Эххх, бляааа...

Ну в чьём воспаленном мозгу могла возникнуть эта философская категория - "Временная администрация"???
ТЛФГ: "Выделить группу разминирования для обезвреживания двух авиабомб в поселке Э-во Н-ской Республики, обнаруженных местными жителями в их огородах".
- Товарищ полковник, моя группа прибыла и готова выполнить задачу, но только при условии усиления техниками авиационного вооружения!
- Старлей, да ты!!!! Знаешь, на каком контроле задача???!!! Да я!!! Да здесь!!! Да вообще!!!
- Товарищ полковник, мы - саперы Сухопутных войск. Знаем порядок обезвреживания инженерных мин, артснарядов, боеприпасов ближнего боя и еще много чего, а авиабомбы - не знаем. Не входит это в программу нашей боевой подготовки. Давить на нас не надо, я не перед вами за моих бойцов отвечаю, а перед моим комбатом!!!
Похоже, на моей морде читаются брызги крови (не моей) с недавней задачи этой же грёбаной "временной администрации".
- Ладно, старлей, не пыли... Сейчас запросим авиацию.
Через час-полтора около нашей семидесятки тормозит доисторическая шестидесятка с какими-то летными прибамбасами на крыше, из нее вылезает генерал в камуфляже. Исчезает в здании с понтовой надписью, через три минуты мне оттуда машет рукой оперативный дежурный. Еще минут через пять генерал и старлей курят у БТРов и думают, как эту задачу выполнить. С нашим прикрытием (боевым охранением) опять "кинули". Негде взять - и все тут. Только местная "милиция". А светлое время суток идет... Получил задачу - и хоть тресни и едрись-провались, а результат дай...
- У меня пять саперов и толковый прапор, взрывчатки пол ящика со вчерашней задачи, водила и пулеметчик. Вооружение штатное. Патроны на автоматы и оба пулемета с запасом, гранаты тоже. Что у вас?
- У меня спецмашина авианаводки на БТР-60, прапорщик и водитель из ОБАТО. Три автомата. Никто не воевал. Патроны - по мизеру...
- Понятно. В курсе, что мы здесь оружие применять права не имеем, и от наших стволов всегда детьми и бабами прикроются, но каждая сволочь мечтает нашим оружием поживиться и видеть нас в заложниках?
- Слыхал. А правда, что на прошлой неделе захваченный блок-пост десантников за три залпа "Акаций" освободили?
- Не знаю. Вроде минометами обошлись тогда, но ихнего комбата московская прокуратура увезла. Поехали? Темнеть скоро будет. У меня на антенне БЭТРа - трехцветный флаг, хотя бы свои не должны ёбнуть...
- Давай, я - за тобой...
Приехали по адресу, кругом - дружественные лица, кирпичные заборы-"дувалы" и зловещая тишина.
- Вы гражданин пострадавший?
- Да, вот оно - в огороде две бомбы упали, когда самолеты пролетали.
- Гвоздиков, Цеховой (шепотом) - держите улицу вправо и влево! Будет активность - две коротких очереди в воздух и бегом в огород к БЭТРам. Если будет жарко, уходить будем, пробивая броней соседний забор, на другую улицу, и молитесь, чтобы у них гранатометов не было...
- Дак милиция ихняя вроде прикрывает!!!
- Ты еще не понял, кого и от кого она прикрывает???
