Записки из пожелтевшей тетради.
Часть третья.


Подходил к концу 1993 год, а мы всё сидели без дела, и с завистью смотрели, как раз в две-три недели бойцы 191 МСП собирались на боевой выход к рубежам границы с Афганистаном. Сборы проходили на стадионе, куда съезжались БТР-ы и БМП, в которые грузили мешки с провиантом и амуницию. Тут же из вскрытых цинков бойцы брали горстями патроны и заряжали рожки для АК и ленты крупнокалиберных пулемётов. Затем колонна выстраивалась в ряд и, водрузив Российский флаг на головной машине, не спеша выезжала через ворота части. А через несколько дней возвращались те, кого сменили уехавшие бойцы. Техника была грязная, вся в пыли, а на броне сидели небритые с загорелыми лицами мужики, и устало смотрели на встречающих. Они молчали, молчали и встречающие, у которых был немой вопрос в глазах: на этот раз все вернулись, или нет? Но после того как колонна останавливалась, и старший офицер докладывал командиру полка что боевых потерь нет, все кидались обниматься с радостными возгласами.
Но вот скоро и в нашей монотонной жизни всё изменилось. Меня вызвал командир узла связи и сообщил, что наш экипаж завтра выступает в 05.00. утра для сопровождения через перевал в Пянджский погранотряд передвижной станции «Космос», которая сегодня прибыла к нам из Душанбе. Так что уже вечером мы погрузили в наш танк свои пожитки, матрацы с подушками и одеялами, и устроились на ночлег у себя в машине.
Утром мы выехали, взяв к себе на борт пассажира. Это был прапорщик, которому не хватило места в ведомой машине. На вид ему было 35-40 лет, он был не многословен, и очень задумчив. Впервые я видел такого прапора. Попав внутрь нашего ревущего танка, он с интересом рассматривал всё вокруг. Я предложил ему надеть шлемофон, и подключил его разъём к внутренней связи. Сел он впереди меня, сразу за местом механика-водителя. До сих пор помню его выражение лица, когда он общаясь со мной по внутренней связи, развернувшись ко мне в пол оборота, добавлял в конце разговора с улыбкой: "Да, командир!" Ох и не подозревал я тогда, что везу его за своей смертью...

* * *

Туман. Был очень сильный туман. В триплексы не было видно ни черта! Малой ехал на ощупь. После получаса такой езды, он крикнув в шлемофон, что ему всё пох, открыл люк и высунул голову навстречу ветру, туману и прочей неизвестности... Так ему было легче смотреть, а ехать с задраенным люком было и не удобно и стрёмно. Ведь он, рассуждал о смерти мехвода просто: она (ну эта смерть под бронёй) должна была настигнуть его первым! А почему? А потому что он ведь впереди, он мехвод, а эту банку и 7,62 в упор прошивает, а движок справа рядом... А как полыхнёт... А куда? А на верх! А там что? А там пуля... Вот такие мысли были в голове нашего мехвода.
- Остановка, Сокол 10, - услышал я в шлемофоне.
- Кто хочет отлить, в кусты слева от брони, прикрываем по очереди!
Я закурил местный «Кайхон» (сигареты "Космос"), дважды глубоко затянулся, и как будто выходя в последний раз из БМП, сказал сам себе: "Ну, с богом!"
Спрыгнув с борта прямо в туман, сразу же захотелось обратно под свою родную броню. Туман висел стеной, висел и шептал на ухо: "Что, страшно?" Но вот подул прохладный ветерок, срывая туман с кустов и деревьев вместе с его насмешливым шёпотом. И тут я, застёгивая ширинку и наблюдая за уплывающим туманом, вдруг обнаружил перед собой орудийный ствол. Он смотрел на меня, становясь всё отчётливей с каждым дуновением ветра. Скоро можно было уже рассмотреть и саму башню и искалеченные траки. Это был танк. Наш танк. Он лежал в кювете с раскрытыми как жабры люками и ржавчина постепенно съедала его обгоревший корпус.
- По машинам! - раздалось откуда то сзади.
Я прыгнул в башню и крикнул мехводу:
- Газу, Санёк!
Туман постепенно рассеивался, мы шли через перевал. Уже отчётливо были видны лежавшие в ущельях сгоревшие остовы автомобилей и военной техники.
Через час мы прибыли в местечко Пяндж, а точнее в Пянджский погранотряд. Проехали мимо плаца и свернули к стадиону. Остановились мы у развалин клуба, обугленные и разрушенные стены которого создавали впечатление, что мы в Сталинграде. За клубом проходили окопы, которые были прорыты по всему периметру соприкосновения погранотряда с этим "чудным" посёлком. За траншеями, через некоторое расстояние был высокий забор. А с противоположной стороны были тоже траншеи, потом шла контрольно-следовая полоса, за ней колючка, нейтралка и Афган. Вокруг стадиона тоже были вырыты окопы и подходили они к пятиэтажкам, в которых жили офицеры, затем огибая их шли дальше по расположению. Было такое впечатление, что погранотряд держал круговую оборону. С одной стороны Афган, с другой посёлок Пяндж.
Рядом с развалинами клуба стоял памятник Ленину, который ну очень был похож на таджика. Вот только лысина и выдвинутая вперёд рука говорила, что это сто пудово Ленин!
Мы очень устали с дороги, и поспешили расположиться ко сну в своей боевой машине.
Легли с мыслью что завтра утром свалим обратно в Курган-Тюбе, так как миссию мы свою выполнили. Уснули быстро, но через некоторое время по броне настойчиво постучали...

