Без дострела.


Севастопольская бухта. Год 1983. Месяц июнь. Понедельник. Утро.
Боевые корабли не по ранжиру подобно мухам липнут к берегу, свешивая языки трапов на влажный по утру асфальт Минной пристани. Их борта легонько щекочет покачивающийся на волнах мусор.
Все, как обычно - уборка, завтрак, построение личного состава.
Нескладно, вразнобой, где голосом, где посредством динамиков по верхним и нижним палубам проносится одна и та же команда:
- ... личному составу приступить к проверке оружия и технических средства...
Экипажи привычно расходятся по боевым постам. Ничего особенного. Еженедельная процедура, боеготовности ради.

Личному составу эскадренного миноносца «Сведущий», накануне поздно вечером вернувшемуся к месту приписки с учебных стрельб, никаких поблажек. Корабельный Устав не велит. И связисты, торпедисты, механики, гидроакустики, боцмана там так же послушно жмут, включают, вращают, крутят, вверенное им военное имущество...

Старший матрос с боевым номером БЧ-2 на робе - не исключение. Он со всей ответственностью относится к поставленной задаче. Управляет, ведет спаренные стволы скорострельного орудия вдоль ровно очерченной линии моря, вдоль берега по часовой стрелке и обратно, вверх-вниз и давит на педаль, имитируя пальбу. Все согласно регламенту проворачивания оружия и технических средств...

И имитация удается ему сверх того. Один за другим, меньше чем за секунду, раздаются хлопки, и два семидесятимиллиметровых снаряда уходят в город-герой Севастополь.
Город вздрагивает от разрывов и разом сбрасывает последнюю дрему.

С набережных ранние туристы и, неохотно сдающие им занятые еще с вечера позиции, влюбленные с беспристрастностью понятых имеют возможность наблюдать, как над небольшим отдельно стоящим на склоне и утопающим в южной зелени административным зданием поднимаются клубы черного дыма.
Причем, одной половиной здание сохраняет чопорный и одновременно строгий стиль сталинского ампира, другой же походит на дом Павлова с берега Волги. И только догорающий остов автомобиля «Жигули» первой модели у его чудом уцелевших дверей вносит некий элемент современности в жуткую картину катастрофы.
Слава богу, обходится без жертв; ни сторож, ни дворник не пострадали...

Конечно, проводится расследование. Дотошное. И оно выясняет; при учебной или боевой стрельбе в спаренные стволы корабельных скорострельных орудий, в те самые, что по утру так старательно проворачивал старший матрос из боевой части два, снаряды из артпогреба подаются элеватором и могут оставаться там по ее окончании в количестве одного-двух.
Оставшиеся заряды не извлекают в ручную, а избавляются по иному; отключив элеватор, производят ими дострел в свободный от судоходства район моря.
Впрочем, в инструкции все по пунктам расписано. Да видно, один из них и пропустили по халатности. Обыкновенной халатности. И получили то, что получили. В том числе и по городу Севастополю.

Разрушенное строение вскоре отстраивают, но совещания в нем с тех пор не решаются проводить раньше одиннадцати.

Я помню, как всё начиналось...

Это сейчас Ленчик читает Покровского с братьями или на «Биглер.ру» залезет и ухохатывается, а когда поженились - едва ли десяток страниц «Расстрелять...» осилила и фыркала, что мы над «хернёй какой-то» смеёмся. Эволюция чувства юмора моей супруги вполне объяснима и логична, а начало его зарождению положил, пожалуй, этот случай.
Это было в начале лета 1997 года, ко мне приехала моя ненаглядная, теперь уже законная, и я начал в перерывах между «снятиями лыж» водить её по миллионному городу. И Ей это нравилось! Единственное, чего Она не совсем понимала (и это огорчает Её по сей день) - это то, что я, почти никогда, не ходил с ней по форме, по гражданке как-то всё.
И вот стоим мы с Ней на остановках. Да-да, именно так - сразу на нескольких, на площади Сенной, где куча остановок общественного транспорта и можно выбирать. Правда особо это делать не из чего, потому что как-то замерло всё...и солнце поднимается и начинает жарить и хочется уехать поскорей, чтобы добраться до цели пока ещё тут асфальт плавиться не начал и народу на остановках этих тьма. И кажется, что большинство, подозревая в каждом конкурента на вход в ожидаемую дверь, немного ненавидит окружающих...
Вдруг Ленуськины глаза становятся много больше их обычного немаленького размера, её взгляд толкает меня обернуться и я и все замираем...
Идёт моряк. Как обычно - ст.1 ст. На ДМБ почему-то все себе три лычки старались забубенить. Как правило.
Всё чин по чину - брюки-клёш, изогнутый краб с якорем, ленты на «беске» - из похоронного бюро (обычно там заказывали). Всё. Никакого перебора в плане кучи немыслимых аксельбантов, громоздящихся друг на друга значков или десятков нашивок на рукавах. Довольно скромно. Но необычно было то, что у него был очень оттопырен правый карман брюк. Нарочито...навязчиво даже оттопыренный.
Это бросалось в глаза, и народ смотрел на него и вслед ему. С интересом смотрел.
Он вразвалочку подошёл на самый перекрёсток, на поворот то есть, там остановки и трамваев и троллейбусов и автобусов и маршруток, как я уже упоминал - и прямо и направо - народу много, все смотрят. И тут начинается действо: моряк, остановившись, засунул руку в карман и достал оттуда "клубок" цепочки, тогда такие затычки в ваннах к таким цепочкам цепляли, а на конце - якорь, мичманский большой, но не просто, а без рифления и без усиков, и , как я понял спаянный из двух. начинает морячок ме-едленно цепь травить. Все наблюдают, дыханье затаив. И вот, как только якорь лёг на асфальт, старшина убрал излишки якорь-цепочки обратно в карман, достал из второго "Беломор" и спички, закурил. Постоял, покурил, выбросил папиросу в урну. После этого, ме-е-едленно-ме-едленно - много медленнее, чем пять минут назад, начал поднимать якорь.
Поднял, убрал в карман и пошёл дальше.
Все буквально животы надорвали, Ленчик тоже смеялась, а у него, ЧСХ, ни один мускул на лице не дрогнул.

