Лучшие истории 2012 г. из раздела "Учебка"

Вера в Господа - помощница в службе ратной

Курсанты ограничены в перемещениях забором и распорядком дня. Это всё вроде как во имя поддержания порядка и воинской дисциплины. Как-то так исторически сложилось, что в то время, когда у молодых мужчин дети в яйцах пищат особенно громко, писк этот командованием всех степеней и рангов нарочито игнорируется. Нет, всё же очень справедливо то, что военные на пенсию раньше уходят!
Жизнь неоднократно доказывала, что забор с распорядком - не особые помощники: ведь не будь забора, то и самоволок бы, как таковых, не было, а не будь идиотских (зачастую) ограничений времени увольнения - не было бы опозданий из них. Однако найти золотую середину тут, возможно, невозможно. Да и искать, как мне кажется, никто никогда не собирался.
Но вернёмся из блуда мысленного на землю грешную, где по законам биологии и психологии тело и душа курсанта требуют своего с завидным постоянством. Я об алкоголе и прекрасном поле.
Середина четвёртого курса, зима. Увольнение в будние дни до двадцати двух тридцати. Отбой тоже в двадцать два тридцать. У дежурного по курсу Олега Титова (Тита) нервы были расщекочены до немогу. Из увольнения не вернулись два его приятеля-земляка - Филин и Фура. Что само по себе не лезло в рамки даже самого больного воображения - две флегмы ходячие, девственники-переростки. Тит не вслух, но молился всем богам и духам о том, чтобы они скорее объявились. По причине землячества и всего такого он доложил дежурному по училищу, что прибыли все. И теперь для него наступили минуты, кажущиеся неделями.
Что делается в подразделении по команде «отбой»? Это зависит от срока службы. На четвёртом курсе редко кто сразу спит. Кто в телевизоре ещё, кто «докачивается» или чай пьёт, кто личный марафет наводит, некоторые (было и такое) гранит науки догрызают.
Анархия.
В самом лучшем смысле этого слова. Основанная, во-первых, на некотором возвышении себя над устоявшимися догмами устава, дающем почувствовать себя «годками», а во-вторых - на войсковом товариществе. Да-да, товариществе! Потому что никто никого подводить не будет, и в случае малейшего шухера каждый многоментально (именно так, так умеем только мы) отобьётся и изобразит мирное посапывание так, что сам Станиславский сказал бы: «Верю!»
Стук в дверь.
- Дежурный по курсу, на выход!
Дикий скрип кроватей, длящийся несколько секунд, кажущихся дежурному невообразимо долгими.
Тит с верой в лучшее, но готовностью к худшему подходит к двери, смотрит в окошечко, облегчённо выдыхает, открывает. Полегчало.
Два «Фэ» в изрядном подпитии наперегонки с вытаращенными глазами ввалились в казарму.
- Тит! Там! Дежурный по училищу за нами бежит!
- Бегом в люлю!
Было слышно, как хлопнула дверь с улицы двумя этажами ниже.
Секунды.
Дверь закрывается, товарищам оказывается помощь в раздевании, а дневальный на тумбочке снова, как будто в окошечко казарменной двери в эту секунду не дежурный по училищу смотрит, а всё тот же Константин Сергеевич, изображает из себя примернейшего из примерных. После стука в дверь даже руку к уху приложил, команду отдавая:
- Дежурный по курсу, на выход!
Тит, растягивая каждый жест, давая лишние мгновенья сокурсникам для залегания под одеяла, подбегает к двери, всматривается в окошечко, щурится, открывает дверь.
- Това...- Тит был прерван сходу.
- Где?!
- Простите, что «где»? - изобразил полную невинность Тит.
- Не делайте из меня идиота! Я спрашиваю: ГДЕ!?
- Кто!?
- У вас бардак, товарищ сержант, а вы мне тут зубы заговариваете! Я сам лично видел! Всё! Вот этими вот глазами! - подполковник зачем-то тычет себе «козой» в глаза.
- Я старшина первой статьи, товарищ подполковник, - Тит позволил себе перебить подполковника, одновременно и его чуть задеть и ещё чуть оттянуть, на всякий случай, момент посещения дежурным кубриков. Он уже полностью взял себя в руки, ему даже стало немного весело.
- Вот! У вас на флоте и со званиями бардак и со всем остальным чёрт ногу! Ну так где, сержант?!
- Я старшина...
- Да какая мне раз-ни-ца! Покажи! Мне! Их! Обоих двух! Дру-зей сво-их! Тёп-лень-ких!
- Товарищ под-пол...
- Да я сам видел! Понимаешь? Сам! На моих глазах! (снова тычет сам себе «козу») Двое пьяных! Через забор! И бегом! К вам сюда! Где они?!
- Я не понимаю, товарищ подполковник, у меня все спят давно. Какие пьяные?
- А я вот сейчас объясню вам! Всё-ё объясню! Пойдёмте-ка! Пойдёмте, посмотрим!
- А может не на наш этаж, товарищ... - Тит попытался «поддержать» беседу.
- Да какой там не на ваш! Я сам! Понимаешь, сам! - и снова «коза» самому себе.
Тут полполковничий взгляд остановился одновременно с ногами. Он увидел пробивающийся свет из сушилки. Уже два года как у нас авария была, после которой в аварийной казарме никто не решался ничего ковырять-налаживать, и свет в сушилке горел круглосуточно-круглогодично. Только лампочки меняли. Подполковник ухмыльнулся, посмотрел на Тита, в это мгновенье выражением лица он очень смахивал на охотника из мультика о том, как заяц морковь съел: Сейчас-сейчас! Сей-ча-ас! Сделав два шага на цыпочках, дежурный рывком открыл дверь.
Картина маслом.
Порядок идеальный. Точнее, пустота. Ничего, кроме аккуратного ряда сушащихся ботинок нет.
И посреди этого порядка стоит курсантское тело и книжку читает. Тело белое с конопатинами, волосы с рыжа, взгляд агнца, на груди обыкновенный крестик на капроновой ниточке. При этом и труселя казённые и тапочки прикроватные с номерком. Только что нимба над головой нет, но такой в принципе не может быть пьяным. По определению.
На всякий случай тело всё-таки подвергается обнюхиванию, но результат очевиден.
- Почему не спите? Что читаете? - и, не дожидаясь ответа, берёт из рук курсанта книгу.
Заложив палец на открытом месте, смотрит на обложку. Однотонная светло-зелёная. Чуть повыше середины два слова: НОВЫЙ ЗАВЕТ.
Подполковник замер манекеном.
А Тита понесло:
- Ну вот. Вы же видите, товарищ полковник! - он изобразил «козу» себе и нарочито спокойно продолжил - ну о какой пьянке тут может идти речь?
Прошло, наверное, не менее полуминуты, покуда дежурный «оттаял».
Молча вернул библию владельцу, при этом три перста были сложены как для осенения крёстным знамением, повернулся и бормоча пошёл к выходу:
- Хм... может, правда, не тот этаж... хм...

