В средиземном. Восьмидесятые.

Байка.


В первой половине восьмидесятых в должности чабана, что присматривает за Седьмым американским флотом пасущемся на просторах Средиземного моря, числится и эскадренный миноносец ВМФ СССР (молва утаивает его подлинное имя).
Довольно давней постройки он имеет устаревшее вооружение, не менее устаревшие средства связи, а уж про механизмы и паровые котлы, вообще, говорить не приходится. Однако вполне годится для того, чтобы регулярно отсылать на большую советскую землю подробные отчеты о малейших перемещениях агрессивного и неуправляемого звезднополосатого стада.

Одним из тех, кто преуспевает в этом деле, является старшина второй статьи от БЧ-4.
Именно в его смену грубые пальцы моряка превращаются в чувственные пальцы пианиста и без устали пляшут по кнопкам и клавишам, засыпая штаб Черноморского Флота шифрованными гаммами - телеграммами.

А там, за много миль, девушке-связистке только и остается, что срывать еще теплую ленточку с аппарата и кусками, соответственно предложениям, фразам и знакам препинания, прилежно расклеивать на бланках с грифами "секретно" и "совершенно секретно".

На момент начала этой истории старшина несколько утомляется от потока донесений, решает расслабиться, заодно и пофлиртовать. Для заигрований расстояние - не помеха, когда за спиной три года безупречной службы, столько же - воздержания, этот выход в море значится, как крайний, а конфиденциальность обеспечивается лучшими криптографами планеты.

Морской волк не спешит излить душевный порыв немедленно и преподносит его торжественно, с расстановкой, как подают блюда в офицерской кают-компании.

На первое он предлагает бездонную синеву средиземного неба, укрытого от него двумя палубами.

На второе - ласкающий перламутр теплых вод, изолированных от него переборками, кубриками и артиллеристскими погребами.

Девушка понимает, к чему клонит моряк, смущается, нещадно бракует ленточки, и отправляет их в корзину для последующего уничтожения.

Третье блюдо обильно сдобрено обещаниями. Чего только стоит полугодовой абонемент на свидания с открытой датой!? А прибой из сирени!? А цунами из роз!?

Юную особу уже берет досада, что романтическую переписку нельзя сохранить на память. Инструкция строго настрого запрещает. Очень и очень жаль.

Наступает время десерта. И он, надо отметить, откровенно горчит. Крупные жирные буквы спешно выстраиваются тревожным порядком и сообщают, что самолет с опознавательными знаками США заходит прямо по курсу миноносца и сбрасывает авиабомбу в непосредственной близости от левого борта. Еще заход, и теперь уже две бомбы ложатся справа...

Прервать такую песню на самом интересном месте. Выдумщик! Утопист! Болван! Все они мужики...
Девушка швыряет остатки серпантина и грез в корзину и шлет распоясавшемуся ухажеру сухое официальное подтверждение о готовности к дальнейшему приему первоочередной информации...

А в ответ - тишина.

Она опять набивает подтверждение, и снова аппарат молчит: пять минут, десять, пятнадцать. Юная контрактница бросается к оперативному дежурному по связи. Так, мол, и так; никаких признаков жизни.

- Ничего, - успокаивает опытный офицер. - Бывает. Магнитная буря, циклон, какая другая помеха.
И пытается связаться с кораблем по другим каналам. Но и в УКВ-диапазоне и в КВ тот безмолвствуют.

Девушка ощущает себя веской причиной для развязывания третьей мировой войны, летит к корзине, роется и рвет в мелкие кусочки лирическую часть, а две скупые строчки про авианалет уже непотенциального противника с дрожью в руках вклеивает в бланк с положенным грифом.

Оперативный дежурный удивляется, но меры принимает. Подобная информация об инциденте не имеет право задерживаться по инстанциям и незамедлительно направляется выше.
Карибский кризис - цветочки; полагают свыше, с окончательными выводами не спешат и переводят Черноморский Флот в повышенную боевую готовность.

Авиация и несколько бортов из Средиземноморской эскадры направляются в район конфликта и обнаруживают в точке якорной стоянки у берегов Северной Африки терпящий бедствие миноносец. И очень кстати обнаруживают. Потому, как напасть случается с его энергоустановками; одна за другой выходят они в неисправное состояние от жары и дряхлости. И не то чтобы бороздить акваторию, но и элементарно поддерживать связь ничего не подозревающему о вероломном нападении экипажу не под силу. И так девять часов кряду. Впрочем, и девяти часов оказывается вполне достаточно, чтобы некоторые вымыслы успели подняться, как на дрожжах, обрасти приказами и решениями.

