ДЕД
Дедушка. Мы жили врозь, далеко друг от друга, но в 60-е, каждое лето детства, во время отцовского отпуска, на месяц, а то и более, приезжали на Хопёр. К нему и бабушке. Всегда обращался к ним на «Вы». После смерти бабушки дед уехал жить в Башкирию к сестре отца. Каждый год, до моего двенадцатилетнего возраста, он приезжал к нам на всё лето. Потом родители развелись.
Тогда, в 60-е, почти у всех моих ровесников отцы или деды были на войне. Часть нашей жизни тогда составляли фронтовики, сохранившие на себе следы боёв. Одни с руками-ногами, но на лице рубцы от ожогов. У других лица были в порядке, правда, передвигались они на «Запорожцах» с ручным управлением или на серпуховских мотоколясках с брезентовым верхом. С обязательными костылями рядом на пассажирском сиденье. Или без костылей. С неподвижной «рукой» в вечной черной перчатке. А то вообще, один рукав заправлен, вшит в карман пиджака или пальто. Встречались и те, средством передвижения которых были обычные инвалидных кресла-каталки с ручным приводом. Правда, взгляду доступно не всё. Родные воевавших знали это. До остальных страшная правда доходила обычно на пляже или в бане.
Мой дед, как и многие люди его возраста, снимать одежду без крайней нужды не любил. Да и в бане в компании с ним бывать мне не доводилось. Потому, на первый взгляд, он производил впечатление человека, которого, несмотря на возраст, войны обошли стороной. Лет в десять-одинадцать я впервые увидел дедушку без рубашки. Казалось, не было места на теле, не отмеченного рубцами и шрамами. Конечно, моё любопытство не дало мне и ему покоя. Поначалу дед неохотно отвечал на мои вопросы. Потом... Именно тогда, от него, мне довелось понять, насколько может понять разум десятилетнего ребёнка, смысл уже известного по книгам о войне слова «корректировщик». И узнать про то, откуда, как и когда он приобрёл на своём теле ту или иную страшную отметину. Услышанное от него сохранилось в памяти навсегда.
- Это первый раз зацепило. Молод был, на самую высокую сосну полез. На переднем крае почти что. Ночью забрался. Поутру мы им хорошо дали. Потом снайпер, сволочь, обнаружил меня, - дед показал на небольшой круглый шрам на правом плече.
- Вот, сзади, выходная дырка от пули той. Рука деда скользнула к центру груди. А вот вторая пуля того снайпера. Ещё пальцем затыкал, чтобы кровью не изойти. А шрам, это когда её доставали в санбате.
- Дед, а что за пули такие большие? - показываю на несколько круглых шрамов, которые заметно больше, чем на груди и плече.
- С воздушного шара я тогда корректировал.
- Как с шара? Тебя же к немцам унести могло!
- Эх, внучёк, шар то к повозке привязан был. А на ней мешки с песком. Шрапнелью по мне и положили, - дед вздохнул и продолжил. - Хорошо, шар не сильно порвало, не побился, когда падал. Но врач тогда из меня железа много наковырял.
- А ещё случай был, никак их корректировщика обнаружить не могли, - не многословный дед продолжал. - В общем, решили мы с приятелем с другой батареи, что найти его только мы можем, корректировщики. Мы место выбираем, как он. А как припекает, прячемся, как он. Нашли место на «нейтралке», что он облюбовал. Засаду сделали. Встретили его, скрутили и к нам за окопы. Вот тогда мне вторую степень и дали.
- Дедушка, а это? - моя рука скользит по большим рубцам от рваных ран на боку и груди.
- Да на вышке, что сапёры для меня сколотили. Немцы-то под вышку-то снаряды класть и начали. Крови тогда много потерял, как из-под досок меня доставали. Ещё контузило сильно. Но ориентиры высмотрел я, координаты и на батарею передать успел. Наши их тоже накрыли. Врачи в госпитале снова заштопали, правда, кусок лёгкого отхватили. Но ничего, главное живой. За то мне тогда «полный бант» и случился.
В Великую Отечественную войну мой дед не воевал. И не потому, что в 41-м ему было сорок семь, а кроме отца, которому двенадцать, у них с бабушкой было ещё двое. Медики в военкомате, обследовав того, кто в 60-м, стал моим дедом, сказали, что калеки на фронте не нужны. Свои награды, два серебряных и два золотых Георгиевских креста, дед получил на полях сражений в «Первую империалистическую». Так называло «ту» войну их поколение. К крестам, правда, полагалась пролитая кровь и то, что мне довелось видеть.
Увы, наград деда подержать в руках не пришлось. Мол, утеряны они были в тридцатые годы. Не приветствовались в Советском Союзе герои «Первой империалистической», получившие награды за доблесть и мужество в дореволюционные времена. А может, мне по малолетству так сказали, что потерялись кресты где-то. Отец мой в те годы в строгом ведомстве служил, где шефа Юрием Владимировичем звали. Вот так и сделали.
Уже в наши дни решил я всё-таки следы участия деда моего в Первой мировой поискать. Благо в Сети очень много данных и документов по данному вопросу имелось. Но по артиллерии списки полных георгиевских кавалеров за ту войну не сохранились. Поиск по спискам, кому четвёртая степень пожалована, выдал двоих награждённых с именем, таким, как у деда. Один из них из пехотного полка. Точно не тот. Второй? Артиллерия. Он! Изучение доступных списков второй и третьей степени, оказалось безрезультатным. А списки первой? Есть! На одном из ресурсов, на «сканах» списков вижу: Овчинниковъ Яковъ, корректировщик батареи трехдюймовок артиллерийского полка, уроженец д. Турки. Он!

«....В общем, товарищи курсанты, учите матчасть, за неё бо-о-ольно бьют», - подытожил выступление перед курсантами офицер, годом ранее оказавшийся в кабине РЛС, утащенной с позиции египетских ПВО израильским вертолётом. Согласно передаваемому из уст в уста «баяну», военные секреты он вероятному противнику не раскрыл и, по возвращению на Родину, был награждён орденом.
(Из анекдота, гулявшего по Войскам ПВО в различных вариантах с 70-х.)