Оценка - 1,54

История не моя, публикую с разрешения автора (с) Сергей Aglalex

Парко-хозяйственный день

Парко-хозяйственный день в любой воинской части всегда день спокойный и не напряжный. Солдаты последнего призыва шустро наводят блеск в расположениях и на прилегающих территориях и рады, что им не надо подтягивать строевую подготовку или бегать полосу препятствий в противогазах. Старослужащие по давно заведенному порядку завалились спать на самых дальних кроватях, а дежурные офицеры занялись одним им понятными делами в канцеляриях.

До обеда вся часть уже должна была блестеть и благоухать, а после обеда ее обороноспособность будет поддерживаться только караулом и кухонным нарядом.

Я лежал на своей кровати, положив обутые ноги на подвернутый матрас. Срок службы подходил к концу и каких-либо обязательств по отношению к казарменным делам я не испытывал, да и деды негласно приняли меня в сословие «неположняков», несмотря на то, что прослужил я на один год меньше всех по причине полученного до армии высшего образования.

Весеннее солнышко приятно освещало молодую листву за окном, а теплый ветерок проветривал стойкий запах портянок, который всю зиму обитал в казарме.

В полудреме я заметил, как на кровать рядом с моей лег дежурный по роте сержант Серега Мутняков, которого все мы, естественно, называли Мутным. В его дежурство дневальным перепала ожидаемая помощь в виде целой роты, а потому он мог спокойно подремать пару часиков. Мутный не стал озадачивать себя подворачиванием матраса, а просто свесил ноги. Я закрыл глаза и, наверное, уснул.

Разбудила меня тень дневального. Молодой боец, фамилии которого я еще не запомнил стоял над кроватью дежурного в нерешительности — будить или ну его нафиг? Наконец, смелость взяла верх и он осторожно тронул за плечо своего спящего командира.

- Товарищ сержант, просыпайтесь...

- М-м-м-м... - сказал Мутный

- Товарищ сержант, тут кое-что случилось...

- М-м-м-м?

- Сикорский пропал... Пошел в подвал ведро взять и пропал. Я узнавал в автороте, так их дневальный видел как он курил у подъезда, а его разведосы к себе затянули...

- М-м-м-м!

- Ну товарищ сержант!

- Пилипенко, - вдруг совершенно отчетливо произнес Серега. - Если ты сейчас не отстанешь, возьму свой штык-нож и противоестественно им воспользуюсь.

- Но Сикорский!

- Что Сикорский?

- Ну это... Разведосы его к себе утянули казарму мыть...

- Что!? Что ж ты сразу не сказал?

- Да я...

- Что, да я? Кто остался за главного пока я сплю? Ты. Кто личный состав потерял? Ты.

- Но я...

- Марш на тумбочку! И будешь до самой смены наряда там стоять!

- Есть! - Пилипенко, обрадованный, что так просто отделался, растворился в воздухе.
Мутный сел на кровати, обхватив голову. Да, задача предстояла нелегкая и до сих пор никем по-сути нерешенная.

Проблема была действительно острая. Разные подразделения мотострелковой бригады располагались на разных этажах большой и длинной пятиэтажной казармы. На первом обосновалась разведрота, на втором наша третья рота учебного батальона, а над нами жили рули. Выше — еще две роты нашего бата.

Так уж повелось, что разведчики, возомнившие себя крутыми спецназерами, вдруг осознали, что не пристало им мыть свою казарму, натирать до блеска латунные краны в душевой и отскрябывать засохшие какашки в туалете. Выход они нашли самый простой. Утром, когда бойцы подразделений живущих над ними одним живым потоком выбегали на зарядку, разведчики выдергивали пару-тройку солдатиков и угрозами оскопления и расправы над всеми родствениками застявляли делать уборку. Надо ли говорить, что молодые бойцы спускались теперь вниз только в сопровождении сержантов, а некоторые даже бросили курить, так как путь в курилку лежал мимо логова разведки.