* * *

- Подъём, блядь, - раздалось вслед за стуком.
- Открываем люк, и выходим, - прокричал другой голос.
Мы проснулись. Малой взял свой АК, прополз из своего отсека в башню, к нам с Рыжиком, и спросил меня шёпотом:
- Чё делать то будем, командир?
После чего, со стеклянным взглядом, снял автомат с предохранителя и дослал патрон в патронник.
- Вы чё там отстреливаться что ли решили, ублюдки? - донеслось снаружи.
- Может выйдем? - спросил шёпотом Рыжик.
- Ага, выйди, а тебе там горло от уха до уха, - отвечал Малой.
- Может это наши? - спросил я у экипажа.
- Да какие наши, сидим и не выходим, - настаивал на своём мехвод.
В это время по броне опять постучали, и первый голос спросил:
- Кто командир?
- Ну я, - сказал я, вложив в ответ всю грубость голоса, на которую был способен.
- Головка ты от ....я! Открывай, тебе командир узла связи Пянджского погранотряда приказывает!
- А может Вы и не он? Предъявите документ, - потребовал неуверенно я.
- Вот смотри, смотри сюда, - прокричал капитан, тыкая удостоверением офицера в триплекс.
- Я не выйду, - сказал Малой, - это подстава какая-то.
- Ну да, может они весь погранотряд вырезали, а мы последние остались? - поддакивал Рыжик.
Стук не прекращался. Снаружи уже били по броне чем-то тяжёлым.
- Ща гранату вам под брюхо кину, выходи! - не унимался капитан.
Я оглядел своих товарищёй и сказал:
- Выходим парни по одному, оружие с собой. Будь что будет.
- Одного точно завалю, - прохрипел мехвод.
Я открыл люк. Осторожно высунув голову разглядел трёх подвыпивших офицеров.
- Давай сержант, слазь и строй экипаж, - добро так, как-то по отечески и с улыбкой на лице, сказал мне начальник узла.
Мы построились. И тут началось...
- Вы откуда такие борзые прибыли? Почему не выставлен караул вокруг БМП? - прокричал мне прямо в ухо капитан.
Потом короткий удар в грудь, в челюсть. И понеслось... Нас просто стали бить. Бить со словами о Родине , об уставе караульной службы, о том что я тут вам отец и мать, о том что списать нас на боевые потери - как поссать сходить и т.д. Закончив бить, нас опять построили. Строй был ни хера не стройный, нас шатало. Нам вернули оружие и приказали стоять в карауле втроём всю ночь. Оставив нас, и обещав через час вернуться, пьяная компания побрела к себе на квартиру допивать недопитое.
Постояв в карауле с полчаса, мы решили идти спать обратно, договорившись дежурить по очереди. Дежурить что бы не пропустить очередной визит этой весёлой компании. Интересный получался караул, я открыв бойницу в задней двери наблюдал не за обстановкой вокруг машины, а за подъездом из которого должны были выйти командиры. Но минуты шли и шли, а из подъезда никто не выходил. И вот скоро подъезд поплыл куда то в сторону, глаза начали слипаться, и я уснул.

