Еще немного о крысах

Правильно говорят, что если личный состав долго бездельничает, то он распускается. То есть, анархические настроения все более и более овладевают матросской массой.
А вот чтобы этого не происходило, требуется что? Правильно. Требуется занять личный состав делом. Нет, даже так: Делом!
А если этот самый личный состав уже который месяц входит в состав МЭОНА* и изнывает от безделья на РСО**?
Да и подумаешь! А на "Подхоз" его! И почаще!
А чего там, "Подхоз" рядом. Свиньи там, коровы... Мясо, одним словом. На Камчатке, кстати, мясо, как оказалось, много дешевле картошки. Потому, видимо, и жрали мы и свиней, и коров, и даже баранов австралийских. А вот картошка была исключительно наша. И сушеная, в основном. Да, кстати, лук, морковка и остальные овощи точно так же. Парадокс? А вот ни хрена! Трудности. Те самые, которые следует стойко преодолевать.
Исходя их этого, поутру, человек двадцать выдвинулось на "Подхоз". Самостоятельно. Ребята, вы ведь не зря в МЭОН отобраны. Вам доверяют. Поэтому с вами даже мичман не пойдет. Ибо пограничники изначально дисциплинированы. А МЭОНовцы тем более.
На нашем "Подхозе" служили, в основном, дембеля. Или те, кому край надо было отпуск заработать. Наверное, поэтому и был наш военно-морской пограничный "Подхоз" образцовым.
Но ведь никто из дембелей не ожидал, что к ним внезапно, с самого утра заявятся два десятка разгильдяев. Тех самых, которым абсолютно все равно, что делать. Ибо МЭОН находится в Москве, а его южное направление в Севастополе. И Петропавловск-Камчатский всего лишь временное пристанище для полутора сотен отличных специалистов, зараженных вирусом анархии...
- А! - заорал тогда кто-то. - Крыса!
- Кры-ы-ыса! - поддержали его два десятка глоток. - Держи ее!
На "Подхозе" нам выдали резиновые сапоги. А это очень удобно. На "Подхозе".
Если бы крыса смотрела телевизор, она бы обязательно увидела хотя бы один футбольный матч. А если бы увидела, то поняла, что мячу там приходится весьма несладко. А если тебя пытаются пнуть сразу две команды? А если у каждого на ногах резиновые сапоги?
Ну куда ей, бедной крысе, деваться? Если лупят влет, точно перепасовывают и, выходя один на один, бьют по воротам?!
Если бы Зидан видел тот удар, он бы повесил бутсы на гвоздь и до конца жизни носил исключительно резиновые сапоги.
Если бы Яшин видел тот пируэт, которым наш Тимоха поймал крысу в полете и прижал ее к земле тем самым резиновым сапогом...
Он бы точно подарил Тимохе свои бутсы. И даже, наверное, золотые.
- Я ее держу-у-у! - орал Тимоха, прижимая крысу.
- Разойдись! - орал кто-то из "Подхозовских" дембелей. - Я сейчас Дикого Кота принесу-у-у!
- Н-Е-С-И! - рявкнули хором два десятка глоток.
Секунд через двадцать дембель вернулся, неся в руках крохотного котенка.
- А-а-а! - заорали мы, валясь на землю и корчась от хохота. - Дикий Кот!
Тимоха осторожно вынул ногу из сапога и, прыгая на одной ноге, отскочил на дистанцию шага.
- Давай! - Крикнул он, выдергивая пустой сапог.
Ошалевшая крыса пропустила единственный удар "Дикого Кота". Но удар этот стал роковым. Шустрый котенок схватил ее за язык и, отпрыгивая назад, перевернулся на спину.
Тем дело и кончилось. Котенок съел только язык. А крыса больше не шевелилась. "Подхозовские" дембеля отнесли серый труп свиньям.
- Классно время провели, - сказал мне вечером Вовка Ряузов. - И крысу забили, и свиней накормили.

*МЭОН - Морская Экспедиция Особого Назначения, занимавшаяся перегоном новых кораблей на Дальний Восток ( П-Камчатский, Находка)

**РСО - Рейдовое Судно Обеспечения.

Как мы брали "языка".

Западный край Амурской области, город Сковородино. По меркам европейской части России, это вовсе и не город, поселок, ну, максимум городского типа. Население около 3000 человек, расстояние до областного центра 500 километров. Город назван в честь революционера Сковородина, но фактически «сковородка», она и есть сковородка - с какой бы стороны не подлетаешь к городу, его не видно до последней минуты, поскольку городишко со всех сторон окружен высокими сопками. На склоне восточной сопки расположился Сковородинский Пограничный отряд, самый западный отряд КДПО.

В распоряжении начальника ПО имеется авиационный экипаж, прикомандированный из Благовещенской ОАЭ. Вертолеты меняются раз в две недели зимой и раз в три недели - летом.

Начало марта 1988 года. Очередной вылет на охрану Государственной Границы запланирован на шестое число, вылет с разведчиками на правый фланг. Готовимся к вылету, экипаж штатный: командир - ст. л-т Лабутин Александр, штурман - к-н Еремин Александр, бортовой техник - я, бортмеханика ст. пр-ка Фазлиахметова Ахата в той командировке не было - был на сборах в округе.

Утро. В отряде проходим предполетный медицинский контроль, командир получает задание на вылет и инструктаж об обстановке на облетаемых участках. На вертолетную площадку выезжаем вместе с двумя разведчиками и тремя бойцами. На вопрос, зачем пограннаряд на борту, разведчики ответили, что сегодня будем брать нарушителей ГГ. Пока готовил борт к вылету, разведчики объяснили летчикам, как бы им хотелось построить полет, как лучше вылететь на Амур из-за сопок неожиданно для китайцев, которые рыбачили под самым нашим берегом.
Запуск, взлет, курс на заставу Бекетово, где безобразничают китайские граждане. Один из разведчиков попросил пустить его на мое место. Снимаю гарнитуру (наушники с микрофоном), выхожу в грузовую кабину, на месте бортмеханика тоже есть «уши», там и устраиваюсь. При подлете к Амуру, выше по течению от Бекетова, снижаемся до предела, и, прячась в складках местности, как снег на голову, сыпемся на китайцев. Их на льду очень много, а у самого нашего берега - вообще тьма. Но нам много не надо, достаточно парочки, для ноты протеста сопредельному государству хватит.

Перед посадкой занимаю свое место, за спиной разведчик. Посадка с лёту. Прямо по курсу убегает узкоглазый, оглядывается. Чтобы облегчить задачу нашим бойцам, открываю створки носового пулемета, снимаю с фиксатора А-12,7 и навожу на китайца, тот оглядывается в очередной раз, видит ствол прямо в лоб, останавливается и поднимает руки. Медленно начинает пятиться, нажимаю на кнопку пневматической перезарядки, раздается звук, напоминающий выстрел. Бедолага падает на лед и закрывает голову руками. В то же время двое погранцов слева по борту скрутили еще одного нарушителя, сержантик притащил напуганного китайца. В вертолете китайцам завязали глаза и полетели на заставу. Начальник заставы принял «непрошеных гостей», а мы полетели дальше, в район ПЗ Черняево, там, по данным разведки, китайцы тоже беспредельничают под нашим берегом.