Мутный ушел в каптерку на военный совет. Там, за стеллажами с зимней формой, на стратегическом запасе матрасов спали особо важные персоны. Через пару минут оттуда раздался крик.


- Дневальный! Слонов в каптерку! Время пять секунд!

Вокруг раздался дробный топот, Казалось пустая казарма вдруг ожила и тут же затихла, как только все нужные люди пришли на зов. Спать уже не было никакого смысла и я сел на кровати с тревогой и интересом ожидая продолжения.

Движение началось внезапно. Из открывшейся двери целеустремленно вывалилась группа возмездия. Видать у многих накопились обиды к разведосам, а тут такой повод, да еще ПХД и офицеров в части почти нет. Проходя мимо меня, один из дедов, каптерщик второй роты Вова, ткнул в меня пальцем.

- Пойдешь с нами.

Спорить было бесполезно, да и я сам потом не простил бы себе неучастия в таком историческом крестовом походе. Правда вместо гроба Господня мы искали нашего дневального, но общий эмоциональный настрой был наверняка таким же как и тысячу лет назад.

Пойти в разведку — это спуститься на один этаж. Двойная дверь, обитая деревом, такая же как и у нас в роте. Серега, как идейный вдохновитель встал первым и вежливо постучал.
Наверное, дневальный у разведки был новеньким. Он не спросил: «кто там?», не закричал «дежурный по роте, на выход!», а сразу отодвинул засов. Мутный резко дернул за ручку и бросил свою ногу в проем. От такого удара в живот дневальный отлетел к противоположной стене и медленно по ней сполз, хватая ртом воздух. За эти пару секунд вся наша армия проникла в стан врага.

Надо сказать, разведчиков не зря учат много и старательно. Выучка у них действительно была на высоте. Не успели мы рассмотреть казарму, как на нашем пути вырос заслон из решительных и накачанных тел.

Старшим у разведосов был старший сержант, кабардинец Аслан. Он не стал сразу же отбивать вторжение, потому как оценил нашу численность как соответствующую, а настрой как самый воинственный.

- Чтё нада, казлы? - Разедчики за его спиной стали передавать друг-другу дужки от кроватей.

- Бойца нам верните... - Нагло сказал Мутный и вытащил из карманов руки. В каждой было зажато по кастету. Наши деды и слоны тоже неслышно вооружились.

- Слышь, ты ваще ахренель!? Какого бойца!? А ну пощли отсюда, уроды, пока мы вас не поубивали тут!

- Рот закрой, чурка! - вступил в спор каптерщик Вова. - Твои бараны утащили нашего воина, если вы его нам сейчас не отдадите, мы тут все разнесем и вам всем навешаем!
Разведчики за Асланом зашумели. Так смело с ними еще никто не разговаривал. Их молодая, бурная кровь требовала возмездия. В оперативном тылу разведчиков стал образовываться запас табуреток. Еще чуть чуть и кровавой битвы не избежать.

Внезапно задние ряды замолчали и шепотом разнеслось.

- Атас! Паленый!

С этими словами разведчики образовали живой коридор по которому потирая заспанные глаза и поправляя значок дежурного по части прошел зампотех разведроты капитан Паленый.

Это был конец. Мало того, что дежурным по части был офицер из разведки, так еще судя по его виду и запаху от него, он выпил не меньше полбутылки. А общаться с пьяным офицером разведки в присутствии почти взвода его бойцов занятие не самое приятное. А уж требовать от него что-либо, вообще бесперспективное. Надо признать, что его появление внесло смятение в некоторых наших слонов. Но деды не дрогнули.

Паленый наконец пришел в себя, увидел нас. Оглянулся на своих. Выпрямился и спросил строгим командирским голосом.

- Что здесь происходит?

- Товарищ капитан, - интеллигентно начал Сергей. - Ваши бойцы украли нашего солдата чтобы отмывать свое гавно. Мы пришли за ним и встретили непонимание со стороны ваших подчиненных. Очень надеемся, что вы поспособствуете мирному разрешению этого конфликта.

Эта речь произвела впечатление на всех. Никто из наших даже не догадывался, что Мутный может так витиевато изъясняться. Разведосы то же опешили таким быстрым переходом на дипломатический стиль. Дежурный по части, как и положено офицеру оправился быстро.

- Ты какого черта, солдат, так со мной разговариваешь!? Ты совсем охамел, военный!? Сбежались как крысы на гавно! - Тут кто-то из наших заржал в голос, другие захихикали более сдержанно. Разведчики юмора либо не поняли, либо решили не осрамлять командира. - А ну пошли отсюда на хрен! Я скажу вашему командиру, чтобы он занялся вашим воспитанием!

- Нет, капитан. - Тихо и жестко произнес Серега. - Верни бойца.

- Ты-ы-ы! Да я тебя-а-а! - капитан полез в кобуру за пистолетом.

- Товарищ капитан, - заговорил Мутный, пока дежурный по части пытался справиться с застежкой. - Вы не правы, а мы правы. Вы можете меня застрелить, но подумайте что потом будет с вами, стоит ли солдат первогодок таких жертв?

Капитан перестал теребить хлястик и повернулся к Мутному. Секунд пять они переглядывались.

- Аслан!

- Я-а-а... - Протянул кабардос.

- Это правда, о чем он говорит?