* * *

Проснулся я от жуткого холода. Хотя днём в декабре было довольно таки тепло, и даже жарко, но ночью спускался, видимо прямо с гор, жуткий холод. Печка-атомка отказывалась зажигаться из-за того что свеча поджига была залита соляркой. А всё потому, что разжигать эту печку мы не умели, и сгубили свечу практически сразу, ещё в Курган-Тюбе. Заводить танк, чтобы согреться я не стал. Укутавшись в одеяло я стал вспоминать как нас провожали из Самары, как мне выдали новенький БМП...
Мы принимали три БМП и три БТРа связи. Нам сказали доложить о недостатках в экипировке. Я подозревал, что чего-то не хватает, но так как не разбирался во всём этом, с горечью думал о том что же сказать. Но вот настал тот день, когда к нам с инспекцией приехал целый полковник. Он подошёл ко мне и спросил:
- Ну что, младшой, чего не хватает?
Я очень растерялся, но тут посмотрел на то что было выложено у соседнего БТРа (который ездил не на траках а на колёсах) и быстро сообразив выпалил:
- Отсутствует штырь заземления и домкрат!
Полковник, побеседовав с каждым командиром боевой машины, записал всё в тетрадочку и уехал. Через день он вернулся и увидев меня, сразу начал кричать:
- Что же ты сынок, меня перед всей танковой дивизией опозорил? Какой штырь заземления, ты же траками на земле стоишь! Да и какой нахрен домкрат? А? - уже начал смеяться полковник, - Ты что запаску менять собрался?!
- Не хватает ещё прибора ночного видения, прибора радиоционной разведки, шлемофонов и много чего ещё, - промямлил я.
- Та-а-а-а-а-к! Прапора этого, что технику сдавал ко мне, срочно! - прокричал он своим подчинённым.
Потом были разборки с прапором, потом он раскололся и показал гараж, где он собрал со всей техники оборудование.
- Ну почему, бля, ты это делаешь? - спросил прапора полковник.
- Всё равно всё спишут на боевые потери, вот я и решил взять, чтоб не пропадать добру, - отвечал прапор.
- Ах ты гнида! Ты смотри каких мы пацанов отправляем, а им по 18 лет. Сука ты тыловая, я тебя под трибунал...
... Вспоминаю, сижу, мёрзну, и корю себя за то, что не углядел тогда, как аккумуляторы прапор тот поменял на старые. Двигатель то можно было и сжатым воздухом завести, а вот свечу эту волшебную ну никак не получалось поджечь, аккумуляторы были мёртвы.


