ДЕД КАРПЕНКО

Данила Иванович Карпенко приходился мне двоюродным дедом: женат он был на тётке моей матери, два других деда по отцу и по матери погибли во время Великой Отечественной войны. С детских лет я так и звал его: Дед Карпенко. Жили они с бабкой в деревне, дед сапожничал, баушка работала в колхозе. Надо сказать, что тема войны для нас, пацанов, была очень близка, не было семъи, которой война не коснулась. И вот стал я расспрашивать деда, как он попал на войну, где воевал, про награды опять же. Дед отвечал неохотно, мол, воевал как все, ранен был три раза, получил тяжелую контузию аккурат под конец войны, да и списали из армии подчистую. "А награды, да какие награды, если в первом же бою ранили, потом госпиталь, потом опять на фронт, опять ранен и так всю войну". И была у деда мечта: купить лошадь. Своими руками изготовил сани, телегу, хомуты, сбрую. И надо было получить какое-то разрешение на приобретение этой самой лошадки. До сих пор не могу понять, цыгане имели лошадей, казахи опять же (они жили в Северо-Казахстанской области), а деду не давали, и ведь купить не проблема, в том же колхозе запросто могли продать, ан нет. И вот, примерно раз в две недели собирался дедка в район, оденет всё самое новое, фуражку солдатскую, зятем подаренную, уезжает на целый день. Ждём его всей семьёй, смотрим, идёт, да радостный такой. Мне тогда было лет двенадцать, и то так был рад за деда, вот, мол, будет у него своя лошадка. У деда в доме часто останавливались командировочные, те, кто на уборочную приезжал. Или пастухи, перегонявшие гурты на новые пастбища - те на конях были. Так дед подойдёт к лошади, даст ей корку хлеба, гладит её, а у самого слёзы на глазах... И в этот раз вроде улыбается, а глаза грустные. "Вот ещё одну справку нужно взять, и всё - можно покупать, дадут разрешение". А справки какие? По малости тех моих лет не помню, но шли они долго, как я понимаю, из разных архивов. И вот однажды деду прислали повестку из райвоенкомата. И поехал радостный дед в райцентр. Снова ждём его всей семьёй. Идёт наш дедка пьяненький-пьяненький (он вообще не пил, нельзя ему было после контузии). Подходит, достаёт из карманов четыре красные коробочки. Орден Красной Звезды и медали "За боевые заслуги", "За отвагу", "За победу над Германией". И вроде бы радость в семье, а виновник торжества не рад: "Лучше бы мне лошадку дали"... Я вернулся из армии в мае 1975 года, за несколько дней до этого умер дед. И было ему 55 лет. А лошадки своей у него так и не было.