- Ну-у-у... Вы же...

- Хватит мычать! Привести бойца!

Аслан кивнул, один из разведосов сорвался с места и исчез в туалете. Через мгновение он появился ведя перед собой Сикорского. Дневальный как во сне прошел мимо нас и скрылся за дверью. Я успел заметить заплывший глаз и синяк на скуле.

- Спасибо, товарищ капитан. Приятно иметь с вами дело.

Наш отряд как-то сам собой растворился. Последним из расположения разведроты вышел Мутный и тут же закурил прямо на лестнице, что было строжайше запрещено самим командиром части.

До самого вечера больше ничего интересного не случилось. Сикорского отправили с глаз долой в каптерку, помогать принимать чистое белье. В наряды его не ставили еще с неделю. А после ужина мы всей ротой наблюдали, как из расположения разведчиков в направлении стадиона выбежала вереница бойцов в касках, противогазах и бронежилетах. Вернулись они под утро еле волоча ноги. И с тех пор больше ни одного бойца никто не терял.

Лучшие истории 2012 г. в категории "Свободная тема"

Да нет же, Юленька! - Ромка аккуратно взял ее руки в свои, отчего Юлю как будто пронзило током и даже побежали мурашки по коже.
- Все немножко не так! Вот, смотри! - и Ромка ввел новую команду. - Если вот тут поставить вот этот операнд, то мы не сможем выполнить вот эту вот команду...
Юля ощущала его присутствие за своей спиной, тепло его тела, и становилось ей от этого как-то щемяще-тревожно. В эту контору она пришла на преддипломную практику и Лидия Николаевна Фурман познакомила ее с этим парнем, сказав:
"Ну вот, Юленька, наш Рома тебя всему научит - ставлю тебя в его смену". Юле Рома нравился. Был он не очень красив, высок, с копной темно-русых вьющихся волос, в которых при ближайшем рассмотрении она с удивлением приметила седину. Все делал он с непрекращающимися шуточками-прибауточками, любил каламбуры; а когда они на пересменках собирались вместе с Шурой Пахоменко, то пересменки растягивались с положенных 15 минут на час и более, их розыгрыши и шутливые перепалки веселили всех.
Даже себе Юлька боялась признаться, что влюбилась в этого парня, хотя когда она смотрела на него блестящими глазами,
окружающие многозначительно переглядывались и улыбались, но тепло и добро - Юлю любили.
- Вот так, Юленька, - продолжал тем временем Роман, - теперь просто чудненько! Паскаль, Юленька, это не танцы, тут головой думать надо!
Юля слегка надулась. Как-то, в самом начале практики, она отпрашиваясь с работы, сообщила что надо ей в группу современного танца, в которой она занималась уже несколько лет. Ромка улыбнулся ей и сказал: "Конечно, Юленька, что за вопрос! Конечно иди!" - и добавил - "Как там говорится - дурная голова ногам покою не дает?". И с тех пор иногда подшучивал над ее страстью к танцам.
Резко и требовательно зазвонил телефон. По длинным трелям ясно было, что звонят по межгороду. Ромка снял трубку и, поговорив, радостно оживился.
- Что-то случилось? - спросила его Юля.
- Случилось, Юленька, случилось! Ко мне завтра в гости прилетает друг, служили вместе.
- А где ты служил? - наконец-то решилась задать личный вопрос Юля.
- Да в стройбате, деточка, вместо песковатора! Пойду-ка я чайничек поставлю! - ответил Ромка и вышел из машинного зала.
Через некоторое время Юля, не дождавшись его возвращения, зашла в операторскую. Ромка стоял, обхватив себя руками за плечи и уперевшись лбом в стену.
- Ром, - робко дотронулась она до его плеча, - тебе плохо?
Он повернулся к ней. Глаза, до этого темно-карие, стали совсем черными, превратившись в два бездонных колодца.
- Да нет, Юльчик, - каким-то сухим голосом сказал Ромка, - все нормально...
- Ты не хочешь, чтобы этот друг к тебе приезжал? - догадалась Юля.
- Да ты что, Бельчонок! - улыбнулся Ромка, назвав ее придуманным им же именем, от которого она таяла. - Он мне не просто друг! Он мой брат! Не обращай на меня внимания, просто что-то затосковалось ни с того ни с сего...
Когда пили чай, Ромка позвонил Шурику Пахоменко:
- Шурик? Ну привет, негодяй! На работу-то собираешься? Возьми-ка пару коньячка да шампусика девчонкам! Что за праздник? Да кореш завтра прилетает! Ну давай, ждём-с!
Шурик пришел с девчонками своей смены и устроили пересменку прямо в операторской. Много шутили и смеялись, наконец Ромка собрался домой.
- Пойдем, Бельчонок, провожу тебя до общаги! - сказал он.
- А у меня все, - ответила Юля. Язык слегка заплетался. - Общага до 23-х, а уже пол-первого ночи. Я тут останусь.
- Тут? - Ромка обвел глазами задымленную операторскую. - Ну уж фигушки! Поедем ко мне! Да и что за торжественный комитет по встрече дорогого гостя без прекрасной дамы?
Выйдя на улицу, они остановили частника и без приключений добрались до Ромкиного дома. В квартире Юлю больше всего поразили почти идеальные чистота и порядок.
- А кто у тебя убирается? - спросила она.
- Сам и убираюсь, - ответил Ромка. - Да и мусорить-то некому - сам я дома почти не бываю, а родители и брат уехали в отпуск. Давай решай - где тебе постелить?
Юля робко приблизилась к нему и, шалея от собственной решимости, закинула ему руки на шею и спрятала лицо на его груди. Ромка обнял ее и, приблизив свои губы к ее уху, прошептал:
- Ты чего, Бельчонок? Обидел кто?
Вместо ответа Юля подняла лицо и неумело прижалась губами к его губам. Ромка отпрянул и внимательно посмотрел в ее глаза:
- Ты уверена, Бельчонок?
Она только кивнула, чувствуя как заливается краской ее лицо. Ромка подхватил ее на руки и отнес в спальню.
Опыта в любви у Юли не было, если не считать двух раз с бывшим однокласником, которые и опытом-то назвать - не назовешь. Оба раза было как-то все быстро, она даже и понять ничего не успела, кроме того что в первый раз было больно. Теперь же все было совсем не так - Ромка ласкал ее, заставляя сладостно выгибаться всем телом, а затем они занимались любовью - долго и нежно. Потом они лежали, обнявшись, и говорили о всяких глупостях, да так и уснули в обьятиях друг у друга.
***
...БМП горела, вытянув в раскаленное небо черный столб дыма. В железном нутре машины кто-то кричал, даже не кричал, а выл - протяжно, на одной ноте. И так же выл он, пытаясь вырваться из держащих его рук, чтобы невзирая на шквальный обстрел вытащить, спасти кричащего. Начал рваться боезапас и крик обрезанно умолк. Руки державших отпустили, а он остался лежать, уткнув лицо в камни и чувствуя как умерла его душа вместе с тем, в бээмпэхе...
***
Ромка резко сел. Сердце билось глухо и часто, дыхание разрывало грудь. По лицу и телу струился пот.
- Что случилось? - испуганно подскочила разбуженная Юля.
- Да ничего не случилось, - сдавленным голосом ответил ей Ромка. - Сон страшный приснился. Извини, Бельчонок, разбудил тебя...
Она ищуще посмотрела ему в глаза, а потом потерлась лицом о его плечо. Ромка привлек ее к себе и обнял, как будто пряча от какой-то опасности. Потом положил ее на спину и как-то иступленно занялся с ней любовью.
Когда он уснул, Юля долго лежала, задумчиво гладя Ромкино тело. Проводя рукой по его груди, она почувствовала под пальцами какую-то неровность. Приподнявшись на локте, в лучах пробивающегося даже сквозь плотные занавеси ночного солнца* она увидела шрам, косо пересекающий Ромкину грудь. Увиденное заставило как-то тревожно сжаться Юлькино сердце. Откуда этот шрам и что должно было произойти в жизни этого дорогого ей человека, чтобы он просыпался от страшных снов?
_________________________________________________________
* - ...ночное солнце... - летом в Мурманске солнце практически не заходит, просто совершает полный оборот по небосводу.
Поэтому и называется - Полярный день.

