Место и время действия:
1986 год. 5 июня. СССР. Дальний Восток. г. Хабаровск.

Общепринято было, что на Дембель, обычный советский солдат должен уходить в поглаженных утюгом сапогах со сточенными и подкованными каблуками, в начёсанной шинели (осень) или парадке с аксельбантами (весна). Подпоясываться надо было исключительно кожаным (не дерматиновым) ремнём, потёртым наждачкой и пропитанным марганцовкой до цветов неестественной побежалости. Отполированная рандоль должна была окаймлять все лычки, петлицы, шевроны и даже (видел у некоторых) служить подложкой под кокарду! В руках дипломат, в котором дембельский альбом, ... и т.д..., и прочие стереотипы...

А я, двадцатилетний паренёк, как сейчас помнится, получив на вечерней поверке из рук отца-командира всё необходимое (предписание, проездные и т.д.), и тепло попрощавшись со всеми сослуживцами, отбыл по вечеру из ставшей почти родной ВЧ на Родину к Маме - одевшись по гражданке и с небольшим чемоданчиком в руке. А Родина - это пос. Николаевка, 50 км от Алма-Аты, Казахстан.

Ночной Хабаровский аэропорт встретил неестественным столпотворением и людской давкой перед кассами. Отстояв часа 2, я пробился к окошечку «воинской» кассы, протянул проездные и превозмогая гул толпы произнёс: - Мне, пожалуйста, в Алма-Ату билет. На ближайший рейс.
Дебелая, пергидрольная тётка-кассирша посмотрела на меня из амбразуры своего окошка, как на идиота и сказала:
- На Алма-Ату на 25-ое число могу продать. Выписывать? ... Говори скорей! За тобой люди ждут (а дело было 5-го))).
Я не знаю и не помню до сих пор, что именно произошло в тот момент. Может моя физиономия что-то выразила от этой перспективы. Может она заметила тельник, выглядывающий из-под рубашки... Может сопоставила, что в её «воинскую» кассу, с таким молодым лицом и тщедушным телосложением, может ломится только «срочник»... Да ХЗ...
Но эта злобная и упивающаяся своей властью над людьми тётка, вдруг как-то разом подобрев, спросила:
- Чё, на дембель, домой?
Я кивнул и промямлил что-то утвердительное, но тут же нарвался на жёсткий вопрос:
- А чё так поздно отпустили? Залётчик?!
- Да не.., мастерскую сдавал. Попросили задержаться.
Тут эта злобная тётка, сменив гнев на милость, велит:
- Ну, ты постой тут недалече. Я тебя кликну. Только далеко не отходи.
Я оттискиваюсь вглубь толпы вокруг касс и пытаюсь занять там устойчивое положение, и не выпустив, при этом, из рук свой чемодан... и так часа полтора... А вокруг толкотня, шум, гогот и гвалт беснующихся желающих заполучить билет на самолёт. (Звучат слова: на Индигирку, два билета на Тайшет, Москва - два места!, побежали..!, Анадырь задерживается, Тюмень не принимает, Ашхабад по депутатской брони всё забрали, Ленинград - на подсадку один сказали, на Киев опоздали, Чита - только через 6 часов бронь снимут... И т.д....)
И вдруг, поверх этой голготящей толпы я улавливаю крик:
- Эй, солдатик! Ну, ты, солдат! Да, ты-ты! Иди сюда. Один билет. Ташкент через час посадка. Солдатик, это же где-то рядом с твоей Алма-Атой?
(Ничего себе «рядом»! То, что с точки зрения дальневосточника «рядом» - для нас дальше чем от Москвы до Ленинграда))). А там как же ехать..?
Я думал 3 секунды... и под настойчивое подзуживание кассирши выложил ей проездные документы и доплату, рублей на 7 большую, чем рассчитывал заплатить, добираясь домой напрямую...
И примерно через сутки я уже был Дома!!! А там Мама, метущаяся между проблемами: варениками меня на утро покормить или напечь блинов, а на обед борща или налепить пельменей -))). Довольный Папа - «Ну что, в геологию пойдёшь?»...

/// Затем была обычная жизнь - работа, семья, дети, уже внук растёт...
Всё спокойно, благополучно и удачно во всех смыслах! Проблем особых нет. Житиё комфортное, деньги есть и всё честно заработано, спится сладко, кушается вкусно, мир осмотрен, аж обрыдл. Люди вокруг относятся хорошо - уважаемые уважают, неуважаемые скорее даже пресмыкаются... Ну да и Бог с ними... Не суть... И т.д. и т.п. ...///

И как-то уже, лет через 30, сидючи в удобном кресле перед компом, и читая и перечитывая «Текущие», и перескакивая на «Лучшие истории» www.bigler.ru, наталкиваюсь на откровения северян и каменты к ним дальневосточников про службу в стародавние времена...
И всяческие там перлы:
«Великий весенний исход на юга»
Каково это было - отправить на лето семью на материк...?
«Замполит помог с билетами».
«Трое суток в аэропорту ...»
«Начинали охотиться за билетами с конца апреля...»
Авторитетные такие мнения: на каждый рейс положена бронь местов - обкомовская (снимается за 6 часов), горкомовская (снимается за 3 часа) и бронь КГБ (снимается за час или даже за пол-часа до вылета)!!!
И даже: - «Отправил жену в аэропорт (и тут же пустился во все тяжкие))), а она не улетела и вернулась домой...» -))))))
И так далее и тому подобное...