ПРО ВОЕНКОМАТ


Как и все местами честные граждане я познакомился с военкоматом в 14 лет, когда нас, отменив все уроки, отправили всем классом (окромя девчонок) в это веселое и странное заведение. Не буду повторять знакомые всем метания по кабинетам, скажу проще, я получил приписное свидетельство с указанием номера противогаза и категории войск (буду честным: ни десант, ни спецназ меня не ждали). После чего я немного расслабился и подзабыл про это веселое учреждение. Поступив в вышку МВД, я узнал, что записан в «воинский спецучет МВД РФ» (до сих пор не знаю, что это такое), и потому в армию не берусь!
Но в России бюрократия вечна и всесильна. Будучи уже служивым лейтенантом (нач.отряда в колонии), я дважды получал странные бумажки об том, что родные ВС без меня никак не могут (штука простая: по завершении вышки МВД РФ меня сняли со спецучета Российской Федерации, а в ридном Башкортостане на спецучет так и не поставили ). В результате чего однажды вечером мама, открыв входную дверь, трагически объявила:
- Балам!!! За тобой милиция пришла!!!
Я, накинув китель, будучи жутко недовольным, вышел в коридор и выяснил, что являюсь подлым дезертиром и побегушником, ибо уклоняюсь от службы Родине. Посмотрев на мои хоть маленькие, но звезды, сержанты ППС присмирели, а дежурный капитан из военкомата сказал что-то матом в части прекрасных дев, составляющих списки дезертиров, и посоветовал принести справку из отдела кадров.
Сказано - сделано! Через два дня я со справкой и с официальным отгулом в гражданке завалился в военкомат. Милая девушка в регистратуре сгоряча попыталась запихать меня в очередь голых призывников, но перечитав справку, укоризненно бросила:
- А! Вы же из ментов! Идите в кабинет N-надцать
Пошел. Постучался. Зашел.
В маленьком кабинете в углу за компьютером сидел какой-то сильно занятый артиллерийский капитан, и, судя по глазам, активно уничтожал монстров из топгана. А вот прямо напротив двери, раскинувшись по креслу, восседал цельный страшный прапорщик.
Это был реально очень страшный и старший прапорщик! Бронежилет ему по жизни был не нужен. Всю его широкую грудь покрывали плотные ряды армейских значков, начиная от отличника службы десятой степени, до героя карманного бильярда. Быстро узрев, что ни одной боевой награды у прапора не было, я широко улыбнулся и сразу огреб:
- Тааак! Это кто еще?
- Да вот, по повестке...
- Дай сюда! Год рождения?
- Семь-семь.
- Аааа, ну что добегался?
- В смысле?
- Что думаешь, самый умный? Эх ты, щегол!!! Твой призыв уже давно на дембеле пиво пьет и девок мнет, а ты как таракан думал за печкой отсидеться?
Промолчав о том, что из моего призыва большая часть ребят удачно хапнула первую чеченскую, и по возвращению больше предпочитала водку и наркоту, я попытался изобразить тварь дрожашшую.
- Так я это... не хотел...
- Запомни, салага! От Российской армии еще никто не спасался! Вот ты че сюда пришел? Тебе счас скока? Двадцать два?
- Ага!
- Вооот! Придешь в часть, а там тебя дедушки ждать будут, помоложе тебя которые!! И научат, как с табуретом на тумбочках строиться!!!
- Но ведь...
- Маалчать! Когда со старшим по званию разговариваешь! В армии из тебя мамины пирожки быстро вышибут! И не вздумай по здоровью косить! Я твою фамилию срисовал, врачам скажу, и им по фигу на твое плоскостопие будет! Ты у меня до отправки вечным дежурным будешь!
- Но..
- Рот закрой! Я тебя быстро научу, как к старшим обращаться! Да ты у меня летать по взлетке с тазиком будешь! Да я...
Врожденный борзометр тихо щелкнул, но чувство такта меня тормознуло.
- Товарищ старший прапорщик, разрешите обратиться?
- Гм... Ну давай, обращайся!
- Товарищ старший прапорщик, а это правда, что в армии все по уставу живут?
Страшный прапор аж расцвел. Схватив со стола толстую книгу и тыкая в обложку пальцем, он провозгласил:
- Запомни, пацан!!! По этой книге вся армия живет! И ты ее наизусть знать будешь! Как «Отче наш»!!!
Упавшим и неуверенным голосом я уточнил:
- И что, надо ко всем правильно обращаться, на вы разговаривать, честь отдавать?
- Честь только бабы отдают! И то по разу! А в армии - воинское приветствие! И со старшими по званию только на вы, и только с разрешения!
Попался!!!!! Вдохнув побольше воздуха, я наклонился к прапору и вложив в голос командно-приблатненные нотки, лениво спросил:
- Тогда какого хрена прапорщик, вы тут в присутствии старшего по званию расселись, тыкаете, да еще и грубите? Вам что, устав только для подтирки зада предназначен?
- Да ты...
- Молчать! - широким жестом втыкаю ксиву в нос прапору.
- Лейтенант такой-то! Потрудитесь встать, товарищ прапорщик! Фамилия, должность?
- Старший прапорщик Петренко! Дежурная часть военкома..
- Так какого хрена вы в отделе спецучета делаете во время дежурства? Займите свое место по распорядку службы!
- А...
- Свободны, прапорщик!
Подняв с пола челюсть, прапорщик испарился, капитан в углу, который, оказывается, внимательно слушал наш разговор, рыдая, сползал по клавиатуре.
- Товарищ капитан! Согласно повестки...
- Да уймись ты, лейтенант! Дай отдышусь! После вышки, что ли?
- Ну да.
- Справку принес?
- Конечно.
- Вот за что ваших уважаю, так за наглость и дерзость! Ну и за мозг местами. Давай справку, на спецучет поставлю, а ты рули давай, пока этот военкому не пожаловался.
- Да мне как-то...
- Слушай! Оно тебе это надо? Еще раз его построишь, так он же всем голову вынесет, пока рапортину к вам не отправит. И хочется тебе со своими объясняться по поводу того, что ты тут якобы по пьяни уважаемых воинов матом ругал?