Нас запускают через ворота в огород. Видим два свежих "выплеска" между картофельных грядок. Что сюда ударило и с какой высоты - неизвестно. Через десять минут яростного копания видим два хвостовика, диаметр (калибр) - сантиметров 25-30.
- Товарищ генерал, что это?
- Мммм... Бл... Непонятно... Может, вытащить можно?..
Харакири в саперном варианте... Прячем непричастных, ложимся сами, цепляем лебедкой семидесятки "на удавку" одну, потом вторую... Вылезают из вязкой глины одна за другой, как не будем говорить что и откуда...
- Товарищ генерал, что это за "сигары"? "ФАБы"? "САБы"? Что с ними делать?
- Подожди (минут пять осмотра)... Может быть, ФАБ-250... Не гарантирую... Если вдруг здесь сработают - никому мало не покажется...
Собираемся всемером, надрываясь (не меньше полтинника на нос) взваливаем на семидесятку одну за другой две "сигары", найтовим. Местная милиция подсказывает поле, где можно взрывать. Фигачим туда, закладываем "сигары" в русло ручья, на каждую - по 3 кг тротила, отходим, ложимся. "УУУУххххх"... Подлетаем через 15 минут, как положено по инструкции. За сто метров всех кладу на землю, на осмотр иду один. Подбегают без команды, вместо которой мои матюги на все окрестности. Блядь, как не материться, если взрыв очистил, сдул всю грязь с поверхности этой невзорвавшейся гребаной трубы с надписью "САБ-250"...
- Товарищ генерал!!!!!! (Где вы, Дуничкин, Дубцов, Чухинцев!!!! Ну кто, сука, должен по одному контуру САБ от ФАБа отличить??? Нам бы прапора или старлея из службы авиационного вооружения!!!). Дедушка-генерал (или, может быть, охотник за наградами?) разводит руками:
- Прости, старлей, не распознал...
- Семь саперов тебя простят, пупы порвавшие, вместо бомбы грузившие простые трубы с засыпавшейся сверху грязью, которые САБовскими контейнерами зовутся...
Нет, не взяли нас тогда "на слабо" местные энтузиасты вместе с "прикрытием". Прорвались мы, пробились обратно во Владик, и "граники" нас в обгоревшей снежной ночи помиловали. Посреди пути на брошенном блок-посту опытный водила нашей пехотной семидесятки успел вырулить между брошенными "змейкой" боронами (зубьями вверх), а водила авиационной шестидесятки не смог повторить виртуозный маневр-занос и профигачил всю правую сторону вдрызг и компрессор его машины даже на мизер не мог восполнить эти дыры в колесах. Вернулись мы через два часа и вынули его (вместе с четырьмя разбуженными зампотехом дивизии рембатовцами), задомкратили и перебросили два левых средних колеса на место двух правых пробитых, первого и последнего. Пять утра. Тишина. Городок дивизии. Все живы-здоровы, ни одного выстрела в округе, две сигареты дымят.
- Товарищ генерал, койка в моей каптерке - вам. Прапоренка и водилу положим ко мне в кубрик саперной роты, вашу железяку у штаба батальона поставим.
- Спасибо тебе, конь ты необъезженный... Прапоренок и водила не могут машину бросить, спать будут внутри, аппаратура там грифованная. Задержись, сынок, у меня спирт во фляжке есть. Давай по пять грамм под горсть снега...