Начало июня. Военная академия. Конец рабочего дня. Впоследствии не удалось установить, кто из преподавателей кафедры АСУ в тот день вопросительно-утвердительно поднял брови: «Ну, так что?» Впрочем, этого никто и не пытался делать. Пару раз в месяц такое случалось и без повода, а в тот раз поводов было несколько. Во-первых, у одного в сейфе «нашлась» бутылка, во-вторых, другой был готов сбегать за второй. У третьего после обеда осталась пара «не оприходованных» бутербродов с салом. Ну и, в-четвёртых, ведомые непонятным чувством коллеги из соседней преподавательской, заглянувшие с пустыми руками в гости и выпровоженные пристыженными, пытаясь восстановить доверие, вернулись с булькающим, пахнущим колбасой «дипломатом». Как обычно в таких случаях, обсуждались только служебные вопросы.
Вначале коснулись некоторых особенностей интеллектуального развития руководителей, в чьём ведении в академии находилась служба войск. Потом перешли к курсанту-дипломнику с другого факультета, заглянувшему днём в преподавательскую в поисках подполковника Ч. Когда Ч. ему представился, курсант принял стойку «смирно» и объявил: «Товарищ подполковник, в соответствии с приказом начальника академии N УХ, я назначен Вашим рецензентом!» Явившийся свидетелем данной сцены подполковник О., выросший в семье преподавателя русского языка и литературы, попытался описать присутствующим выражение лица потерявшего в тот момент речь коллеги. Увы, впитанных с молоком матери знаний «великого и могучего», по крайней мере, их литературной формы, было явно недостаточно, чтобы охарактеризовать состояние ох-х... как удивившегося замаячившим было переменам доцента - подполковника Ч.
Затем, после ..., впрочем, неважно какой, офицеры перешли к более серьёзным вопросам. В частности, обсуждению подверглись нормативные документы разных лет с некоторым количеством нолей. Точнее, дискуссия была о том, что в сентябре 1983 года эти нормативы позволили Войскам ПВО сбить «заблудившийся» южнокорейский «Боинг», но лишь одно добавленное слово в новых документах, в главе, регламентирующей «принуждение к миру», четыре года спустя предотвратило атаку «Цессны» МиГом и оставило в живых Руста.
Офицеры выпили ещё по одной за своё прошлое, прошедшее в «ближних» (по мнению начальника Академии - танкиста) гарнизонах на Камчатке, Дальнем Востоке, в Забайкалье и замолкли. Нарушил молчание подполковник О.: «А ведь в 83-м в ТУ ночь, когда KAL-007 шёл, я дежурил на КП нашей 118-й. Ему уже с Камчатки индекс «самолёт противника»* дали. Перед Сахалином к нему RC-135** до слияния отметок пристраивался, потом отвалил. Недалеко «Орионы»** болтались. Оперативный дежурный по бригаде тогда матёрый был. Мы сокращённым привелись***, кроме дежурных сил ещё один «большой» дивизион подняли. Когда стало ясно, что дальше трасса по юго-восточной границе нашей зоны пройти может, оперативный дал команду, поставить изделия на подготовку. Новый замкомбрига по готовности прибыл. Дрых в кресле за командирским АРМом всю готовность. Или делал вид, что дрых, чтобы на оперативного всё свалить».
Подполковник О. сделал паузу, потом «повесил» в воздухе вопрос: «Всё-таки странно, почему камчадалы его не «завалили».
Аксакал кафедры, полковник Андрей Анатольевич Б., тот самый, который принёс булькавший дипломат, как ни странно, внимательнее всех выслушал коллегу. Потом произнёс: «А я расскажу, почему».
И присутствующие, не замечая, что рюмки наполнены снова, с неподдельным интересом стали внимать.
«Вы же все знаете, что я служил в 6-ой дивизии ПВО на Камчатке, на АКП бригады в Елизово, заместителем начальника. Так вот восемьдесят третий год - год моей замены. Сменщик приехал поздно, поэтому сентябрь я встретил, передавая должность. По целеуказанию РТВ-шников дежурные дивизионы обнаружили «Боинг» ещё до входа в двухсотпятидесятикилометровую зону. Привелись, сопровождали его дежурными силами и были готовы стрелять. На АКП по готовности прибыл комбриг. Когда «кореец» вошел в зону поражения, командир запросил КП дивизии, у комдива: «Цель сопровождаю. Разрешите пуск». После паузы комдив прямым текстом ответил: «Пуск ЗАПРЕЩАЮ». На линии ОКС**** с вышестоящим КП у оперативного стоял простой магнитофон, который всё это писал на грифованную кассету. Затем «Боинг» вышел из нашей зоны, и ушёл в сторону Сахалина. Через час на АКП бригады примчался комдив со свитой и изъял кассету «для объективного контроля». Когда утром началась разборки «по-взрослому», комбриг сначала ребятам с «холодным умом и чистыми руками», потом обладателям суровых лиц написал, что пуск по «Боингу» запретил комдив. Что средствами объективного контроля записано на магнитной плёнке. ...Которую... комдив забрал для объективного контроля... Обладатели суровых лиц показали ему кассету, с грифом, номером, как положено: «Эта?» Комбриг: «Да». Вставили в магнитофон, включили. Как и следовало, в ответ тишина...».
Полковник Б. сделал паузу, бросив молниеносный взгляд на наполненные рюмки, поднял свою, жестом предложив то же сделать коллегам, выстрелил короткий, не запоминающийся тост и продолжил.
«В общем, от прокурорских комбриг сам не свой, подавлен, знает, что в штабе дивизии уже приказ готов на отстранение его от командования бригадой. Что дело по пропуску «воздушного судна капиталистического государства - нарушителя государственной границы СССР уже конкретно на него заведено. Что дальше - понятно.
Приехал зачем-то на АКП. Тут к нему я - заменяющийся заместитель начальника АКП с актами: «Подпишите, мол, товарищ командир». Командир отмахивается: «Отстань, Андрей, не до тебя...». И объясняет парой слов всю глубину случившегося. Я то и проблемы не понял, говорю ему: «Товарищ командир, идёмте со мной». И хоть отнекивался комбриг, поволок его за собой, в кабину связи сдаваемой АСУ. К аппаратуре документирования каналов ОКС с магнитофоном П-500Д. Включаю, выбираю режим, канал, жму кнопку воспроизведения, одновременно с клацнувшим блоком магнитных головок пошли катушки. В динамике сначала шипение, а потом голос комбрига: «Цель сопровождаю. Разрешите пуск». В ответ голос командира дивизии: «Пуск ЗАПРЕЩАЮ!»
Тут не удержался я, говорю: «Матчасть, надо учить, товарищ командир». А он как замер после голоса комдива, так и стоит. Смотрю, у него глаза заблестели. И бледность с лица сходит. Первые слова его были: «Андрей, проси, что хочешь. Где твои акты?».
Подписал, и к телефону, звонить. Сначала ему ребят с «чистыми руками» соединили. Потом прокуратуру. Не по «ноль десятому»*****, конечно, но мы ему копию записи сделали. На всякий случай. До приезда «особистов» и следователей прокуратуры комбриг из кабины не выходил, у аппаратуры документирования сидел. Те появились, прослушали запись, катушку по акту изъяли. Убыли.
Мы с командиром в оперативный зал пошли. Он за АРМ садится, минут десять молчал. Потом тихо, как будто про себя: «А комдив-то и не знает». Трубку с пульта телефонной связи снимает, по прямой линии комдиву звонит. Выслушивает что-то, затем перебивает: «У меня прокурорские были, запись, где вы мне «запрет пуска» выдали, изъяли. ...Нет, с другого магнитофона. ...Со штатного магнитофона АСУ, документирующего оперативно-командную связь. .... УЧИТЕ МАТЧАСТЬ...». И положил трубку»
Полковник Б. снова окинул взглядом стол, увидел пустые рюмки и дал команду: «Наливай!»

*) Индекс «самолёт противника» - кроме номера, целям присваивается свой индекс (код). Например: «рейсовое ВС», «свой самолёт по заявке», «контрольная цель», «самолёт-нарушитель режима полёта», «самолёт-нарушитель гос.границы», «самолёт противника» и др.;
**) RC-135C - cамолёт радиоэлектронной разведки ВВС США; Р-3С - противолодочный самолёт ВМС США, способный вести радиоэлектронную разведку;
***) Сокращённым привелись - бригада приведена в Готовность N1 сокращённым боевым расчётом (СБР). В описываемые времена в 250-километровой зоне это один зенитно-ракетный дивизион дальнего действия и 50 процентов остальных. Это включение, автономный контроль функционирования АКП и ЗРК, полный контроль функционирования - проверка сопряжения АКП с ЗРК и отработка ими контрольных ЦУ. В те времена время приведения в Гот.N1 СБР - 10 минут;
****) ОКС - оперативно-командная связь;
*****) «ноль десятый» - нормативный документ.

