Ко мне во взвод пришло пополнение. Прямо из учебки. Пополнение отзывалось на фамилию Пресняк и оказалось сыном большого человека. Большого, но идейного (его сын всё же служил в армии). Настолько большого, что провидением судьбы Пресняка отсортировали и послали в учебку в его родной город. Размер родителя также косвенно подтверждался тем обстоятельством, что Рома (так звали сына), уже будучи призванным, частенько встречал восход солнца в собственной постельке, а на обед иногда ходил в собственный холодильник. А ещё он любил телевидение вообще и передачи с участием Кашпировского в частности. Рома Пресняк утверждал, что под влиянием великого экстрасенса с его плеча исчез шрам от раны, оставленной ножом неприятеля и рассосалась доброкачественная опухоль в особо интимном месте. Все эти заявления останутся на совести Ромы. Неоспоримым фактом останется то, что человек поверил в силу гипноза, телепатии, биополя и в скрытые резервы организма.

Сидел однажды Пресняк на лавочке около караулки и телепатировал кота. Упёрся в него шаманским взглядом, напряг мысль и пытался навязать млекопитающему свою волю. И такой загадочный вид обрёл Пресняк, что разводящий, тащившийся мимо, заинтересовался происходящим.

- Шо робишь, Пресняк? - с гадкой улыбочкой спросил он, присаживаясь рядом.
- А вот, котяру видишь? Щас ему команду даю, чтобы слез с крыши. Телепатирую.
-Га, - уж лучше каменюкой, - проявил сомнение ст.сержант, но тоже присел рядом. - И как ты это делаешь? - спросил он.
-Ну, как... внушаешь ему и всё. Только сосредоточиться надо.
-Ага, - внял разводящий и тоже напряг мысли.
Потом со страшным гомоном из караулки вывалились ещё трое и, закурив, тоже уселись на лавочку. После коротких консультаций последовали примеру Пресняка, глубоко задумались и стали буравить несчастного кота своими невыспавшимися глазами.
-Ну? Чего он, спит, что ли?, - проявил нетерпение кто-то из воинов (кот на самом деле томно прикрыл глаза). На воина зашикали и опять воцарилась тишина. Потом подощёл ещё кто-то и, уяснив суть дела, тоже присел. Затем ещё боец и ещё один присоединялись к важному делу. Долго ли, коротко ли, лавочка оказалась полностью занятой военнослужащими срочной службы, молчащими, напряжёнными, задумчиво глядящими на бедное млекопитающее. Кто знает, может в конце-концов, котяра и слез бы с крыши, но только в окне второго этажа появилось лицо начкара, посмотрело на воинство и довольно сказало:
- О, телепатия!! А я только думал вас всех собрать.....

Животное приоткрыло глаза, поменяло позу и продолжило нагло давить массу.