- Ну, нет.
- Вот и все! Давай, топай! Уставник!
Покинув военкомат, я позабыл про это чудное заведение, пока...
Пару лет спустя, я, будучи без волшебной ксивы, держа в руках кучу макулатуры и справок, уже по свое воле вновь постучался в регистратуру.
- Что вам, молодой человек?
- Военник получить надо.
- По возрасту? (несмотря на свои двадцать четыре, выглядел я на тридцать, последствия зоны, видимо).
- Не, по здоровью! - сунул в окошечко заключение ОВВК, согласно которому был признан негодяем и подлецом. Т.е. негодным к службе и подлежащим призыву только в случае войны и только писарем в штабе.
- А почему медкомиссия МВД?
- Девушка, где служил, там и выдали! А можно вопрос, вас, таких красивых, специально в военкомате держат, чтоб уходить приятнее было или...
- Мужчина! Отнесите документы нач.призывной комиссии, пусть подтвердят, а потом военный билет и получите!
- Спасибо! А что вы сегодня вечером делаете?
- Призывник!!! Не создавайте очереди! Тут военкомат, а не посиделки у бабушки!!!
Обернувшись на голос, я узрел своего старого знакомого.
- Товарищ старший прапорщик! Сколько лет, сколько зим!!! Как сами, как служба?
Тот, узнав меня, начал отползать в сторону:
- Нормально! Спасибо..
- А где тут у вас нач призыва сидит?
- Кабинет номер три. А вам зачем?
- Да вот, приписное на военник поменять хочу.
Прапорщик, украдкой взглянув на мои бумаги, узрел приказ об увольнении, и расцвев как ландыш по весне, гордо объявил:
- А.... ну конечно, вот отслужишь как положено, а там уже и военный билет получишь!
- Мимо кассы, прапор! Мне военник белый нужен!
- Призывник! Военный билет только уставного цвета и образца! Белых не бывает!
- Да нет, прапорщик! Че-то не хочется мне в армию, я свое отслужил.
Прапора раздуло.
- Что, думал, у себя в ментовке до двадцати восьми отсидеться? Пока нормальные мужики Родину защищают? Опять за чужие спины прятаться? Не вышло? Или косить будешь?
- Ну, буду, и че?
- Что, по дурке, или может, пуля бандитская?
Выдохнув, я выдержал паузу, и глядя прапору между глаз, тихо сказал:
- Нет. Не пуля. Нож.
Обойдя застывшего прапора, пошел сдавать свои бумаги. (Не, ну я реально не врал, пули не было. А хирургический скальпель в принципе тоже нож)))...).
Через три дня я нарвался на первую проблему. Диагноз мой подтвердили, но вот военник на руки не дали, ибо старые бланки кончились, а новых не привезли. Забрав на прощанье справку о том, что Родине я не должен, я второй раз попрощался с военкоматом.
Через год меня, уже относительно нормального гражданского парня, выдернули в отдел кадров. Грозила какая то министерская проверка, и нужна была ксерокопия военника, ибо той справки не хватало.
Со вздохом я отправился протоптанной дорогой.
Военкомат меня обрадовал и жестоко! В отделе запаса военник мне не дали, т.к. в запасе меня не было, а отдел призыва от меня шарахался, ибо я у них в списках не значился.
Поняв, что смысла ругаться с девчонками нет, я пошел по верхам. Нач.отдела призыва, усталый каплей, выслушав мой спич, вытащил гроссбух и найдя мои ФИО, ткнул в строку пальцем:
- Смотри. Вот дата постановки на учет! Правильно?
- Да.
- А вот дата снятия с учета! Точно?
- Да!
- Так что твоего дела и военника у меня нет. Топай в запас, там ищи. У нас на флоте бардака не бывает!
- Спасибо!
В отделе запаса меня ждал майор-танкист. Выслушав рассказ, он уверенно включил комп, набрал в поисковике мои данные, и развернув монитор, лениво показал:
- Вот смотри, на учете в военкомате ты есть, но в запасе тебя нет!
- А дело где?
- Я не получал!
Я начал злиться.
- Товарищ майор! Я не понял! Отдел призыва меня списал, а запас не принял! Вы тут что, с первого этажа на второй не можете нормально дела передать?
- Не шуми ты... Я ж тебе русским языком объясняю. Не получал я твоего дела, откуда я тебе твой военник достану?
Выйдя на улицу, со злостью закурил, и тут в окне первого этажа узрел радостное лицо прапора. Ах ты, сука...
- Молодой человек! Для курения есть специально отведенные места! Нечего тут бардак разводить!
Обернувшись, я узрел цельного военного комиссара.
- Товарищ полковник! Бардак у вас в военкомате свои устраивают. А вы этим руководите!
- Чтооо????
- Товарищ полковник! Год назад я, старший лейтенант внутренней службы в отставке, был признан негодным к воинской службе. И уже целый год я не могу получить военный билет, потому что один капитан меня списал, второй майор не принял, а пьяный прапор, который дела перетаскивал, мое на память зашкерил, чтоб колбасу нарезать!!!
- Вы что тут себе позволяете? Да я!
- Что вы? Вы мне даже военник не можете выдать! Устроили балаган из военкомата! Я как лох до сих пор с приписным хожу!
Побагровевший военком вцепился мне в рукав и потащил в кабинет. Через три минуты я присутствовал при сцене затейливо-группового секса. В пассивной роли были майор с каплеем, в активной - полковник, ну, а я так - вуаеристом.
Дело нашли в течение тридцати минут (в отделе пропавших без вести призывников), я беззастенчиво сдал прапора в качестве подозреваемого, и еще через пятнадцать минут мне вручили красный военник. Из-за поднятого кипеша фотографий не нашли, но приняв соломоново решение, переклеили фотку с приписного.
Вот так благодаря армейскому бардаку и четкому соблюдения устава я стал собственником военного билета негодяя и подлеца, с первой страницы которого, смотрел на мир четырнадцатилетний пацан с наивным и невинным взглядом.