Наутилус

В армии всем известно - есть беды нежданные, а есть запланированные. Наша беда была назначена на середину июля в виде командно-штабных учений округа на базе нашей части. И как водится в русской армии - забегали в самую последнюю неделю. Подготовка полигона, чистка водоема, обновление рвов, устройство передвижных штабов, в общем, дел было много, но успели, только все очень устали. Нашей роте выпал показ форсирования танком водной преграды.
Семьдесятдвойка с бортовым номером 195 стояла прямо напротив брода через искусственный ров, заполненный мутной водой. Было утро, на кустах тальника сверкали капли росы, цвиркали птицы и тяжелыми бомбардировщиками с гудением проносились слепни. В безоблачном небе солнце уже довольно высоко поднялось, день обещал быть жарким как по температуре, так и по событиям.
На башне танка мучился похмельем прапорщик, приданный штатному мехводу для подготовки танка к нырку. Почти все было готово. Прапор боролся с трубой ОПВТ, устанавливая ее на люк наводчика, внизу, вяло звякая ключами, механик-водитель ставил клапана на выхлоп. Вдалеке послышался шум двигателей, вскоре на берег вылетела колонна разномастной военной техники. Из переднего уазика выпрыгнул взводный старлей и сходу зачастил: - Смотрю, уже управились? Так, танк ныряет почти в конце, сначала саперы на ПТС-ке, затем пехота на своих жестянках вплавь, а потом уже и мы. И Турсунова я у тебя забираю, на танкодроме завал, сам за рычагами справишься. Турсун, за мной бегом!
Бросив ключи на полку танка, мехвод рысцой побежал за старлеем. Уазик взрыл колесами песок и, резко развернувшись, умчался вдаль. Только донесся, сглаженный эффектом Допплера, вопль лейтенанта: - Если успею, то приеду помочь!
Прапор проводил машину ошалелым взглядом, сам он планировал забраться на место командира танка и сладко продремать весь заплыв. Тяжело вздохнув, он закрепил окончательно трубу и неуклюже задом сполз с танка. Турсунов, оказывается, уже затянул все болты на выхлопе, поэтому прапорщику осталось только собрать инструмент. К нему подошел капитан пехотинцев, с которым они уже неоднократно пересекались на полигонах. Он произнес: - Меня тут командовать переправой озадачили, через пару часиков начнем. Ну и жара.- Сняв фуражку, капитан вытер обильный пот. Прапор только пожал плечами, со своими далеко за сто килограммами и фигурой, напоминавшей кубик, комбез у него давно уже весь промок от пота.
- У тебя там в танке, наверное, прохладно, хорошо, - не унимался капитан. - Принюхавшись, добавил: - Сегодня вместо солярки спирт заправили?
- Ну, я в танк полез пожалуй, махнете мне флажком то, когда начнем. - С этими словами прапорщик почему то пошел в сторону ближайших кустов, которые росли прямо у воды. Из них он вытащил клетчатую сумку и, воровато оглянувшись, откопал из воды две бутылки, завернув каждую в отдельную тряпицу. Приятно потяжелевшую сумку прапор принес к люку механика и спустил ее вниз. Затем, тяжело вздохнув и попытавшись втянуть живот, начал протискиваться сам. Уютно расположившись на сиденье, задраил люк, из сумки вытащил небольшую разделочную доску, стакан, банку консерв, хлеб, одну бутылку запихнул в правый инструментальный ящик, другую поставил рядом. Нарезал перочинным ножом ароматно пахнущий черный хлеб, вскрыл банку шпрот и уложил рыбки, истекающие маслом, на хлебные ломти. Из бездонной сумки достал литровую банку маленьких соленых огурцов, которые жена закатывала с перцем и дубовым листом, отчего они получались хрусткие и горлодерные. Еще на свет появилась кастрюлька с мелкой молодой картошкой, сваренной «в мундире». Картошка была почищена, обильно смазана сливочным маслом, посыпана укропом и крупной солью. Прапор открутил пробку бутылки, налил полстакана прозрачной жидкости. Стакан мгновенно отпотел, на границе сред даже появилась небольшая «слеза». Прапорщик приподнял стакан, полюбовался на него, чокнулся с триплексом: - «За учения!». Неторопливо влил в себя содержимое стакана и тут же вкусно захрустел огурцом. Холодная водка змеей проскользнула по пищеводу и взорвалась горячим комом в желудке, в голове почти сразу же посвежело. Прапорщик начал неторопливо вылавливать пальцами картошку из кастрюльки, заедая ее рыбным бутербродом и зелеными стрелами лука. Не забывал он и подливать в стакан из бутылки. Настал момент, когда внезапно бутылка опустела, а закуска еще оставалась. Прапорщик задумался, другая бутылка предназначалась для отмечания успешного или наоборот, провального окончания учений. Он осоловело уставился в триплекс, но ничего не было видно, все затянула водная пленка. «Я уже плыву?» - пьяно удивился прапор и дернул рычажок обдува триплекса сжатым воздухом, засвистело, но видимость не улучшилась. Тогда он рукой протер стекло и уставился на бегающие по берегу фигурки. «Еще долго!» - успокоил себя и недрогнувшей рукой достал непочатую бутылку.
Тем временем на НП, находящийся на противоположном берегу, наконец прибыл генерал со свитой и переправа началась. Саперы отважно бороздили мутные воды, имитируя инженерную разведку, за ними двинулись БТР и БМП пехоты. Один только танк был тих и молчалив. Капитан уже несколько раз махал перед ним флажком, приданный радист постоянно бубнил в рацию: - Сто девяносто пятый, ответьте, ответьте, - но ответить ему мог только храп прапора. Осатаневший капитан запрыгнул на танк и, заметив забытую кувалду на ящиках ЗИПа, несколько раз от души саданул ей по люку мехвода.
Звонкие удары привлекли внимание генерала на НП, который с удивлением смотрел за разворачивающимся представлением: - А что это там за заминка?
Свитский полковник закатил к небу глаза, пошевелил губами и нашелся: - Очевидно выполняются окончательные регламентные работы по герметизации танка.
Капитан заорал связисту: - Ты вызвал его лейтенанта?
- Уже подъезжает!
И действительно, уазик вылетел на берег, высадил старлея и, плюнув сизым выхлопом, умчался. Старший лейтенант длинным прыжком взлетел на танк и, перебивая друг друга и крича на всю окрестность, офицеры начали общаться.
- Что случилось, почему не заведен?
- У меня спрашиваешь, это ты мне ответь, почему эта железяка еще не на дне?
- А прапор мой где?
- А я разве сторож прапору твоему? Внутри наверное, не видел, чтобы он здесь болтался.
Старлей метнулся к ящику ЗИПа и вытащил оттуда запасной башенный ключ, потом, матерясь на весь берег, начал откручивать люк мехвода. Оттуда ударил по органам чувств офицеров мощный храп и перегар.
- Что делать то будем? - озадаченно спросил капитан.
- Тащить его, потом свалим тело куда-нибудь, а я пронырну. Хватай его за руки и дергаем!
- Лучше в санитарку засунем, чтоб никто не видел, - и капитан закричал связисту, - зови «таблетку» с носилками.
Капитан с лейтенантом вытянули вверх руки прапора и стали дергать его из люка. Тело сопротивлялось, мычало и пускало слюну.
- На раз-два, дерг, дерг! - азартно кричал капитан.
- Как же я теперь доче сказку про репку то буду читать, - плачуще пыхтел старлей, - у меня перед глазами теперь только эта репа будет!
А на другом берегу штабные молча смотрели на суетящиеся фигурки людей. Нарушил тишину опять генерал, обращаясь к не в меру сообразительному полковнику: - А теперь что там?
Полковник несколько раз хватил ртом воздух и, увидев подъехавшую к танку «санитарку» и вышедших двух медбратьев со сложенными суконными носилками, произнес: - По легенде учений производится эвакуация раненого члена танкового экипажа, - и практически без паузы добавил: - товарищ генерал, от воды сыростью тянет, может наркомовских немного, есть армянский?
Генерал отвлекся и не увидел конца эпопеи по извлеканию бесчувственного тела и транспортировки его на край носа танка. Там тушу перевалили на поджидавшие носилки и, не удержавшие вес бойцы, с размаху приложили об землю. Подняв вытянутые горбом вниз носилки, они с натугой поволоклись к «таблетке», задевая этим горбом все земляные бугры и рытвины.
Старлей ввинтился в люк и оттуда уже крикнул: - Этот удод танк то подготовил к нырянию?
Капитан пожал плечами: - Он мне не докладывал, если что, тебя вон саперы спасут, свистну им, чтобы не уезжали. И давай быстрее, у меня напротив целый генерал сидит, на этот цирк смотрит.
- Ха-ха-ха! Хоть четвертинками нашинкованный!- замогильным хохотом ответил ему лейтенант, заводя танк и задраивая люк. Танк взревел и буквально прыгнул в воду, через некоторое время над поверхностью осталась только труба ОПВТ, которая перископом подводной лодки рассекала волны. Но на сегодня не был еще выбран лимит «генеральского эффекта». При чистке водоема стронули с места бетонные плиты, уложенные на месте прохождения танка, они накренились и танк, не доехав немного до противоположного берега соскользнул с них в ил. Старлей, почувствовав, что танк начинает крениться и зарываться в грунт, мгновенно остановил движение. Сверху видели,как труба дернулась резко в сторону и наклонившись, перестала двигаться.
Генерал перевел взгляд на полковника. Тот, откашлявшись и увидев,что с берега спускается саперная ПТС-ка, практически не краснея сказал: - А теперь мы наблюдаем буксировку танка специально подготовленным экипажем.
На борту транспортера тем временем проходил краткий инструктаж, подготовленного одиночным нырянием у мостков в изолирующем противогазе, экипажа.
В общем так, вас у меня трое, хоть кто-то донырнет, возьмете с собой трак, но не потеряйте его, знаю вас, трос зацепите и сразу наверх, тут неглубоко, метра четыре всего. Потом плывем к берегу и дергаем «тракториста».
Тащ лейтенант, так на физкульт городке этих траков полно же! И как с ним всплывать?
Как Муму! И на городке они все крашеные цветной краской, а у меня все должны в наличии быть свои черные. На танк положите его, потом с танкистов стрясем.
А может просто с тросом нырнуть?
Сам предложил, сам исполняй, мы уже на месте. Первый пошел! Второй на подстраховку в воду!
Старший лейтенант задумчиво хрупал одиноким оставшимся после пиршества прапорщика огурцом, слушал звонкую капель воды, пробравшуюся через уплотнители, затем, машинально протянув руку в инструментальный ящик, без особого удивления достал оттуда полбутылки водки, подумав, убрал обратно. Пить не хотелось, хотелось выть и проклинать военную судьбу. Вдруг танк резко дернулся и стал выпрямляться. Старлей обрадованно прибавил ходу и выбрался на берег следом за транспортером. Отдраив люк и выбравшись на землю, он столкнулся с саперным лейтенантом.
Ну, старлей, должен будешь!
Могу прямо сейчас отдать, у меня вон внутри водка есть, правда без закуски.
Тащи давай быстрее, сообразим что-нибудь.
Вторично спрыгнув с танка с бутылкой в руках, старший лейтенант увидел подходящего со свитой генерала. Выкидывать бутылку было некуда, да и она могла разбиться, поэтому лейтенант засунул ее горлышком вниз сзади за голенище сапога.
Молодцы, порадовали, - обдавая вкусным коньячным запахом прервал доклад генерал. - И ударную герметизацию сегодня видел, и раненую эвакуацию и водную транспортировку. А самое главное,что ничего и никого не утопили. Отмечу вас в приказе.
Развернувшись, генерал направился к поджидавшим машинам, только какой-то полковник из-за спины показал кулак.
Ну, проставляйся, будущий капитан Немо, подскочил лейтенант-сапер.
Да держи все, мне еще месье Аронакса из санчасти вызволять, - махнул рукой старлей. - а потом его домой везти и с женой его разговаривать, затем с ротным. А так хотелось, чтобы хоть раз да без косяков все прошло!