Встреча

Июнь одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Сдана летняя сессия, сквозь четыре «галки» на левом рукаве голландки нагло пытается вылезти пятая... Через несколько дней выпуск и старшими в училище становимся мы, без пяти минут пятикурсники, или, попросту, пятаки. Впереди отпуск, а перед ним очередная практика в ставшем за четыре года родным Североморске. На погонах уютно пролегли лычки главного старшины. Что меня могло остановить в этот прекрасный вечер, неподалёку от Большого проспекта Васильевского острова? Весь мир лежал у моих ног, все девушки улыбались мне, проезжающие трамвая весело звенели в мою честь. И вдруг:
- Товарищ, главный старшина, вы что ослепли или страх потеряли?
Солнце робко спряталось за облака, великолепие прекрасного ленинградского вечера шмыгнуло в ближайшую парадную. Прямо передо мной стоял какой-то невысокий, худой и неказистый капитан третьего ранга, единственными достоинствами которого был огромный аэродром белоснежной фуражки и красная повязка на левой руке с надписью «патруль».
- Виноват, товарищ капитан третьего ранга, не заметил, - немного смущённо, но, ещё не утратив нарождающегося апломба «пятака», сказал я, искренне не понимая, как какой-то капитан третьего ранга может встать у меня на пути. Да в училище каперангов как собак нерезаных, а тут, почти «пятак», понимать надо...
Но капитан третьего ранга не понимал. Несколько раз оглянувшись, он потребовал у меня документы и увольнительную записку.
- У вас, товарищ главный старшина, нарушение формы одежды, Вы не отдали воинское приветствие, вы вообще, невоспитанный человек!
Из-за угла показались два патрульных, курсанты-сухопутчики. Пора было принимать решение, проблемы мне были не нужны.
- Ну, мы же с вами фрунзаки, - начал было я, на что получил язвительный ответ:
- Вы всегда пижонами были, я ЧМУПС окончил (военно-морское училище имени Нахимова в городе Севастополе).
"Остров не знает", - мгновенно мелькнуло в голове и, начав разворачиваться в сторону ближайшей подворотни, я, немного надменно, бросил:
- ЧМУПС, значит. Бывает. Не повезло, привет Севастополю, - быстро, что, конечно, было не солидно для моего тогдашнего статуса, нырнул во двор-колодец. За время учёбы нас столько раз ловили и училищные и гарнизонные патрули, столько стычек было с местным населением, что все проходные дворы и подворотни были знакомы. Уже через десять минут я проходил КПП родной системы...
Прошло чуть больше года, и прекрасным, залитым заполярным солнцем днём, в полном парадном лейтенантском обмундировании, поднимался на борт большого противолодочного корабля «Адмирал Макаров», ошвартованного левым бортом у причала номер три города Североморска. Дежурный по кораблю, старший лейтенант Хайдуков, проводил меня в каюту старшего помощника командира корабля. Получив разрешение войти, я приложил правую ладонь к козырьку фуражки и только начал представляться, как слова буквально застряли в моем горле. Хозяин каюты медленно приподнимался из-за стола, не сводя с меня глаз. Практически одновременно у нас вырвалось такое военно-морское «бл...». Старпомом на «Макарове» служил капитан третьего ранга Поливцев, год назад обучавшийся на Высших специальных офицерских классах ВМФ, именно тот, от которого, в бытность его начальником патруля, я ушёл...Тогда ушёл.
- Фрунзе значит? Бывает. Не повезло, привет Ленинграду...
Началась моя лейтенантская служба. Следующим утром произошла удивительная история с использованием средств пожаротушения не по назначению, «прославившая» меня на всю эскадру. А через неделю с небольшим я уже шагал относить свой продатестат на гарнизонную гауптвахту, Лейтенантская жизнь налаживалась...