Разведчик сидит на моем месте, я на откидном сидении бортмеханика. Так же как и первый раз, прячась в складках рельефа, вылетаем на Амур, но посадка не с лету, а с разворота - хвостом в Китай. Открываю дверь, бойцы выпрыгивают, двое влево, сержант догоняет нарушителя прямо напротив меня. Устанавливаю входной трап, присаживаюсь на него, любуюсь работой сержанта. Тот догоняет низкорослого худенького узкоглазого мужичка, валит его на лед, сам падает на него сверху. При падении автомат пограничника каким-то образом падает на лед перед ними в паре метров. Что-то идет не так. Сержант тянется к автомату, но и китаец к нему тянет руку. Сержанту неудобно, он в валенках и тулупе, китаец одет достаточно легко, он проворней. Все происходит в двадцати метрах от меня. Спокойствие меня покинуло, когда маленькая желтенькая ручка вырвалась вперед и почти дотянулась до ремня автомата. Подбегаю к ним, наступаю на желтенькую ручку ногой в берце (перед новым годом в командировке «наемником» достал «варшавку» и берцы, которыми очень гордился). Борьба закончилась. Сержант встает, подбирает автомат, глаз не поднимает, понимает, что облажался. Поднимаю китайца, выкручиваю ему руку, веду в вертолет. Сержант никакого участия не принимает, ну да ладно, мы не гордые. Опять завязанные глаза, передача задержанных начальнику заставы. Все. Дело сделано, пора на базу. Всю обратную дорогу разведчики восторженно обсуждали проделанную работу и советовали экипажу сверлить дырки под награды.

Вечером, в приежке (четырехкомнатная квартира в ДОСе погранотряда) телефон раскалился до красна. Звонили из отряда, из нашей части, из Хабаровской эскадрильи, даже из авиаотдела округа. Все поздравляли с успешным задержанием нарушителей ГГ.

На следующий день, с утра, в отряде организовался какой-то шухер, ПО стал похож на муравейник. Командира экипажа вызвали в отряд, вернувшись через какое-то время, Саша объяснил причину суеты. Оказывается, не успели мы вчера еще до базы долететь, как в Москву из Пекина прилетела нота протеста по поводу неправомерного задержания граждан Китая на... территории Китая. Во дела! По первому задержанию вопросов не было, а вот вторую посадку совершили прямо на фарватере: кабина - в Союзе, хвост - в Китае. Из Москвы уже вылетела в Хабаровск комиссия из Управления ПВ, сплошь генералы. Вечером высокая комиссия была уже в Сковородино и на утро 8 марта намечен вылет на терки с китайцами.

Утром вылетели на Черняево, где забирали крайних нарушителей. Подлетаем к Амуру, видим группу китайских пограничников на льду, нас ждут. Заходим на посадку на островок, метрах в двухстах от китайцев. Высокая комиссия направляется к месту предыдущей нашей посадки. Дальше пошла большая политика, наши в глухой обороне. К общему знаменателю стороны прийти никак не могут.

Долго мы сидели в вертолете, замерзли. Я не выдержал, и, спросив разрешения у командира, пошел в сторону комиссии. Приблизился метров на 10-15. Слушаю переговоры. Наши спрашивают китайцев, как вертолет сел на лед, те отвечают: как летел, так и сел. Наши уточняют: в какую сторону смотрели хвост и кабина. Китайцы: кабина - в сторону Китая, хвост - в Союз, и показывают следы от колес нашего борта. Этим промахом тут же пользуется один из членов нашей комиссии: извините господа, но на вооружении ПВ СССР нет вертолетов с такой конструкцией шасси, такие есть (показывает рукой на наш борт), а таких - нет (показывает на следы). Китайцы понимают свой промах, но тут политика, слово не воробей... Понимая, что проигрывают, китайцы показывают гипсовый слепок и отпечаток на снегу от.... моего берца. Кто-то из нашей комиссии: да боже упаси! Все наши пограничники были в валенках, а это след какого-то непонятного ботинка, так что извините, не по адресу. Как в том кино, пячусь задом, ногами стирая следы на снегу за собой, пытаясь не привлекать к себе внимание. Один из наших генералов бросает взгляд в мою сторону (или в сторону вертолета), поворачивает голову обратно, и резко так, раз - обратно в мою сторону, прямо на ноги. Папаха вместе с бровями ползут вверх, за спиной показывает мне характерный жест, мол, проваливай. Я и так проваливаю, только медленно, чтоб не привлечь внимание китайцев. Вернулся на борт, рассказываю экипажу, что видел, те хохочут.

Вскоре комиссия вернулась, экипаж, как и положено, построился у вертолета. Командир докладывает самому главному, что вертолет к вылету готов. Тот самый генерал подходит ко мне: это вы участвовали в задержании? Так точно! Помог немного. Он: каждый должен делать СВОЮ работу. Ну, и что я мог ему ответить, да и не нужен ему мой ответ, лезет уже в вертолет. Комиссия довольна своей работой - протест отклонен. Генералы, как дети малые, перебивая друг друга, смеются над проколами китайцев, обсуждают шасси, следы...

Действия экипажа шестого марта посчитали правильными и нас троих представили к наградам. А вот разведке не повезло, наверху решили: разведчик должен знать до миллиметра, где проходит Граница, где можно садить вертолет, а где - нельзя. Короче, хотели даже по звездочке снять, но отделались очень высокими строгачами.

А 28 мая я получил свою первую медаль в жизни, медаль «За отличие в охране Государственной Границы».

ЕЩЕ НЕМНОГО О ШВАРТОВКЕ.

Спортсмен Сидоров, обидевшись на судью,
Начал метать копье не на дальность, а на точность.
(Анекдот)

Для сдачи норматива на метание выброски, следует подать ее на сорок метров и попасть в квадрат размером метр на метр. Ну это детская задача. Так подают разве что в Анапе. Курсанты. Настоящий швартовщик может «закинуть» ее куда угодно. Особенно если очень хочется. А хочется очень. Во-первых перед флотскими неудобно (потому как пограничник изначально круче и никогда не промахивается), а во-вторых... А во-вторых я уже как-то описывал наши швартовки. Поэтому лучше не промахиваться.
Кстати, в Анапе лучше всех подавал выброску бурят-табунщик. По гражданской специальности был он ветеринаром, поэтому после Анапы занимался лечением собак на заставах. А жаль, такой талант пропал.
Ну а раз пропал такой талант, пришлось выращивать «метателя» в коллективе. Среди ютовых. И метал он выброску с «вертолетки», и поражал своей точностью не только швартовные команды, но и меня лично. Ибо после того как он «засветил» прямо в кабину портового крана, я за ним наблюдал уже специально.
А получилось все так: Кто знает Севастопольские пирсы Северной стороны (жаль номеров их уже не помню), тот знает, что больше всего они похожи на гребенку с очень редкими зубьями. Каждый «зуб» по ширине равняется как раз ширине кормы корабля, и швартуются корабли как раз к этим зубьям. Это, конечно, куда больше метра, но попасть в этот «квадрат» все-таки затруднительно. Промахивались поначалу. Поэтому мы старались подать подальше. Чтобы не на «зуб» попасть, а уже на пирс. Так было и в тот раз. Замах, бросок и... и зачем надо было там кран оставлять? Отогнали бы подальше. Вы ж видели, что флаг у нас зеленый.
«Легкость» ударила точно в кабину с веселым стуком. Стекло выдержало (к сожалению... или к счастью... возможно). Да, бросок этот можно было считать неудачным. Так крановщик и заявил. И именно потому что стекло выдержало. «Легкость» отскочила и упала в воду. Перебрасывать пришлось. Так что незачет.
И снова Севастополь, снова Северная сторона. Размах! Бросок! Швартовная команда, раскрывши рты, наблюдает за полетом. Самый шустрый бросает все и мчится, желая схватить «легкость» прямо в полете. Бежит-бежит - маленький, толстенький - в спасжилете почти кубический. Некоторое время они двигались вровень. Но на последних метрах «легкость» обогнала швартовщика и с грохотом влетела прямо в мусорный бак! В самую середину! Швартовщик мгновение постоял, оценивая ситуацию, потом развел руками, напоминая пингвина, словно бы говоря «ну а что я могу теперь сделать?», потом повернулся к баку спиной и двинулся к пирсу, сунув руки в карманы. Уже вразвалочку. А чего торопиться? Теперь. Это зачет, однако.
Очередная швартовка. Снова Северная сторона. На пирсе собака. Глупая. Умная бы не стала лаять на наш корабль. Размах! Бросок! Выброска со свистом несется к берегу! Глупая собака начинает что-то понимать! Честное слово, я, от флагштока увидел, как округлились ее глаза. Все еще лая, собака начала набирать скорость, пытаясь избежать той печальной участи, которую ей предложил наш «метатель». Глупая собака не различала цветов, потому не могла видеть, что флаг у нас зеленый. Пограничники мы. А пограничники не промахиваются. НИ-КОГ-ДА!
Визг и удар двухсотграммовой «легкости» слились воедино!
А-ПО-ФИ-ГЕЙ!
Швартовная команда зааплодировала не сговариваясь.
ЗАЧЕТ!
С тех пор собака не лаяла. На нас. Вообще. Черт их знает, этих, под зеленым флагом, - думала, наверное, собака. - Они шуток, похоже, совершенно не понимают