Трюмный Аника. Окончание.

Здесь вынужден разочаровать предвкушающих острый военно-морской сиквел, ибо в день тот ничто не вторгалось в надводное, подводное, а заодно и воздушное пространства нашей Родины. А о том, что послужило бы причиной отправки в море нешуточной корабельной силы, и говорить нечего.
Ничего чрезвычайного, если не считать того, что на носу маячил флотский праздник праздников, День военно-морского флота. И тем « высшим силам», кои уберегли Анникова от скорой командирской расправы, на сей раз вздумалось отметить наступающий день флота не в парадном Севастополе или на грозном Тихом, а на седой Балтике. Да так, чтобы картинку парада боевых кораблей в Балтийске интервидение разнесло по городам и весям старушки - Европы.

На то имелись немалые резоны. Год «пражской весны»,( так вот откуда пресловутые «вёсны» пошли! ) нервы на пределе. Братья по крови и по лагерю, но не по разуму, словно белены объелись, долдонят, что, «Чехия це Европа», хоть кол на головах этих чехов чеши. До такого средневековья дело, конечно, не дошло, но танки под бессильные, срывающиеся на визг, причитания запада в Прагу всё-таки пришлось ввести. Обстановочка! Потому парад кораблей именно в Балтийске, в центре Европы. И не просто парад, а с демонстрацией боевых упражнений. (повторилось 26 июля 2015 г.)

Почти за неделю до дня флота корабли выстроились в две кильватерные колонны в морском канале напротив старой цитадели Пиллау. Когда сценарий парада передали на корабли, командиры заскребли затылки и зацокали языками. На «бочках» отстояться не выйдет. Вначале, как водится, объезд кораблей командующим флотом, а вот затем намечалось прохождение кораблей на всех парах мимо поста рейдовой службы, где по замыслу устроителей и должны быть установлены камеры центрального телевидения. А ещё заговорщицким тоном сообщали друг другу, что трансляцию парада будет вести не кто иной, как знаменитый диктор центрального телевидения Виктор Иванович Балашов.
Мол, вот какова знаменитость снизойдёт до Балтийска, неспроста это, знать, парад не заурядный.
Но и это не всё. Гулять, так гулять! Отцы-адмиралы задумали инсценировать морскую баталию со стрельбой из пушек, с пусками ракет и высадкой на берег десанта морской пехоты. И всё это на виду всей Европы. Вот попробуй, и оплошай здесь!

На корабле было не до Анникова, забот экипажу хватало без того - драили, чистили , мыли, красили. Шутка ли- корабль покажут на весь Союз и пол Европы. Однако, Ильясов не забыл выходку Анникова. Да и как тут забудешь, если други - командиры кораблей на перекуре после оперативки у комдива с нарочитым участием интересовались о здоровье «корсара». Так некий доморощенный сказитель прозвал бедолагу Анникова и даже пустил в оборот зубоскальскую байку о том, что, якобы, ильясовский корсар, да - да так и говорили «ильясовский корсар», озверев от переизбытка тестостерона, пытался взять на абордаж траулер.

- Собственный клоун должОн быть на каждом корабле, вот и мне счастье привалило, - с деланным спокойствием отшучивался Ильясов, но внутри кипел,- «Пусть корсар, но почему ильясовский? Зубочёсы! Да у вас самих скелеты таких же корсаров в шкафах хранятся. У одного чудик за малым всю команду не перестрелял, у другого - почище моего Аники отыскался - кабанчика с базовской свинофермы свежевал, мясо сбыл и устроил сабантуй на всю ивановскую»

Дело дошло до того, что даже комдив на полном серьёзе допрашивал Ильясова: «Ты с корсаром своим разобрался?» Нет, не разобрался, всё после парада, однако, на очередном утреннем разводе Ильясов вскользь дал понять , что ничего не забыл и что дело о «вопиющем нарушении устава старшим матросом Анниковым» будет доведено до логического завершения.

Правда, Анников без излишних слов сознавал, что за сотворённые им вензеля, на флоте по головке не гладят. Пять суток ареста, как с куста. Удручённый случившимся, он захандрил. Словно зомби, смотрел отрешённым взором и безучастно помалкивал. Пропускал мимо ушей язвительные шутки матросни, подсыпавшей соль на свежую рану его позорного фиаско. Ведь, если бы всё обошлось той ночью, ходить бы ему в героях, но не срослось... Побеждённых судят. Потому, шёл, куда посылали, делал что приказывали. Гауптвахты не боялся и, похоже, даже жаждал заточения. Словом, укатали сивку крутые горки, похоже, скис мореман.

Напарник его по трюмной команде луганский казак Маралов втихую жалел его и старался всё делать сам. Старательный, на том и погорел. Взялся чистить резервную цистерну питьевой воды, просидел в ней весь день и захворал не на шутку. В ночь температура под сорок. Утром катером рейдовой службы отправили Маралова в госпиталь. Остался на корабле один трюмный - Анников. Прошу, командир, любить и жаловать. Любить не обязательно, а жаловать придётся.

А что, спросите, без трюмного кораблю - хана? Нет, конечно, но лучше не рисковать, только у трюмного в голове все хитросплетения корабельных цистерн и баков, клапанов и трубопроводов, да и паровой котёл в придачу. Даже, что проще, фановая забьётся, кто полезет чистить? Аника!


* * *
Денёк на флотский праздник выдался на славу. С утра ясное небо, лёгкий морской бриз лениво хозяйничал над водной гладью морского канала. Балтика в своём лучшем проявлении, знать уважает русский флот, если к празднику чудесную погодку припасла.
У всех приподнятое настроение. Во-первых - праздник со всеми вытекающими, во-вторых - через два - три часа закончится недельное заточение корабля на «бочках». Командирам парадных кораблей, однако, не до лирики, бремя ответственности бередит душу. Проколоться на таком мероприятии смерти подобно, не простят, не забудут- припомнят и в шутку и всерьёз. Не приведи господи, а потому перестраховка на каждом шагу. Возле пеньковых тросов топоры запасены, что не так - руби. Рулевой на мостике, а в румпельном страхующий. Автоматика, всяко бывает, случаем откажет - вручную рулить будет. Каждая секунда дорога, замешкаешься - сам в дерьме по уши и базу, да что там - флот подставишь! Ильясов нервничает, но виду старается не подать. На репетициях не обошлось без мелких зазубринок. Всё проверил - перепроверил лично.