ОТКУДА ВЗЯЛСЯ ВЕРТОЛЕТ

Первое мое плотное знакомство с грузовым автомобилем закончилось со счетом 1:0 в пользу автомобиля. Если кто не знает - у ГАЗ-66 очень высокая кабина. Выше, чем у ГАЗ-кажется-53 (который работал у нас хлебным фургоном), но ниже, чем у КамАЗа. В нее нельзя шагнуть прямо с земли, как в ГАЗ-кажется-53, но и забраться по лесенке, как в КамАЗ, тоже невозможно. Потому что лесенки нет. Поэтому сначала приходится одной ногой вставать на пуанты на ступицу (или как там у них это называется?) колеса, а потом уже, подтянувшись на руках, каким-то образом пристраивать в кабину вторую ногу. Лучше всего для этой цели ее закрутить штопором. Но тогда я этого еще не умела, поэтому добрых десять минут лежала животом на сиденье и в тщетных поисках хоть какой-нибудь опоры болтала ногами в воздухе под одобрительные замечания сидящих на крыльце грузчика Андрюхи и Мишани Шестакова. Конечно, тогда я еще не знала, что это Андрюха и Мишаня. Это были всего лишь два отвратительных помятых субъекта с лицами маньяков-рецидивистов, и я ненавидела их всей душой.
Спас положение Витя. Он нажал на газ, и грозный взрев мотора буквально вбросил меня в кабину.
- Чё, испугалась? Я ж пошутил! - и Рогулькин улыбнулся мне дружелюбно и снисходительно.
С тех пор прошло несколько месяцев. Я научилась вскарабкиваться в кабину не хуже обезъяны и успела испытать на себе все извивы нелегкого Витиного характера. Дни, когда мы не ссорились с Рогулькиным, можно пересчитать по пальцам.

Одной из причин наших постоянных столкновений были Витины тормоза, точнее, их отсутствие. Рогулькин, считавший любой ремонт своего автомобиля недостойным себя делом, обходился ручным тормозом, и я считала, что ему, как профессионалу, виднее... Но когда сломался и ручник, я забеспокоилась.
- Да чё ты?! - успокаивал меня Витя, - Ты дверку-то открой и держи ее вот так... Рукой.
- Это зачем? - пыталась я иронизировать, - Вместо парашюта, что ли?
- Балда! Чтоб выпрыгнуть быстрее, если что...
В соответствии с Витиными напутствиями большую часть десятикилометрового пути от банка до конторы мы проделывали с открытыми нараспашку дверями, готовые в любой момент выпрыгнуть из кабины, если вдруг вдобавок к тормозам откажет еще и руль.

Кроме меня, похоже, исправность нашей машины заботила лишь одинокого ГАИшника, который с регулярностью через два дня на третий останавливал нас на повороте к Безречной, дружески здоровался с Витей и штрафовал (почему-то меня!) на «что Бог послал». На мои робкие попытки напомнить, что инструкция запрещает водителю инкассаторской машины останавливаться по чьей-либо просьбе, и на намеки, что неплохо бы поделить штрафные расходы хотя бы пополам, Витя с непостижимой логикой отвечал:
- Да это ж одноклассник мой! - таким тоном, каким обычно говорят: «Да больной он у нас, что с него взять?!»

Параллельно с тормозными разногласиями у нас с Рогулькиным тянулся нескончаемый конфликт на почве Витиной пагубной тяги к алкоголю. Этот конфликт то затихал, когда нам приходилось объединяться ради какого-нибудь общего дела (вроде подпольного приобретения с военторговского склада мешка сахара на двоих), то вновь обострялся, когда Витя держался за руль не для того, чтобы рулить, а для того, чтобы не упасть под сиденье. И хотя наш потрепанный грузовик был, кажется, оборудован автопилотом, - независимо от воли своего водителя машина таки доезжала туда, куда было нужно, - меня общество пьяного Рогулькина категорически не устраивало. И вот неделю назад наш затяжной конфликт достиг своего пика и выплеснулся за критическую отметку. А именно - собрав волю в кулак, я пожаловалась Черняеву и потребовала у него трезвого водителя.
- Да где ж я тебе такого найду? - удивился Черняев и, не желая утруждать себя выполнением заведомо невыполнимой задачи, просто-напросто устроил грандиозную выволочку Вите. Трезвее, конечно, Рогулькин от этого не стал, но меня из своей жизни вычеркнул. Вот уже неделю в ответ на все мои попытки завязать нейтральную беседу он молчал и лишь мрачно сопел, как невыспавшийся еж.