***

На следующий день, встретив в аэропорту Ромкиного друга Дмитрия Гусева, они сидели на Ромкиной кухне и разговаривали о том о сем, вспоминали общих знакомых.
Юля с интересом посматривала на Диму и Ромка, заметив это шутливо погрозил другу пальцем:
- Э, Димыч! Смотри, отобьешь у меня эту девушку - не будет тебе прощения!
- А ты клювом не щелкай! - рассмеялся Димка и добавил серьезно: - Ты же знаешь, что я не сделаю ничего, чтобы могло тебя обидеть!
- Знаю! - так же серьезно ответил Ромка. - Давай выпьем. За дружбу!
Выпили.
- Ну, Димыч, как там твоя Академия? - спросил Ромка друга.
- Да вот, еще год остался. Закончу - попрошусь обратно, в Афган.
- Не навоевался? - Ромка усмехнулся. - Подвигов хочется?
- Да нет, не в подвигах дело! - Димка начал горячится. - Просто не могу видеть как зеленых пацанов туда шлют, необстрелянных, необученных.
-А то мы все были спелые и обстрелянные!
Заверещал дверной звонок.
- Ну кого там еще черт несет? - Ромка нехотя поднялся и пошел открывать дверь.
- А Вы служили в Афганистане? - робко спросиля Юля.
- Да, Юлечка! - Дмитрий разлил по стопкам коньяк. - Давай выпьем на брудершафт, а то как неродные: Вы да Вы!
- Давайте! - они выпили.
- А мне Рома сказал, что вы с ним в стройбате служили! - наябедничала Юля. - А еще он мне сказал, что ты ему как брат! А вы и вправду с ним похожи! - Юля смешалась. - Я, наверное, сумбурно говорю?
- Да нет, Юлечка, нормально излагаешь! Мы с Романом и прямь - братья. По крови. Сколько раз друг друга спасали - и не сосчитать. Был случай, когда он вообще вытащил буквально с того света. Так что, не всякие родные братья более близки, чем мы с ним!
Вернулся Ромка.
- Так, и об чем тут секретничаем?
- Да вот, освещаю наше героическое прошлое! - ответил Дима. - Так сказать, о суровых стройбатовских буднях веду свой рассказ!
- Ну-ну! - усмехнулся Ромка. - Ты осветишь! Светун!
- Вот, Юлечка, не водись с этим мальчиком - видишь какой он нехороший! - засмеялся Дмитрий.
- Он хороший! - обиделась Юля, прижимаясь к Роминому плечу.
Дмитрий хмыкнул, удивленно-иронично вздернув брови.
- Да-да, я хороший! - подтвердил Ромка, разливая по стопарям коньяк. - Вот давайте и выпьем за меня: вам все равно, а мне - приятно!
Юля хотело было возмутиться - как же все равно! но, увидев насмешливый Димин взгляд, промолчала.
- Ну что же! Скажу тост за друга, раз пошла такая пьянка! - Дмитрий встал. - За тебя, Ромыч! За героя!
Ромка поперхнулся коньяком и закашлялся.
- Ты меня убьешь своими тостами! Какой из меня герой! - отдышавшись, засмеялся он.
- Настоящий! И тот "Герой", которого получил лейтеха - это твой "Герой"! Если бы не эти гребанные пленные, которых ты...
Дмитрий неожиданно осекся и замолчал.
- А что за пленные? - заинтересовалась Юля. - Расскажи, Ром!
- Да нечего там рассказывать! - буркнул Ромка, отводя взгляд.
- Нет, расскажи! - почему-то ей было важно чтобы он рассказал. Дмитрий молча и виновато смотрел на друга.
- Да что тут рассказывать? - Ромка откашлялся. - Был как-то случай...
Все встало перед глазами так явно, как будто было только вчера.
Сонные горы лениво стряхивали с себя прпедрассветный туман и он оседал у их подошв, чтобы рассыпаться на мириады капелек росы. Занимался новый день. Из тумана бесшумно, словно призраки, возникали один за другим бойцы разведгуппы. Небольшой кишлак спал.
Рассыпавшись цепью разведчики приближались к невысокому, то ли полуразрушенному, то ли недоложенному, по пояс человеку, дувалу, опоясывающему окраину кишлака.