По флоту тут же понижается степень боевой готовности, поощряются отличившиеся в ходе проведения сляпанных по случаю военно-морских учений, а железный старичок кое-как латается, ремонтируется по месту и малым, но своим, ходом направляется в Севастополь.

Оный инцидент раздувать крайне опасно, прежде всего, из-за внешнеполитических последствий, и его гасят на всех уровнях, сверху донизу, усердно процеживая сплетни и слухи.


P. S.
Все та же молва утверждает, что по возвращению в главную базу Черноморского флота, на эсминце проводится тщательно скрываемое расследование. Проводит лично командир дивизии больших противолодочных кораблей. И если факт преступления налицо, хотя и незапротоколированный, то с наказанием - одни заморочки. Как карать в условиях секретности? Не тридцать седьмой за бортом. А карать надо. Думатель сломать можно.
И капитан первого ранга, грузный, с огромным животом мужчина принимает неоднозначное решение.
- Срочно приведи ко мне человека, - рычит он фантазеру-переростку. - Который на этом корабле больше всех бездельничает. И обещаю; останешься в звании и сойдешь на берег не последним сходом. Жду пятнадцать минут.

Сдавать сослуживцев-срочников опасная для души и здоровья затея, но необходимо как-то выворачиваться, домой-то хочется. И, отдав честь под застиранный берет, старшина второй статьи отправляется на поиски потенциальной жертвы...

Через четверть часа к командиру дивизии в одиночестве попивающему маленькими глотками пережженный кофе в на ходовом мостике спешно прибывает старший помощник командира эскадренного миноносца, останавливается, пыхтит и волнительно в едином порыве рапортует:
- Явился по вашему приказанию, товарищ капитан первого ранга.

Комдив в недоумении мнет пальцами массивный подбородок; ну, не припомнит он, чтобы давал подобное распоряжение. Как вдруг его лицо озаряет догадка.
- Ступай, старпом, с Богом! Иди. Я передумал. - Говорит он, затаившему дыхание офицеру и бросает взгляд сквозь дверной проем в темноту коридора. Туда, где виновато пожимает плечами старшина второй статьи; извините, мол, замполита не нашел.

Честное слово, я даже предположить не берусь, откуда в аэропорту Симферополя взялся патруль.
Но он был.
Юный лейтенант-авиатор и два узбека с черными погонами.
- Подойдите сюда! - несколько недоуменно крикнул лейтенант нашим.
Наши посмотрели на него удивленно. Ну какое право этот летчик имеет приказывать нам? Нам! Морякам Морчастей Погранвойск. Измученным долгим перелетом с Камчатки и ожидающим когда экипаж, наконец, отоспится и поведет лайнер дальше по маршруту.
Да, поскольку экипаж отсыпался целый день, а сотня матросов, предоставленных самим себе это знаете ли... Ну махновцы не махновцы, а анархисты точно. Мы бродили по аэропортовской площади, превращенной в базар, бренча в кармах зарплатой за два месяца (торговки, кстати, норовили угостить нас забесплатно, но пограничная совесть не позволяла этим пользоваться), мы объедали дикорастущие, но плодовые деревья, растущие в парке возле аэропорта. Мы... да вообще с пользой проводили время ожидания.
Да, если кого-нибудь интересует, что делали в это время наши офицеры, то отвечу, что большинство наших офицеров добиралось к месту дальнейшей службы своим ходом. И через отпуск. А те, что летели с нами - целиком нам доверяли. Потому как понимали, что ничего другого им все равно не остается.
Наши пожали плечами и неторопливо направились к лейтенанту. И узбекам. А чего там? Нас двое, можем и поговорить.
Авиатор ждал, размышляя, видимо, с чего начать.
И тут!
- Сапоги наших замели! - чей-то истошный вопль.
- А-а-а! - в ответ.
Бедный лейтенант даже за кобуру схватился, когда из парка, вслед за ленивой двоицей, выскочило полсотни моряков с решительными мордами.
И зачем я их позвал? -подумал лейтенант. Следующая мысль была намного лаконичней: «Амба!».
Вы спросите чем дело кончилось?
Да ничем. Разошлись полюбовно. Наши позвали офицера. Целого капитан-лейтенанта. И тот объяснил куда и зачем.
Но в глазах юного авиатора навсегда осталось уважение к пограничному флоту, в котором матросы, даже предоставленные сами себе, могут не только напугать патруль, но и четко разрулить любую ситуацию.