Я вас научу правильно летать!

Начало ноября 1987 года. Керки. Первые действительно боевые вылеты. На взлетке около десятка вертолетов. Очередной транспортный вылет парой за линейку, везем дрова, питание и воду на высокогорную заставу, которую авиаторы называют «седьмой площадкой».

Находится эта площадка на вершине горы, склоны почти отвесные, заход на посадку сложный. На подлете встаем в круг и спиралью набираем высоту. От подножья до вершины почти километр. Вертолеты как на ладони, отличные мишени для стингеров. Успокаивает мысль, что надеты парашюты, и в случае чего, можно попытаться выжить. Но все прошло гладко. Или почти гладко.

Вернулись в Керки, делаем подготовку к повторному вылету. Что-то режет глаза... ага, вот оно: борт стоит с высоко поднятой хвостовой балкой, кабина - низко. Подхожу к передней стойке шасси ... так и есть - плюха. Правый пневматик пуст, левый без помощи правого - почти ободом на земле. Снимаем с механиком, разбираем. Вот причина - два отверстия в камере. Понятно, были обстреляны, и даже не заметили. Подхожу к старшему инженеру группировки, тот жмет плечами - помочь нечем. Ладно, берем камеру и в город. Находим шиномонтаж, просим туркмена нам помочь, у того глаза по семь копеек: с какой машины такое колесо? Объяснил ему что к чему, тот молча завулканизировал дырки, подает. Я протягиваю деньги за работу - не берет! Да, были времена...

Середина ноября 1987 года. Пограничная комендатура Хумлы. За плечами экипажа уже около сотни боевых вылетов и несколько десятков часов налета в небе Афганистана. Уже опытные, уже есть на счету и отправленные к аллаху правоверные. Идет война, гибнут люди, и никто не подозревает, что пройдет совсем немного времени, и в тех, кто рисковал своей жизнью ради своей Родины и Идеи, будут тыкать пальцами, называть убийцами, и говорить, что мы, вместе со своей войной - чья-то ошибка... Может и ошибка, но мы-то делали свою работу, ради которой надели погоны. А пока ... такая ситуация.

В группировку прилетает зам. командира марыйского полка по летной подготовке п/п-к Фазлеев (будущий генерал) и говорит, что мы (вся группировка) летаем неправильно! Фазлеев: «Какого хрена, летаете по одному и тому же маршруту? Стингера хотите словить? Их тут до х...! Я вам покажу, как правильно летать надо!»... Выбор пал на нас (поскольку мы летали на очень скоростной «тэшке») и на читинский экипаж на Ми-24. Через час вылетаем, идем тройкой: ведущий - Фазлеев (на Ми-8МТ); вторые - мы (на Ми-8Т); замыкают - читинцы на горбатом.

Уже через несколько минут после пересечения линейки наш штурман начал сильно беспокоиться, сверяя курс полета с картой. Он с недоумением смотрит на командира, тот жмет плечами: куда иголка, туда и нитка... Подлетаем к какому-то кишлаку, высота метров пятнадцать, скорость 270 км/ч (ни до, ни после этой командировки, не видал, чтобы Ми-8Т мог летать с такой скоростью на номинальном режиме). Сижу за носовым ПКТ, кручу башкой на 180 градусов (остальные 180 контролирует бортмеханик за ПКТ в грузовой створке).

Кстати, крутить головой в ЗШ (защитном шлеме) старого образца - дело не легкое: весит он килограмм пять (может, меньше, но мне казалось и того больше) и каждый поворот головы нужно было контролировать: момент инерции ЗШ превышал усилия мышц шеи (начинаешь поворачивать голову, пора остановиться, но нет, ЗШ крутит голову дальше, тормоз, хруст позвонков...). Хорошо, еще бронежилеты попались тоже древние, стальные, с воротниками в виде подставки для головы, пока головой не крутишь, шея отдыхает...

Кишлак почти пролетели, и... как черт из табакерки, из-за дувала выскакивает дух в черном халате, с хренью в руках, калибром с ДШК (слыхал, называли их «фузея» или как-то так), вскидывает, дистанция метров 70, вижу черный «глазок», прямо в лоб. Мой ствол смотрит в сторону, довернуть не успеваю. Руки доворачивают уже стреляющий пулемет, глаза сами закрываются, чтобы не видеть, как она выглядит, эта смерть (а может, просто мигнул?)... Сквозь шум движков, через шлемофон, слышен выстрел. Секунды спрессованы до предела, сейчас мы в другом измерении, прислушиваюсь к себе - жив, открываю глаза - дух уходит под нас, не достаю. По внутренней связи кричу бортмеху: «гаси духа в черном халате под нами!»... В кабине слышна пулеметная очередь заднего ПКТ... и мат, «ушел, гад, не достал». Ладно, летим дальше. Чем дальше летим, тем штурман мрачнее, говорит, летим в самую ж..пу. Позже узнал, что зовется эта ж..па - духовской базой Дарбанд, и ПВО там совсем не хилая. Но впереди лихой командир, он - иголка, мы - нитка...да, две нитки - за нами еще горбатый летит.