И пронзительно вспомнилось, как я, ничего не знающий про эти проблемы юнец, легко и просто преодолел путь до дома менее чем за сутки! 5 часовых поясов! С Дальнего Востока до центра Средней Азии! В самый пик людского переселения! В Те времена! И в тамошних условиях!
И выпукло вспоминаются хорошие люди, с которыми столкнулся на пути Домой! ---
И те искорки добра...

Хабаровск. Аэропорт. Накопитель:
Толкочусь боком и спиной с мужиком. Перебрасываемся словами - кто куда. Мужик достаёт из карманов и суёт в руки две железные баночки красной икры со словами - «На, порадуй родных!»

Ташкент. Аэропорт. Остановка автобуса:
Узбечка - распорядительница при автобусах, облаяв кого-то сбоку, и мне - «Прахади, дорогой». И к водиле - «Самат, высади салдата на вакзале».

Поезд Ташкент - Алма-Ата:
Пожилая казашка-проводница: Куда?, Чего?, Пачиму так в окно смотришь? На тебе чай-сахар. Денег не нада!

ЖД вокзал Алма-Ата:
Та же проводница, провожая: - Ой, какая же твоя мама счастливая будет..!

(как же они все во мне сразу дембеля видели - до сих пор понять не могу!!!)

Алма-Ата. Автовокзал «Саяхат»:
Утро. Первый рейс Алма-Ата - Николаевка отходит в 07-05. Автобус лихо въезжает в треугольник бордюров и ждёт пассажиров. За рулём «классический» АРА. Кепка, нос... и всё остальное...
Короткий вопрос «за довезти бесплатно» (т.к. денег нет, кончились) и нарываюсь на возглас: «Ты где служил? Я сам в Яраславле!, С прошлый год на автобус важу! Какие деньги! Садись, дарагой, давизу в лучший виде!!!»

Первым делом иду к Маме:
Стучусь и открываю дверь комнаты в конторе Мамы: -«Здрасьте, это я». Мама всплёскивает руками и не знает, что сделать: броситься ко мне или рейсфедер, заполненный тушью, в конторку положить. Выручают мамины подружки по конторе: «Иди, Нина, домой. Мы тебя отпросим..»

Мы идём с Мамой домой вдвоём по улице:
Навстречу мамина подружка, тётя Дуся: - «Ой, Ниночка, с сыном тебя!»
Мамочка перестаёт семенить вокруг меня, берёт за локоть и говорит: -«Спасибо, Дусечка! Вот, дождалась.....


И много-много других тёплых и светлых воспоминаний...!!!


А сейчас как-то всё злее...
Или ошибаюсь?
Но нет же, нет, ни единого проблеска в памяти о подобной Доброте! Ни из 90-стых, ни из 2000-х, ни сейчас вокруг... Всё только шум, гам, круть.
И как сделать, что бы не оттолкнули и не обидеть никого?
Отвоевать место и не подставиться?
Ежедневная война за место под Солнцем и борьба за выживание...
И все люди вокруг поделились на 2 категории: одной половине нужно что-то от тебя, а от другой половины нужно что-то мне... Почти без промежутка и пересечения..!
А национализм, прущий вокруг изо всех щелей..? Чечня (в 90-х), Грузия и Украина в 2000-х и сейчас...
Чё за бред?! Всем же от этого только хуже! Со всех сторон!

Это что? Старость приходит?
Да мне же только 50 недавно исполнилось...

Или через 20-30 лет и об Этом окаянном времени ностальгично повспоминать захочется..?

Честь имею!
Всем Удачи!

P.S. Хочу назад, в СССР!!! В его лучшем виде!!!