Вспоминая о ДМБ

Как обычно, глаза открылись за 5 минут до звонка будильника. 5.25.Уличный фонарь светит прямо в лицо. Полежав несколько секунд, со словами: «С добрым утром, Славик!»,откинув одеяло, вскочил с постели. В мозгу крутится какая-то дата. Покрутив сонной головой, вспоминаю. 14 ноября 1975 года, суббота. Сход с корабля. Навсегда.
И внутренняя маета с утра. Вроде бы подготовился к сходу. И висит на вешалке бушлат с надраенными медными пуговицами. В компании с голландкой и слегка торпедированными флотскими брюками. (Настоящие клеша где-то далеко под Москвой ждут хозяина). Все отутюжено, начищено. И собран чемодан с нехитрым матросским скарбом.
Открыл чемодан, посмотрел еще раз. Главное - пара тельняшек и пачка фотографий. Альбом конфискован политруком. Да и эти будут переполовинены при досмотре.
Последний раз прошелся по палубам, кубрикам корабля. Прощание с друзьями, знакомыми и незнакомыми моряками.
Вроде и радостный день, а все равно мает. Ты же мечтал об этом дне!
Наконец, команда:
-Личному составу, увольняющемуся сегодня в запас, построиться в левом офицерском коридоре!
9 человек стоят, открыв дмбовские чемоданы и портфели. Старпом придирчиво осматривает все. До мелочи. Команда построиться возле трапа, не заходя в кубрик. Состав корабля построен по «Большому сбору».
И...
Под звуки этого марша сходят с кораблей моряки всех Флотов!
...Последний раз отдав честь Флагу,
Ты сделал с Крейсера последний шаг...
Бегом по трапу, и мы на борту командирского катера.
Гремит «Прощание Славянки», взревел мотор катера, и медленно он отошел от борта.
И вот «Великий сход»! Прощайте все моря.
Катер обходит вокруг корабля.
Боцмана просим еще сделать круг.
И застилает глаза, как от солнца.
Мы сюда не вернемся, мы сюда не вернемся.

Машут с борта парни беретами, бесками. Катер увеличивает скорость и несет нас к берегу. Прощай крейсер, прощай Североморск!
Прошло 39 лет. А закрыл глаза, так четко все вспомнилось. Как будто было вчера...
Не вернуть уже те дни. Как не вернуть молодость, рано ушедших друзей. Страну, которой мы присягали на верность и честно служили. Может, и было это причиной моей маеты.

Фаныч

- Товарищи курсанты, представляю вам вашего замковзвода, старшину второй статьи Митрофанова, - на первом нашем построении объявил командир роты, капитан третьего ранга Коротецкий, и ушел по каким-то своим, неведомым нам делам.
Перед нами, вчерашними школьниками, только что обритыми налысо и переодетыми в неподогнаные робы, висящие мешком, возвышалась нескладная и очень большая фигура нашего ЗКВ. Её венчала огромная белесая голова с немного выпученными глазами. Чем-то он был похож на недавно проснувшегося тролля, немного недалекого, но огромного и злобного. Начиналась военная жизнь, курс молодого бойца, знаменитый КМБ.