Здесь птицы не поют, деревья не растут...
Тут сейчас вообще никого нет. Все, кто мог передвигаться, передвинулись как можно дальше от этих мест. Эти места - плац главного учебного корпуса доблестного ракетного училища. Сегодня здесь особенно тихо, ибо проверка.
Проверка! Это вам не хухры-мухры, это целый генерал-лейтенант в шикарных полосатых штанах прилетел (страшно подумать!) из самого Главного Чего-то-там посмотреть, а как, собственно, обстоят дела в данном, отдельно взятом высшем военном учебном заведении, все ли соответствует руководящим документам, живут ли военнослужащие этого учебного заведения по Уставу, и завоевали ли они, соответственно, честь и славу?
Генерал преисполнен значительности и мрачного достоинства, шагает медленно, осторожно перемещая свой внушительных размеров живот, который плотно облегает сшитый на заказ китель с дубовыми веточками (интересно, что эти веточки символизируют?). Рядом почтительно следует свита, состоящая сплошь из полковников. У каждого полковника папочка с документами, в которую они время от времени что-то заносят, вероятно, пометки о замеченных недостатках (хотя, откуда им взяться, недостаткам? Месяц готовились!), или немногочисленные мудрые изречения генерала.
Сбоку от свиты следует дежурный по училищу, подполковник с какой-то научной кафедры, тоже немалых размеров. В самом широком месте туловища, как раз там, где у военнослужащих, нарисованных в Строевом Уставе, располагается талия, подполковник подпоясан портупей, сшитой из двух обычных портупей. На ней должным образом закреплена кобура с пистолетом, ибо дежурный всегда должен быть во всеоружии и при оружии. Всем своим видом дежурный олицетворяет готовность выполнить любой каприз проверяющего и поминутно смотрит на генерала взглядом преданной собаки. Но никаких распоряжений пока не следует, в зоне досягаемости начальственного взора нет ни единой души, ничего не происходит, только ветер колышет тщательно расчесанную граблями прошлогоднюю траву на газоне.
И вот в полном безлюдьи (все ведь попрятались!) неожиданно генерал видит нечто такое, что самым варварским способом нарушает его представления об этом мире. Нечто, отвергающее царящую вокруг гармонию и звучащее резким диссонансом ко всему, что успел генерал увидеть в этот день в училище. Это нечто было ни чем иным как доблестным военным строителем, пересекающим сверкающий чистотой плац по диагонали.
Вид бойца был не просто ужасен, а, можно сказать, непотребен. Форма, некогда благородного цвета хаки, теперь потеряла всякий цвет. Обувь, вероятно когда-то и была сапогами, но, претерпев несколько модификаций, как спланированных, вроде укорачивания голенищ, так и внезапных, вроде засохшего цемента и прожженных дыр, превратилась в некие шлепанцы грязно серого цвета.
Но, тем не менее, это был военнослужащий, о чем говорили лихо сдвинутая назад почти новая форменная шапка с кокардой и две сержантские лычки на том месте, где у военнослужащих, изображенных в Строевом Уставе, располагались погоны.
Генерал на секунду опешил, но потом внутри его что-то щелкнуло, включилась, видимо, некая программа действий, ситуация была мгновенно проанализирована, классифицирована и, согласно заложенному с лейтенантских времен алгоритму, разделив команду на предварительную и исполнительную, генерал скомандовал:
- Товарищ младший сержант! Ко мне!
По предварительной команде товарищ младший сержант поступил так, как это определено уставом, он слегка замедлил свой и без того неторопливый шаг, внутренне подобрался, практически приняв строевую стойку, и пригляделся, кто это его зовет? А вот исполнительная команда была выполнена быстро и неожиданно. Сержант, не меняя темпа развернулся на 180 градусов и зашагал в том направлении, откуда он появился.
- Не понял... - генерал слегка опешил - Куда это он? Товарищ сержант!
На этот раз предварительная команда была понята как исполнительная, и строитель зашагал заметно быстрее.
- Стой! - генерал двинулся вслед удаляющемуся защитнику отечества. За генералом, вытянув носы вперед, как стая гончих, потянулась свита. Сержант перешел на легкую трусцу.
- Ну, засранец... - вся свита стала постепенно ускоряться и спустя несколько секунд бежала во всю прыть, которую только могла развить. Лидерами гонки стали генерал и дежурный.
Конечно, догнать сержанта было совершенно нереально, и будь у проверяющего хотя бы секунда, чтобы обдумать свои действия, он немедленно отказался бы от этой безумной затеи. Но случилось так, что всех охватил охотничий азарт. И генерал, и свита, и дежурный, начисто забыв, что вид бегущего офицера в мирное время вызывает смех, а в военное - панику, ломанулись во все лопатки.
Портупея дежурного, отягощенная пистолетом, постоянно смещалась с определенного Строевым Уставом места в область паха, существенно мешая подполковнику развить максимальную скорость. Поэтому через каждые несколько шагов он пытался вернуть пистолет в исходное положение. Его несуразные движения заметил генерал:
- Отставить, дежурный! Живым возьмем гада...
Ни живым, ни мертвым взять злостного нарушителя формы одежды не удалось. Добежав до забора, сержант отточенным движением одним махом его перемахнул.
Безуспешно пытавшаяся догнать его толпа «охотников» вдруг, безо всякой команды, внезапно осознав бесплодность и бездонную глупость этой попытки, разом остановилась.
- Ушел... - выдохнул генерал, - м-м-да-а... - и приняв прежний грозный, даже пожалуй более грозный вид, ибо лицо его раскраснелось от бега, не говоря больше ни слова, побрел в сторону столовой, где его ожидал, как и положено, банкет.
Свита потянулась за ним.

