа... Ты человек современный, деньги зарабатываешь этим... Что тебе мое мнение? Ну, скажу я... А тебе просто прикажут твои англосаксы и всё... Ты что, эту работу из-за моего мнения бросишь? Жить-то на что будешь?
Кирилл сморщился.
- Папа, не считай меня за полное дерево! Я понять хочу! Как поступать... А работа... Да!!! Это моя работа!!! Я хорошо зарабатываю, когда надо вкалываю день и ночь, зато имею возможность жить как хочу и вам помогать еще кстати!!!
Юрий ударил кулаком по столу.
- Я тебе помогать мне не просил!!! И не попрошу никогда!!! И знаешь....
Юрий не договорил фразу, и вдруг весь как бы немного сдулся и сгорбился. Он вдруг заговорил тихо и с каким-то внутренним надрывом.
- Тогда, после гибели корабля, следствие с полгода шло. Когда закончилось, экипаж расформировали... Кого куда... Еще с полгода меня за штатом продержали, а потом предложили уволиться. Мол, деть меня некуда, и никому я не нужен. Не нужен им капитан 2 ранга, орденоносец, командир БЧ-5, да еще и после академии, но с погибшего корабля!!! Я сам уверен, да и госкомиссия тоже установила, что не было нашей вины в том пожаре... Не было! Там кого угодно можно винить, а скорее государство наше, которое стало средства зажимать на ремонт своих же кораблей! Вахтенные снизу еще успели передать, что сначала вверху рвануло... а там кроме регенерации, ну и кислорода, нечему взрываться... а больше узнать не от кого. Вся корма погибла, все три отсека, только из десятого до конца еще связывались, но мы уже не могли нос притопить, чтобы они вышли... И Славку я не на смерть посылал. Он свой долг выполнял, а не мою прихоть...
Юрий прикурил еще одну сигарету, налил стакан вина и выпил.
- Плюнул я тогда и подал рапорт на увольнение. А куда ехать? В Тверь к моим, нас троих еще у них в двухкомнатной квартире с пятью жильцами не хватало... Да и мама сказала, что никуда кроме как в Севастополь не поедет. А то дом-то уже второй год пустовал после смерти ее отца...
Здесь тогда нас Соколов старший и нашел, да это ты и сам помнишь... Это все из-за матери твоей... Она... Она... Она тебя с ним отпустила в Москву... Пропади она пропадом... Сказала, что не хочет, чтобы ее сын вместе со мной до конца жизни водопроводы и канализации чинил...
По всему было видно, что охмелел Юра уже очень изрядно, и речь его становилась все более невнятной и беспорядочной.
- А ты - мой сын... Мой, а не его! Это я тебя с пеленок... Ты у меня на Камчатке... А он только когда я с ТОФа на Север перевелся о твоем существовании узнал... Я... А он... Ну и что, что ты на него похож... Все люди похожи друг на друга... Все...
Юрий встал из-за стола и его повело. Кирилл успел подхватить его.
- Папа, пойдем, я тебя спать уложу...
- Пойдем сынок... пойдем... я... я...
И вдруг, как будто на мгновение протрезвев, обретя четкость речи и ясность взгляда, посмотрел сыну в глаза и произнес:
- В одном я с Соколовым старшим согласен. Нельзя поднимать лодку. Нельзя. Если бы сразу поднимали... это одно, а сейчас это уже надгробие. Памятник бывшему флоту. И Славке памятник... И мне, наверное, тоже... И пусть даже я так никогда и не узнаю, что там случилось... Нельзя, сынок. Вот тебе мой ответ.
И снова обмякнув, повис на руках сына.
- Пойдем... сынок... поможешь прилечь...
И Кирилл повел тяжело переставляющего ноги отца в дом.
Потом, когда Юрий уснул, Кирилл сидел с мамой за убранным столом и пил чай.
- И часто он так, мама?
- Не то чтобы часто, но бывает, сынок. Но ты не обижайся на него. С тех пор, как он уволился... В нем как будто что-то сломалось... Сколько уж лет-то прошло... Он никогда и помыслить не мог о жизни без флота, а тут... Я тебе никогда не говорила, но он после своей первой получки... сантехника... плакал весь вечер... Кто знал, что все вокруг развалится в один миг... У него же пенсия украинская, как у последнего дворника.... Не думай плохого, сынок... У него есть я...И он сильный. Лучше попытайся понять...
Кирилл подвинулся поближе к матери.
- Мама, я всегда хотел тебя попросить, чтобы ты рассказала побольше о моем отце... о...
Мама посмотрела на Кирилла и как-то грустно улыбнулась.
- Кирюша, сынок...больше того, что я тебе уже говорила, тебе и знать не надо...К чему ворошить былое? Я любила Славу, и ты его сын, но жизнь распорядилась так, что я вышла замуж за твоего папу и потом полюбила его... И он вырастил тебя, всегда считая, что ты его сын... И ты, правда, его сын! Но и Славин...Так и вышло, что у тебя два отца... Но можешь быть уверен, что мама у тебя одна...
Она улыбнулась, но даже в темноте были видны слезинки, застывшие в уголках ее глаз.
- Мама, я всегда хотел спросить... А почему тогда, когда приехал из Москвы дедушка, ты все рассказала папе?
Она снова криво усмехнулась.
- А кем бы ты был сейчас, если бы не он? Матросом на буксире, таксистом или сантехником, как твой папа? Ты знаешь, каким был мой отец? А кем был папин? Не знаешь... И не надо тебе этого знать. А я знала, кто были Славины родители. И знала, что ты их единственный внук. А он, оказывается, тогда, перед этим проклятым походом, написал про тебя своим родителям... И когда приехал Славин отец, я решила, только я сама решила, что пусть хоть у тебя все в жизни сложится. Чтобы было, кому тебе помочь, чтобы ты всегда был уверен в завтрашнем дне, чтобы хоть с тобой жизнь обошлась по-доброму... Самое тяжелое было сказать об этом твоему папе... Я ждала чего угодно, но... Твой папа любит меня, и я люблю его. Он принял это... как смог, но принял... и даже простил...И достаточно об этом, сынок... К чему пилить опилки? У нас есть ты, а у тебя есть мы...Чего еще надо?