А на берегу уже народ собирается, любители зрелищ пораньше пришли места удобные занять. К причалу поста изящно пришвартовался грациозный катер командующего Балтийским флотом. На башне поста рейдовой службы в раскрытых на распашку окнах верхнего этажа выкатили жерла телекамер, пострашнее будут стволов гаубиц береговой артиллерии. У иных перед телекамерой язык отнимается, а здесь под их прицелом финты крутить с кораблём ! Чай не циркачи, страшновато впервой то!


* * *
Первые месяцы службы на корабле Анников по сигналу подъёма не мог проснуться, он просто его не слышал. Его расталкивали, а он, ничего не понимающий, где находится и что им надо от него, инстинктивно отмахивался, чем приводил в ярость своих прямых командиров. Они, исчерпав гуманизм, с матерком, бесцеремонно сбрасывали лежебоку с постели. Благо, что все первогодки обитают в кубрике на нижних спальных местах и такое падение, хоть и приводило в чувство, но не грозило ушибами. Только тогда до Анникова доходило, что он не дома и церемониться с ним здесь никто не намерен. Он вскакивал и под хохот обитателей кубрика с перекошенным от ужаса лицом начинал судорожно натягивать на себя робу и шарить руками в поисках прогар. Несколько отработанных Аникой нарядов вне очереди послужили полновесной расплатой за его беспробудные подъёмы.


Это было когда... И вот сегодня, хоть и проснулся сам ещё до сигнала, но лежал, не двигаясь, и долго не мог понять где находится и какой сегодня день. Ага! Сегодня же праздник- День флота, а корабль стоит на бочках, готовый к параду. Что же, для начала неплохо, и было бы совсем хорошо, если бы следом куском дерьма в колодце, из которого собираешься утолить жажду, не всплыла в памяти история его позорного провала недельной давности. Все дни после того события на душе у него было муторно до тошноты. Так опростоволоситься в конце службы! Получается, что за три года службы он нисколько не поумнел, как зелёный первогодок-карась пустился на авось во все тяжкие, авторитет годка подмочил в прямом и переносном смысле.

Эта карающая душу мысль неотступно преследовала Анникова. «Тьфу ты! Не думай об этом»- приказывал он себе, но стоило только на мгновение отвлечься, как мозг вбрасывал пригоршню думанных - передуманных колючих мыслишек, и пошло-поехало, хоть с борта вниз головой. Казалось бы, похандрил пару- тройку дней и амба - всё, что натворил, уходит в забытье. А здесь уже неделю грудь мытарят горькие угрызения. Хлеще того, с некоторых пор стыд буравит душу уже не за то, что так глупо попал под траулер, а за то, что, поддавшись наваждению, вообще решился на подобную авантюру. За несколько дней моральных терзаний Анников повзрослел и начал иначе смотреть на вещи.

* * *
За прозрачной звуконепроницаемой стеной поста энергетики и живучести, как на ладони, отсек машинного отделения корабля, напичканный до предела разными механизмами, трубами и кабелями. Вдоль левого и правого борта, лоснясь боками, доисторическими тварями залегли громадные двигатели главного хода.

Мотористы снуют по узким проходам, готовят двигатели к запуску. Иногда подбегают к стеклу поста управления и, жестикулируя руками и пальцами, докладывают операторам о ходе подготовки. С минуту на минуту ожидается команда на запуск двигателей. Напряжение нарастает. Операторы впились взорами в панели с множеством приборов, который раз проверяя готовность систем корабля к пуску главных двигателей.

А на верхней палубе парадная благодать. Всё бравурно, чинно и красиво. Знакомый с детства голос Балашова, пропущенный через мощные громкоговорители, раскатывается по глади морского канала и льстит тщеславию - «Вот как про нас заливает!». Кому не лестно слышать такое? Только что катер с командующим флотом отошёл от корабля. А вдогонку ему во всё горло трёхкратное «ура». Но это были всего лишь цветочки... Вот теперь то подоспели ягодки, гвоздь программы. Корабли запустили ходовые двигатели, снялись с бочек и малым ходом направились к выходу из морского канала. Развернулись и замерли в ожидании сигнала на парадное антре. Эсминцы и иже с ними, ясное дело, остались на месте, не царское это дело якшаться с корабельной мелюзгой.

Боевой и вахтенный пост старшего трюмного машиниста Анникова - машинное отделении, как и мотористов обслуживающих ходовые двигатели и носовую электростанцию. Прямого отношения к обеспечению движения корабля Анников по долгу службы не имел, потому после запуска ходовых двигателей укрылся в закутке между постом управления и левым бортом корабля, где располагалась крошечная механическая мастерская
. Перед запуском главных он тщательно проверил трубопроводы, клапаны и насосы подачи топлива, масла и охлаждающей воды на ходовые двигатели, запустил пожарные насосы. Задача усложнилась тем, что его напарник Галузов так и не возвратился из госпиталя. Всё, что должны были бы делать вдвоём, свалилось на него одного. Особого труда Анникову это не составило, хотя пришлось покрутиться, и закончил он свои трюмные дела перед самым запуском главных.

В заботах по подготовке к движению корабля Анников немного забылся о своих неприятностях. Тем более думать о том негоже, когда заработали главные и каждую секунду он мог потребоваться . Чтобы не сидеть сложа руки, Анников приладил разобранный клапан к верстаку и принялся притирать его седло. Всё при деле, а, значит, и голова не льнёт к чепухе.
Из ремонтного закутка видно, как его одногодок молдаванин Иван Чеботарь с ветошью в правой руке и переносной лампой в левой мечется вокруг громады дизеля, стараясь не упустить ничего такого, что могло бы отразиться на его работе. «Усердствует... - уважительно подумал Анников - И дизель у него блещет чистотой, да и работает как часы...». Сравнение громадного дизеля с часами его чуток развеселило - «Если уж часы, то не иначе как кремлёвские куранты. Они тикают - уши затыкай»

По легенде парадного прохождения на подходе к траверсе поста рейдовой службы они должны выйти на полный ход и лихо промчатся перед телекамерами. Начало движения диспетчер давал по корабельно. Ильясов в бинокль наблюдал прохождение передних кораблей, чтобы быть готовым к началу движения. Вот пошли ракетные катера, за ними сторожевики - стреляют из пушек. « Теперь и наша очередь подошла» - подумал Ильясов, пряча бинокль в футляр. Уже не понадобится. Первым пошёл Гурьев. Ему стрелять из РБУ. Радио диспетчера не заставило себя ждать:
Восемьдесят пятый! Слышишь меня?
- Так точно! На связи!
- Восемьдесят пятый! Пошёл! - и как бы в уточнение - Ильясов! Малый вперёд!
- Правая машина! Малый вперёд! Левая машина! Малый вперёд! Руль прямо! - зычно отозвался Ильясов. Бряцнул машинный телеграф. Есть малый вперёд! Корабль двинулся. «Впору перекреститься» - промелькнуло у Ильясова.
-Штурман на лаге?
- На лаге 4 узла, товарищ командир
Больше на малом не вытянешь. Ильясов посмотрел вперёд. Дистанция до впереди идущего увеличивалась. Значит, Гурьев вышел на полный. Пора. Отставать нельзя.