* * *

На утро нам сообщили, что мы остаёмся здесь, в Пянджском погранотряде, и наш командир теперь - тот "милый" капитан, который нас "воспитывал" этой ночью.
- Да, попали мы. Я то думал, что утром свалим обратно в Курган-Тюбе, - вздыхал Малой.
- Ни чё, прорвёмся! Этот будет нашим третьим по счёту командиром. Мне пацаны сказали, что скоро замена у офицерского состава, сразу после Нового Года. Пару недель потерпим, - ответил я.
После этого разговора мы отправились на завтрак. Жратва была отвратная. Самым популярным блюдом, которое было почти каждый день, но строго на ужин, была тушёная квашенная капуста, и солёная рыба (что то типа селёдки). А один раз мы обнаружили в хлебе мучных червей, и решили, как в фильме "Броненосец Потёмкин" поднять восстание. Но бунт наш жестоко, и довольно таки быстро был подавлен. Подавлен просто. Вышел дежурный по столовой и спокойно так произнёс:
- Не нравиться - не жри!
Есть хотелось всегда, да что есть, хотелось жрать! Мы с тоской вспоминали дни, когда мы продавали бензин и соляру в Курган-Тюбе. Здесь такого не было. Соляру не выдавали, а бензин для "дырчика" давали очень редко. Приходилось на оставшиеся деньги покупать лепёшки за расположением части. Ах какие там пекли замечательные лепёшки! Я и сейчас, когда вижу таджикскую или узбекскую лепёшку, сразу же её покупаю. И тут же, не отходя от прилавка, не удержавшись начинаю её есть. Этот запах и этот вкус возвращает меня туда, где было голодно и холодно, туда где было и весело и грустно, туда где пахло смертью, туда, откуда я привёз язву желудка и кучу проблем с психикой, туда, куда почему то хочется вернуться...

* * *

Сегодня на утреннем построении нам напомнили, что скоро Новый Год, а точнее сегодня. Капитан наш, осмотрев внешний облик личного состава, задал вопрос, адресованный в никуда:
- Что ж вы такие, блядь, грязные?
- Проблемы с баней, товарищ капитан, - раздалось из строя.
- Я в курсе что баня не работает, но не мыться четыре недели это не порядок! Короче, сегодня весь узел связи моется у нас на квартире!
Когда я попал на квартиру для помывки, то обнаружил очень грязную и местами ржавую ванную. Но выбора не было. Набрав в ванную воды я погрузил в неё своё немытое тело, и ощутил такое блаженство, что от счастья даже заснул...
Сегодня Новый Год, даже не вериться! Надо бы подумать о том, чем это дело отметить.
Но скоро мы узнали что наш капитан обещал проставиться в честь праздника, а за это с нас шашлык. Ну не сам шашлык, а его приготовление. Сам капитан с офицерами пошёл собираться на охоту, вечером обещал мяса! Сели они в БТР, взяв с собой "калаши" и зачем то, ну на всякий случай, пулемёт, и покатили в сторону заповедника "Тигровая балка" за джейранами. Мясо вечером было столько, что шашлык решили мариновать в ванне. Да, в той самой волшебной ванне!
В честь Нового Года нам приказали усилить караул, и вместо одного часового нас было по одному из каждой машины. Шашлык жарили до 12 часов ночи для офицеров, а уже потом для нас самих. Новогодняя ночь оказалась очень холодной. Спать в танке было невыносимо. Рыжик стоял в карауле, а Малой и я пытались уснуть в этом стальном гробу. Мы были в бушлатах, на головах шлемофоны, сверху одеяла и куча разного тряпья. Но всё равно было холодно. Как то в детстве я слышал такую шутку: холодно как в танке! Так вот, теперь я лежал и стуча зубами от холода, понимал, что и не такая уж это и шутка. Печка-атомка так и не работала, а машину мы уже заводили четыре раза. А толку то? Через 20 минут танк остывал. Да и заведённый двигатель очень раздражал население пятиэтажки. Недавно нашему капитану пожаловалась жена офицера, окна которой выходили как раз на наш БМП, и после этого капитан приказал нам не заводить машину, а вопрос с обогревом решить. Вопрос решался очень долго, а хотелось тепла. Как то в одну из таких вот ночей, я не выдержал и сказал Малому чтобы он завёл машину. Тепло стало поступать в салон, и мы начали засыпать. Но тут снаружи раздался взрыв такой силы, что наш танк качнуло. На утро мы узнали что кто-то из офицеров, изрядно нажравшись, кинул гранату с балкона. Я думаю что это был муж той дамы, которой мы спать мешали...
Но несмотря не на что Новый Год всё-таки наступил!
- Пацаны, с Новым Годом!, - открыв заднюю дверь прокричал нам в темноту Рыжик.
- Да пошёл ты, - ответил ему, переворачиваясь на другой бок Малой.
- Командир, пойдём выпьем, там водку принесли, да и джейранчики уже готовы, - звал меня Рыжик.
- Ладно, пойдём, а то тут от холода дуба дашь, - сказал я и взяв автомат выбрался наружу.
Сначала мне показалось, что на улице немного теплее, но это только из за того, что рядом стоял огромный мангал. Вокруг была такая стрельба, как будто наш погранотряд брали штурмом! Стреляли в основном трассерами из автоматов, но иногда слышались очереди и потяжелее. В небо взлетали осветительные ракеты и "люстры". Короче, у нас был праздник! У нас был Новый Год! Ура!!!
Утро было тяжёлым. И дело было не в похмелье. В Новогоднюю ночь за праздничным столом был застрелен тот прапор с добрыми глазами, которого я сюда привёз.
Ссора возникла внезапно, нас не посвящали в детали. Скажу лишь только то, что старлей, который сидел за столом напротив, выстрелил прямо в лоб прапорщику. Наши пацаны ходили отмывать полы и стены от крови и мозгов. Ведра не было, и тряпки промывали и выжимали в ванне. Всё в той же самой ванне...
К вечеру прилетела вертушка из Душамбе, в которую посадили старлея в наручниках. Туда же мы погрузили гроб с телом прапорщика. Когда мы поставили гроб в вертолёт, я сказал обращаясь к погибшему:
- Ну всё, давай с Богом, домой.
Дома ждали его жена и детишки. Ждали с войны. Ждали живого. Ждали героя.
И вот он скоро будет дома, а мы остаёмся служить дальше.
А сколько ещё впереди будет смертей...