Те, кто выжил полтора месяца в лагере под Зеленогорском и не уехал домой, первого сентября восемьдесят пятого принимали Присягу. А на правом фланге нашего строя стоял Фаныч, так между собой мы его называли. Он был с нами всегда, и только на занятиях мы могли забыть о его присутствии. Не было ни одного человека в моем классе, кто не получал бы от него либо внеочередного наряда, либо неувольнения. Мы всё почему-то делали не так. Не так ходили и опаздывали в строй, не знали Уставов и не выполняли распорядок дня. Мы вообще, всегда и во всем были виноваты. Может быть, поэтому, первый курс и носил горькое прозвище: «без вины виноватые». Особенно нам доставалось по утрам. В шесть часов дневальный истошно вопил:
- Рота, подъём, форма одежды на физзарядку...
И уже через пять минут рота в составе трёх взводов должна была стоять на противолодочном дворе, спустившись с верхнего, четвертого этажа двенадцатого дома. Мы едва успевали продрать глаза, а Фаныч уже орал, подгоняя нас. У него ритуал подъёма был отработан до автоматизма, стоя дневальным, не раз наблюдал, как он, не открывая глаз, откидывал одеяло, хватал брюки и лежа, задрав ноги к небу, натягивал их, а потом резко вставлял их в ботинки, зашнуровывал и только потом открывал глаза. И всё это занимало считанные секунды. Мы не успевали за ним и получали за это... Каждый день, кроме выходных...
Свою месть мы готовили неделю. Дневальные, пока все были на занятиях, гвоздями и другими подручными материалами в щелях паркета ковыряли два отверстия, куда должны были зайти гвозди. Нам повезло, что паркет лежал на толстом деревянном перекрытии. Когда пришла моя очередь, мне на ум сразу пришёл граф Монте-Кристо. Стучать или сверлить мы не могли, иначе бы попалились...
И вот он настал, день нашего торжества. Обреченные на заклание дневальные, среди которых по какому-то роковому стечению обстоятельств, конечно же, оказался я, всю ночь заточенными предварительно гвоздями дырявили ботинки Митрофанова и намертво крепили их к полу.
- Рота подъём, форма одежды на физзарядку брюки, майка!
Фаныч мгновенно исполнил свой ритуал, но рвануть в коридор не смог. Более того, инерция его огромного тела была так велика, что он, подобно огромному шкафу, завалился на пол и пытался подняться, а ноги, пришпиленные к полу, не позволяли ему этого сделать. Сдерживая смех, парни бегом мчались на построение. На лице ЗКВ читалось недоумение, досада и судорожная работа мысли. Наконец, он сделал шаг, оторвав своими ножищами ботинки от пола, на котором остались разорванные подошвы. Я до сих пор помню, как он на меня смотрел... Мне до сих пор страшно вспоминать этот взгляд. Он смотрел и молчал. Это длилось мгновение, но мне показалось, что мир вокруг остановился, и небесный свод начал медленно валиться на мою голову...
Но Фаныч не был бы Фанычем, если бы через пять минут в других ботинках уже не стоял бы внизу, во главе моего взвода. В это утро пацаны «умерли». Несмотря на свои огромные размеры, бегал взводный как лошадь. Они наматывали круг за кругом, круг за кругом, а рядом бежал Митрофанов и криками подгонял вперед.
Правда, с этого дня больше не было санкций из-за подъёма и опоздания в строй, да и Фаныч стал более человечным и даже иногда улыбался. Наверное, всё мы сделали не зря, хотя, свои три внеочередных наряда я отстоял, но они того стоили!
Становясь старше и переходя с курса на курс, я уже начинал по-другому смотреть на мир, и, когда спустя три года, уже в ранге старшины роты, впервые руководил построением на зарядку, почему-то сразу вспомнил его, моего первого ЗКВ, старшину второй статьи Митрофанова, нашего Фаныча. А ещё через два с половиной года в Североморск вошёл СКР «Бессменный» и ошвартовался вторым бортом к моему «Макарову». Я пошёл пообщаться с братьями-румынами и сразу наткнулся на старшего лейтенанта Митрофанова, такого же большого и немного несуразного с огромной головой на плечах...
И я думаю, что мы еще встретимся, обязательно встретимся, разве может быть иначе?