Иду я как-то ночью по своему району, посты проверяю. Июль, теплая южная ночь... На подходе к очередному объекту, замечаю скамейку, а на ней парочку - парня с девушкой. Ну, дело молодое, порядка не нарушают... На объекте дежурил сторож - Иван Прокофьч. Жутко разговорчивый и радушный. Пока я с ним чайку попил да в книге проверок запись сделал - минут двадцать прошло. Выхожу и наблюдаю кардинальное изменение ситуации:
Парочка так и сидит, но скамейку окружили человек пять молодых людей явно не романтического настроения...
-Прокофьич, - говорю, - вызови-ка наряд, похоже, мне сейчас понадобится помощь.
Беру поудобнее «демократизатор» - резиновую палку ПР-73 и не торопясь двигаюсь к скамейке.
-Так, а что это у нас здесь происходит? - голос грозный, а сам уже готовлюсь отбиваться. Жаль пистолет сегодня не взял. К моему удивлению, помахать дубинкой не приходится. Хулиганы испаряются как будто их и не было...Остаётся только парочка. Я уже собираюсь вернуться к Прокофьичу и дождаться прибытия наряда, чтобы поставить им отметку о проверке, когда меня окликает парнишка:
-Товарищ милиционер! Извините, а Вы нас до дома не проводите? Тут недалеко...
Ни фига себе, думаю - видно сильно их напугали...
-Ладно, - говорю,- что с вами делать, провожу...
До дома им действительно было недалеко. Довел я их до подъезда, попрощался. А парнишка говорит:
-Спасибо Вам огромное. Я - Андрей Булкин - артист драмтеатра. Вот у меня здесь пригласительный билет на премьеру на двух человек, в первый ряд...Возьмите, приходите пожалуйста...
-Ну, спасибо...постараюсь прийти...
На том и расстались. Утром после дежурства пришел домой, завалился спать. Вечером жена пришла с работы и рассказывает: мол, была в драмтеатре, брала интервью у молодого но очень талантливого и уже популярного актера Булкина.
-Ага,- говорю, - я тоже с ним вчера познакомился. Он мне даже билеты на премьеру подарил...
-А мне книжку своих стихов...
В день премьеры мы с женой сидели в первом ряду в самом центре. По торжественному случаю я надел парадную форму. Когда, игравший главную роль, актер Булкин подошел к краю сцены, чтобы произнести монолог, он увидел нас с женой. Зрачки его медленно расширились, он на секунду запнулся, но собрался и произнес монолог, сорвав шквал аплодисментов.

Таки да!