После очередного рабочего дня, проведенного в полном молчании, мы с Витей ехали в комендатуру. Там, под охраной вооруженного дежурного, находился мой личный сейф, куда по указанию Черняева я обязана была помещать на ночь дневную выручку. От конторы военторга комендатуру отделяли какие-то двести метров, но пешком я не ходила, ссылаясь на ответственность своего груза, а на самом деле - просто назло Рогулькину. Обычно после сдачи денег под охрану Витя подвозил меня домой, и к чести его надо заметить, этой традиции не изменил, несмотря на наш конфликт.
На крыльце, как обычно, курили несколько офицеров. Как обычно, метров за пятьдесят я приготовилась приветственно им помахать. Как обычно, при приближении нашего кривобокого грузовика они заулыбались и тоже замахали руками. И на этом привычный ход ежевечерних событий нарушился.

Дерево возле комендатуры росло всего одно. И вся беда состояла лишь в том, что его угораздило вырасти именно возле той колдобины на дороге, где замерзла лужа, каким-то чудом уцелевшая с осени. И где колеса Витиной машины, изящно вильнув, понесли нас в сторону, выдрав руль из нетрезвых Витиных рук. В течение нескольких секунд, отделявших нас от дерева, внутри меня произошел очень серьезный и обстоятельный разговор.
- Имей в виду, - строго сказал один внутренний голос, похожий на мой, - У тебя под задницей месячная зарплата штаба дивизии. Будешь ее собирать по всей степи.
- Дура! - сказал другой голос, тоже похожий, - Не деньги, а мозги твои щас будут собирать по всей степи. И не ты, а другие люди.
- Рогулькин - сволочь, - решительно заключил третий голос, и это, кажется, я сказала вслух.
На этом разговор оборвался, потому что меня швырнуло вверх, потом вниз, корявый кленовый ствол со скрежетом ворвался в объятия нашей плоскомордой кабины, и меня швырнуло в последний раз - теперь уже вперед, головой в железную раму лобового стекла.

Первым, что я увидела прямо перед собой, открыв правый глаз, было внезапно опустевшее крыльцо комендатуры. От трех или четырех человек остался лишь столб табачного дыма и несколько тлеющих окурков. Левый глаз почему-то посмотрел в сторону и увидел прямо перед стеклом кабины ствол так некстати выросшего здесь дерева. Помню, меня страшно удивило, что по нему не ползают букашки. Я даже обиделась. Еще левее я обнаружила Витю, которого от удара сбросило с сиденья на педали.

- Ну ты как? - глаза у Рогулькина были совершенно круглые и донельзя перепуганные.
- Да ничего... вроде бы... Шишка только, наверное, будет. А ты как?
Но тут Витя вспомнил, что он со мной не разговаривает, засопел и полез из кабины осматривать повреждения.
Повреждения оказались незначительными. На видавшей виды морде нашего ГАЗа лишняя вмятина была практически незаметна, а проблему покореженного бампера Витя решил просто, привязав к нему веревку, обмотав другой ее конец вокруг клена и дав задний ход. Правда, немного перестарался, и бампер угловато выгнулся вперед, отчего наша машина, и без того не самых благородных линий, стала похожа на гигантского угрюмого пекинеса с неправильным прикусом.

В дежурке комендатуры на первый взгляд было пусто, но на бряканье моих ключей из-за сейфа робко выглянул дежурный в портупее и заискивающе заулыбался:
- Вы в порядке? Ой, а мы так испугались!...
- А, ерунда! Бывает и не такое, - ответила я, запихивая мешок с деньгами в сейф и исподтишка любуясь собственным героизмом, - До свидания.
И наша машина, решительно выпятив нижнюю челюсть, двинулась дальше.
- Витя, - сказала я, презрев обет взаимного молчания, - Давай только по дороге. Не надо по степи.
Рогулькин презрительно хмыкнул, но кивнул и тяжело бухнул грузовик в колею. Это было нашей ошибкой. Во-первых, ехать по целине было не в пример приятнее, чем по дороге. До нас сотни и тысячи тяжелых автомобилей по степи не ездили, не останавливались, и не рыли колесами мерзлый грунт, чтобы следующим было, куда провалиться. Кроме того, в степи нас было если и проще обнаружить, но куда труднее настичь. В колее же мы были практически беззащитны. И допущенную ошибку я поняла сразу же, когда Витя вдруг дернул рычаг переключения передач и потянул руль на себя. Он всегда тянул руль на себя, когда хотел побыстрее остановиться - видимо, это помогало...
Навстречу по обрыву колеи, развевая по ветру полы шинели, похожий на зловещую серую птицу, пылил Черняев. Он распахнул дверь с моей стороны и с шумным «Уфффф...» впрыгнул в кабину. Я еле успела перебраться на пластмассовую крышку мотора, чтобы не принять начальника себе на колени.
- Живые? - уточнил Черняев на всякий случай, - Слава Богу! Что с головой?
- О железяку немного стукнулась, - я показала, о какую именно, - Хорошо еще, что не в стекло...
- Ага, точно! Такое стекло-то хрен найдешь.
Я так и не поняла, чему радовался Черняев - тому, что я стукнулась лишь немного, или тому, что уцелело лобовое стекло.
- Однако много или немного - надо все равно Казбеку показаться. Вдруг сотрясение?
Черняев суетился, отчаянно вертясь на сиденье.
- Витюш, давай-ка сейчас быстренько в санчасть, потом забросите меня, а потом уж ты ее домой завезешь. Возражений нет?
Витя энергично затряс головой, имитируя отсутствие возражений.