Игры нашего детства

Жена, вернувшись из командировки, привезла внуку в подарок рогатку. Я взял ее, вышел во двор, нашел подходящий камень и огляделся вокруг. А вот и подходящая цель: старый фонарь с перегоревшей лампочкой. Прицелился и стрельнул, раздался хлопок, попал. Жена покрутила пальцем у виска и, промолвив: «Старый дурак!», скрылась на кухне. А я отправился писать рассказ об играх нашего детства.
Прошло не так уж много лет после войны. Страна только-только приходила в себя после Великой бойни. Родители работали с утра до вечера, и мы, в основной массе, были предоставлены самим себе. Как говорится, - "Их воспитала улица". Девчонки играли самодельными куклами в "Дочки-матери" и врачей. Малолетние пацаны строили из земли города, улицы и увлеченно елозили по этим улицам флаконами из-под одеколона, заменявшими им машины. Когда покупалась или дарилась машина из крашенной жести, она долго не жила. В этот же день она разбиралась, а собрать ума не хватало, и валялись ее запчасти до покупки новой машины. Была мечта - управляемый черный «ЗиМ», но она так и не осуществилась. Мода на игры менялась с возрастом. Вот уже начали играть в "Пристенок" сплющенными пивными пробками. На деньги не играли, да и где их было брать, деньги? Не у родителей же воровать. Девчонки играли в "Классы" и прыгали на скакалках. Мы, в принципе, не чурались, и тоже в этом принимали участие. Салочки, прятки, игры в разведчиков, в войнушку. Сейчас, если вдуматься, наши игры напоминали азы начальной военной подготовки. Игра в ножички. Сейчас попробуй воткнуть нож в круг на земле 12-15 способами, вряд ли получится. Играли часами, на глазах у взрослых, никто не запрещал. Постепенно переходили на метание ножей в доску. Сколько ножей было сломано, сколько ручек разбито, не считали. На вытоптанных перед дворами площадках гоняли в футбол, называя себя именами знаменитых футболистов, и боролись друг с другом, кто же всех победит. Домой возвращались изодранные, в ссадинах, штаны и рубахи в следах травы и крови, своей и чужой. И, наспех поев, опять рвались на улицу, на свободу. Мы лазили по деревьям, изображая Тарзана, падали, ломали руки, ноги. Но, отходив положенный срок в гипсе, снова шли на "подвиги": деревья, крыши, канавы, наполненные водой. Все это было наше. А потом наступал вечер, и начинался поход по садам и огородам. Черешня и вишня, яблоки и груши, малина и клубника - все летело в наши полуголодные желудки и за пазухи. Немытое, нечищенное. Замерев, лежали в зарослях малины, когда хозяин сада, поднятый лаем собаки, шел по саду, внимательно вглядываясь в темноту. И вот ты уже дома, с остатками яблок, не успевших высыпаться при прыжке через забор, и с букетом помятых цветов, сорванных для мамы. Отец ждет с ремнем в руке, но ты слышишь мамин шепот, быстро ополоснувшись в жестяной ванне, стоящей во дворе, с нагретой за день солнцем водой, и стараясь быть не замеченным, крадешься спать. Завтра новый день, полный приключений. Наверное, сейчас мало кто помнит деревянный самокат. Три доски, кусок проволоки, два подшипника, полдня работы, и вот уже мчит со страшным грохотом по единственной асфальтированной дороге веселая кавалькада юных гонщиков. И не дай Бог попадет камешек в подшипник или оторвется рулевая доска. Летишь голова - ноги, и подобрав обломки, хромая и стиснув зубы, чтоб не разреветься, бредешь домой переделывать это чудо техники. Мимо тебя пробегает шкет с велосипедным ободом, управляемым крючком из проволоки. Иногда мы совершали набеги на колхозные сады и поля. Преодолевали 10-15 километров до цели, тарой служили опять-таки пазуха и штанины шаровар с резинками у щиколоток. Подсолнухи, кукуруза, яблоки, горох. Объездчик возникал ниоткуда. Сидя на коне, с длиннющим кнутом в руке, он походил на разбойника. Страшно, аж жуть! Кнут не раз прохаживался по нашим спинам, когда мы врассыпную бросались наутек. Бегом неслись до самого дома, казалось, что за спиной слышен цокот копыт, а спина ощущала хлесткое прикосновение кнута. Во, марш - бросок! Зато какой вкусной была кукуруза, сваренная бабушкой! Какой запах исходил от кастрюли с варившейся молодой кукурузой, накрытой листьями! И получив прямо из кипящей кастрюли ароматный початок, посыпав его щедро солью, ты забывал о ноющей от удара кнутом спине, о пройденных 20-30 км, ты был счастлив. Не знаю, был ли в то время дартс. У нас он был с 1-го класса. Писали простыми перьями, вот из них и делались первые дротики, которые летали на уроках в классную доску с последующим выдворением из класса или постановкой у оной в течение урока. Своего рода вахта. Дома дротики усовершенствовались. Круглая палочка с иглой на конце и оперением втыкалась всегда и куда угодно. Помню, получил хорошей порки от отца. Не нашел ничего лучшего, как прикрепить к двери сарая портрет Н.