Голос из прошлого

Меня зовут Святослав Соколов, а проще - Слава. Я вырос в Москве, причем в самом ее сердце, на Патриаршьих прудах. Дед мой, Иван Соколов, родом был из Владимирской губернии. Революцию встретил на Балтийском флоте матросом, да так на флоте и остался, причем заболев революцией и морем до конца своих дней. Много позже Верховный главнокомандующий спросил у моего неукротимого деда, уже тогда носившего вице-адмиральский мундир, где бы тот хотел жить. Дед с революционной прямотой ответил, что у воды. Иосиф Виссарионыч, обладающий своеобразным чувством юмора, тотчас подарил ему эту квартиру на Патриаршьих, в которой и прошло мое детство. Отцу моему дед свободы выбора профессии, естественно, не оставил, и само собой, отец мой, Борис Иванович, тоже связал свою жизнь с флотом. Закончил училище им. Фрунзе и лет двадцать пять бороздил моря и океаны, командуя всевозможными кораблями, а потом и соединениями кораблей. К слову сказать, я и сам родился на Камчатке в Елизово, откуда в годовалом возрасте и был благополучно эвакуирован в Москву. В одном из походов у отца прихватило сердце, и в итоге его убрали с плавсостава, но, принимая во внимание его заслуги и орденоносного деда, перевели в Москву в какое-то управление по всевозможным видам материально-технического обеспечения Вооруженных Сил, где он благополучно дослужился до вице-адмиральских погон и командования этим самым управлением. Мама моя была из потомственной московской интеллигентной семьи, и с юности променяв столицу на гарнизонное существование, всегда ощущала недостаток культуры в грубых флотских душах. А оттого она, словно пламенная пассионария, отдавала себя всю всевозможным кружкам и литературным клубам в гарнизонных ДОФах, а по приезду в Москву стала заведующей по культуре в каком-то райкоме города, где со временем умудрилась стать даже заслуженным деятелем искусств СССР. Само-собой, в семье столь занятых родителей, я был единственным отроком, и рос в относительной свободе от родительских нравоучений по причине их редкого присутствия дома. Наверное, эта свобода и сыграла со мной довольно неприятную шутку, когда в десятом классе я после драки в знаменитом московском пивном баре «Жигули» оказался в милиции, откуда был с превеликим трудом извлечен стараниями всех членов моей семьи и благодаря их широким знакомствам. Именно тогда предки и поставили передо мной вопрос ребром: куда идёшь учиться? Их мнение было единодушным: выбить из меня дурь сможет только воинская служба. Возражать я побоялся, выторговав себе лишь поступление не в командное, а в инженерное училище в славном городе Севастополе, где и море потеплее, персики растут, да и девушки красивые. Так я отправился поступать в училище, причем без какой-либо протекции, так как учился всегда хорошо, да и родители мои были категорически против поступления по блату. Именно в поезде, уносившем меня в будущее, я и познакомился с Юркой Гореловым....
(продолжение следует)