Боря был евреем. Вы не подумайте, я не имею ничего против этой нации. Ведь кто-то рождается бурятом, кто-то русским, иногда угораздит человека получить черную кожу или желтую. Должен же кто-то рождаться евреем? Вот этим «кто-то» и стал Борис. Вроде ничего не выдавало в нем сына Израелева, ни густые вьющиеся черные волосы, ни мясистый крючковатый нос, ни легкая картавинка, ни темные печальные глаза, в которых хранилась вся скорбь еврейского народа, но имя и фамилия то были русские, а, как известно, в армии сначала смотрят на фамилию, а уж потом в глаза. Так Боря и попал в танковые войска.
Характер у Бориса был мягкий и покладистый, сам он был парень компанейский и вначале довольно легко нес тяготы и лишения воинской службы. Но постепенно тяготы стали тяготить, а лишения напрягать. Поэтому у Бори заболела нога. Сначала нога болела не сильно, так, легкие потертости и небольшие нагноения, но с ними уже не побегаешь кросс, не поскачешь молодым козлом на танк, поэтому его отстранили от боевой подготовки и теперь чаще ставили в наряд по кухне или по роте. Тащить службу сразу стало легче, появились полезные знакомства в виде повара и хлебореза, однако тут Борюсик наступил своей больною ногою на мозоль клану старослужащих. Они справедливо возмутились, что «старики» с полигонов не вылезают, а какой-то «душара» мажет их пайки масла на свой целиковый батон.
От этой напраслины, с точки зрения уже Бориса, у него еще больше погрустнели глаза и заболела нога. Борис теперь ходил шаркая и хромая, постоянно охая, за что получил кличку Ка́лечный. Нарывы стали просто огромными, а запах шел такой, что его койку вместе с ним на полном серьезе хотели вынести на улицу. Пресек попытку Варфоломеевской ночи ротный, который отвез Борю в госпиталь, где врач бросил такой же, как у Бориса, грустный взор на гнойники на ноге и поведал ошарашенному капитану, что бойцу необходим свежий воздух, хорошее питание и самый минимум физической нагрузки, тогда через пару-тройку месяцев, а может и полгода...
- А может, комиссуем? - скорбно смотрел темными, как маслины, глазами врач на ротного.
- Мне каждый еврей, в смысле боец, в армии, как сын, хотя и приемный. А батальон вообще для него дом родной, где, как известно, и стены все заживляют, - не поддался ротный.
Тяжело вздохнув, почитатель Асклепия выдал под роспись мази и витамины для больного и капитан отвез новообретенного пасынка в воинские пенаты. Там, за чашкой водки, для приличия подкрашенной чаем, он с зампотехом стал решать нетривиальную задачу сохранения списочного состава роты без ущерба для здоровья ка́лечного. После второй чашки зампотеха осенило:
- Слушай, у нас на балансе пионерлагерь висит, за его охрану мы какому-то пастуху червонец в месяц платим. Давай пастуха на волю, а твою гангрену в лагерь?
- Ну-у-у, семита в лагерь - это святое, хотя бы и в пионер, - икнув, согласился ротный.
На том и порешили. На утреннем разводе была оглашена воля отца-командира и сын, радостно понурив голову, похромал собираться. К обеду его, с трехдневным запасом продуктов, разгонный ЗиЛ-131 забросил в пионерлагерь, отстоящий на десяток километров от части. Место там было живописное, щитовые разноцветные домики стояли буквой «П», лужайка между ними зеленела подъеденной коровами травой, по краям этой буквы змеился небольшой овраг, заросший величественными дубами. У въезда в лагерь был внушительный бревенчатый особняк из трех комнат, где имелось электричество, радио и отдельный санузел. Одна из комнат была оборудована под кухню, там находилась электроплита и весь кухонный инвентарь, другая - кладовая, где валялись матрасы всего лагеря, третья являлась спальней. Дом теперь полностью был во владении Бори, пастуха вежливо отселили, однако в обмен на разрешение пасти коров на территории лагеря, он согласился выдавать больному свежее молоко.
Сказать, что мы завидовали Борису - это просто промолчать. Мы люто, бешено алкали такой же синекуры, но в глубине души понимали, что лучше все-таки ходить на двух ногах, чем, как Боря, на полутора. Со временем все утряслось, страсти улеглись, дежурка раз в три дня завозила продукты караульному инвалиду, в обмен Бориска часто присылал молоко. Наступила жаркое лето и Борис выдвинул предложение, что не стоит гонять к нему машину, а он сам потихоньку доковыляет до части и заберет продукты, только чтобы часто не ходить, их следует готовить на неделю.
Командование, почесав маковку под фуражкой, согласилось и теперь, раз в неделю в столовой возникал Боря, пришедший из лагеря. Как-то раз его ангел хранитель ненадолго отвернулся и Борис сразу же напоролся в воротах КПП на комбата. Уазик уже выезжал из части, когда мимо него, хромая, прошаркал не отдавая чести Боря. С ласковой улыбкой страстотерпца на заросшем мягким, темным и кудрявым волосом лице, он опирался на самодельный посох, хромающая конечность была бережно замотана в пятнистую портянку и обута в тапочку, другая нога облачена в стоптанный пыльный кирзач. За спиной висел на лямках металлический термос ТВН-12, на груди использованным запасным парашютом болтался рюкзак. Хэбэшка была тоже изрядно запылена, смята и местами сильно зеленовата, при виде ее сразу становилось понятно, что ее хозяин всегда мог привольно раскинуться на свежей травке, не утруждая себя последующей стиркой. Вершила внешний вид сплюснутая пилотка, натянутая на самые уши.
Сознание комбата вступило в когнитивный диссонанс, сравнивая бравого воина со стенда у КПП, намалеванного в угаре дембельского аккорда неизвестным художником и промелькнувшее существо. Картинки не накладывались друг на друга и рвали сознание на части. Внутренний голос намекнул о необходимости проверки визуальной информации, пока шизофрения не вступила в свои права.
- Разворачивай, давай обратно, - гаркнул он водителю. Привыкший к выкрутасам комбата, водила в крутом вираже развернулся и уже через несколько секунд осадил своего лихого «скакуна» перед воротами. Сонаездник катапультировался с переднего сиденья и, подскочив к сержанту - дежурному по КПП, стал тыкать толстым пальцем в термос у двери столовой, хозяин которого уже как змея всосался в узкую щель заднего хода.
- Что это за чмо?
- А это Борис, э-э-э... - бормотал сержант, ошарашенный напором и напрочь забывшим фамилию Бориски. - Он из нашей роты, пионерлагерь охраняет.
Суровая действительность обухом колуна шарахнула по сознанию комбата и разрушила фантазийный образ советского бойца за мир во всем мире. Майор никак не мог поверить, что вот ЭТО может служить в его батальоне. Широким шагом он ринулся на кухню, где застал миг обсуждения недельного меню между поваром и Борисом. Боря со своей мягкой улыбкой убеждал Алишера, что семь банок тушенки на неделю это маловато. Повар приводил контраргумент нахождения Бори на седьмой день в столовой и жрущим за двоих, поэтому будет достаточно шести банок, а то и пяти.
- Ты кто и что? - громовой голос комбата потряс все помещение столовой, заглушив стук ложек и жадное чавканье солдат. В наступившей оглушительной тишине Алишер машинально вскинул черпак на караул, а Бориска стал испуганно блеять, что дескать он воин такой-то танковой роты, охраняет пионерлагерь по причине ка́лечности и убогости, и вообще вот... С этими словами Боря ловко размотал портянку и явил свои язвы миру. Поплыл такой запах, что повар, несмотря на закалку борьбой с солдатским рационом, отступил подальше, а несколько толстых мух, с гудением носившихся по кухне, были явно сбиты внезапной химической атакой и попадали прямо в котлы.
Батяня комбат оказался сделанным из более крепкого теста. Неглубоко вздохнув, поинтересовался: - Врачу показывал?
Узнав, что доктор и сделал возможным назначение на должность хранителя лагеря, распорядился:
- Всю лобковую волосню на лице сбрить, обмундирование постирать, зашить, погладить. Сапог начистить, на другую ногу получить на пару размеров больше. Клюкой своей пользуйся за пределами части, а на ее территории если только в зад себе засунешь, чтобы выправка была строже. Честь, боец, не забывай отдавать. - И добавил, - а с ротным я поговорю.
Но ангел-хранитель уже снова распростер свои белоснежные крылья над Борей и разговор комбата с ротным не имел никаких последствий для Бориски. Майор даже проникся некоторой жалостью к болезному. Теперь Борис являлся в батальон выбритым, в чистой и отглаженной форме, при встрече с УАЗом комбата прикладывал лапку к лицу, которое, впрочем, становилось все толще и толще. Опять потянулись для Бори беззаботные недели, наполненные блаженным ничегонеделаньем.
Но слишком хорошо долго не бывает. Борис спалился на типичной для евреев ошибке: живя во враждебном окружении, они никогда не могут подумать, что для них могут делать добро. Впрочем, данное исключение только подтвердило это правило. Комбат запомнил своего уникального солдата и решил лично поздравить его с днем рождением и привезти гостинец с доставкой в лагерь. Он долго барабанил в дверь дома, но никто не спешил ему ее открыть. Водитель обежал лагерь, кликая хромоногого мученика, а потом, зайдя с тыла дома, проник через плохо запертое окно внутрь. Найденным топором отжав дверь, впустил своего командира, который как фурия ворвался в спальню. Окинув взглядом комнату, комбат увидел опрятно заправленную постель, висящие на гвоздях плечики с военной и гражданской одеждой, сапоги рядом с изножьем кровати.
- Так, сапоги есть, а бойца в них нет, - начал багроветь майор. - На каком Карлсоне это мудло улетело и куда? Он меня за фараона держит, Моисей хренов? Я его поймаю, его обрез морским узлом завяжу! - орал он в лицо вытянувшегося в струнку водителя.
- Срочно в батальон, пулей, - распорядился, слегка остыв. - Чтобы ротный не успел вазелин или машинное масло надыбать, он у меня поскачет, любитель сказок на ночь.
Результатом экспрессивной беседы комбата и ротного, где с одной стороны был мат-перемат, а с другой виноватое молчание, явилась засада в лице взводного, который каждую ночь занимал позицию скрытного наблюдения под одеялом на кровати Бориса. Тот появился на третьи сутки, был схвачен, отконвоирован под грозные очи комбата, где в присутствии ротного раскололся как орех. Размазывая слезы по лицу, Боря рассказывал о своем маленьком гешефте, как брал продукты и на перекладных электричках ездил домой к родителям, жившим в несколько сотнях километров от части, жил там почти неделю, а потом возвращался обратно. Борис был отвезен к тому доброму доктору с печальными глазами на обследование и, ожидаемо, в нашу часть больше не вернулся. А чтобы не было больше соблазна, в пионерлагере снова появился сторож-пастух, но уже за удвоенную плату.