Говорящее имя

95 год, наш корапь сослали в оперативное подчинение 8 ОБСКР, стоим "на углу"(кто не знает, где это, посмотрите крупномасштабную карту Кунашира и прилегающей акватории) на якоре. Середина лета... Ночь... Тишина и покой... На ГКП три человека - вахтенный офицер (прикомандированный флагманский румын Миша), метрист у "Наяды" и я, прикомандированный штурман, отвлекающий ВО от вахты. С другой стороны угла пасется японский УБМовец, уж не помню какой... Метрист докладывает: "Тащ... Цель- пеленг 100, дистанция 50 кбт". Миша запрашивает на 16 канале, отвечает "рысак" (судно типа "РС"), название которого сохраню пока в секрете, следующий из Малокурильска в Южно-Курильск (см. карту). Мы все в недоумении, т.к. определенные маневренные элементы цели показывают, что следует она курсом на чистый вест. Три дня назад мы этого рысака осматривали, нашли кучу нарушений, оштрафовали и отправили в Малокурильск сдаваться, командиром осмотровой группы на него высаживался как раз Мишка и чего-то ему требовалось уточнить по документам. Перешли они на другой канал, 16 остался мониториться, Мишка треплется с кэпом этого рысака, выясняет какие-то детали, а рысак все прет и прет курсом 90 прямо в японские воды... Когда же он таки углубился в них кабельтов на пять, очнулся УБМер и начал на 16 канале вызванивать "анноуну вессеру". Рысак молчит, т.к. английского они там, видимо, не знают, а если даже и знают, то в японской интерпретации его поймет только другой японец. Японец начинает волноваться... Рысак молчит... Японец снялся с якоря, тронулся к рысаку... Рысак уже в полутора милях в их водах. Тут Мишка наконец закончил выяснение деталей и как бы между прочим спрашивает кэпа рысаковского, дескать, вы, уважаемый, в ЮК решили через Немуро пойти, что ли? Недоумение на другом конце... Да вы, батенька, в японских водах претесь... КАК???? ЧТО??? КОГДА??? А тем временем джапы уже подскочили к рысаку и давай вокруг него носиться - опознавать, видимо, фиксировать нарушение границы, ну да я не знаю... Рысак начал голосить, мол, "Вельбот", это вы тут носитесь? Не-а, отвечаем, это японские пограничники. Помните, как мы вас тут три дня назад выдрали? Ну так это цветочки, щас вас всех вааще в тюрьму посадят супостаты злобные. Аааа - вой в эфире - спаситееее! Лады, говорим, ложитесь на чистый норд и давайте ноги оттуда, а мы вам посветим. Сигнальщик врубает боевой прожектор и дает подсветку рысаку, а тот, как мотылек, со всех своих рысачьих сил спешит на нашу лампочку под защиту зеленого флага родных погранцов. Тем временем на 16м канале я пытаюсь джапу объяснить, что это не враги, а просто русские рыбаки следуют в порт Южно-Курильск (смотри карту). Джапы раза три переспрашивают пункт назначения - наверное, не могут поверить, что можно таким курсом попасть в ЮК, в итоге решают не связываться и отстают. Рысак благополучно приплетается к нам, пыхтя и отдуваясь, начинает радоваться жизни и тут начинается вторая часть мерлезонского балету, потому как разве же можно его отпустить без осмотра? Кто идет туда командиром ОГ? Правильно, Миша... Рысака звали РС "Осмотрительный". Из навигационных приборов у них был только магнитный компас, погрешность которого не снилась даже Себастьяну Перейре.

За паршивых пять процентов.

Карьер Камыш-Бурунского железно-рудного комбината, уч. «Е», г. Керчь.
Осень 1982 года.