Продолжение следует.

Наш городок находился практически на границе с дружественным нам государством. Граница была довольно «прозрачная» как в том, так и другом направлении. Это я к чему? Дальше будет понятно.

И был у нас охраняемый объект - центральный склад взрывчатки. Взрывчатку эту использовали для различных горнопроходческих работ. И было ее там столько, что не дай бог искра... Охраняли склад бойцы ВОХР. В основном женщины «далеко за 40». Но, скажу я вам, службу они тянули так, что ставил я их в пример даже аттестованным ментам. Вооружены были карабинами Симонова образца хрен знает какого года и пистолетами ТТ. И лупили они из этого старья так, что любо-дорого. Я специально к ним на зачетные стрельбы офицеров возил, что поучились. Ну, это я отвлекся.

Сижу однажды у себя в кабинете, раздается телефонный звонок. Звонит САМ. Генеральный директор градообразующего предприятия, которому собственно этот складец динамитный подчинялся. И говорит
-Слушай, у нас тут незадача...Машина пропала...
-Какая машина? - не въезжаю.
-Машина с динамитом...Она утром со склада вышла, а на объект до сих пор не пришла.
А возили взрывчатку обычно на спец-машине. И сопровождал ее наш стрелок с карабином и ТТ. А рации у них нет, не положено им было рацию иметь. А про сотовые телефоны мы тогда и не слышали. В общем ЧП по первому разряду - исчезла машина взрывчатки. Что делать? А Генеральный говорит:
-Я сейчас своего водителя хочу отправить по маршруту. Проедь с ним на всякий случай. Он у тебя будет через две минуты.
Вызываю дежурного, обрисовываю ситуацию, приказываю поднять по тревоге всех наших. Но пока не весь отдел, а только охрану, доложить дежурному по ОВД. Беру автомат, пистолет, рацию, еще одного бойца и на черной «Волге» мы летим в сторону склада, чтобы начать проческу маршрута.