Записки из пожелтевшей тетради.
Часть четвёртая.


Шёл январь. Ночевать в БМП было невыносимо холодно. И наш капитан решил перевести нас на ночлег в казарму к погранцам. Там обитали наши срочники и учебная рота новобранцев-таджиков, в которую нас и определили. Новобранцы эти должны были совсем скоро заменить наших солдат на заставах и охранять границу своей страны сами. А конкретно для этих, первых курсантов, открывалась перспектива стать, в скором будущем младшими командирами. Но так как они, мягко говоря, ни хрена не понимали и не умели простых вещей, то их обучали с самых азов наши сержанты-погранцы. Один таджик в роте - это прикольно, но когда их целая рота - это беда!
- Дежурная рота на выход!, - закричал куда то в конец коридора дневальный таджик.
- Какая рота, баран ты!, - донеслось из темноты коридора, - Я сколько раз повторять тебе буду, удот?, - на этой фразе показался в коридоре сержант с повязкой дежурного.
- Дежурный по роте, на выход, понимаешь? Это ты меня зовёшь, понимаешь?
Дневальный, на каждое "понимаешь", очень интенсивно качал головой.
- Понабрали пастухов с гор, и делай тут из вас гвардию, - сказал он обречённо в сторону таджика.
- А-а-а, связисты, привет! Я Валера, давай знакомиться!, - воскликнул сержант обращаясь уже к нам.
- Мы на ночлег, наверное на длительный, - сказал я Валере.
- Да хоть навсегда! Места у нас много, - ответил сержант и повёл показывать нам расположение казармы и место ночлега.
- А офицеров у вас нет что ли?, - спросил Малой.
- А чё им тут делать? Они на квартирах все ночуют. Мы тут сами как то управляемся. Да и днём то редко заходят, если только на занятиях их можно увидеть, - гордо отвечал Валера, - Для курса молодого бойца и нас сержантов хватает!
Тут мы дошли до кубрика, в котором должны были ночевать. Осмотрев всё вокруг, и остановив свой взгляд на оконных рамах, я задал сержанту вполне естественный вопрос:
- А где стёкла, Валера?
- Так ещё летом выбило, - ответил Валера ковыряясь спичкой в зубах, - Когда крупная заваруха была, наши "Грады" уж очень рядом с казармой стояли, вот и результат... Но кое где ещё есть, не переживайте вы так! Зато спится крепче, воздух чище!, - подбадривал он нас.
В нашем кубрике, правда было немного теплее чем на улице, всё-таки кирпичные стены нагревались днём на солнышке, но всё же, свежий воздух под утро напоминал о себе...
- Рота подъём!, - раздался среди ночи голос дежурного сержанта.
После чего, таджики сорвались со своих кроватей и стали одеваться. Грохот и топот мешал спать, и я, натянув тапки, отправился к Валере.
- Валер, ну что за дела? - спросил я, жмурясь на свет.
- Воспитываем, делаем из обезьян погранцов!, - ответил Валера, глядя на меня стеклянными глазами, после чего заржал вместе со своими сослуживцами-сержантами.
Ещё около часа продолжалась отработка команд "подъём" и "отбой", после чего укуренный сержантский состав успокоился и все легли спать, кроме трёх духов-залётчиков, которых оставили драить тряпками "взлётку".
Проснувшись утром, я не обнаружил сапог около своей кровати, были только тапки...