Карьера... Когда я начинал свою службу, в 70-х годах прошлого века, это слово, а также производная от него - «карьеризм», считалось ругательным, особенно в армейских партполиторганах, и недостойным для не только мыслей, но и для лексикона офицера-защитника общества «развитого» социализма. Но, а какая же может быть служба без здоровых карьерных устремлений? Какой хороший солдат не носит в своем ранце маршальский жезл? С высоты своего жизненного и служебного опыта должен заметить, что очень и очень большую роль в карьере, в ее причудливых гримасах и изгибах, играет своенравная и изменчивая госпожа Фортуна...
Да, и одна маленькая ремарочка, все выше- и нижесказанное совершенно не относится к той прослойке людей, которых принято в войсках называть «инвалидами», из-за присутствия «дополнительных» верхних конечностей, рук... Т.е. всевозможные дети, племянники, братья и любимые зятья и прочие персонажи анекдота-загадки: «А может ли сын генерала стать маршалом?» субъектами данного повествования ну никак не являются...
Когда я вспоминаю поток абитуриентов, тянувшихся в аудитории для сдачи первого приемного экзамена - письменной математики (конкурс в нашу «бурсу» в моё время был 7-8 человек на место), у меня возникает совершенно дикая ассоциация, связанная с передачей «В мире животных»... Этот поток похож на прорыв к морю свежевылупленных из яиц дитенышей морских черепах....Больше половины из них не достигнет берега, будучи съеденными своим биологическими врагами... как и получившие двойки абитуриенты...И даже из тех, кому посчастливиться достигнуть водной глади (поступить в училище), не все смогут выжить и подрасти (получить на свои плечи офицерские погоны)...И только единицы из тысяч, смогут вырасти в могучих огромных морских черепах (генералов)... И даже для них, прошедших естественный отбор, необходима улыбка госпожи Фортуны...
История рассказана моей покойной тетушкой, всю свою сознательную жизнь прослужившей в качестве вольнонаемной (служащей СА) в центральном аппарате МО СССР.
К сорока с лишним годам подполковник Н. был командиром батальона. В его личном деле, в служебной аттестации значилась убийственная запись: «Занимаемой должности соответствует. Продвижению по службе не подлежит». Так получилось. Отец, один из «командиров» оборонной промышленности, умер, когда Н. учился в 10-м классе. Матери-домохозяйке пришлось искать работу... Н. решил поступить в военное училище, чтобы не сидеть на шее у мамы... Служба в дальних очень и не очень гарнизонах, академия Фрунзе, и опять гарнизоны... Перспектива ушла, похоже безвозвратно...Но... Стала болеть мать...Дочка заканчивала школу и ей надо было поступать в вуз...Роскошная, отцом полученная, трехкомнатная квартира готова была принять семью Н. ... Н., подзуживаемый своей супругой, убил свой очередной отпуск на Москву... Встретившись с однокашником по академии, служившем в ГУКе (Главное управление кадров МО СССР), посидевши с ним и его начальником в ресторане, Н. отправился к месту своей службы в ожидании перевода. Имеющего московское жилье подполковника директивой НГШ (начальника Генерального штаба ВС СССР) и стараниями однокашника-гуковца, назначили на одну из самых маленьких офицерских должностей в Арбатском военном округе - старшим офицером (должностная категория подполковник) в Приемную МО СССР.
Обалдение от двух (!) законных выходных, от отгулов за дежурство в выходные дни, от отсутствия л/с прошло достаточно скоро, к хорошему привыкаешь быстро...Н. стал уже задумываться о будущей жизни... скоро 45, пора на пенсион, двоюродный братец придерживает должность начальника гражданской обороны на непоследнем из московских заводов, дочь успешно поступила и учится в московском вузе, у матери и жены хорошие отношения, что еще надо человеку, чтобы спокойно встретить старость? Но тут госпожа Фортуна подарила ему одну из своих редких улыбок. Назначенный министром обороны Д.Ф. Устинов предпочитал знакомиться с вверенным ему хозяйством без лишней суеты, объезжая в первые дни своего пребывания на новой для себя должности подразделения центрального аппарата МО СССР по выходным дням, без лишней свиты и помпы. Случилось так, что подполковник Н. в день приезда министра в Управление делами МО был дежурным по Управлению (Приемная организационно входила в состав УД МО). Обстоятельный доклад дежурного, рассказ о целях и задачах УД, о структурных подразделениях, входящих в его состав понравился министру. Он расспросил Н. о его служебном пути, о «малой» родине, семье. Кивнул порученцу и тот сделал какую-то запись в рабочий блокнот. Прошло полтора месяца и вместо увольнявшегося по возрасту заместителя начальника Приемной МО на освободившуюся генеральскую должность приказом министра с одновременным присвоением очередного воинского звания «полковник» был назначен Н. Через год, к очередному «престольному» советскому празднику он получил лампасы. Еще через несколько лет стал начальником Приемной и генерал-лейтенантом. Но на этой должности видимо сработал эффект «превышения предела собственной некомпетентности» и Н. с почетом был отправлен дослуживать на малозначимую, но синекурную должность то ли председателя ЦС Военно-охотничьего общества, то ли первого зама ЦК ДОСААФ, то ли в систему гражданской обороны (точно не помню), где он и закончил свою службу в звании генерал-полковника со всеми присущими этому званию социальными благами и преференциями. Вот что значит оказаться в нужное время, в нужном месте, суметь правильно доложить и поймать улыбку Фортуны!