- Правый, средний вперёд! Левый средний вперёд! Телеграф отрепетовал команды. Гурьев уже на подходе к башне поста. Ильясов включил «Каштан»,
- ГКП, командир. Механик у тебя всё нормально?
- Так точно, товарищ командир, всё штатно, без замечаний!
- Смотри в оба, начинается самое главное! Давай, выводи обе машины на полный, но не торопись!
- Штурман?
- На лаге 12.
- Докладывать постоянно!
- Рулевой! Руль прямо!
- На лаге 13.
Не успел Ильясов осознать «чёртову дюжине» на лаге, как корабль внезапно дёрнулся и сник. Штурман автоматически зафиксировал падение скорости,
- На лаге 9.
Механик! - завопил Ильясов в микрофон «Каштана»,- в чём дело, едрёна вошь! Ты, что, хочешь командира без ножа зарезать? Уж лучше явись на мостик, и кортиком его, кортиком в пузень! Механик знал, что черный юмор командира доброго не сулит.
- Товарищ командир! Остановился левый дизель. Причины выясняем.
Сердце Ильясова беспомощно колыхнулось и, провалившись куда-то в живот, затикало оттуда проглоченным будильником. Он автоматически оценил обстановку. Гурьев вот -вот пройдёт под постом и будет стрелять из РБУ, значит все камеры на него. Это займёт не более минуты. Минута, чтобы запустить дизель и восстановить дистанцию!
- Товарищ командир, вроде всё нормально. Вода, масло , топливо всё в норме. Давление воздуха в пусковых баллонах в норме. Разрешите повторный запуск левого дизеля.
« А что прикажешь делать?- подумал Ильясов.- чапать боком, как хромая утка, на одном дизеле на виду всей базы, да что там базы....
- Разрешаю! Запускай!
Двигатель заработал, но с очевидным надрывом и, словно, не выдержав какого-то невыносимого насилия, заглох. На мостике все окаменели и уставились на Ильясова. Влипли. Что делать? Куда бежать?
Ильясов снял пилотку, вытащил из кармана брюк платок и, собрав им крупные капли пота, выступившие на лбу, ледянымм голосом поверг пост энергетики и живучести в прострацию,
- Механик! Делай, что считаешь нужным, хочешь - смейся, хочешь - плачь, но чтобы через минуту дизель заработал. Время пошло!

Машинное отделение заполнялось газом. Сизая дымка распространялась от левого борта, охватила котёл, дизельгенератор и подступила к правому дизелю. Включили вытяжку. Механик корабля старший лейтенант Лихачёв прекрасно понял последние слова командира. Ильясов дал ему карт-бланш и, соответственно, всю ответственность взвалил на плечи механика. И это в условиях жесточайшего цейтнота было мудрым решением. В пост вызвали едва не плачущегоЧеботаря, который ничего не смог прояснить. Секунды летели, а выхода не было.
- Почему в отсеке газ? - задумчиво, скорее себе, чем окружающим задал вопрос старшина мотористов Сергей Пешков. И тут же озарение,- Пробита прокладка на стыке газовыхлопа и патрубка шумогасящей цистерны.
- Значит в цистерне давление! - подхватил Лихачёв, - почему там давление, там же атмосфера!
- В бортовой газовыхлоп что-то попало ?
- Обратную заслонку заклинило! - завершил логическую цепочку оживший Чеботарь.
- И что делать? Заслонка чья ?
- Моя, разбирать полдня...
- Кто у нас специалист по заслонкам? Ну-ка зови Анику в пост.
Анников, не перебивая, всё внимательно выслушал. Искренне растроганный тем, что в трудную минуту обратились к нему, он всё же не терял беспристрастного выражения лица, что возвышало его в глазах вконец деморализованных мотористов. Все смотрели на него, как на спасителя. А здесь ещё Чеботарь в отчаянии капнул елея на сердце Анникова,
- Димыч! Выручай, погибаем...
- Так! Я в отсек, готовьте пуск двигателя, как махну рукой , так запускай.
Анников скрылся в ремонтном закутке и через несколько секунд восстал на паёлах отсека с голым мускулистым торсом и громадной кувалдой в руке. Махнув рукой, скрылся под шумогасящей цистерной.
- Радикальный инструмент - печально усмехнулся Лихачёв, понимая, что другого выхода нет.


На ходовом мостике гробовое молчание прервало радио диспетчера.
- Восемьдесят пятый, Почему сбросил ход ? Теряешь дистанцию, нарушаешь ордер!
И следом взволнованный голос комбрига Флоринцева,
- Ренат, Вижу, что идёшь на одном дизеле. В чём дело? Если что не так , отворачивай и пропускай следующих, пока тебя не взяли в картинку!
Ильясов бросил взгляд на секундомер. Секундная стрелка перевалила отметку 60 и неумолимо заспешила дальше. Надо принимать тяжёлое решение. Вдруг он себя почувствовал таким усталым и равнодушным, что даже злость на механика испарилась из его груди.
И в этот момент левый двигатель надрывно взревел, как живое существо, которое безжалостно огрели плёткой.
«Не то, не то, сокрушенно подумал Ильясов, прислушиваясь к вою, - Сейчас заглохнет, и это уже конец»
Напротив, двигатель не остановился и, словно прокашлявшись, запел победным басом. При этом из отверстия в борту корабля с мощным хлопком выскочило громадное облако дыма. Телекамеры, как по команде, повернулись в сторону ильясовского корабля. Зеваки на берегу охнули от восхищения, ибо корабль как бы привстал и рванул вперёд, навёрстывая дистанцию. Все решили, что так было задумано.
А воспрянувший духом Ильясов, отдав команду «Левый, правый борт полный вперёд! , прошептал: « Всё - таки есть бог на этом свете!»

* * *
Когда всё благополучно завершилось, и корабль пришвартовался к стенке крепостного канала, по кораблю прошла команда: Командиру БЧ-5 прибыть в офицерский отсек к командиру. Ильясов находился в своей каюте. Прибывшего Лихачёва усадил на кровать. Из шкафчика молча достал початую бутылку армянского коньяка и надломленную плитку шоколада. Наполнил два небольших гранёных стаканчика.
- Ну что, механик, давай за День флота и за парад,- глотком, не смакуя, выпил. Отломил кусочек от плитки и, нюхнув для порядка, вновь наполнил стакан механика. Уж было налил и себе, но словно передумавши, поставил бутылку.
- Глянь-ка, механик, я не поседел? Нет? Странно, такие штучки даром не проходят, значит, в другом месте организма выпрет.
Вытащил сигарету из пачки и задымил.
-Ну а теперь доложи, что там у вас произошло? Кого казнить, кого миловать? На себе вину не чуешь?
- Товарищ командир, ну Вы же знаете, что механик на корабле, как уборщица в конторе, всегда и во всём виноват, - с деланной обидой парировал Лихачёв. Механик, будучи всё - таки на коне, ведь как бы то ни было, но дизель запустили и всё обошлось чинарём , мог себе позволить чуточку служебного кокетства.
- А если серьёзно?
- Если серьёзно, то заклинил обратный клапан газовыхлопа левого дизеля. Так некстати... Догадались быстро, а как поступить, не знали. Спас один человек...
На этих словах Лихачёв запнулся.
- Ну! Говори, кто. Поощрю, не поскуплюсь...
- Не поощрите, товарищ командир...
- Интересно девки пляшут, что за дядя Стёпа объявился на корабле? Ищут прохожие, ищет милиция... Пират имеется, теперь вот дядю Стёпу возымели, полный пароход чудиков...
- Во-во, он и есть, корсар Ваш, товарищ командир! Аника.. Извините, старший матрос Анников, проявив флотскую смекалку, спас корабль от позора. Предложил простое решение и сам же его исполнил. Во время пуска двигателя пару раз приложился кувалдометром по корпусу клапана - он открылся. Всё гениальное просто!

* * *
Через неделю ранним субботним утром корабли возвратились на базу рассредоточения, в гавань рыбопромыслового порта. Суббота на флоте, хоть и суетной день, но по домашнему приятный. С утра до обеда приборка - палубу драить, медь чистить до блеска, резину белить. После обеда постирка, а венцом всему и наградой за труды - банька.
Анников на шкафуте старательно полоскал свою персональную «марусю», тяжеленную швабру из распущенных пеньковых канатов. Он не придавал никакого значения тому, что во время парада саданул пару раз кувалдой по клапану, и что из этого вышло. На лавры спасителя не претендовал, считая, что просто подсобил одногодку.

А вот Ильясов пребывал в больших сомнениях относительно Аники. Где поставить запятую «Казнить нельзя помиловать»? И хоть терпеть не мог гнилых компромиссов типа «ни нашим, ни вашим», пришлось-таки пойти на таковой. Объявил он опальному трюмному вместо причитающихся пяти суток ареста два наряда вне очереди, и то с отработкой на ремонте того злополучного клапана. Аника все понял - прощен и даже поощрен. Пусть не формально, но когда от души, во сто крат дороже.