Казбеком звали прапорщика из санчасти - толстого, блестящего и хохотливого. Каким изгибом судьбы его занесло в забайкальскую степь из любимого Баку, никто не знал, настоящее его имя знали и могли произнести немногие, но любили все. Всеобщим любимцем он стал после одной крупномасштабной дивизионной вечеринки, когда супруга комдива вполголоса интимно поинтересовалась, можно ли ей принимать водку параллельно с курсом лечения антибиотиками. Казбек подумал секунду и беспечно махнул рукой:
- Пад наблюдэнием врача - можна.
С тех пор-то его и стали звать на все официальные и неофициальные мероприятия - для наблюдения.

В санчасти Черняев долго наблюдал, как Казбек рисует йодом картину на моем рассаженном лбу. За это время можно было бы разрисовать не только голову, но даже бетонный забор вокруг гарнизона, но Казбек не торопился.
- Слышь, это..., - не выдержал начальник военторга, - Может, у нее шок? Может, ей нашатырного спирту нюхнуть?
- Нашатыр нэт. Закончился.
- А просто спирту?
- Понюхать? - Казбек удивленно обернулся, и капля йода упала мне на нос.
- Ну да. Мне хотя бы... Я ж перенервничал.
Казбек наконец-то оставил меня в покое, полез в шкаф и тут же вынырнул из него с литровой стеклянной бутылью.
- На, дэржи... Здэсь будешь нюхать или дома?
- Дома, дома. Ты заходи, - и Черняев тут же утратил интерес к моему здоровью.
Нюхать он начал еще по дороге, не переставая радоваться чудесному спасению военторговской машины.
- А ко мне Спиридоновна прибежала. Бегите, - говорит, - скорей, там Рогулькин перевернулся... От машины - мокрое место. Бабы шум подняли... Я перепугался. Да еще из комендатуры позвонили - говорят, машина всмятку... Во блин, люди!
На кожухе мотора сидеть было неудобно и горячо, неистово саднило ободранный лоб, поэтому начальское оживление начало меня раздражать.
- Угу. А про санитарный вертолет не говорили?
- Какой вертолет? - испугался майор.
- Ну как же... Машина всмятку, море крови, горы трупов. Из Читы вертолет вызвали.
Черняев несколько секунд обалдело посмотрел на меня и рассмеялся:
- Тьфу ты! Ты так не шути. Тут же знаешь как - краем уха услышат, потом с три короба приврут и по всему свету раззвонят. Потом не отмажешься.
Когда Черняев скрылся в своем подъезде, Рогулькин, который, оказывается, не дышал все это время, отважился сделать выдох, и стекла в кабине мгновенно запотели.
- Все, - торжественно сказал Витя, - Завязываю... Сегодня - последний раз. Будешь теперь сама домой ходить.

Дома меня ждали - на верхней ступеньке бок о бок сидели Юрка с Толиком и поочередно пили пиво из трехлитровой банки.
- Ну! - воскликнул Толян, завидев меня, - Я ж говорил - брехня!
- Что - брехня?
Я точно знала, что после нашей встречи с деревом дежурный комендатуры не покидал своего поста, Казбек не выходил из санчасти, а Черняев оставался все время на виду. Домашних телефонов на станции не было. Поэтому для меня до сих пор остается неразгаданным тот путь, которым новость о море крови и горе трупов дошла до моих соседей, проспавших в тот день до вечера по причине выходного.
- А я в Безречку ездил за пивом, мне там и рассказали... Что вы с водителем вообще - в лепешку.
- Ну ни фига себе! В какую лепешку, если нас в тот момент ВООБЩЕ никто не видел?! Все ж разбежались!
- Ты сколько здесь? Полгода? Э, салага!... Ты еще не знаешь, чего тут народ может наплести. Скажи, Юр?!
Юрка из банки пробулькал что-то утвердительное.
- Я ж говорю - уроды, - подтвердил Толян.

Еще почти час мы просидели на лестнице под дверями наших квартир, пуская банку по кругу, и я несколько раз в деталях описала друзьям недавние события возле комендатуры, дословно передала свою беседу с дежурным и с Черняевым, и даже дала им потрогать коричневую шишку на лбу.
- Все равно уроды, - авторитетно заявил Толян, когда банка опустела, - Если ты ему сразу сказала, что с тобой все в порядке, на хрена он вертолет-то вызывал?