Внезапно из-за дувала раздались автоматные очереди. Все ничком бросились на каменистую землю, кроме командира разведгруппы лейтенанта Птицына. Он удивленно смотрел на кишлак, пока автоматная очередь наискось не прошила грудь, отбросив его на несколько шагов назад.
- Архипин! - Димка окликнул командира первого отделения. Но тот не отозвался - он лежал, неловко подвернув под себя руку и из-под каски на землю вытекала кровь.
- Твою мать! - выругался Гусев. Огляделся - все бойцы изготовились к стрельбе и ищуще выглядывали цель.
В нескольких шагах от него Ромка уже установил свой ПКМ. Уловив Димкин взгляд, он улыбнулся и, постучав по каске, поднял вверх большой палец - мол, все в порядке, братишка! - Ромыч! Бери под командование первое отделение! Прикрой нас - я со своими рвану вперед!
Ромка улыбнулся и махнул ладонью вперед - понял, мол.
- Ну что, орлята, повоюем? - приклад ПКМ привычно уперся Ромке в плечо. - Не давайте им высунуться! Очередями - огонь!
Тра-та-тах-та-та-тах-тах! - огрызнулась очередью залегшее отделение. Сердито застрекотал Ромкин ПКМ. Очередь, высекая искры и пыль, прошла по самому верху дувала. Кто-то из "духов" опрокинулся навзничь, получив в лицо свинцом, остальные вжались в землю, боясь подять голову. Пользуясь этим, отделение Гусева рывком переместилось на пару десятков шагов вперед. За дувал полетели гранаты и душманы, не выдержав атаки, бросились назад, в кишлак.
- Так, - Димка оглядел бойцов. - Первое отделение прочесывает кишлак отсюда влево, мы - вправо. Ну, удачи!
Отделения начали прочесывание. Залегши, бойцы брали под прицел двери и окна очередного дома, прикрывая двоих "штурмовиков", которые перебежками добирались до дверей и, распахнув их ногой, врывались внутрь дома.
Ромкино отделение было обстреляно на самой окраине кишлака. Из кособокого домишки по ним открыли лихорадочную бестолковую стрельбу. Отделение залегло и прицельным огнем по окнам заставило душманов спрятаться. Тем временем Ромка, подползя на расстояние броска, зашвырнул в окна одну за другой две гранаты. Взрывами вынесло окна и двери, кусок стены осел и обвалился. Раздались крики, из дома
подняв руки буквально вывалились несколько "духов". Больше сопротивления никто не оказывал. Бойцы расслабились и тут из-за угла последнего дома выскочил бледный как смерть Серёга Сумин:
- Т-т-т-та-ам-м, - махнул он рукой за спину и бессильно осел. Отделение, взяв оружие наизготовку, бросилось в указанном направлении.
За кишлаком была могила - но что за могила! Из бурой сухой земли торчали пять пар связанных ног в солдатских брюках.
- Ты, ты и ты! - Ромка на выбор ткнул стволом автомата в трех пленных. - Откапывайте, но аккуратно!
Те недоуменно смотрели на него. Ромка жестами объяснил чего он от них добивается. Трое "духов" взялись за лопаты и через некоторое время на земле лежали пять тел советских бойцов. Глаза у всех были выколоты, рты разрезаны от уха до уха, тела исполосованы ножами.
Ромка немо смотрел на тела. Голова была пуста, как могила из которой только что достали ребят. Краем глаза он заметил
какое-то движение - из могилы выбирался один из копавших.
- Куда? - взвился Ромка и ударом ноги сбросил вылазившего обратно. - Я кому-то разрешал вылазить?
"Духи" стояли, задрав головы и смотрели на него снизу вверх. Золотистой радугой брызгнули гильзы - длинная, во весь рожок, очередь растерзала всех троих и изломанными куклами вмяла в дно могилы.
- Ромыч, ты чего? - кинулся к нему Сумин.
- Назад! - с тихим бешенством, сквозь зубы, и к оставшимся пленным: - Закопать вниз головой, так же - чтобы только ноги торчали!
Пришлось опять объяснять жестами, чего он от них добивается. Самый старший из пленных качая головой начал что-то возражать. Ромка, зло сощурившись, вскинул одной рукой автомат: та-тах! - душман с пробитой головой отлетел назад.
- Кто-то еще?
Бормоча что-то, пленные взялись за работу. Когда все было закончено Ромка махнул стволом автомата в сторону гор:
- Валите...
Пленные "духи" нехотя пошли, постоянно оглядываясь в ожидании очереди в спину. А Ромке уже было не до них: встав на колени он очищал лица павших бойцов от забившейся в раны земли.
Со стороны солнца заходили две "вертушки" и тут же показалось отделение Гусева. И одновременно увидели эту картину: пять лежащих тел, Ромку, стоящего перед ними на коленях и четыре пары ног, страшным обелиском смотрящие грязными ступнями в небо...
***
Ромка взял Юлю за руку. Вырвавшись, она вжалась спиной в стену.
- Ну... - Димка, помявшись, налил в стопки коньяк. - Чтобы нашим детям такого не видеть...
Не чокаясь Ромка и Димка выпили.
- Я... Мне... Я забыла... - в глазах Юльки все еще плескался ужас. - Мне в общагу надо... обязательно...
Ромка понимающе улыбнулся.
- Мы проводим - правда, Дим?
- Не надо! - Юля, вскочив, лихорадочно собиралась.
- Да заодно и погуляем! - Димка понимающе посмотрел на друга.
У общежития Ромка, глядя в Юлькины глаза, спросил:
- Увидимся вечером?
- Не знаю... Как получится... - развернувшись Юля почти бегом кинулась к общежитию.
- Не переживай, брат! - приобнял друга за плечи Димка. - Дура она!
- Нет, Дим! - грустно ответил Ромка, с тоской глядя вслед быстро удаляющейся фигурке. - Она умная, добрая девочка.
Просто до сегодняшнего дня она верила, что все волки всегда бывают только в сказках про Красную Шапочку...
И они пошли по улице, щедро поливаемые лучами летнего полярного солнца - два обычных парня, чью дружбу навечно спаял жестокий огонь Афгана.
1989.
*******
У Пяти Углов, взяв по бутылочке пива, мы сидим с Ромкой на скамейке. Июльское лето чирикает ошалевшими от счастья птичьими голосами, распространяя повсюду обалденный запах цветет сирень* и мы с завистью смотрим, как пацанята беззаботно и весело гоняют консервную банку.
__________________________
* Именно в июле и цветет сирень в Мурманске.