Насухо выжав швабру, Анников водрузил ее на плечо и в бодром настроении отправился на полуют, штатное место приборки. Подошёл к кормовому флагштоку и обомлел. Чуть поодаль за транцем у пирса на волне невинно покачивался знакомый плотик. Вот так да! Словно змей-искуситель не оставлял гнусных попыток окончательно совратить Анникова с праведного пути.

От внезапности явления перед глазами свидетеля его фиаско Анников оторопел и даже осерчал, но, присмотревшись, облегчённо хохотнул. Плотик, хоть и похожий на его потаённое судно, был длиннее, и шире. В одиночку с ним уже не сладить. Так что, или подбирай, Аника, корсарский экипаж, или выбрось из головы матросские шалости и готовься к гражданской жизни.

ПХД* или день забот.

В средней полосе России почему то всегда мало выходных, наполненных солнцем и теплом, чаще идет дождь, снег или иной природный катаклизм. Поэтому обычный советский человек в летнее солнечное субботнее утро мог позволить себе повалятся в постели подольше, не спеша приготовить завтрак, а потом отправиться на прогулку, на дачу, у кого она была, можно было пойти на пляж, загорать и купаться.
Офицеры были не совсем обычными людьми и оттого, в это прекрасное утро, старший лейтенант был на КПП* батальона как штык, такой же сверкающий и злой. На этот день был назначен ПХД, ротный должен был подъехать позднее и на командира первого взвода свалилось сомнительное счастье присмотра за ротой. Незамеченным войдя в расположение роты, старлей обнаружил, что бойцы, уже позавтракав, во главе с дневальным сгрудились в дальнем конце казармы у телевизора и с неподдельным интересом наблюдали за полезной для повышения тестостерона аэробикой*. Формы девушек вызывали шквал комментариев, а отдельные упражнения встречались присвистом или матерным восхищением. Взводный сам с удовольствием несколько минут наблюдал за взмахами ножек в полосатых гетрах и вдруг с неприятным удивлением обнаружил на экране затесавшегося среди симпатичных девушек мужика. Мысленно сплюнув, старлей громкими криками и командами выгнал возбужденное воинское стадо на улицу и, построив в две шеренги, погнал его к пролому в стене парка. Вместе с дежурным по парку взводный вскрыл боксы* и экипажи начали выгонять танки на площадку перед ангарами.
- Так, папуасы, - начал ставить задачи старлей. - Все танки помыть, стволы обязательно почистить, у 195-го натянуть гусеницы, заменить аккумуляторы на 194-м и 193-м. Да, и площадку подметите, вся в кусках глины и пыли, старший - ты, - руководящий перст ткнулся в грудь замкомвзвода*. - Я буду или у дежурного по парку, или в первой роте.
С чувством хорошо выполненной работы лейтенант пошел к боксам первой роты, где немного поболтав и покурив с таким же взводным, сманил его пить чай в дежурку. За увлекательной беседой о достоинствах новой медички в лазарете, время летело незаметно, но служба не дремлет и, допив свой чай, старлей вышел из дежурки. Вокруг танков его роты не наблюдалось ни одного бойца, а все башни были повернуты в сторону озера.
«Да что-ж за хня то сегодня такая, - заскрипел зубами взводный, - опять сачкуют или...».
По хитрому замыслу творца, танковый парк стоял на высоком берегу озера, а на противоположном пологом был Дом творчества художников РСФСР. Песчаный пляж отделялся от дома высоким кустарником, поэтому некоторые девушки-модели, чувствуя себя в безопасности, загорали без купальников, но попадали под прицельную стрельбу глазами солдат. Сегодняшний день не был исключением, только две девушки вышли на полоску пляжа, так сразу за ними, как влекомые мощным магнитом, двинулись стволы танковых пушек. Наводчикам везло больше, кратность прицелов была выше, чем у командирского прибора, поэтому командирам танка и мехводам приходилось напрягать фантазию, слушая комментарии наводчика и быть в очереди на его посадочное место.
Механик Турсунбеков как раз дождался своей минуты и, приникнув глазом к прицелу, плавно крутил штурвалы приводов ручной наводки, когда над ним в люке нависла фигура взводного.
- Куда смотришь, извращенец! - рявкнул лейтенант.
- Я, это, туда, там, - лепетал перепуганный мехвод. - Тауарыш старшый лытинант, там как пэрсик, клянус, настоящий пэрсик!
- Лезь, давай, отсюда, гляну что за персики у тебя там в прицеле, - смилостивился старлей.
Пока они менялись местами, мизансцена на другом берегу успела поменяться, девушек спугнул какой-то вольный художник, поэтому озадаченному взору взводного предстал стоящий к нему спиной голый мужик, который задумчиво почесывал свою ягодицу.
- Турсунбеков, - поднял свое лицо вверх старлей. - Тебе овец и коз уже маловато стало, на мужиков заглядываешься, надо отменить тебе утренние эротические программы и в баню одного водить, чтобы бойцов мне не портил.
- Тауарыш старшый лытинант, - уныло гундел мехвод, - там же пэрсик был, мамой клянус.
- Свои персики и прочие клубни потом наминай, а сейчас живо за дело, почему я вручную должен башню крутить, а не электричеством?
- Акамулаторшык батареи нэ дает, сказал завтра приходыт.
- Так, собирай бойцов, подходите к аккумуляторной, я сейчас тамошнему царю и господину объясню, как он глубоко не прав! - с этими словам старлей выбрался из танка, спрыгнул на землю и бодро зашагал к логову аккумуляторщика.
Внутри аккумуляторной царила полутьма и кислый запах. На стеллажах неровными рядами стояли тяжеленные ящики аккумуляторов, от них змеились толстые провода, уходя вглубь помещения к монстроузному стенду. Рядом со стендом стоял стол, из под которого торчали чьи-то ноги, обутые в стоптанные кирзачи примерно 45-го размера. Старлей воровато оглянулся и пнул эти ноги в бедро.
- А вот сейчас в лоб гаечным ключом, - донеслось из под стола и оттуда выбрался худой и длинный солдат в замасленной хэбэшке*, сплошь покрытой дырками с рыжими подпалинами. - Здравия желаю, товарищ старший лейтенант, - растерянно продолжил он.
- Ты куда наши аккумуляторы дел, лишенец, - старлей проникновенно заглянул в глаза рядовому, - они еще вчера должны были быть готовы.
- Так капитан с третьей роты пришел, приказал ему отдать, они ему срочно понадобились на ночные стрельбы. А хотите турсунбековский персик, он всех угощает, - попытался сгладить горечь пропажи аккумуляторщик. - Ему вчера посылка пришла.
Взводный скривился: - Сами с его персиками разбирайтесь, я вот теперь к тебе пришел, мне тоже аккумуляторы нужны. Чего молчишь, рожай уже, какие готовые есть?
- С первой роты два заряженных комплекта стоят, только что я им скажу?
- Тоже самое, что и мне, мол пришел, увидел и забрал. Вон бойцы уже у входа, иди выдавай, и поживее, пока с первой роты не чухнулись. С их командиром я сам вопрос решу.
Солдаты, гомоня, потащили аккумуляторы на улицу, выстраиваясь в цепочку, чтобы впятером утащить четыре аккумулятора. Под их тяжестью хилая цепь мотылялась из стороны в сторону, периодически останавливаясь и оседая на землю. Старлей задумчиво смотрел на бумаги, разложенные на столе.
- Товарищ старший лейтенант, распишитесь, пожалуйста, в журнале, - рядовой подсунул ему под нос покрытую бурыми пятнами здоровенную амбарную книгу.
- Кровью что-ли расписываешься? - ворчливо сказал старлей, чиркая в журнале ручкой. - И да, я смотрю, вчера спирт получал?
- Я ж только расписываюсь, а товарищ старший прапорщик весь спирт на свои нужды забирает, - с обидой в голосе высказался аккумуляторщик. - А мне и контакты надо протирать, и пластины, и вообще... Вы, когда увидите старшего прапорщика, скажите ему, чтобы и мне оставлял.
- От твоего «вообще» песни по всему парку будут, из арии «Рыголетто». И делать мне больше нечего, как твое начальство учить, - с этими словами старлей вышел из аккумуляторной на поиски старшего прапорщика по кличке «Старый».