P.S. Дня через три кошмарная история про санитарный вертолет дошла до окружного начальства. Окружное начальство почесало в головах, решило, что в загадочном несанкционированном вылете транспорта на станцию Мирная ничего невероятного нет, и на всякий случай списало в расход количество горючего, необходимое для перелета в оба конца.

Вот надыбал...
Типа игры взрослых дяденек.

В начале 80-х годов прошлого века поехал я по патентным делам в Донецк, в институт по горноспасательному делу (ВНИИГД). Он находился на главной улице города и представлял собой целый комплекс многоэтажных корпусов с двумя замкнутыми внутренними дворами. Сидим мы в кабинете, который выходит окнами в один из этих дворов, и вдруг слышим душераздирающий скрежет металла по асфальту. Смотрим в окно, а там институтский грузовичок затягивает в центр двора железный поддон метра три в длину и в ширину и глубиной с полметра. Спрашиваю зачем это чудо, и мне отвечают что институт открыл тематику по тушению подземных пожаров жидким азотом.
Сейчас будет первый эксперимент, так сказать проба пера. Молодцы, думаю я. Идея явно не лишена здравого смысла. Лучшего способа доставить практически инертный газ к очагу пожара пожалуй и не придумаешь. И стоит жидкий азот копейки.

А тем временем во двор завозят огромный танк с жидким азотом. Два могучих детины в ватниках и рукавицах присоединяют к нему блестящий шланг. Один занимает пост около вентиля, другой берет шланг наизготовку.
После танка появляется цистерна с бензином и в поддон наливают бензина наверное пальца на три. Потом цистерна уезжает, а во двор выходит взвод горноспасателей в боевом обмундировании с здоровенными огнетушителями наперевес, техника безопасности так сказать, и располагается вокруг поддона. Наконец на сцене появляется крупный мордастый руководящий товарищ в отглаженной рубашке, галстуке и дубленке (зима!) - зав.сектором пожаротушения. К этому времени все окна уже облеплены сотрудниками и они наблюдают как по команде зав.сектором боец-горноспасатель зажигает факел и бросает его в поддон. Когда разгорелось по всей поверхности, начальник дал отмашку на азот. Тугая серебряная струя жидкого азота в белой дымке устремилась в охваченный пламенем поддон и...

Есть эксперименты результаты которых несложно объяснить потом, но трудно предсказать, основываясь только на здравом смысле. Нужны знания и желание думать. Этот эксперимент был именно таким. Бензин и азот имеют близкие дипольные моменты. Поэтому жидкости смешались так же легко как спирт смешивается с водой. Далее под воздействием высокой температуры азот интенсивно испарялся из объема, становился легче окружающего воздуха и увлекал за собой все остальное вверх. В результате примерно через минуту из поддона начало подниматься облако горящей азотно-бензиновой взвеси. Багрово-черное с белыми прожилками, оно было в точности похоже на ядерный гриб из фильмов по гражданской обороне. Когда гриб дорос до пятого этажа...

Я бы мог написать: "Произошел мощный взрыв". Но это было бы неправдой.
На самом деле ЕБАНУЛО и ЕБАНУЛО со страшной силой! ЕБАНУЛО так, что в корпусах выбило практически все стекла. Стены, кабинеты, люди - все покрылось густой черной копотью. Потом, как всегда бывает в таких случаях, наступила тишина. Первым пришел в себя и вылез из-под стола бывший фронтовик Абрам Борисович. Как он попал под стол не помнил никто, включая его самого. Он отряхнулся, оказался самым чистым в комнате и с удовлетворением произнес: - Ну все, этого идиота мы больше не увидим.
Уйдет на повышение.
Оказался прав.

http://pipsoed.livejournal.com/30412.html

В армию я пошёл добровольно.
Мало того, я всеми силами старался попасть в ряды, несмотря на сопротивление медкомиссии.
Детство я провёл в казахских степях. Кто не знает, именно в Казахстане наибольшая плотность полигонов, научных и испытательных полигонов различных видов войск. Была, по крайней мере. В те времена, когда деревья были большими, сосед-старлей - пожилым мудрецом, а социализм с человеческим лицом - ближайшей перспективою, я мечтал о небе. Впрочем, я о нём мечтал и раньше - с младых, как говорится, ногтей. Часами мог наблюдать за полётами "бешеного полка" ПВО, два раза в год прилетавшего к нам на сары-шаганский полигон для учений. Керосину в те времена не жалели, да.
С мечтою о карьере лётчика-истребителя я распрощался на плановом медосмотре классе в восьмом. Неправильный прикус, скверный вестибулярный аппарат и шумы в сердце поставили жирный крест на мечте о небе в частности, и о военной карьере в целом. Прикус и координация не мешали мне, впрочем, стать офицером других видов войск, не столь требовательных к здоровью, но вот диагноз ВСД (вегето-сосудистая дистония) перечёркивал всё. Подтягиваться - нельзя. Бегать - тем более. Да и вообще, любая физическая нагрузка ставилась под запрет.
К тому времени я был весьма анемичным угловатым подростком. Не могу сказать, что я был тощим, но весьма близким этому определению упитанности. Девочки на меня не засматривались. Не обделён вниманием был, конечно, но тем не менее, идеала из девичьих снов я не представлял. Что и понимал сам, будучи не обделён весьма немалой толикой недетского прагматизма.