* * *

На построении нам объявили, что завтра к нам приезжает какая-то проверка. Командир узла связи протягивая мне мятую бумажку произнёс:
- Вот тебе позывной и частота, в 12.00 выйдешь на связь с Душанбе.
- Так бензина совсем мало, чтобы завести генератор, - осторожно возразил я капитану.
- Выполнять задачу младший сержант, твои проблемы, - сказал спокойно стальным голосом капитан.
- Есть, - ответил я и пошёл со своим экипажем заводить "дырчик".
В двигателях внутреннего сгорания мы все трое не очень разбирались. "Дырчик" отказывался заводится, и мы втроём пытались вдохнуть в него жизнь. Но ничего не получалось...
Совсем скоро подошёл наш капитан и поинтересовался как у нас дела:
- Ну что, где связь?
- Не заводится, свеча сдохла, товарищ капитан, - ответил я.
Капитан огляделся по сторонам, взглянул на окна пятиэтажки, и вдруг ударил мне в челюсть.
- Чтобы через полчаса завели, - сказал капитан потирая кисть руки.
- Так точно, - ответил я, вытирая кровь с губы.
Потом была беготня с этой свечёй по расположению части. Но кто-то дал совет прокалить её на газовой плите. Я так и сделал, генератор завёлся...
На следующий день пришла вертушка из Душанбе, а с ней денежное довольствие и письма из дома, которые целый месяц не могли нас найти. И ещё прибыла комиссия с проверкой, которая ближе к обеду дошла и до нас.
- Как служба, орлы? - бодрым голосом спросил нас проверяющий подполковник.
- Всё отлично, ведём боевое дежурство! - ответил я .
- Жалобы, просьбы есть какие? - поинтересовался подполковник.
- Жалоб нет, - ответил я, косясь на нашего капитана, - только просьба. Для того что бы не жечь бензин, нужно нас подключить к источнику питания 24 вольта! Нужен понижающий трансформатор и кабель, метров пятьдесят.
- Это всё? - спросил подполковник.
- Ну и для полного счастья и тепла, нужна свеча новая для печки "атомки".
- Ладно, постараюсь вам помочь. Ждите со следующим вертолётом, - ответил проверяющий и пошёл дальше.
- Всё, Рыжик, вырубай "дырчик", бензин надо экономить. Кончилось пока наше боевое дежурство, - отдал я приказ радисту.
Время шло, а вертушки всё не было. Скорее бы уже подключится и спать спокойно в танке с обогревом, а то ночёвки в учебной роте уже стали напрягать. Как то вечером, когда учебная рота прибежала в казарму вся взмыленная, при полной экипировке и с противогазами на головах, Валера орал во всё горло:
- Я вам, суки, покажу что такое армия, дебилы! Сегодня вы у меня все узнаете что марш бросок это вам не прогулка в парке! И что приказ в армии - это приказ, и его надо выполнять!
А ночью был такой мордобой, какого я ещё никогда не видел. Сержанты наши, выстроили роту вдоль стены в коридоре, и каждого по очереди били прикладом "калаша".
Били куда попадёт, кого в грудь, кого по лицу. Курсанты падали, но послушно вставали, что бы принять новую порцию ударов. Кто молчал, кто плакал, а кто просто мычал стиснув зубы. Когда этот кошмар закончился, я подошёл к подвыпившему Валере и спросил:
- Валер, ты чё, дурак что ли, они же завтра настучат на тебя или разбегутся по домам.
- Не кому тут им стучать, капрал. Нашему командованию они до лампочки. А побеги были, только назад, этих горных бегунов, их же родители за уши сюда приводили. Они же практически все из бедных семей, денег нет, а армия - это, пусть и небольшой, но стабильный заработок. Так что их родители очень переживают за то что их детей могут просто выгнать из вооружённых сил Республики Таджикистан. Вот такие дела, капрал. Самому паскудно, но другого языка они не понимают. Не для них это всё, - ответил Валера, поглядывая на нескольких "духов", которых заставили отмывать стены и пол от крови.