Долина сменяется горами, приходится увеличить высоту полета. Летим по ущелью, с обеих сторон почти отвесные горы, ни кого не трогаем... вдруг, чувствую, как штурман дергает за рукав. Отклоняюсь назад, поворачиваю голову вправо... опаньки, попадос! В азимуте градусов 60-70 и чуть ниже нас, на склоне ЗСУ, какие видел только в кино про вторую мировую. Турель, два длинных ствола с раструбами смотрят в небо. На сидушке сидит дух в... советской каске!!! Не в чалме, а именно в каске! Кто-нибудь видал такое? Лично я, ни до, ни после, духа в каске не видал. Дух, видимо, дремал. Такой наглости от шурави никто не ожидал, не ожидал и зенитчик. Между нами чуть более ста метров, наши пулеметы бесполезны, зато, мы как на ладони. Дух видит, что мы опасности не представляем, со знанием дела, опускает стволы, два огромных черных глаза воронок смотрят прямо в нас. Он все делает правильно, пропустил ведущего, собрался валить ведомого. Пока ведущий поймет, что остался один и вернется для атаки позиции и спасения вдруг живого сбитого экипажа, он спокойно спрячется в пещере, она рядом. Но, тогда был наш день. Мы отчетливо видели, как дух с ухмылкой, крутя обеими руками, навел на нас стволы, приноравливается, сопровождает, по мере того, как мы пролетаем. Движение ногой на гашетку... Все! Нам конец! С такого расстояния промахнуться ... Не знаю, как чувствовали себя в тот момент остальные члены экипажа, лично я закрыл глаза (или длинно мигнул?). Характерного звука попаданий не слышно. Открываю глаза: дух лезет под турель - гашетка заела! Кто-то из нас родился в «рубашке», не я, точно. Пока тот чинил свою хрень, калибра 23 или 30 мм (может, другого), мы отлетели метров на 500-700 (деться некуда - ущелье). Следим со штурманом (командиру не видно, но я комментирую), как дух опять залазит на свое место и...попадает под пушечную очередь горбатого, которого он совсем не ожидал, поскольку мы летали, обычно, парами (а в горах отличить звук двух вертушек от звука трех - почти невозможно). Но и духу в тот день везло, а может и не повезло и на зенитку залез уже другой дух - мы не видели. Пауза, может, дух в себя приходил после пережитого, может, другой дух подтягивался, не знаю, но какое-то время у нас было.

Ущелье плавно поворачивает влево, еще немного, и мы окажемся вне зоны досягаемости зенитки. Не успеваем. На правом склоне видим разрывы от зенитных снарядов. Командир прижимает вертушку к самой земле, такое ощущение, что вот-вот раскрутим передние колеса шасси. Все, укрылись за левым склоном. Разрывов не видно. Но успокаиваться рано - впереди препятствие в виде гряды поперек ущелья. Набираем высоту, попадаем в зону видимости зенитчика. Раньше в кино, в фильмах про советских летчиков второй мировой войны, видел как разрываются в воздухе немецкие «эрликоны»... Действительность оказалась страшнее... Когда увидел эти разрывы, не понял, что это такое, показал командиру, тот побледнел, покраснел, опять побледнел. Разрывы приближаются, командир бросает вертолет вниз, притирает к земле. Перелетаем горную гряду, снижаемся, все, в безопасности.

Все время, с того момента как нарвались на ЗУ, в эфире переговоры между экипажами. И сразу - тишина. Вдруг, слышим: «Фаза, живы останемся - не простим!». «Кто сказал? Кто сказал?!!». «Пошел на х..!». Дальше летели в полном радиомолчании.

Летим, впереди долина, по курсу два человека: дух и женщина дистанция метров двести. Ну, и шли бы себе, и мы бы не тронули. Так нет же. Душара вскидывает автомат в нашу сторону, но я то начеку, даю очередь правее (женщина слева от духа), довожу влево, 7,62 отправляют горца к праотцам... Но, что это? Женщина подхватывает упавший автомат и пытается навести его в нашу сторону. Понятное дело: с женщинами не воюем. Но пуле по фигу, из чьих рук она выпущена, а шанс быть убитым или сбитым женщиной - не вдохновляет. Нажимаю на гашетки и поливаю вокруг нее большими кругами, чтобы ее не задеть, пока та не падает на землю. Но дама оказалась неугомонной, когда мы пролетели над ней, она опять за свое. Задний горбатый все это видел, и когда она опять навела автомат в нашу сторону, командир горбатого дал пушечную очередь. Куда он целился и последствия стрельбы - не знаю, поговорить не довелось. Да и не говорят об этом. Ничего и механик наш не сказал, хотя мне не понятно, она была в зоне его видимости и досягаемости заднего ПКТ, почему он сам-то нашу спину не прикрывал? Дальше долетели без приключений.

Хумлы. Не успели выйти из вертолета, подбегает боец, говорит, что командира и штурмана вызывают в штаб группировки. Мы с механиком принялись за подготовку борта к повторному вылету, летчики уходят в штаб. Через час возвращаются, хохот слышен издалека. Оказывается, Фазлеев вызвал летчиков обоих экипажей, чтобы опознать по голосу, кто послал его в эфире на х...(у технарей выхода в радиоэфир нет, только внутренняя связь, вот нас и не вызывали). Штурман рассказал, что все четверо по очереди сделали несколько подходов к микрофону, но Фазлеев так и не смог определить обидчика (а может и определил, но сделал видимость, что не смог опознать голос). Но мы-то знали, кто так сильно обиделся на зам. командира полка...