Легенда о Летучем Голландце

«Там волны с блесками и всплесками
Непрекращаемого танца,
И там летит скачками резкими
Корабль Летучего Голландца.

... И если в час прозрачный, утренний
Пловцы в морях его встречали,
Их вечно мучил голос внутренний
Слепым предвестием печали.»

Н.С. Гумилев

Довольно долго прослужил я гидробиологом в одном известном рыбохозяйственном институте. (Наверняка работал бы там и сейчас, если бы дня через три после защиты докторской меня со страху не подвела под сокращение штатов заведующая лабораторией - толстенная, злобная и глупая бабища с манией величия.) Так вот, некоторое время, очень недолгое, пришлось мне поработать на Ладоге. Институт держал там свое судно - малый рыболовный сейнер, МРС. «Портом приписки» его была Новая Ладога, и большинство рейсов совершалось по соседству, в Волховской губе. Иногда, правда, судно уходило далеко в Ладогу, изредка добиралось даже до самых северных шхер. Команда почему-то называла МРС непременно «пароходом» и упорно требовала того же от научных сотрудников. Команда эта вообще была весьма примечательной.

Как известно, многие моряки сильно пьют. Но сказать так про команду этого самого «парохода» - значит не сказать вообще ничего. Зарплата у мужиков была смехотворной, однако все они судорожно держались за своё рабочее место. Это были голодные девяностые годы, время дефицита, карточек на спиртное и всеобщего натурального товарообмена - пардон, бартера. После того, как в рейсе улов измерялся и взвешивался «научниками», рыба поступала в собственность экипажа. Механизм её превращения в вожделенный напиток был отлажен чётко и действовал безукоризненно. Возвращающееся судно уже ждали на пирсе и на берегу многочисленные легковушки с заранее раскрытыми багажниками. И сразу по причаливанию рыба бойко менялась на громадные количества водки и спирта...

Пила команда неправдоподобно - до абсурда, невероятия, многодневного выпадения из реальности. В таком невыразимом состоянии люди постоянно жили, симулировали работу, на ходу засыпали, где и когда придется. Капитан не отставал от подчиненных и люто пил с ними наравне. Говорить о каком-либо его авторитете было бы просто смешно. Команда, а частенько - и само судно были совершенно не управляемыми. Мой приятель рассказывал, как однажды в шторм рулевой в очередной раз отключился прямо в рубке. Команда перепилась до беспамятства ещё раньше. Без руля и ветрил носился этот Летучий Голландец по ревущей штормовой Ладоге, сам по себе взбирался на гребни волн и скатывался в разверзшиеся пропасти. В рубке летал и с грохотом бился о стены спящий мертвым сном рулевой. А в кубриках катались и колотились телами в переборки бесчувственные рыбаки со своим адмиралом...