С.Хрущева, вырванный из « Блокнота агитатора», и швырять в него дротики. Папа был коммунистом, а был 1963 год. Играя в индейцев, мы гнули луки, строгали стрелы, делая из консервных банок наконечники и из куриных перьев оперение. Ну, а рогатки, начиная с простейшей резинки, привязанной к большому и указательному пальцам и стреляющей бумагой, до классических, из «венгерки», стреляющей гнутой проволокой, и из бинтовой резины, стреляющей камнями и шариками из подшипников. Постепенно переходили к более серьезному оружию. Бутылки с негашеной известью и карбидом рвались в ямах с водой, а иногда и руках. Самопалы, они же поджиги, стреляли неплохо, но иногда разрываясь, лишали пацанов одного, а то и обоих глаз. Стреляли из обыкновенного ключа от шкафа, были бы спички и гвоздь. Скручивали два болта гайкой, заряженной серой, и на перемене швыряли в школьную стену. Громко хлопало, болты разлетались в разные стороны, и это при огромном скоплении народа на школьном дворе. А потом все прошло. Началось повальное увлечение играми « Богатырь», и «Слон». Игры были командные, хорошо развивали силу, ловкость, выносливость. Мы часто ходили походы, в горы, в степь, на реку. Что может быть чудесней, чем сидеть ночью у костра, рядом с самодельным шалашом. Сало, поджаренное на палочке, картошка, испеченная в углях костра, которую мы ели не очищая, вместе с подгоревшей кожурой, обжигаясь, но испытывая неимоверное удовольствие. Жаркими летними днями мы толпой ездили на озеро. Ездили на электричках, без билетов. До озера было км 7 -8, в электричках еще не было автоматических дверей, они открывались вручную. И на повороте перед озером, когда она замедляла ход, из вагонов в открытые двери высыпалась шпана, кувыркаясь, ойкая и потирая свежие ссадины, неслась к озеру. Целый день, купаясь и загорая, к вечеру пешком возвращались домой, голодные, усталые, срывая яблоки и вишни, растущие на улицах, а иногда и просто цветущую акацию. Стадион был открыт с раннего утра до позднего вечера. Вход был свободный, кроме времени футбольных матчей, и многие из нас занимались в секциях легкой и тяжелой атлетики, футболом, теннисом, гимнастикой. Мы спокойно сдавали нормы БГТО и ГТО, ведь многие были разрядниками, кандидатами, а то и мастерами спорта. Любили читать. Беляев и Жюль Верн, Джек Лондон и Фенимор Купер, Стивенсон и Пикуль... Мы переживали за героев этих книг, читая по ночам, иногда при свете карманного фонаря. «Двенадцать стульев», «Записки следователя», «И один в поле воин»... . Это были настольные книги, перечитанные много-много раз, С раннего возраста мы знали, чем книга растрепаннее, тем она интереснее. Часто брали у знакомых книгу на ночь, и за ночь проглатывали ее. Быть может с тех пор и научился быстро читать, улавливая смысл книги. А детство плавно переходило в юность. И уже выпит первый стакан портвейна. С велосипедов мы пересаживались на мопеды «Рига» и «Верховина», а иногда и на чешский «Стадион». С мопедов на «Минск» - М101 или на папин «Ковровец». Иногда кто-нибудь приезжал на «Иже» с коляской или без. И «Явы». Старушки «Явы» с чертом на переднем крыле и самодельным аккуратным багажником с подножками, на которые спокойно крепились, в случае дальней дороги, ранцы. Девчонки, уже девушки, сидели на придворовых лавочках, поймав на «Спидоле» радио Монте - Карло, а мы, хлебнув для храбрости портвейна, выписывали перед ними пируэты на мотоциклах, предлагая им покататься. Особо отчаянные соглашались. Мы не боялись скорости, не боялись ГАИ, ведь его просто не было. На многих мотоциклах не было номеров, почти ни у кого не было прав. Бились, разбивались насмерть, девчонки-красавицы уродовали в авариях лица и тела, хоронили разбившихся всем городом, но вновь и вновь садились за руль этой двухколесной техники. Как-то незаметно возраст перешел к призывному. Аэродром, первые парашютные прыжки, занятия самолетным и планерным спортом, кстати, многие девчонки тоже прыгали с парашютом и летали на самолетах. Автомобильная и танковая школы. Начальная военная подготовка в ДОСААФ. И долгожданные проводы в Армию, с клятвами вечной любви, верности и обещаниями ждать вечно. И уходили парни служить и выполнять свой священный воинский долг перед Родиной. Уже физически и морально подготовленные.
Послышался звон разбитого окна. Я вышел из комнаты и увидел понуро бредущего внука, под конвоем скандалистки- соседки. В руках она держала рогатку, подарок бабушки...