Ну, не знаю, как там у вас, а в Крыму сентябрь - это ещё не осень, а позднее лето. Бархатный сезон, как говорят курортники. Но что нам курортники, мы в Крыму живём и работаем, а не приезжаем отдохнуть.
Интересно, вот как представляют себе большинство граждан жизнь в Крыму, а? Наверное, так: утром - пляж, днём - ресторан, вечером - дискотека. Ка-а-роче, вся жизнь - сплошной курорт. Нет, уважаемые, не так. Рано утром встаёшь, в переполненном автобусе добираешься на любимую работу, пашешь там целый день на крымской жаре, а вечером, придя с работы, впрягаешься в домашнюю работу. Как и многие работники нашего комбината, я жил в селе, а значит - огород, сад, виноградник, птица, скотина. Дом опять же заботы требует: печь растопить, если холодно, стены побелить, двор подмести, забетонировать, если треснуло где покрытие, забор и калитку подкрасить. Только успевай поворачиваться. Да, если будет время - можешь сходить в кино или на дискотеку. Несколько раз за лето даже на море выбирался, оно рядом, полчаса езды на автобусе.
Ну вот, а теперь плавно к сюжету перейду. Эта история о противостоянии двух начальников карьера: начальника участка и начальника смены. Сам карьер, участок «Е», находился сразу же за нашим селом, хотя формально был городским предприятием. Поэтому неудивительно, что в карьере работало много моих односельчан.
Первого начальника звали (все события и имена подлинные) Серёжа Иванов. Ни за что не угадаете его национальность! Как? Не может быть!!! Правильно, несмотря на фамилию, он был евреем. Причём, с характерной носатой внешностью и соответствующим акцентом. Вас это не трогает? Нет? Вот и меня тоже. Я бы и не вспоминал об этом никогда, если б он постоянно не напоминал об этом.
При любом споре, конфликте, он бил себя в грудь кулаком и кричал: «Моя жидовская морда этого не допустит!» А конфликтовал он часто и много, уж очень беспокойный был у него характер. Иванов был фанатично предан работе, причём бескорыстно. Сейчас бы его назвали трудоголиком. Если б хотя бы часть своей энергии он направил на своё обогащение, как многие другие начальники, он бы уже давно стал миллионером и перебрался в Израиль или Штаты. Там его недюжинную энергию и хватку оценили бы. Но Серёжу, как за глаза фамильярно называли его в карьере, личное обогащение не интересовало. Он ходил в стареньком, но приличном костюмчике, летом - в простой рубашке. Аккуратен был и бережлив Серёжа. Машины у него тогда не было, зато был велосипед. Так вот, об отношении Серёжи к работе. Как-то раз он на своём велосипеде подъехал к карьеру не от села, а со стороны поля. Залёг в лесополосе неподалеку от карьера, замаскировался. И стал наблюдать в бинокль за работой карьера, записывая результаты наблюдений в тетрадь. Когда подъехал под экскаватор первый БЕЛАЗ, во сколько они встали на перекур, сколько курили, когда начали обедать, когда закончили, во сколько пошабашили. Всё это он потом представил директору комбината. Из его разведдонесения выходило, что самосвалисты половину смены не работали, а валяли дурака, чтоб не сбить расценки. Разразился скандал, водителей взгрели по самое не балуй. А Серёжу возненавидели ещё больше. Но Серёжу это не волновало, он любил только работу.
Рабочие карьера боялись Серёжу, но не уважали. И прикалывались над ним часто. Как-то раз привёз Серёжу в карьер, к вагончику начальника смены (о нём речь чуть дальше). Забыл сказать, в карьере я был водителем дежурной машины, часто возил его по карьеру. Так вот Серёжа влетел в вагончик, а там дежурные электрики как раз обедали. А на столе стояла почти полная поллитровка с характерной наклейкой «Столичная». Атас! Серёжа рассвирепел:
- Пьянство!? В рабочее время!? И начальник смены заодно вами? Все будете наказаны!