Ладожские штормы, как Вы, возможно, знаете, весьма коварны. Мало того, что они налетают внезапно и бешено. Но на Ладоге ещё и волна особенная, скверная: амплитуда у нее большая, а длина - маленькая. Волны идут частым высоким гребнем, за одним крутым валом тут же встает другой. Судно не скользит по водяным склонам, а зарывается в валы и падает с вершин почти отвесно. На Ладоге запретили даже использовать длинные морские баржи - бывало, они просто ломались пополам, когда нос и корма оказывались на высоких пиках соседних волн. В общем, маневрировать в штормовой Ладоге - большое искусство. И как выходил из всех этих передряг наш Летучий Голландец, вообще лишенный управления - это совершенно непонятно и уму непостижимо.

Но история, которая мне сейчас вспомнилась, со штормом не связана. Вышло так, что «пароходу» понадобилось зайти в устье реки Волхова и пристать к небольшой деревянной пристани. Команда была, разумеется, по своему обыкновению сильнейшим образом пьяна, но на ногах более или менее держалась. Однако, вопреки обыкновению, на сей-то раз требовалось не рулить абы куда в безбрежной Ладоге, а маневрировать точно и расчетливо. Широко и бессмысленно улыбаясь, рулевой залихватски долбанул судно бортом о пристань и сбавил обороты. Брошенную с борта чалку на пристани поймали и быстро намотали на швартовую тумбу... Но тут рулевой вдруг неожиданно врубил «полный вперед». И рванувшийся «пароход», туго натянув швартовы, с корнем оторвал пристань от берега! Поскольку чалиться к ней сразу стало неинтересно, швартовы отдали, а отодранную пристань предоставили её собственной судьбе. Так она и поплыла потихоньку в Ладогу, плавно покачиваясь на спокойных волнах седого Волхова, - вместе со стоявшими на ней несколькими «Жигулятами» и «Москвичом»...

Команда же озадачилась тем, куда бы таки причалить. И тут внимание озерных волков привлек двухпалубный пассажирский корабль, стоявший у соседней пристани. Он был велик и занимал её полностью, встать рядом с ним было бы совершенно невозможно. Но капитану с рулевым пришла в буйны головы блестящая мысль: причалить к кораблю и уже через него всем сойти на берег! Сказано - и тут же сделано. Пароход снова бурно вспенил воду и, вихляясь по широкой синусоиде, на предельной скорости рванул к белоснежному красавцу. Не знаю, что подумала команда «пассажира», только что наблюдавшая скорую и страшную расправу с мирной пристанью. Ребята забегали по верхней палубе, отчаянно матерясь и жестикулируя. Возможно, они решили, что их собираются взять на абордаж...

Заложив крутой вираж, рулевой наш, видимо, затевал причалить к «пассажиру» на всех оборотах, с шиком и виртуозной точностью. Вместо этого он с ужасающим грохотом бортанул двухпалубник так, что корпуса судов содрогнулись до основания, их и наша команды повалились с ног, и раздались громовой рёв и мат. От удара нас отбросило от высокого белого борта, как мяч, и, не снижая скорости, МРС отвалил от помятого и ободранного им «пассажира». Но могла ли такая мелочь, как неудачная попытка причаливания, остановить нашего рулевого! Как атакующая акула, «пароход» быстро выполнил крутой поворот и, не сбрасывая скорости, снова лихо взял курс на этот пижонский двухпалубник, непонятно чего такого о себе мнящий.

И тут с верхней палубы «пассажира» высунулись два матроса, держащих на весу над водой здоровенный запасной якорь! А их капитан, изрыгая мат, проревел в рупор, что при попытке подойти к борту на нас оный якорь немедленно сбросят, и что пройдет он через весь наш корпус насквозь, как сквозь масло, учитывая большую разницу высот. И Вы знаете, это вдруг подействовало, несмотря на то, что никто из нашей команды вообще, казалось бы, не был способен что-либо воспринимать и хотя бы немного соображать...

Нехотя, под хоровые проклятия и комментарии в адрес этой жлобской команды педерастического «пассажира», наш Голландец сбавил обороты, дал задний ход и медленно, вихляясь и спотыкаясь, пополз обратно - в бескрайнее Ладожское озеро. На родные просторы. Туда, где нет ни дурацких, кое-как прикрепленных пристаней, ни снобов, которым взападло дружески подставить борт своему, казалось бы, собрату - рыболовному сейнеру, ни дурацких запасных якорей, которыми нехорошие люди могут вот так вот, ни за что, ни про что вдруг дать по голове честному моряку...

Автор: Шуйский Владимир Феликсович
Взято с сайта автора http://shuisky-vf.narod.ru/humor4.html