http://pogranec.ru/showthread.php?t=30526

Привет, Погранцы! На Ваш суд выношу свои ощущения и переживания в свою первую командировку «наемником» в г. Мары. Хотелось быть кратким, опустил многие события, и все равно получилось много.
А началось все в самом начале 1980 года. Были зимние каникулы, на улице мороз, гулять не хотелось. Тут вихрем в дом врывается тетка с диким ревом: «война!!!» Родителей дома не было, встретила ее бабушка (пережившая Великую Отечественную, начиная с 1941 в г. Днепропетровске) со словами, что бы та села и успокоилась. Немного успокоившись, тетка рассказала, что слышала по радио: Советский Союз ввел войска в Афганистан и это обязательно приведет к войне. Накаркала, я это позже понял. А пока... Шли недели, месяцы, год, второй... и никакой войны. Информации о ситуации в Афгане в те времена было совсем не много. Только слухи, что кто-то где-то вернулся из Армии с боевыми наградами, кому-то из Армии привезли родителям цинковый гроб, кто-то... Появились какие-то «самодельные» солдатские песни о войне, которые не остановить ником описанных событийникакой цензурой.
Прошло время. Настал момент определения в жизни. К сожалению, детские и юношеские мечты не всегда сбываются. Я с детства мечтал стать военным летчиком, но, увы первая же призывная мед. комиссия срезала по зрению (острота зрения левого глаза 0,8, а при поступлении должно быть два по 1,0). Кое как пережил трагедию, но от авиации не отказался: раз не могу летать - буду ремонтировать и обслуживать. Первое поступление в 1982 году - Иркутское ВВАИУ - не прошел по конкурсу. Год на заводе, готовлюсь к экзаменам и понимаю, что высшее не потяну, подал документы в Кировское ВАТУ (и к дому ближе на 3500 км и мороки меньше). 1983 год. Киров. Абитура (уже вторая в моей жизни), как во сне, кто не пережил этого - не поймет. Все хорошо, сданы удачно уже два экзамена, начинаю психологически расслабляться и... начинаю замечать, что везде на плакатах, информационных досках, да везде, везде изображены вертолеты... Спросил у знакомых абитуриентов, да, готовят техников на ВЕРТОЛЕТЫ. Шок!!! Не представлял в своей жизни ничего кроме САМОЛЕТОВ. Принимаю решение: забираю документы, осенью в Армию, через год поступлю в другое, но на СД (самолеты и двигатели). По пути в канцелярию перехватывает меня земляк из Свердловска: чего такой кислый? Объяснил свое горе и свои стремления. Он: а ты знаешь, что 90% выпускников этого училища ЛЕТАЮТ бортовыми техниками? Я: ну-ка, с этого места поподробней!
Картина с ситуацией в Афганистане стала проясняться, когда поступил в училище. У многих курсантов отцы - офицеры различных родов войск, многие из которых сами были уже «афганцами» и владели информацией куда более обширной, чем та, которая доходила до наших глубинок. «Лишь бы успеть, лишь бы не закончилась раньше времени...» На сто процентов уверен, что эти мысли приходили не только в мою голову, но вслух их не произносили, осознавали: пока ведутся боевые действия - гибнут люди. Ближе к выпуску то там, то там уже можно было услышать: «прибуду к месту назначения, напишу рапорт и в Афган».
Перед самыми госами понаехали «покупатели» разных мастей и цвета от зеленого до красного (от ПВ до МВД). Не знаю, почему «огурцы» пользовались такой привилегией, но отбор кандидатов сначала проводили пограничники, потом ВМФ, потом МВД, потом... Короче, как оканчивающий училище с «отличием» я попал в поле зрения пограничника, об этом мне сказал командир взвода, зная, как после войсковой стажировки я рвался именно в ВВС. Несколько моих товарищей так же попали под «колпак» ПВ. Правда, был выход избежать зеленой фуражки - завалить предварительную врачебно-летную комиссию (пограничники набирали себе только на летные должности). Некоторые так и сделали, в том числе и мой товарищ. Но я-то всегда помнил про свой слабый левый глаз (тем более учеба его еще подсадила) и понимал, завалив предварительную комиссию, с очень большой вероятностью я попаду в ВВС... на землю. Долгие сомнения прервал майор-чекист, вызвав меня к себе на беседу. Сразу спросил: чего смыкаюсь (и ведь настучал ему уже кто-то), отвечаю, что мол в ПВ нет того типа, который здесь изучал (Ми-6А), он: у нас есть Ми-26 - переучим, ты отличник, труда не составит. Тем более ты коммунист, а коммунисты у нас где? Правильно, в первых рядах, а где у нас первый ряд? Правильно, первый ряд - это Граница СССР. Не поверите, подействовало. Подействовало, как и два года назад, когда замполит батальона объяснял мне, что те, кто хорошо учатся, непременно должны быть коммунистами, чтобы своим примером вдохновлять менее успевающих. На следующий день написал заявление в КПСС.
В конце государственных экзаменов, перед «золотым карантином», когда у командиров появилась уверенность, что «краснодипломники» уже не срежутся, состоялся так называемый «свободный выбор» распределения. После выпуска получил отпускной и предписание в КДПО (последний в списке мною выбранных округов).
Август 1986 года. Областной город Благовещенск. 19 Отдельная Авиационная Эскадрилья. В/ч 9787. Это место моей дальнейшей службы, как потом выяснится - единственное. Встретили, покормили, приютили, переучили, правда, Ми-26 там нет, не беда, есть Ми-8ТВ и Ми-24. На «горбатые» не пустили - экипажи укомплектованы, да и на переучивание нужно отправлять в учебный центр. На Ми-8 - пожалуйста, тем более затрат никаких - дали тебе стопку литературы и будь добр самостоятельно изучить новый тип, через три или четыре недели - зачеты. В случае удачи - допуск к полетам в качестве стажера. А там, как карта ляжет. К Новому 1987 году получил все допуски, включая и допуск на работу в отрыве от базы. То есть, полностью созрел как бортовой техник. После Нового 1987 года первый рапорт о направлении в Афганистан лег на стол НШ. Бац! Мой рапорт трехочковым летит в урну в другом конце кабинета. Прошли месяцы, написаны еще подобные рапорты, не напрямую, по команде. Поле того, как на стол НШ (м-р Федин, отличный офицер и человек) ложится пятый мой рапорт, вызывает к себе и ласково так объясняет, как я его уже достал, что не может он, как начальник штаба, и не имеет права направлять туда офицеров, прослуживших после училища менее года. Спрашиваю, а солдат после учебки и шести месяцев службы отправлять, значит, можно! Куда был послан догадаться не сложно, но пошел просто к своей вертушке, по дороге думая: после первого рапорта нельзя было объяснить о существующих правилах? Я не баран, понял бы и бумагу напрасно не пачкал.
Конец октября 1987 года. Стоянка вертолетов. Ми-8ТВ бортовой N 31. Мой. Мой все те годы, пока летал. Летчики и штурманы могут летать на других (не штатных) бортах, бортовой технарь привязан к одному, к своему вертолету, причем, привязан приказом по части. Борт для технаря это не просто боевая и грозная машина. Это друг. Друг, которому часто доверяешь жизнь, и не только свою, еще три. А успех полета зависит от того, как ты подготовил своего Друга... «Товарищ Борин, зайдите в дежурную комнату!» - по громкой связи звания не назывались, по соседству гражданский аэропорт - конспирация! Дежурный направил к НШ. Захожу, докладываю. Тот сидит весь такой серьезный, пауза затянулась, начинаю нервничать, уже слышу свое сердце как перед первым прыжком с парашютом. Федин: «телеграмма красная пришла». Я: «???» Федин: «экипаж из нашей части направляется в Мары. Экипаж к-на Савоськина штатный, но бортех перед пенсией и желания воевать не изъявил. Полетишь?» Полетишь? И это после пяти рапортов! «Так точно! Полечу!» Свершилось! Дождался! Вот и мой черед пришел! Да, тогда радости не было предела, чувство гордости разрывало грудную клетку от осознания того, что тебе доверили исполнить интернациональный долг, а то, что доверили первому из нашего выпуска, попавшим в КДПО - кружило голову. Это сейчас, спустя многие годы понимаешь - ребячество, а тогда, в 22 чувствовал себя очень взрослым и очень боеготовым мужчиной, Рембо отдыхает.