оценка - 1,67

Как мы брали "языка".

Западный край Амурской области, город Сковородино. По меркам европейской части России, это вовсе и не город, поселок, ну, максимум городского типа. Население около 3000 человек, расстояние до областного центра 500 километров. Город назван в честь революционера Сковородина, но фактически «сковородка», она и есть сковородка - с какой бы стороны не подлетаешь к городу, его не видно до последней минуты, поскольку городишко со всех сторон окружен высокими сопками. На склоне восточной сопки расположился Сковородинский Пограничный отряд, самый западный отряд КДПО.

В распоряжении начальника ПО имеется авиационный экипаж, прикомандированный из Благовещенской ОАЭ. Вертолеты меняются раз в две недели зимой и раз в три недели - летом.

Начало марта 1988 года. Очередной вылет на охрану Государственной Границы запланирован на шестое число, вылет с разведчиками на правый фланг. Готовимся к вылету, экипаж штатный: командир - ст. л-т Лабутин Александр, штурман - к-н Еремин Александр, бортовой техник - я, бортмеханика ст. пр-ка Фазлиахметова Ахата в той командировке не было - был на сборах в округе.

Утро. В отряде проходим предполетный медицинский контроль, командир получает задание на вылет и инструктаж об обстановке на облетаемых участках. На вертолетную площадку выезжаем вместе с двумя разведчиками и тремя бойцами. На вопрос, зачем пограннаряд на борту, разведчики ответили, что сегодня будем брать нарушителей ГГ. Пока готовил борт к вылету, разведчики объяснили летчикам, как бы им хотелось построить полет, как лучше вылететь на Амур из-за сопок неожиданно для китайцев, которые рыбачили под самым нашим берегом.
Запуск, взлет, курс на заставу Бекетово, где безобразничают китайские граждане. Один из разведчиков попросил пустить его на мое место. Снимаю гарнитуру (наушники с микрофоном), выхожу в грузовую кабину, на месте бортмеханика тоже есть «уши», там и устраиваюсь. При подлете к Амуру, выше по течению от Бекетова, снижаемся до предела, и, прячась в складках местности, как снег на голову, сыпемся на китайцев. Их на льду очень много, а у самого нашего берега - вообще тьма. Но нам много не надо, достаточно парочки, для ноты протеста сопредельному государству хватит.