Её звали Алёна. Алёнка. Алёнушка. Белокурое курносое чудо из параллельного "А" класса. Мы проходили мимо друг друга по десятку раз в день. Переходы из кабинета в кабинет в течение учебного дня, случайные встречи в школьной столовой с подносами в руках, да и просто в городке, благо, он небольшой. Не обращал я на неё внимания, и всё тут.
Случилось это после медкомиссии. Дежурил я тогда в школе до окончания второй смены, то есть до восьми часов. Стол дежурных располагался у второй двери в спортзал. Я, совершенно раздавленный вердиктом врачей, впал в жуткую депрессию. Юношеский максимализм не оставлял мне права выбора - либо небо, либо жизнь. Мечта была разрушена. Жизнь перестала иметь смысл. Совсем.
В то время, когда я шлифовал стилистику прощальной записки, в которой я просил никого не винить, в спортзале должна была начаться тренировка волейбольной секции. Вела занятия близкая подруга моей мамы, по совместительству - преподаватель информатики Юлия Ювенальевна. Тетьюля, соседка. Она подошла ко мне за ключами от спортзала и, расписываясь в книге выдачи ключей, осведомилась:
- Серёж, что у тебя стряслось? - Тётьюля задрала мой подбородок и стала ловить мой взгляд, который я безуспешно пытался отвести.
- Что с тобою такое, а? Отвечай, не молчи.
Я, старательно глотавший слёзы, молчал. Тётьюля, заметив, что я сейчас же разрыдаюсь, настоятельно порекомендовала мне зайти в тренерскую во время перерыва. И не стала меня больше допытывать. До сих пор я поражаюсь удивительному чутью моих учителей. Ведь могла бы или просто не заметить моего состояния, либо, заметив оное, измучить меня расспросами, тем самым доведя меня до истерики... Она всё сделала правильно.
Успокоившись, украдкою перекурив (да-да, я курю с четырнадцати лет), я решился зайти в спортзал. Мысли о самоубийстве потеряли остроту, но не перестали иметь место быть. Притупились как-то, сгладились немного. Во всяком случае, входя в спортзал, я не думал о прощальной записке. Ну, почти не думал.
Я увидел её со спины. Она тренировала "стенку" - нападающий удар по мячу в пол с отскоком в стенку. Движения её завораживали каким-то нереальным сочетанием плавности взмаха руки и мощью удара, закрывающего мяч. В ней было идеально всё - и удивительно пластичные движения, и небрежно завязанный хвост светлых волос, и открытая шея, и талия, заставляющая предположить наличие корсета под вылинявшей футболкой... Она была прекрасна.
А когда она повернулась ко мне лицом, у меня подогнулись колени. Это был выстрел точно в сердце. Безошибочный, как выстрел в упор, беспощадный, как штык.
Я влюбился в её глаза. Удивительной глубины зелёные озёра.
Алёна. Алёнка. Алёнушка...
Моя зеленоглазая фея. Ты, сама не подозревая об этом, вытащила меня из глубочайшей ямы, в которую я с упорством, достойным лучшего применения, сам себя старательно вгонял. Ты вернула мне вкус к жизни, который я потерял, несмотря на столь юный возраст.
Я записался в секцию. Я стал первым мальчишкой в девчоночьем коллективе.
Мне не хватало высоты прыжка - я стал прыгать с резинками, привязанными к ногам и приседать с гирями. Я задыхался, терял сознание, но прыгал.
Мне не хватало хлёсткости удара - я стал подтягиваться с теми же гирями и метать гранату. Я тянул жилы, опять терял сознание, но тянулся.
Мне не хватало координации - я прыгал под тремя скакалками, научился вертеть "солнышко с переходами" на турнике и делать сальто с винтом при прыжках в воду. У меня кружилась голова, я падал в обмороки, но продолжал.
Через два года я получил первый разряд.
На медкомиссии в училище ракетных войск никаких отклонений в работе моего сердца не нашли. Не находят их и до сих пор.
С Алёнкой я не заговорил ни разу. Я любовался ею со стороны, мечтал о ней, но так ни разу и не смог набраться смелости, чтоб к ней подойти...
По слухам, она живёт на Украине, замужем, счастлива в браке и растит двух замечательных сыновей.
Не ищу её в одноклассниках и прочих вконтактах. Да и нет меня там. Ни к чему это всё.
Как-то так...