По пути взводный завернул на площадку своей роты, с удовлетворением посмотрел, как аккумуляторы перекочевывают с полки танка в люк мехвода. Мельком взглянул на процесс натяжения гусениц и хотел уже идти, но что-то его остановило. Присмотревшись, он увидел, как лом, вставленный в механизм натяжения, с помощью трубы-усилителя и трех танкистов, превращается в некрасивую дугу.
- Отставить! - заорал старлей. - Дебилы, вы в какую сторону крутите! Вы зачем мне из лома лекало модельятское сделали, как теперь его в штатное место то впихнете?
- В общем так, - немного успокоившись продолжил он, глядя на тяжело дышавший экипаж. - Полчаса вам на роды лома, время пошло.
- Есть полчаса! - сержант почесал затылок. В принципе, в парке лом достаточно легко рожался, это ведь не хлястик. Хлястики всегда шли трудно и против шерсти, дембеля любили делать из них застежки на свои альбомы и дефицит хлястиков был ужасен, стоило только чуть недоглядеть и шинель мгновенно была обесхлястечна. Остановил эпидемию ротный, приказав проклеймить хлоркой все хлястики с внутренней стороны. Был еще короткий всплеск пропаж резиновых наглазников с прицелов, но когда на стрельбах штатным снарядом из люка наводчика выпрыгнул матерящийся полковник, сверкая свежеприобретенным фингалом, который ему поставил танк, лягнувший прицелом в глаз, наглазники мгновенно вернулись на свои места.
Взводный повернулся и пошел в бокс к «Старому», а проштрафившийся экипаж рысью рванул на поиски лома. Старший прапорщик нашелся сидящим у дверей бокса-оружейки, перед ним на брезенте был разложен разобранный НСВТ*, в руках прапор держал масляную тряпку, глаза его были закрыты и все лицо излучало негу и довольство.
- Привет, Старый, - кашлянув, присел на корточки взводный. - Чего это ты сам пулемет полируешь?
- Привет, привет, - отозвался, не открывая глаз прапорщик. - Да эти уроды перворотные, когда с ночных приехали, пулеметы прямо в грязь уронили, а потом такими под шумок и сдали. А теперь отнекиваются, что это мол не они. Вот и приходится молодость вспоминать. А ты чего сюда пришел?
- Да был у твоего аккумуляторщика, одет он как чмо последнее, ты ему хоть бы спецуху какую выдал?
Прапорщик мечтательно улыбался. Недавно полученный отличной толстой кожи фартук присоединился к трем своим собратьям в гараже прапора. Гараж напоминал филиал пещеры Али-бабы, где многое хранилось «на всякий случай».
Поняв по молчанию прапорщика, что фланговый заход не имел успеха, взводный кинулся в лобовую атаку: - Рядовой твой проболтался, что спирт ты получил, а у меня как раз невеста приезжает, поделился бы?
- У тебя каждый месяц разные невесты приезжают, а мое авто ежедневно есть просит. Так что поллитра спирта на пятьдесят литров бензина.
Зеленая Иж-комби Старого была предметов жгучей зависти других прапорщиков. Она почти не уступала в проходимости и грузоподъемности танку, но и в прожорливости тоже догоняла его.
- Двадцать! - быстро сказал старлей.
- Сорок!
- Тридцать!
- Хрен с тобой, пусть будет тридцать, иди вон в каптерку, там твоя бутылка стоит, а бензина я вчера тридцать литров залил девяностотретьего, как сегодня договорились, не забудь у гэсээмщика расписаться.
Вздохнув, старлей зашел в каптерку, взял одиноко стоящую бутылку без этикетки, доверху наполненную прозрачной жидкостью, завернул ее в газету и засунул ее в карман брюк. Выходя, кивнул дремлющему Старому и направился к боксам своей роты. Проходя мимо пожарного щита, взводный увидел знакомую загогулину лома, небрежно покрашенную в красный. Оценив наплывы и пропуски краски, лейтенант покачал головой: «Губной помадой что-ли они красили?» - и был недалек от истины. Тюбика помады, забытого недавно приезжавшей матерью сержанта, хватило только на видимую часть лома, остальная часть была затерта красным кирпичем.
Весь в мыслях, кого пригласить на вечер, Катю или Наталью, взводный вышел на площадку. Там его встретили клубы пыли, это Турсунбеков подметал площадь при помощи баллона сжатого воздуха от танка. Туча из мелкой пыли и песка плавно перекочевывала за забор парка, по пути оседая на свежевымытые танки. Подбежавший замкомвзвода отрапортовал, что почти все закончено, сейчас соберут инструмент и двинутся в часть на обед.
- Ну, похоже, ротный сегодня уже не приедет, да и мне пора домой, так что в темпе вальса кружитесь, а я на остановку побежал, а то автобус скоро уже подойдет, - с этими словами старлей ускорился в сторону пролома стены, проскочил территорию батальона и через несколько минут стоял на дороге. Там взводный опять углубился в приятные мысли: «Надо продуктов прикупить, из спирта ликер кофейный забодяжить, градусов так в двадцать пять. Так кого пригласить, Катя симпатичнее, но Наташка гарантированно даст, тратиться надо меньше. А если градусность повысить и с Катькой все таки мутить? Или сразу двоих пригласить?» Фантазия лейтенанта разыгралась, сердце чаще застучало и взводный не сразу заметил своего заместителя, который сломя голову бежал по дороге.
- Товарищ старший лейтенант! - еще издали закричал сержант. - Там Турсунбеков с Магомедовым...
- Отставить, - скучным голосом сказал старлей. Все его фривольные мысли лопнули как мыльный пузырь от одного взгляда на лицо сержанта. - Подойди как следует и доложи что там случилось.
Неуклюже после бега сержант сделал два уставных шага, вскинул руку к пилотке и отрапортовал: «Товарищ старший лейтенант, рядовой Турсунбеков относил кислоту аккумуляторщику, ну которой мы красную краску отмывали, и уронил на себя банку с ней. А когда он из штанов выпрыгивал, Магомедов от смеха с танка упал и голову сильно расшиб, они сейчас сюда идут, их в санчасть надо».
Вскоре показались две фигуры, одна была похожа на Ходока из фильма «Две стрелы», который недавно показали в клубе, киномеханик взял его, по названию предположив, что фильм об индейцах. Солдат точно так же шел враскоряку, оберегая обожженную кожу, на ногах его грудились штаны, подозрительно похожие на замасленные брюки аккумуляторщика. Рядом шел, придерживая двумя руками забинтованную какой-то тряпкой голову, Мамедов. Казалось, что он отдает честь сразу двумя руками.
Вздохнув, старлей обратился к подошедшему взводному из первой роты: «Валя, зайди к дежурному, скажи, что я этих клоунов в лазарет повез, оформи там все, а вечером ко мне заходи, с меня спирт, попробуем стереть этот ПХД из памяти и даже во сне не видеть этих придурков».
_____________________
* - ПХД (парково-хозяйственный день). День, когда военные в парке занимаются профилактикой (приведением в порядок, натиранием до блеска) своего хозяйства. Обычно выпадает на субботу, возможны также гаражные варианты этого дня.
* - КПП. Контрольно-пропускной пункт. Многие не служившие путают с кодом причины постановки на учет организации.
* - Аэробика. Она же ритмическая гимнастика. Как известно, в СССР секса на телевидении не было, но была аэробика, где красивые девушки махали руками и ногами под ритмичную музыку. Особый восторг у солдат, горячих поклонников данного вида спорта, вызывали наклоны и большие махи ногами. И очень большой вопрос, с какой стороны экрана тратилось больше калорий.
* - Бокс. Не надо путать с видом спорта. Это просто здание, где стоит боевая техника, которая может выезжать как вперед в ворота, так и (если механик-водитель перепутает скорости) назад через стену. В нашем боксе было два красиво заложенных кирпичом пролома.
* - Замкомвзвода. Заместитель командира взвода, обычно из сержантов, но встречаются старшины и прапорщики. «Прокладка» между офицером и рядовым составом, как любая прокладка испытывает давление с обеих сторон.
* - Хэбэшка (устарев.). Хлопчато-бумажная летняя военная форма, между прочим, спокойно выдерживала стирку в бензине, становясь красивого белого цвета, только потом ужасно воняла под утюгом.
* - НСВТ. Крупнокалиберный пулемет Никитина, Соколова, Волкова танковый. Здоровенная дура за 25 кило, если рядом никого не было из комсостава, с танка демонтировался путем сбрасывания (чего ему будет, он же железный).