- Да вы чо, - сказали ему мужики, - какое пьянство? Кушаем просто, обедать только сели, пока взрывники по шурфам взрывчатку закладывают.
- А это что???!!! - возопил Серёжа, гневно указуя перстом на бутылку.
- Ах, это... Это вода.
- Что? Вода?
Серёжа взял бутылку со стола, понюхал. Потом капнул на ладонь, лизнул.
- В самом деле, вода.
Повернулся и молча вышел. Как только он закрыл дверь, в вагончик взорвался от хохота, словно и впрямь рвануло в карьере.
К вечеру об этом случае знал уже весь комбинат.
А теперь пора рассказать о втором начальнике. Непосредственно Серёже подчинялся начальник нашей смены Слава Гусятник. Хохол. А может и нет, тогда ещё не делали различий между русскими и украинцами. Да и язык был смешанный. Слава был молодой крепкий мужик, добродушный, с располагающей к себе обаятельной улыбкой. Славу, в отличие от Серёжи, подчинённые очень любили, души в нём не чаяли. Сколько работал с ним в одну смену, ни разу не помню, чтобы Слава кричал на кого-то из подчиненных. Ему достаточно было просто сказать: «Ребята, под экскаватором думкары с рельсов сошли, берём инструмент и пошли исправлять». И все моментально, без единого возражения шли за ним к составу с рудой, как пошли бы за ним в огонь и в воду. Для нас он был скорее не начальник, а старший брат - мудрый и терпеливый. Хотя некоторые в бригаде были намного старше его по возрасту.
А вот с начальством Слава, бывало, ругался, и очень крепко. Чтобы выбить оборудование или премию, или отмазать от беды кого-нибудь из своих подчинённых. Особенно часто он цапался с Серёжей. Серёжа ненавидел Славу искренне, всей душой, и давно бы избавился от него, да только отец у Славы был главный инженер комбината, а потому Славе были по хрену все наезды Серёжи. Но уважали, как я уже сказал Славу не за его отца, просто сам он был нормальный мужик.
И тогда Серёжа стал систематически ловить Славу на всяких мелких нарушениях. Один раз он засёк, что БЕЛАЗы не успели отсыпать вдоль края карьера предохранительную бровку. И тут же составил акт, по которому Славу лишили пятидесяти процентов премии. А надо сказать, что премия в карьере была значительная, побольше зарплаты. Так что по карману это был ощутительный удар. В другой раз Серёжа засёк, что Слава спускается в карьер не по дороге, а по откосу, что было строжайше запрещено по технике безопасности. Мало ли, вдруг откос осыпется. Но до спуска идти далеко, потому все часто спускались напрямую, надеясь на всемогущий авось.
Так вот, когда Слава спустился вниз к поджидающему его бульдозеру у состава с рудой, внизу его уже караулил Сережа, который подъехал туда со мной на машине.
- Ну что, по откосу ходим? На всех собраниях и планёрках за дисциплину и технику безопасности вопрос поднимаем, а сам нарушаешь? Вобщем, лишаю тебя ещё сорока пяти процентов премии.
- А чего ж тогда не все пятьдесят снял? - удивился Слава.
- А пять процентов я потом с тебя сниму, ещё за какое-нибудь нарушение поймаю, - обнадёжил его Серёжа.
- Знаешь что, - в сердцах сказал Слава, глубоко вздохнув. - Пошёл ты на хуй, мудак! И можешь снять теперь с меня за это последние пять процентов. Ради того, чтоб послать тебя, да ещё при свидетелях - не жалко!
А рядом стояли бульдозерист, электрики, машинист электровоза с помощником, и я к тому же.
Серёжа обиделся. Очень обиделся, аж краска по лицу пошла. Но остатка премии Славу не лишил.
Потом уже, в кабине моего ЗИЛа, он объяснил мне:
- Потом ведь по всему комбинату разнесут, что меня можно послать куда подальше всего лишь за пять процентов премии. От желающих отбою не будет.

Командирам саперных подразделений разговоры с женами подчиненных следует начинать издалека:
- Человеку вообще свойственно ошибаться...