Воображение рисует всякие ужасы типа похищения взрывчатки чеченскими боевиками, сгоревшей машины, трупов нашего стрелка, водителя и экспедитора, а также последствий, которые ожидают все милицейское начальство включая и меня. Увольнение из органов в такой ситуации - самое приятное.

И тут по рации выходит на меня дежурный и радостно сообщает, что дескать отбой, нашлась машина.

Выяснилось, что штатный водила, который всегда возил «спецгруз» заболел, с автобазы прислали замену. Ну, он и решил поехать «короткой дорогой». А экспедитор и стрелок чего-то тему не просекли. Короче, заехали они на территорию сопредельного государства, где и были повязаны ихними (сопредельными) погранцами. Которые уже принялись вертеть себе дырки в погонах и на кителях. Еще бы цельная машина контрабандной взрывчатки плюс оружие (карабин и ТТ). А может это вообще террористы! Кое-как экспедитор уломал их на один телефонный звонок. И поскольку был не дурак - позвонил прямо в приемную Генерального.

Вернулись мы с полдороги. Мы с бойцом остались в отделе, а водила забрал своего шефа и отправились они к соседям с дружественным визитом. Уж не знаю, как Генеральный убалтывал ненашенских погранцов, но к вечеру машину отпустили.

После этого выделили стрелку носимую рацию, «канарейку» с бойцами в сопровождение. А еще велели стрелку перед каждым рейсом предупреждать водителей что «руль вправо- руль влево - попытка бегства - расстрел на месте». А пусть не выделываются. Самая короткая дорога - утвержденная начальством.