В Благовещенске ударили морозцы. Довольно приличные, для конца октября, до -20˚. Рейс Благовещенск - Москва, провожали жены, дети, подруги, друзья. И только у одной женщины в глазах была действительно серьезная тревога - у жены командира экипажа, она провожала мужа в седьмую командировку, седьмой раз туда... А мы, молодежь, улетавшая за «речку» впервые, шутили, балагурили... И каждый, наверное, в душе надеялся, что вот, пробил наш час, и мы обязательно совершим свой подвиг и нами будут гордиться полсвета.
В Москве нас ждала слякоть, около нуля, после минус двадцати - почти жара, а мы в зимних шапках и демисезонных летных куртках, но это ерунда. Следующий перелет Москва-Ашхабад, прилетели утром, на улице плюс двадцать с лишним. На нас смотрели как на инопланетян. Следующий перелет на Ан-24 Ашхабат-Мары, где нас встретили и доставили в полк.
Два следующих дня ушло на приемку и подготовку вертолета (Ми-8Т бортовой N 37), получение броников, ЗШ (защитный шлем), автоматов, аптечек (под роспись - промидол). Бортмеханик пошел получать дополнительный ПКТ для проема в грузовой створке. Возвращается с пулеметом, но какой-то потерянный. Командир (к-н Савоськин Александр): что случилось? Механик (пр-к Леонид Сандалов): хотел получить машинку для заряжания лент к пулемету, пожалуйста, вот вам машинка, забирайте. Осмотрел машинку, а она вся какая-то бурая или ржавая. Что это за ржавчина? Ответ: это не ржавчина, это кровь, предыдущий обладатель при ранении оросил. Машинка осталась на складе, настроение Лени - ниже плинтуса. А я пошел на склад получать средство для протирки устройства, мешающего самонаведению ПЗРК. Местные называли это устройство «испанкой», в ВВС обзывали «липой», а на самом деле это было «изделие Л-166» и протиралось оно чистейшим медицинским спиртом. На командировку полагалось 3 кг спирта, но толстомордый прапор налил не полную трехлитровую банку (0,7 литра закурковал) и выпроводил со словами: «все равно все выпьете, хватит и этого». Оказалось, он был прав, Л-166 не включали, она работала только против определенных ракет, а стингер умел наводиться по «испанке». Приказ о запрете использования Л-166 выпустили, а приказ о спирте - нет. И что интересно, прилетел в Мары через год и опять получил 3 литра. Только в Союзе такое могло быть.
И настал этот День. День вылета на аэродром подскока, им оказался г. Термез, по местным понятиям, курортное место: мало стреляли, мало воевали в то время. Прилетели, обустроились. В тот же день вылет за линейку - первый боевой!!! Зарядились, готовы к вылету. Подошел летчик-инструктор (к-н Соловьев Владимир), выслушал доклад экипажа о готовности к вылету, сел в правую чашку (на место штурмана), полетели... Запуск, выруливание, взлет. Минут через десять после взлета доложили о пересечении «линейки». Как обычно, скольжу взглядом по оборудованию кабины, какой-то дискомфорт, в чем дело? А, вот: выключен проблесковый маяк (красные мигалки на пузе и хвостовой балке)... включаю. Полет нормальный, по долине летим на высоте 10-15 м. Скольжу взглядом по оборудованию кабины - опять проблесковый маяк выключен! Тяну левую руку для включения, бац! по руке, а в «ушах» (внутренняя связь): «еще раз включишь - из вертолета выкину!» Блин, что, на земле нельзя было объяснить, что маяк не только привлекает внимание духов, но и цель самонаведения стингеров... Но первый, он и есть первый, как... Далее горы. Красота. Наш командир аккуратно садит на указанные инструктором высотные площадки, получаем допуск. Все. Дальше воюем самостоятельно. Но войны не видно, обычные транспортные вылеты. Скучно. Скука закончилась через неделю, когда утром командир пришел с раздачи заданий и сказал, перелетаем в Керки. Перелетаем. Керки - это совсем не Термез. Похожая стоянка, похожая обстановка, но между ними - пропасть. Пропасть и в обстановке за линейкой. Здесь уже десятка полтора бортов, и они все подлетают и подлетают. За линейку летаем каждый день, по несколько раз. Даже день предварительной подготовки вертолета сжат до половины дня, после обеда - на вылет. Ходят слухи: готовится большая операция по ликвидации сильно укрепленной базы духов где-то в районе Меймене. Готовимся и мы. Готовим ленты для двух ПКТ с механиком вручную, машинки-то нет. На ладонях кровавые мозоли, когда они лопнули, стали патроны в ленту тупо заколачивать как гвозди деревянными проставками из ящиков от НУРСов. Наколотили по 3 коробки патронов по 400 на ствол. Для начала. А для самого начала, нужно проверить, какие мы меткие из носового ПКТ, потому как до сего момента опыт стрельбы - только из носового А-12,7 на Ми-8ТВ на полигоне (там стрелял на «отлично», но это две очень большие разницы). Кто бывал там, тот припомнит, что такое лобовой ПКТ на Ми-8 (не важна модификация, хоть Т, хоть МТ). Это доработка специально для Афгана, доработка быстрая, но не продуманная: убрали центральный кусок остекления, установили дюральку с отверстием и «пыльником» для пулемета, в кабине соорудили подобие турели, воткнули ПКТ с электропуском на вертикальных ручках (как на «максиме») и вуаля! Готово! Но... Стреляные гильзы летят в кабину (устанавливается чехол, как городской лошадке под хвост), от порохового дыма - дышать нечем, но и это фигня. А вот прицел! Он пришел из первой мировой: на кронштейне параллельная стволу линейка (выше ствола миллиметров 200-250) и на ней мушка, а впереди (миллиметров 350-400): кольцо и крест в центре!!!
Нет, я не против конструкции прицела, срубил бабки кто-то за доработку и забыли. Но... Там, где находится задница стрелка, организовано откидное сидение (видимо, для удобства) над автопилотом, и при полете на высоте 10-20 метров и при прицеливании на дистанцию 600-800 метров надо протиснуться между пулеметом и сидением. Со своей комплекцией (181 см, 80 кг) я это проделывал с трудом, с трудом совмещал цель (стог колючки, столб и др.), мушку с перекрестием, а когда жал на гашетки, с огорчением видел как трассера серпом уходили ниже, не долетая до цели метров 40-60. Пытался корректировать подъемом ствола - не помогает. Помог однокашник, он там служил. Когда я рассказал, как стрелял, он долго хохотал. Говорит, не ты первый, не ты последний, а между тем, все очень просто: садишься на сидение над автопилотом, наводишь пулемет в район цели, даешь короткую очередь, наблюдаешь фонтанчики от пуль или трассеры, корректируешь наводку ствола, нажимаешь электропуск и... совмещаешь траекторию пуль с целью. Теоретически просто и практика подтвердила это.
Во второй половине ноября ситуация за линейкой начала усложняться. Раннее утро. Командир возвращается с «раздачи». Обычный вылет: везем какую-то «шишку» со сворой в солдатских бушлатах в Меймене парой Ми-8, мы ведущие. Прилетели, высадили, возвращаемся. На полпути по радио нас замысловато спросили о запасах «огурцов и семечек» (НУРСы и патроны к ПКТ), ответили, что полностью заряжены. Получаем приказ лететь в квадрат, где в ущелье зажали армейскую дивизию, надо помочь братьям по оружию. Штурман (л-т Арапов Алексей) дает курс и удаленность до квадрата, оказалось, совсем рядом. Доворачиваем на заданный курс. Командир по рации дает команду «к бою!», ведомый (тоже наемники) подтягивается, готовясь к ракетной атаке (бомб в тот вылет не подвешивали). Очень скоро увидели два шлейфа черного дыма, подлетаем, точно: первый и замыкающий БТРы горят, обойти их никакой возможности, удачное место для нападения духи выбрали. Колонна растянулась метров на 800-1000, бойцы за броней, от кого-то отстреливаются - только трассера в разные стороны летят. Мы противника не видим. Командир связывается по рации с дивизией (нам дали их частоту и позывной) и спрашивает, откуда атакуют духи. С земли ответ: сейчас обозначу направление трассирующей очередью. Командир популярно, не стесняясь в выражениях, объяснил армейцу, что вся колонна изрыгает трассера во все