Перед посадкой занимаю свое место, за спиной разведчик. Посадка с лёту. Прямо по курсу убегает узкоглазый, оглядывается. Чтобы облегчить задачу нашим бойцам, открываю створки носового пулемета, снимаю с фиксатора А-12,7 и навожу на китайца, тот оглядывается в очередной раз, видит ствол прямо в лоб, останавливается и поднимает руки. Медленно начинает пятиться, нажимаю на кнопку пневматической перезарядки, раздается звук, напоминающий выстрел. Бедолага падает на лед и закрывает голову руками. В то же время двое погранцов слева по борту скрутили еще одного нарушителя, сержантик притащил напуганного китайца. В вертолете китайцам завязали глаза и полетели на заставу. Начальник заставы принял «непрошеных гостей», а мы полетели дальше, в район ПЗ Черняево, там, по данным разведки, китайцы тоже беспредельничают под нашим берегом.

Разведчик сидит на моем месте, я на откидном сидении бортмеханика. Так же как и первый раз, прячась в складках рельефа, вылетаем на Амур, но посадка не с лету, а с разворота - хвостом в Китай. Открываю дверь, бойцы выпрыгивают, двое влево, сержант догоняет нарушителя прямо напротив меня. Устанавливаю входной трап, присаживаюсь на него, любуюсь работой сержанта. Тот догоняет низкорослого худенького узкоглазого мужичка, валит его на лед, сам падает на него сверху. При падении автомат пограничника каким-то образом падает на лед перед ними в паре метров. Что-то идет не так. Сержант тянется к автомату, но и китаец к нему тянет руку. Сержанту неудобно, он в валенках и тулупе, китаец одет достаточно легко, он проворней. Все происходит в двадцати метрах от меня. Спокойствие меня покинуло, когда маленькая желтенькая ручка вырвалась вперед и почти дотянулась до ремня автомата. Подбегаю к ним, наступаю на желтенькую ручку ногой в берце (перед новым годом в командировке «наемником» достал «варшавку» и берцы, которыми очень гордился). Борьба закончилась. Сержант встает, подбирает автомат, глаз не поднимает, понимает, что облажался. Поднимаю китайца, выкручиваю ему руку, веду в вертолет. Сержант никакого участия не принимает, ну да ладно, мы не гордые. Опять завязанные глаза, передача задержанных начальнику заставы. Все. Дело сделано, пора на базу. Всю обратную дорогу разведчики восторженно обсуждали проделанную работу и советовали экипажу сверлить дырки под награды.

Вечером, в приежке (четырехкомнатная квартира в ДОСе погранотряда) телефон раскалился до красна. Звонили из отряда, из нашей части, из Хабаровской эскадрильи, даже из авиаотдела округа. Все поздравляли с успешным задержанием нарушителей ГГ.

На следующий день, с утра, в отряде организовался какой-то шухер, ПО стал похож на муравейник. Командира экипажа вызвали в отряд, вернувшись через какое-то время, Саша объяснил причину суеты. Оказывается, не успели мы вчера еще до базы долететь, как в Москву из Пекина прилетела нота протеста по поводу неправомерного задержания граждан Китая на... территории Китая. Во дела! По первому задержанию вопросов не было, а вот вторую посадку совершили прямо на фарватере: кабина - в Союзе, хвост - в Китае. Из Москвы уже вылетела в Хабаровск комиссия из Управления ПВ, сплошь генералы. Вечером высокая комиссия была уже в Сковородино и на утро 8 марта намечен вылет на терки с китайцами.

Утром вылетели на Черняево, где забирали крайних нарушителей. Подлетаем к Амуру, видим группу китайских пограничников на льду, нас ждут. Заходим на посадку на островок, метрах в двухстах от китайцев. Высокая комиссия направляется к месту предыдущей нашей посадки. Дальше пошла большая политика, наши в глухой обороне. К общему знаменателю стороны прийти никак не могут.