"Саперы - на мост!!!"
Как это уже не раз бывало, два народа не поделили землю. Один народ начал первым, ответ второго был более жестким и кровавым. Обстановка обострялась с каждым часом, войска тоже втянули в конфликт. Сначала наше участие ограничивалось блок-постами на дорогах, но после обстрела нашего поста из гранатометов один народ стал "не нашим". Почти все дома в поселке рядом с нашей в/ч сожжены, остались целые только те, где на воротах белой краской хозяева успели написать «осетин», «русский», «грузин».
Мы стоим на «нашем» блок-посту (в простонародье - на «блоке»), вместе с соседями-танкистами. Наши батальоны расквартированы рядом и ближе всех к этому «блоку», недавно организованному на улице, идущей вдоль каменного забора нашего городка, поэтому его навесили на нас. Танкисты держат дальние подступы, а мы бдим, чтобы к ним близко не подкрались с «шайтан-трубой». Если танки защищены от близкого выстрела из гранатомета, то взять их трудно. Вчера такая попытка была, и счет оказался в нашу пользу, не считая контуженного прапоренка Сереги по прозвищу «Батон». Злыдни пытались застать смену врасплох, подумавши, что танк пустой, и метров с трехсот хлестанули по блоку очередями из сгоревшего дома. Все пешие успели упасть и стали отбиваться из автоматов. Дежуривший в башне наводчик не стал размениваться на мелочь пулеметную, а довернул башню и уебал по остаткам дома из пушки, разложив злодеев на молекулы. Над головой Батона, лежавшего метрах в десяти перед танком. Потом, через пару дней Серега смог рассказать, что лучше получить кувалдой по каске, чем попасть под «выдох» танка.
Подступы к блоку со стороны Октябрьского освещает двухметровый факел из пробитой пулей желтой газовой трубы, идущей вдоль улицы. Газ почему-то еще не перекрыли, факел загорелся то ли от пожара ближнего дома, то ли от трассера и тихо свистит уже вторые сутки. Тишину нарушает начальник штаба нашего батальона, прилетевший на КамАЗе с внеплановой сменой и новой задачей для нашей группы. Телефонограмма из вышестоящего штаба гласила, что группа разминирования должна через час обеспечить пропуск танков через мост, который находится в 20 километрах от нас, а мы - самая ближняя и самая свободная группа в батальоне, остальные где-то далеко и надолго. Поэтому мы с проклятиями в адрес майора - рыжего мудилы из инженерного отдела корпуса прыгаем в КамАЗ и фигачим в указанную точку. Будешь тут ругаться, если он не удосужился ни БТР из соседнего полка затребовать, ни связью обеспечить. И экипированы мы под «блок», а не под выход с танкистами. На всех - личное оружие, «дежурный» килограмм тротила, пара «кошек» да пяток гранат. Группа - это командир роты, командир взвода Игнат, техник роты Михалыч и три солдата-водителя, срочно переквалифицированные в саперов. Это почти вся рота, ибо по причине развала СССР заварушка застала батальон в запредельном некомплекте. Та же ерунда была и в полках дивизии, офицеры перед войной часовыми в караул ходили.
К нужному нам «блоку» успеваем доехать вовремя, там командует парадом пехотный капитан на двух БМП-2 и в предрассветной тишине грозно рисуется свежеполученными автоматами «усиление» - толпа преисполненных значимости дружественных соседей (ополчение), правит которыми двухметровый дядька с РПК на пузе. Колонна танков готова к выходу, в люке головной «семьдесятдвойки» торчит наш знакомый комбат, ругается с кем-то по рации: «... мне до этого перекрестка и десантников еще дойти надо!!! Жопу мне кто прикроет???». Дядька с РПК вмешивается в разговор, «рвет рубаху»: «Мы пойдем! Сколко тебе надо людей? Двести? Патсот? Мы сейчас там всех порвем!». Лезем с Михалычем на броню, здороваемся со старым знакомым комбатом.
- Прибыли для сопровождения вас через мост.
- И какой умник вас на КамАЗе прислал?
- Что дали, на том и приехали. Мост далеко?
- Километра три до него, там не наши сидят. Взять вас с собой в таком виде - вам кирдык подкрадется, не взять - мне кирдык светит, мост может быть заминирован. Что делать будем?
- А если мы с вами не пойдем - нам дивизия яйца открутит, так что выбора нет, вся надежда на ваши пушки с пулеметами. Ополченцы вон митингуют, может, их тоже возьмем?
- Ну-ну. Блок-пост оборонять они еще годятся, а на мост навряд ли пойдут.
В разговор вмешивается рация, требующая немедленно выдвигаться. Танки рычат движками (ополченцы прерывают «митинг», разом куда-то пропадают, наверное, срочные дела нашлись...), закрываются люки, колонна трогается, наш КамАЗ - за ней. Мы с Михалычем в кабине, Игнат с саперами на пузе в кузове «... и чтобы над бортами только стволы, глаза и каски торчали!»...

Продолжение завтра, уже почти готово.

Записки из пожелтевшей тетради.