стороны, давай ракету. Ракета тянется в сторону дувалов на вершине хребта, цель понятна. Доворачиваем, заходим на боевой, вжих! Ушла пристрелочная пара ракет. Тра-та-та - это мой пулемет. Бум! Это по моей голове в ЗШ командир: не смей при ракетной атаке стрелять без команды, скорость пули выше скорости ракеты - может догнать, ракета может взорваться перед кабиной и нам пипец (блин, раньше нельзя было сказать?). Вжих! Ушли 8 ракет в дувалы. Левым разворотом выходим с боевого, летим вдоль хребта для захода на повторный. Опаньки! Что это? А это три всадника на конях скачут по тропе вдоль вершины хребта, но вне зоны видимости армейцев. Быстро скачут, оглядываются, за спинами автоматы. Смотрю на них как завороженный. Дистанция стремительно сокращается, бац! Опять командир по ЗШ: чего не стреляем? Расстояние около 300 метров и сокращается каждую секунду на 60. Кажется быстро, но в такой обстановке время течет как-то по другому, мне показалось, что все происходит как при замедленной съемке. Жму на кнопки электропуска, тишина. Перевел взгляд на свои большие пальцы, сделал «нажимательное» движение - пальцы как каменные - ни с места, мозг не позволяет выстрелить в человека, хоть он и враг. Из оцепенения вывел один из духов, скакавший левее, он попытался вскинуть автомат в нашу сторону (акробат хренов), впрыск адреналина, пальцы «разблокировались», первая очередь прошла между ними. Всадники как по команде прижались к лошадям и отклонились от трассы, «акробат» влево от лошади, правые - вправо. Дистанция минимальная. Довожу влево и вниз почти до упора, нажимаю. Пулемет практически неподвижен - на упоре, цель почти под нами. Очередь догоняет всадника со скорость вертолета... От меня уже почти ничего не зависело, я мог только левее или правее подкорректировать. Но духу не повезло. Вместо очередного фонтанчика на тропе, вижу как трассер заканчивает свой путь и жизнь духа где-то в голове, которая дернулась и поникла, от чалмы во все стороны пыль (или кровь с мозгами?). Дух начинает заваливаться с лошади и в этот момент они проносятся под вертолетом и мы теряем их из вида. Командир заходит повторно на боевой, уходит пристрелочная пара ракет, корректировка. Вжих! 32 ракеты улетают искать свои цели. Ведомый так же заходит на повторный, ракетная атака. Дувалы перестают существовать. С земли передают, что обстрел с гор закончился, поблагодарили за помощь. Командир передает ведомому, что бы тот пролетел вдоль хребта с одной стороны дивизии, мы пролетим с другой. Никого, только один «жмур», лошади тоже нет, куда подевались? Но поисками заниматься некогда, надо возвращаться на базу - топлива в притычек. Честно говоря, у меня сложилось ощущение, что целую армейскую дивизию тормознули и долбили всего три духа.
В середине ноября наш экипаж перебрасывают на площадку подскока под названием пограничная комендатура Хумлы. Начиналась операция «Дарбанд» и здесь собрали уже около 30 бортов. Кроме большой вертолетной площадки и тактически выгодного расположения плюсов у этого места нет. Вода, которую там употребляют - соленая, руки помыть - проблема, не мылится даже мыло для морской воды. Компот в обед и тот соленый. Через день весь наш экипаж поселился в сортире (благо, там четыре очка). Через неделю, пока «толстые худели» наш бортмеханик (пр-к Сандалов Леонид), который до этого и пятидесяти кг не весил, стал насквозь просвечиваться как хорошо завяленная вобла. Местным смешно, а нам не до смеха, тем более вылетов за линейку никто не отменял, пришлось на грузовых створках устроить туалет из ведра, опустив звукоизолирующую штору. Так и летали целую неделю.
Как-то в конце ноября утром командир возвращается с полетным заданием: сопровождение Ми-26 в Меймене. По команде взлетаем двумя парами, пара Ми-24 и пара Ми-8, в указанном районе ждем «большого», вскоре он показался. Занимаем боевой порядок: горбатые спереди слева и справа от Ми-26, мы сзади и справа, вторая «восьмерка» сзади и слева. Высота полета Ми-26 15-20 метров, вертолеты прикрытия - 40-50 метров, т.е. в случае атаки ПЗРК, ракеты должны были принять на себя. Полет не из самых приятных. Долетели благополучно, сели на полосу в том же порядке, как и летели. Сидим, винты молотят, смотрим, как впереди «большого» разгружают. Вдруг бах! По ушам ударила волна. Метрах в 80-100 от нашего борта взрывается РС. Откуда ни возьмись, метрах в пятидесяти от нас, два бойца скидывают маскировочную сетку, выкатывается «Град» (отлично замаскирован был), дает залп. Через несколько секунд склон горы покрывается огнем и пылью. Больше разрывов не было, и мы благополучно вернулись в Союз. Только через много лет я узнал, что сопровождали мы тогда дальнобойные ракеты для «Града», которые должны были достать до духовской базы Дарбанд.
4 декабря получаем задание: в составе группы вертолетов (до 20 бортов Ми-8 и до 10 Ми-24) забираем десант и высаживаем его на высотке, обозначенной на карте. Начиналась заключительная фаза операции. Взлетаем, идем на Керки за десантом. 14 или 15 десантников занимают места в нашей вертушке, вижу, что ребята не только бывалые, есть и молодежь. Взлетаем, в определенном квадрате собирается вся «армада», дальше летим плотным строем, «горбатые» вокруг нас летают, оберегают. Подлетаем к месту высадки, не далеко от кишлака Лакман, Ми-8 разлетаются по своим точкам, согласно задания, мы заходим на «свою». При заходе замечаем стрельбу по нам (выглядит это, как будто кто-то сваркой сверкает, когда стреляют мимо - вспышек не видно, только трассеры), значит, высадить десант надо как можно быстрее - неподвижный вертолет это большая и желанная для духов цель. Выхожу в грузовую кабину, начинаю руководить высадкой, бывалые лихо выпрыгивают и веером разбегаясь, занимают позиции. Молодежь вжались в сидения, и выходить не хотят. Шок. Приходится применить силу. Придаю ускорение очередному бойцу, слышу над головой хлопок (но внимания на него не обращаю), боец приземляется, встает, бросает взгляд поверх меня и падет на землю, накрывая голову руками. Очередному десантнику говорю, что бы не прыгнул на лежащего война и оттащил его в сторону, а то затопчут. Высадка закончена. Все время высадки бортмеханик поливает из заднего ПКТ. Вваливаюсь в кабину, пробираюсь к носовому пулемету, подключаю шлемофон, докладываю командиру об окончании высадки, и в это время штурман дергает меня за рукав. Поворачиваю голову в его сторону и вижу огромные круглые глаза и палец, показывающий на приборную доску. Отклоняюсь назад, задираю голову, ё моё! Столько горящих красных табло я ни разу еще не видел. Перебираюсь на штатное место, смотрю проблемы: «пожар левого двигателя», «пожар в отсеке главного редуктора», «сработала автоматическая очередь»... Успеваю доложить: «командир, горим!», но он и сам все видит. Впрыск адреналина, память услужливо выкладывает перед глазами требования инструкции по действиям экипажа при возникновении пожара. Следуя инструкции, сбрасываю красные табло, вновь не загораются, значит, пожар потушен автоматической очередью противопожарной системы. Это уже хорошо, в запасе есть еще ручные очереди. Докладываю командиру. Он связывается по рации с ведущим: «Володя (Соловьев), пройди надо мной, горел левый двигатель». Над нами проносится борт и по рации: «дымишь левым». По инструкции, мы должны выключить горевший двигатель и взлетать на одном, если такой взлет не возможен, выключить второй двигатель и покинуть вертолет. Такой взлет нам не произвести, так как не хватит мощности оставшегося движка - лопатки компрессора совсем «лысые» (сточило песком как абразивом) и после этого вылета планировался перелет в Мары на замену обоих двигателей. Командир смотрит на меня, в глазах вопрос: что делать будем? Докладываю, что на одном не взлетим (была бы длинная площадка для разгона, можно было бы попробовать по самолетному или с переднего колеса). Просит Соловьева пройти над нами еще раз. Пролетает: «дым