Просто молчим. Обо всем переговорено давным-давно, на чужих камнях чужих гор и теперь нам просто хорошо сидеть вот так рядом и молчать.
Welcome my son, welcome to the machine.
Where have you been? It's alright we know where you've been.
You've been in the pipeline, filling in time,
provided with toys and Scouting for Boys.* - выводил Sharp, стоящий на скамейке между нами.
И вдруг как будто чья-то лапа стальными острозаточенными когтями полоснула по сердцу, так что трудно стало дышать - где же такие же вот беззаботные мы, гоняющие в футбол, знающие про войну только из фильмов "про немцев и наших"?
Расстреляны слепой ненавистью чужой веры, засыпаны серой пылью прошлых дорог...
Я, наконец, задал вопрос, мучивший меня многие годы:
- Скажи, Ром... вот сейчас модно - "а если бы вернуть вот то время"... ты бы расстрелял тех пленных?
И он ответил мне сразу, не задумываясь, как будто ждал этого вопроса:
- Я тысячи раз задавал себе этот же вопрос. Знаешь, Куч...
Да. Я бы сделал это снова. И если бы пришлось - еще снова... Раз за разом. Ты вспомни: после этого ни разу мы не находили больше наших, закопанных таким образом!
Я согласно кивнул: не находили.
Жестокость, порожденная жестокостью. Мы, жестокие пацаны, брошенные на смерть и сеющие смерть, сидели и пили пиво, радуясь лету, цветущей сирени и пацанам, гоняющим консервную банку вместо футбольного мяча. Пацанам, никогда не узнающим войны...
...So welcome to the machine!*
Разве могли мы знать, что пройдет совсем немного и эти пацаны, гоняющие сейчас консервную банку и счастливо смеющиеся, хлебнут полной мерой Чечни? И будут так же сидеть и завидовать другим пацанам, гоняющим по этой же аллее такую же банку...
...Не зная, что пройдет еще совсем немного времени и уже эти подросшие пацаны будут тащить по чеченским горам раненых друзей...
Бесконечны вы, круги ада, зовущиеся - Жизнь.
2003.
_________________________________________________________________
*"Welcome to the Machine" (с)1975 Pink Floyd "Wish You Were Here"