Долго мы сидели в вертолете, замерзли. Я не выдержал, и, спросив разрешения у командира, пошел в сторону комиссии. Приблизился метров на 10-15. Слушаю переговоры. Наши спрашивают китайцев, как вертолет сел на лед, те отвечают: как летел, так и сел. Наши уточняют: в какую сторону смотрели хвост и кабина. Китайцы: кабина - в сторону Китая, хвост - в Союз, и показывают следы от колес нашего борта. Этим промахом тут же пользуется один из членов нашей комиссии: извините господа, но на вооружении ПВ СССР нет вертолетов с такой конструкцией шасси, такие есть (показывает рукой на наш борт), а таких - нет (показывает на следы). Китайцы понимают свой промах, но тут политика, слово не воробей... Понимая, что проигрывают, китайцы показывают гипсовый слепок и отпечаток на снегу от.... моего берца. Кто-то из нашей комиссии: да боже упаси! Все наши пограничники были в валенках, а это след какого-то непонятного ботинка, так что извините, не по адресу. Как в том кино, пячусь задом, ногами стирая следы на снегу за собой, пытаясь не привлекать к себе внимание. Один из наших генералов бросает взгляд в мою сторону (или в сторону вертолета), поворачивает голову обратно, и резко так, раз - обратно в мою сторону, прямо на ноги. Папаха вместе с бровями ползут вверх, за спиной показывает мне характерный жест, мол, проваливай. Я и так проваливаю, только медленно, чтоб не привлечь внимание китайцев. Вернулся на борт, рассказываю экипажу, что видел, те хохочут.

Вскоре комиссия вернулась, экипаж, как и положено, построился у вертолета. Командир докладывает самому главному, что вертолет к вылету готов. Тот самый генерал подходит ко мне: это вы участвовали в задержании? Так точно! Помог немного. Он: каждый должен делать СВОЮ работу. Ну, и что я мог ему ответить, да и не нужен ему мой ответ, лезет уже в вертолет. Комиссия довольна своей работой - протест отклонен. Генералы, как дети малые, перебивая друг друга, смеются над проколами китайцев, обсуждают шасси, следы...

Действия экипажа шестого марта посчитали правильными и нас троих представили к наградам. А вот разведке не повезло, наверху решили: разведчик должен знать до миллиметра, где проходит Граница, где можно садить вертолет, а где - нельзя. Короче, хотели даже по звездочке снять, но отделались очень высокими строгачами.

А 28 мая я получил свою первую медаль в жизни, медаль «За отличие в охране Государственной Границы».

Случай

Молодая девушка ехала в автобусе. Высокая, стройная, одетая в короткую, но в пределах приличия юбку, блузку с шикарным вырезом и бюстгалтер, который больше подчеркивал ее грудь, а при "виде сверху", позволял зрителю ознакомиться с нежными розово-коричневыми сосками грудей.
На девушку с вожделением смотрели большинство пассажиров мужского пола. Только двое из них, подтянутый молодой человек и пожилой мужчина, сидящий перед ней, смотрели на нее с ужасом.
Девушка увлеченно читала книгу. На обложке был изображен герб СССР, а далее надпись: "Министерство обороны СССР. Совершенно секретно. Инв. N... Наставление по боевой работе на ЗРК..."
Я стоял рядом и едва сдерживался чтобы не засмеяться, глядя на пожилого. На самом деле, это мой косяк. Выдавая ей эту книгу, я должен был объяснить ей правила обращения с секретными документами. Однако не объяснил.
И теперь я, ее начальник, стою рядом с ней в автобусе и понимаю, что эти двое готовы меня порвать на части, знай они, кто ей выдал эту книгу.
Хотя... Если бы они знали, ПОЧЕМУ и ЗАЧЕМ я ее ей выдал...
По образованию она учитель математики. И она мой лучший инженер. И мне больше просто некому выдавать такие книги. Эти книги никто не поймет. Ни слова.
Понимаете, просто больше некому что-то делать.
И мне кажется, что-то в нашей жизни пора менять. Когда девушка - учитель математики изучает работу (кстати, хорошо изучила) на современных ЗРК, а молодые люди, ее сверстники, всячески косят от армии и предпочитают "клубиться" на родительские деньги - что-то в этой консерватории не так.

Оценка - 1,61