* * *

Вот и весна! Наступил март. Нашего "доброго" капитана, числившегося у меня как номер три, сменил другой, четвёртый. Этот четвёртый, был нормальный для нас командир, рук не распускал и был очень вежлив. Он был больше связист, чем военный.
Мы уже ночевали опять в танке, так как нам прислали оборудование для внешнего подключения. Внутри было уже тепло, печка "атомка" работала исправно. Денежного довольствия, которое здесь выплачивали из за боевых действий в несколько раз больше чем в России, хватало что бы купить еду и кое что ещё. А если обменять на местные советские деньги, то получалась кругленькая сумма. Но не смотря на это, с водкой была проблема, уж очень дорого она стоила, так что стресс приходилось снимать тем, что называлось "кое что ещё". Добра этого в отряде было полно, и добро было намного качественнее чем в Курган-Тюбе, ведь рядом был Афган... Целлофановый пакет "травы" можно было обменять на афганской стороне, в ближайшем кишлаке, за кусок мыла. Но ходили туда только отчаянные. Постепенно, многие стали переходить на более убойный "антидепрессант" - афганский наркотик "чарс", который добавлялся просто в обычную сигарету самую малость, 3-5 грамм.
В один вот из таких весенних солнечных деньков, заглянул в наш танк мехвод Малой с пустой трёхлитровой банкой и сказал:
- Бензин надо, командир!
- Зачем тебе? - спросил я, - У нас осталось всего пол канистры.
- Я там с таджикской женщиной за забором познакомился, она попросила бензина для того чтобы сырые дрова разжигать, - ответил Малой, - Она и сейчас там на улице плов готовит. Дров нет нигде, детишки насобирали веток сырых, а они не горят.
- И чё она тебе в замен пообещала? - поинтересовался я.
- Сказала, что знает что мне нужно... Сказала не пожалеешь, - ответил загадочно Малой.
- Ну ладно, наливай и иди, ждём тебя.
Через час Малой приходит с очень жизнерадостным лицом и вытаскивает из-за пазухи целый целлофановый пакет, битком набитый качественной "травой".
- Отдал банку ей, - начал рассказ Малой, - А она и говорит: "Пойдём в дом". Ну я и пошёл. Она говорит что мужа сейчас нет, но ты сам сможешь... Я тут обалдел. Но она принесла табурет и сказала что бы я встал на него и достал мешок из кладовки. Довольно таки большой мешок, у нас в таких картошку хранят. Открыл я его а там трава, и аромат такой! Она дала пакет и сказала что бы наложил сколько нужно. Вот я полный и набрал...
К тому времени, мы уже курили "траву" очень часто, а "чарс" старались только по вечерам, что бы не светится перед командирами, у которых водка то была... Вот как то раз нашему командиру узла пришла в голову идея - провести политинформацию о вреде наркотиков. Построил он весь личный состав, и долго рассказывал о вреде курения марихуаны и гашиша. После лекции, он окинул обречённым взглядом строй и уже другим тоном добавил от себя, чем очень растрогал многих:
- Пацаны, я прошу вас, ну если курнули там после обеда, то не шарахайтесь в таком виде по расположению части. Прилягте в траву за своими машинами и полежите. Не позорьте меня, пожалуйста...
Курили "траву" уже как обычные сигареты, которые достать здесь было намного сложнее. Никто не заморачивался о том, что это вредно и вызывает зависимость. Все были уверены, что это не серьёзно и что это не надолго.
Как то я спросил одного старого таджика:
- У вас тут все курят, даже пацаны малолетние, неужели нет проблем со здоровьем?
- Ну я же живой, и здоровый, - ответил улыбаясь старик, - Одно плохо, кто начинает курить молодым, тому трава мозг сушит.
- Значит всё таки опасно курить? - переспросил я.
- Де нет, не опасно, ведь мозг тут многим и не очень нужен...
Забегая вперёд, скажу, что когда я вернулся в Россию и приехал домой, то почти месяц с удивлением смотрел трезвыми глазами на мир вокруг. Он был другой, не такой мягкий и бесшабашный, и совсем не прикольный. Этот мир был чужой. Я на Родине чувствовал себя тоже чужим. Но потом мозг адаптировался и всё пошло нормально. Ну как нормально? Как у всех в 90-х! Коммерция, бандиты, менты, аресты, допросы, мордобой. Но уже не было страшно, когда стреляли на улицах, когда под окнами офиса разрывались гранаты, а утром, по пути на работу можно было запросто обнаружить труп очередного "бойца" из той или иной "бригады". Мозг то помнил, мозг то работал и приспосабливался жить уже в другой войне, но уже без наркотиков! Но это уже совсем другая история...