прекратился». Командир, конечно же, лучше меня знает все инструкции, и перспектива покидания борта и занятие обороны вместе с десантниками его не вдохновляет. На земле мы вояки никакие. Да и вертушке скорее всего конец придет, а если загорится, еще и боекомплект рванет, своим может сильно достаться. Слышим команду: «всем надеть парашюты!», значит, принял решение взлетать на двух. Застегиваем подвесные системы парашютов (обычно мы их не надевали, при полетах на высоте 10-15 метров толку от них, понятное дело, никакого), все докладывают о готовности к взлету. Взлет, на пределе отлетаем от места боя, набираем высоту 200 метров (парашюту достаточно) и становимся отличной мишенью для стингеров. Мы летим первые, ведущий превращается в ведомого - мало ли что... Но долетели нормально, пожар не возобновился. Хумлы. Сидим в кабине, ждем, когда остановятся винты. Слева вертолет Соловьева, тоже ждут. Штурман экипажа Соловьева показывает на капот левого двигателя и сгибает большой и указательный пальцы калачиком, понятно, дырка. Винты останавливаются, я через верхний люк выхожу к силовой установке, вдогон слышу командира: сердечник - мой! Блин, о чем он? Раскрываю капоты двигателей, иду на левый. Так... Аккуратное отверстие от пули в капоте, блок электромагнитных клапанов - в дребезги, а в том месте, где пуля остановилась - пробоина в двойном титановом корпусе компрессора двигателя, лопатки видно. Повезло. До ротора пуля не добралась. Если бы добралась, было бы много трупов, я - первый, т. к. в момент попадания находился прямо под этим местом и оказался бы обильно нафаршированным обломками лопаток ротора. Позже замерил, расстояние от пули до моей головы по вертикали составило 30 см.
На полу отсека нашел медную рубашку (оставил на память) и стальной сердечник пули (отдал командиру, он им позже пользовался как керном), осколки рубашки забрал штурман. Калибр 14,5 мм, стреляли с дистанции около двух километров, пуля на излете, вот и отделались испугом. Все, отлетались. Операция в самом разгаре, а мы прикованы к земле, обидно. Через пару дней прилетел борт из г. Мары, привез левый двигатель и ремонтную бригаду для замены. Демонтаж поврежденного и монтаж нового движков производили в полевых условиях. Никогда не думал, что такое возможно. Двигатель весит 330 кг, сотни трубок различных систем... Но, на войне, как на войне. Сняли одну из лопастей несущего винта, на ее место установили приспособление из куска лопасти с блоком. Трос закрепили к двигателю, второй конец, через блок - к БТР. БТР медленно отъезжает - двигатель поднимается. Пока занимались заменой, 8 декабря, при высадке десанта сбили из ДШК по хвосту Ми-8 N 34, экипаж из Читы, крепко досталось командиру экипажа (после длительного лечения списали с летной работы). Попало из ДШК и душанбинскому Ми-24 N76 (командир м-р Карпов, позже, экипаж погиб от стингера 17.01.1988 г.). Движок заменили, на следующий день облетали и улетели в Мары, менять второй. В Хумлы вернулись 10 или 11 декабря (точно не помню). А 13 декабря очередная высадка десанта для перекрытия путей отхода духов после уничтожения базы Дарбанд. Не знаю, как себя чувствовали остальные члены экипажа, я, честно, бздел. К тому же, пока ремонтировались, отдали один пулемет и я свой бронежилет (летающим нужнее), пулемет вернули, броник - нет. Вылетаем на десантирование, без бронежилета чувствую себя голым, хотя мозгами понимаю, что от этого жилета, по большому счету, в принципе, толку никакого. Забираем десант, перед вылетом инструктирую, как будем лететь, как высаживаться. Помня о «гостинце» в левый движок, прошу десант лупить по всему движущемуся из блистеров, только аккуратно, что бы не попасть по своим лопостям, предлагаю кому-нибудь из десантников занять место у открытой входной двери, там специальная поперечина с устройством под АК или ПК... Тоже бздят. Вызвался добровольцем старший группы, лейтенант. Объяснил, что к чему. Полетели.
Точно район высадки не помню (где-то в районе кишлака Атахаханжа), помню, с двух сторон горы, между ними ровная долина, шириной километра два, а по ней речушка с высокими отвесными берегами. Летели левее речки, до высадки пара минут, вдруг за спиной: та-та! та-та! Это летеха в дверном проеме, увидел по левому борту двух всадников, скачущих параллельным курсом, дистанция не менее семисот метров, вижу их в левый блистер, та-та, передний всадник, как в кино, кубарем, вместе с лошадью. Молодец, лейтенант. Перелетаем речку, подлетаем к высоткам для десантирования, уже на прямой перед посадкой, вижу, где-то в километре от нас караван 7 или 8 навьюченных верблюдов и с десяток ишаков, духов видно плохо. Разворачиваю свой ПКТ в ту сторону, пристрелочная очередь уходит в цель, длинная очередь, уже накрыло пылью при посадке, остановился, когда пулемет уже начал «плевать» перед собой, перегрелся. Десантура вышла классически, в кино такого не увидишь, десять секунд и бойцы уже на позициях вокруг вертушки, ведут огонь. Молоток, лейтенант! Взлетаем, уходим вдоль речки, пролетаем над тем местом, где перед посадкой видел караван... Мрачное зрелище, в живых не остался никто, ни духи, ни животные. Подозреваю, что перейти в мир иной им помогли не только мои пули - вокруг летало множество бортов и почти все стреляют и нурсуют, в такой мясорубке у духов просто не было шансов проскочить. Кружим по долине в поисках уходящего противника, на одной из караванных троп, уже в горах, замечаем не большой караван, три верблюда, два ишака и с десяток духов. Они почти достигли перевала, по бокам тропы очень крутые склоны гор. Командир заходит на боевой, дистанция минимальная, пристрелочная пара ракет взрывается на правом склоне. Передние духи рванули к перевалу, рассчитывая укрыться от огня, задние - просто попадали вдоль тропы. Командир переводит переключатель ракет в положение «серия», и начинает поливать, но дистанция уже метров 300-350, половина ракет не взрывается - не успевают взвестись (взводятся через 300 метров полета после выстрела, в целях безопасности). Один из духов добежал до перевала, спасение было уже рядом, но, видимо, был не его день. Одна из ракет попадает прямо в него, но не взрывается. Облако красного цвета и на тропе только две ноги, все, что осталось от духа. Командир заходит на повторный по большому кругу, чтобы был запас дистанции для прицеливания, но ракеты больше не потребовались - хватило первой атаки, если кто и шевелился, очередь носового ПКТ прекращала мучения бедолаги. Все, с ними покончено, и только один ишак стоит на ногах, голова свесилась, весь в ошметках собственной плоти после попадания осколков ракет, мертвый, но стоит. Перевожу взгляд на командира, он объясняет, что так часто бывает, суставы сгниют - завалится. На душе хреново, жалко животных, они ведь не при чем, но осколок ракеты не разбирает, где человек, где животное - косит все подряд, пуля более избирательна, достается чаще человеку в чалме, избегая животных (по крайней мере, моя). Так закончилось существование сильно укрепленной, считавшейся духами не преступной, базы «Дарбанд» и... время нашей командировки. Через пару дней нас перекинули в Керки, а еще через пару, мы улетели в Мары сдавать борт. 25 декабря были уже в Благовещенске, но история на этом не закончилась. Оказалось, что за участие в операции «Дарбанд» было награждено очень много пограничников, не забыли и про наш экипаж (мы-то ни на что не рассчитывали, поскольку вернувшись 4 декабря с «подгоревшим» двигателем, получили по первое число за невыполнение требований инструкции, грозились даже отстранить от полетов и домой отправить. Но высокое начальство решило по другому - спасена дорогостоящая боевая техника). Командира наградили орденом «Боевого Красного Знамени», экипаж - медалями «За боевые заслуги».
Потом была еще одна командировка в Мары в конце 1988 - начале 1989 годов, но это уже другая история.
http://pogranec.ru/showthread.php?t=30450