СамоХод

Солнечная и жаркая весна 1977 года, ЦГВ (Центральная группа войск), Миловицкий гарнизон. Дембеля! И вот один из доблестных гвардейцев нашего гарнизона (назовём его Иван) вдруг принимает волевое решение подлечить свой ослабший от двухлетней службы организм парой-тройкой кружек прохладного чешского пива. К самоходу он готовился с утра, потому что воин он уже был опытный. Дембель, как ни крути! Иван предпринял все действия, необходимые для исчезновения из-под бдительного ока офицерского состава и уже к вечеру сидел в нужном ему гражданском заведении под незатейливым названием «Кабачок 13 стульев» и, не торопясь, продолжительными глотками отпивал из первой кружки напиток богов. Выпив еще несколько кружек пива, советский солдат расплатился с официанткой, игриво ей подмигнул и не спеша направился к забору своей части. Смеркалось...
Ваня плавно двигался по Чешским Миловицам, профессионально обходя патрули. Опыт не пропьёшь! До заветного забора оставалось только дорогу перейти. И здесь советский солдат просто расслабился и размечтался о своей уже скорой демобилизации из славных рядов Вооружённых Сил. Дембель, как мы все знаем, был неизбежен, как крах империализма! Вдруг плавное течение приятных мыслей потенциального гражданского человека прервал скрип тормозов и свет фар. Все тело наполнило ощущение полета, удара он не почувствовал. Сознания Иван не терял, и при приземлении на грешную землю на четыре кости в его мозг проникла только одна страшная и закрывающая все сознание мысль: ЭТО ЗАЛЁТ!!!
Инстинкт самосохранения и солдатская смекалка сработали чётко и слаженно. Ваня вскочил и вмиг рванул со скоростью гепарда на охоте. За ним бежал какой-то чех и что-то кричал по-своему. Но Ваню было уже не догнать. Он ПТУРСом перелетел через забор части и через несколько минут был казарме. И только в родных пенатах опытный боец понял: он был без сапог! Только в гражданских носках. Солдат тут же разбудил земляков своего призыва, которые, быстро врубившись в ситуацию, начали оперативно заметать следы. ХэБэшку отстирали без участия духов, чтобы не заложили. Дневального заменили на своего. Земеля- каптерщик притащил новые сапоги и новые портянки. Синяки и царапины после беглого медицинского осмотра ротным санинструктором были обильно смазаны тройным одеколоном.
Через пару часов Ваня, благоухающий родным парфюмом, заснул с мыслями, что все позади. Зря это он так подумал.
Буквально через пару часов, когда наш Ваня ещё спал, срочно по указанию прокурора ЦГВ (!) подняли коменданта Миловицкого гарнизона и командира полка. В отделе Народной беспечности Чешских Миловиц два подполковника вяло и сонно слушали перевод толмача. Ситуация была им понятна и проста как Караульный Устав. Но служивые никак не могли понять, из-за чего такой кипеш в простом ДТП. И даже с советским военнослужащим. Чехи вытащили из-под стола солдатские сапоги. Комендант глянул адрес Вани, написанный хлоркой его же рукой на внутренней части голенищ и показал наводку комполка. Командирский УАЗ мигом сорвался с места. Устав от перевода толмача, комендант задал вопрос шефу отдела напрямую: «Из-за чего столько шума? Не первый раз ведь. И не последний, к сожалению...» Шеф отдела только молча и многозначительно указал пальцем вправо на скромно сидящего в уголке кабинета второго виновника ночного происшествия. Подполковник присмотрелся, и тут его посетила страшная и закрывающая все сознание мысль - ЭТО СКАНДАЛ!!!
Перед ним сидел уставший и расстроенный самый главный "Соловей" Чехословакии Карел Готт. У коменданта сон как рукой сняло. Отправив переводчика покурить, подполковник начал на нормальном РУССКОМ говорить с шефом отдела. По роду их службы они давно друг друга хорошо знали. Договорились так: если у бойца нет повреждений, плавно расходимся. Если есть - оцениваем ущерб. Ущерб компенсируют и мы снова плавно расходимся. Скандал обеим сторонам не нужен. К концу разговора на улице скрипнули тормоза газика.
Ваню за загривок ввели в отдел замполит части и командир. Было понятно, что все сработано, как обычно, на пять баллов. Всех нашли, бойца уже колонули и, естественно, все командование требовало "вазелину" для виновника этой исторической сходки. На время переговоров командира и замполита попросили удалиться в сад. А любитель ночных прогулок рассказал всю свою незатейливую историю «по честному». Всё как было. Чему на столе вещественным доказательством гордо стояли его сапоги, слетевшие от удара машины. Чешский судмедэксперт осмотрел солдата и дал заключение, что все нормально. После чего Ваня под диктовку коменданта написал отказ от претензий к виновнику ночного ДТП. К утру конфликт был исчерпан. Надо отдать должное Карелу Готту: известный не только в своей стране певец действовал строго в рамках чешского законодательства и был готов полностью возместить причиненный им ущерб. Он подарил всем участникам событий свои фотки с автографом, а ему на память подарили Ванины сапоги. После чего довольный и спокойный «Соловей» республики уехал на своей немного разбитой «Татре».
В силу такой пикантной ситуации руководство гарнизона в отношении Вани никаких серьёзных санкций принимать не стало. Дембель был передан на "попечение" командира и замполита части. Дальше додумывайте сами, какой была очередность демобилизации у нашего любителя чешского пива ...
(рассказал Воронов Дмитрий)