* * *

Проснулись мы от жуткого грохота....
- Всё, звиздец, началось, - прошептал Рыжик.
- Что началось то, - спросил его Малой.
- Обещанное летнее наступление моджахедов, - ответил Рыжик.
Я откинув верхний люк, и наблюдал как в черноту ночи уходят наши ракеты от установок "Град", которые располагались в 500-х метрах от нас. Картина была замечательная!
После того как отстрелялась последняя установка и настала мертвецкая тишина, я сказал:
- Отбой, спать пора, завтра узнаем что к чему.
А летнее наступление моджахедов ждали все. Погранцы говорили, что нам повезло, мы попали сюда только на зиму, когда все перевалы и козьи тропы были закрыты. Да, нас обещали весной сменить, и мы верили в это, и ждали. И делали реальные выводы из происходящего вокруг, что зимние боевые потери были не очень связанны с боевыми действиями. Самая главная заварушка была за несколько месяцев до нашего приезда. Группа моджахедов 200-250 человек решила прорваться в городок Куляб. И у них на пути оказалась наша погранзастава, Московский погранотряд. Бой был долгим, заставу разнесли в щепки, 25 наших погранцов полегло тогда, но моджахеды не прошли...
Утром Рыжик, прибежав с батареи ГРАДов, сообщил, что вчера ночью, заметив передвижение в кустах на нейтральной полосе, наши реактивщики лупанули по этому квадрату. Кусты и деревья на той территории были сухими и мгновенно вспыхнули. Утром на рассвете там обнаружили мёртвого ишака и несколько мёртвых афганцев, которые просто решили набрать хвороста. На той стороне с топливом были большие проблемы, поэтому всё в округе уже порубили, а сухостой на нейтралке так и манил к себе местных. Они, в основном старики и дети, сначала днём ходили за хворостом, но после того как погранцы их стали гонять автоматными очередями, решили пойти ночью...
Я выслушав эту историю, включил рацию и настроившись на Российскую радиостанцию, сел ждать новостей.
- Сегодня ночью, бойцами Пянджского погранотряда было отбито нападение афганских моджахедов. Противник был отброшен назад, потерь среди личного состава нет, - прозвучал вскоре из рации голос диктора новостей.
В этот день, ближе к обеду, я отправился на переговорный пункт связи. Должен был состояться телефонный разговор с домом, с моей мамой. Телефонистка Катерина, несколько минут пыталась дозвониться до России. Я ждал. Но вот гудок пошёл и на том конце очень сильно стали кричать: Ало, сынок, сынок, это ты?"
- Одну минуточку, соединяю, - сказала Катя и показала взглядом что бы я мигом бежал в кабинку.
- Ало Мама, привет!, - крикнул в трубку я.
- Сынок, живой, ну слава Богу!, - сказала мать в трубку и заплакала.
- А что мне сделается, тут у нас спокойно, курорт, загараем на солнышке, - начал рассказывать я.
- А по телевизору сегодня с самого утра всё про ваш Пяндж говорят, - не переставая плакать продолжала мама.
- Да ладно мам, всё хорошо у меня, это далеко всё от нас происходит, у нас тихо.
- Что то я плохо слышу тебя, сынок. Связь очень плохая. Как ты там не болеешь? спросила мама.
- Нет, всё хорошо, - успел только лишь сказать я, как пошли короткие гудки.
Я открыл дверцу кабинки и хотел попросить Катю соединить меня ещё раз. Но тут вдруг в переговорную забежал молодой лейтенант и стал кричать Кате, что срочно нужна вертушка.
- Какая вертушка, куда, зачем? - стала сыпать Катерина вопросами.
- Пацанов не уберёг, бля-я-я, не уберёг, - запричитал тут летёха.
- Да успокойся ты, в чём дело то? - пыталась добиться от лейтенанта телефонистка.
- Один точно двухсотый, а остальные - у кого ступню, у кого ногу оторвало, бля-я-я, не уберёг, бля-я-я, - говорил уже плача лейтенант.
- Так по рации что же не вызвали вертолёт то?, - спросила Катя.
- Да вызвали, но ты ещё позвони, пусть поторопятся, - попросил он и опять застонал, - Не уберёг бля-я-я, на своих же минах, молодые ещё пацаны, молодые. Мо-ло-ды-е!, - вдруг он перешёл на крик, - Ты понимаешь, Катюха, мо-ло-ды-е.
Как выяснилось позже, ещё накануне наша группа сапёров устанавливала противопехотные мины на одном из участков границы, и наверное не успела доложить погранцам. А на рассвете ушёл очередной дозор, и, не вернулся. Подорвались погранцы наши на наших же минах.
На следующий день, на волне новостей было тихо и спокойно...

Продолжение следует.

Когда в ЧОПе работал, у нас был пост на хлебокомбинате. Там тоже у крыс была торная "тропа Хошимина" по трубе водостока у ворот и далее по желобу на территорию. И все это буквально под ногами у поста охраны (там будка была приподнята на полтора-два метра, чтоб прямо из окон виден был кузов грузовика). Так там сначала один охранник, а потом второй, на первого глядя, приспособились бить крыс из рогатки (здоровенные такие рогатки продавались, да и сейчас, поди). Во-первых, какое-никакое развлечение вечером-ночью, во-вторых, начальник складов им обещал доплачивать за тушки крыс некоторую денежку, которой с лихвой хватало на покупку стальных шариков для рогаток и новых жгутов. А за сутки они по полдюжине-десятку пасюков набивали - из бетонного желоба больно-то не выпрыгнешь и бегут они как мишени метров 10 по освещенному узкому бетонному желобу. И так продолжалось до тех пор, пока к ним не повадился приходить здоровенных лохматый котяра и тырить "трофеи". Причем сжирать он их явно не успевал (ну не может кот сожрать 10 крыс подряд!), а где-то прятал и приходил за новой. Стрелять в кота рука не поднималась и возникло соревнование - кто быстрее добежит до трофея. Кот, услышав характерный писк очередной крысы, бросался из своего укрытия и зачастую успевал раньше, чем человек по железной лестнице :)