оценка - 1,80

Прогары

Хрясь!!! Со злостью натянутый шнурок на кроссовках лопнул. Всегда так, когда торопишься. Быстро связав порванный шнурок простым морским узлом, с легким матерком, зашнуровал и помчался по срочным делам.
Осень 1972 года.
-Шнуууркии! - весело пронеслось вслед нам над сборным пунктом г. Ставрополя.
- Сапоги!- коротко и без злости ответили мы, и бодро промаршировали в направлении вокзала.
Нас, будущих моряков ВМФ СССР, ждал город-герой Севастополь.
С трудом застегивались пуговицы на негнущейся матросской робе. Не хотел влезать в петли брюк черный, блестящий флотский ремень. А вот, и шнурки. Длинные, кожаные, они просто не желали быть вдетыми в новые ботинки под романтическим именем «Гады». Да, такие не порвутся!
Туго зашнурованные ботинки, плотно облегали ноги, и было даже как бы комфортно. Но, уже вечером, во время вечерней прогулки, я вспомнил книгу о Бухенвальде, где узников заставляли разнашивать обувь для солдат Великого Рейха. Ноги горели, словно их опустили в кипяток.
Мероприятие с красивым названием «Вечерняя прогулка», меня разочаровало. Кто ж знал, что это получасовая маршировка по плацу. Каждый вечер. Всем учебным отрядом. И негласное состязание, кто кого перетопает, и громче проорет песню. Мы вбивали резиновые подошвы в окаменевший, расчерченный квадратами асфальт плаца, словно пытаясь оставить на нем свой след на память о пребывании в учебном отряде им. Октябрьского. Но на «Аллее любви» следов не оставалось, хотя отмаршировали на ней сотни тысяч ног. Топот стоял страшный, а модная в те времена песня «Прощай девчонка...., матрос вернется, ты только жди», заглушала все остальные. Со временем мы научились топать, изображая паровоз. Чтобы позлить старшин смен. Злили... . Прогулка продлевалась на 15-20 минут. Шнурки затягивались на совесть. Не дай Бог развяжется во время строевых.
Во время ненастья шнурки намокали, и становились скользкими, как черви. А с наступлением зимы я и вовсе разлюбил их. Если после строевых от шинели шел пар, то расшнуровать шнурки на «Гадах» замерзшими пальцами, было сродни развязыванию пятимиллиметровой проволоки. Они застывали, как сталь. Резиновая подошва становилась все тоньше. Кому «посчастливилось» попасть на Севастопольскую губу, ходили практически босиком. Там строевые интенсивней и оригинальней. И чувствовалось, что выданные на год, ботинки не доживут своего срока.
Но вот, и корабль!
И... . О, радость! Нам в первый же день их поменяли на обувь другого фасона. Под названием «Прогары». С резинками по бокам на подъеме, кожаной подошвой, более легкие, они были для нас сродни модельной обуви. Легко обуваемые, еще легче снимаемые, словно созданные для бега по палубе и трапам, во время боевых тревог. Те, с кожаными шнурками, оставляли черные полосы на чистейшей деревянной палубе крейсера и, наверное, на сердце у боцмана. И дошли мы в «Гадах» только до баталерки.
Некоторые моряки, для облегченного влетания с койки в «Прогары», делали разрезы на подъеме. Но это было чревато. При беготне по тревогам, разрезанные «Прогары» имели свойство соскакивать с ног, и в боевой пост любители модерна прибегали в одном прогаре, а то и вовсе босиком. И по отбою тревоги, медленно возвращались в свой кубрик, попутно спрашивая дневальных, не находились ли в их кубриках «Прогары».
А, уж если случайный кросс на берегу... .
Иным «Прогары» нравились больше, чем «Хромачи». Да и с клешами они смотрелись солидней. Один приятель умудрился сыграть ДМБ в прогарах, поменявшись с молодым на новые «Хромачи». А в «Гадах» несли вахты ребята из БЧ-5. На случайно оказавшемся масле или мазуте на пайолах, в «Прогарах» с кожаной подошвой, легко можно было кататься, как по льду, с вытекающими травматическими последствиями.
Привыкши к такой обувке за годы службы, долго искал на гражданке такие же. Попадались похожие, но все не то. А со временем и вовсе привык к гражданской обуви. А вот в памяти...
В памяти те первые. С кожаными шнурками. А это ребята даже не берцы. Гораздо страшнее.
Особенно зимой.

Крейсер «Мурманск». 72-75г.г.

... - А что, Горбачев?! Да подумаешь!...
... - А вовсе и нет! - слышалось в ответ. - Вот если....
... - Да не так все!!! - возражал кто-то визгливо. - Америка во всем виновата!..
Я рассеяно воспринимал обрывки спора, стоя в очереди к окошку кассы.
Москва. Внуково. Душу грело осознание того, что через пару часов буду в родном городе. И еще то, что служба моя кончилась. Свободен! Я! Отныне!
Шустрый старичок, подобно ткацкому челноку шастал вдоль очереди, успевая поучаствовать в споре, посмотреть сквозь стеклянные стены аэропорта и перекинуться парой слов с потенциальными пассажирами.
- Домой? - поинтересовался он у меня.
- Ага, - ответил я, показывая ему проездные документы. Те самые, где по обрезу большими буквами шла надпись «КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ».
Дед пожевал губами, задумчиво поскреб в затылке, пытаясь понять каким образом совмещаются аэропорт «Внуково», моряк с надписью «Морчасти Погранвойск» на бескозырке и Комитет Государственной Безопасности.
Потом отошел к спорящим теткам и, дождавшись паузы, рявкнул:
- Цыц, бабы! - И, указывая на меня пальцем, пояснил: - Он из КГБ!