Состав постепенно набирал скорость. За грязным от копоти и времени окном уже давно стемнело. Лишь только на мгновение огни маленьких полустанков освещали это обшарпанное купе плацкартного вагона, в котором не спали шестеро. Назовём их шестеро смелых. Почему, да потому что на вопрос - есть ли желающие отправиться в Таджикистан, они, по разным причинам сказали - ДА! У каждого была своя причина, своя история для отправки в эту командировку. У кого залёт, у кого бунтарская дурь, которую надо было направить в нужное русло. Кого уговорили, пообещав, что вернуться героями (как афганцы), и что бабы будут давать без проблем, а кого просто обманули, отослав в командировку за фруктами. В купе было два экипажа БМП КШ, машин с виду грозных, потому что когда мачта антенны была собрана в походном положении и зачехлена, то такая БМП была похожа на САУ. Экипаж состоял из мехвода, радиста и командира машины. С командирами в нашей части получилась небольшая проблема. Так как офицеры почему то поехать не смогли в эту, на первый взгляд безобидную командировку, то на эти должности назначили ещё "зелёных" младших сержантов. И вот таких "добровольцев" был целый вагон. А вагон этот был в составе эшелона с бронетехникой и машинами спец.связи, который медленно, но верно шёл на восток...
Ту-тук ту-тук, ту-тук ту-тук, пели колёса в тишине вагона. Сопровождающие офицеры, почему то быстро вырубились и уже храпели. Но не спали пацаны... Был слышен шёпот и приглушенные голоса... Поскрипывал, размеренно раскачиваясь вагон, перевозивший до этого только солдат в ГДР и обратно, и не понимавший зачем и куда его такого красивого везут. Скоро, совсем скоро начали появляться новые звуки, которые распространялись по вагону вместе с новыми запахами и с предвкушением чего то недозволенно-радостного. Штык-ножами вскрывалась тушёнка, и откуда то из темноты угла появился спирт...
На изрезанном столе надписями типа «ДМБ-85 ГДР» и «Люся сука!», лежали сухари, куски сахара, а на середине стоял солдатский котелок со спиртом и банка тушёнки. Спирт колыхался в нем в такт постукивания колёс и сердец этих шестерых ребят. Было темно, но иногда мелькавшие мимо огни освещали эти лица. Пацаны... Эти пацаны ехали туда, не зная куда. На лицах их можно было прочесть многое, но главное, это вопрос - зачем? До дембеля кому пол года, кому год... Зачем? Страх в глазах , после рассказов как моджахеды режут горло, отрезают яйца и пихают их в рот. Хорошо, что темно, и другие не видят твои глаза, хотя ты видишь их. Что бы как то разрядить обстановку и не показаться трусом, предлагаю тост за нас. За нас пацаны! Спирт делает своё дело, мы уже после третьей готовы сами отрезать яйца врагам!
А поезд идёт своим ходом. Постепенно согреваемся после погрузки техники. Надели валенки, которые нам выдали для ведения боевых действий в зимнее время. Которые мы за десять дней пути почти все продали на полустанках. А на хрена в Средней Азии валенки!?
А спирт делает своё дело! Вот кто-то затянул афганскую песню, и его подхватил весь вагон. Ночь ожила... Пацаны вырвались из казарм, у пацанов рвануло башню! Они трое суток перетирали в мозгу - куда и зачем? И вот им наконец то сообщили. И вот они поехали!
Вскоре в вагоне зажгли свет. Отцы проснулись...

* * *

В вагоне горел свет. Состав, вот уже 40 минут, стоял на каком то богом забытом полустанке. Командиры выгнали пацанов в холодную октябрьскую ночь трезветь. Мы выбегали из вагона, а точнее вываливались, в одних кальсонах и валенках. Некоторые просто падали на шпалы и рельсы соседних путей, окрашивая первый выпавший белоснежный снег кровавыми пятнами.
На платформе, прицепленной к нашему вагону, уже возникла драка. Платформа была пуста, и она была последней в составе, потом ничего, только рельсы, только шпалы. И вот на эти рельсы после сокрушающего удара, спиной падает боец в кальсонах и в валенках. Не помер... Остался жив.
Вскоре отцы поняли, что отрезвление личного состава идёт как то не по плану, и стали загонять нас обратно в вагон. Замёрзшие, в окровавленном нижнем белье, но пьяные и довольные, а что самое главное - в валенках, пацаны залазили обратно в вагон.
Пацанам было весело, пацаны ехали на войну... Но это была как бы и не война... Да и вернулись оттуда как бы почти все, только некоторые пораньше, и лица их были холодны... И был на этих лицах вопрос - зачем?


* * *


Под утро, к нашему эшелону прицепили несколько вагонов. Вроде ничего особенного, ну прицепили и прицепили.... Но утром, когда мы увидели что это цистерны, решили провести разведку. Как потом оказалось, это была «разведка боем». Но всё по порядку.
Добровольцев было хоть отбавляй! Вот вроде снарядили одного, дали котелок, привязали верёвку. Открыв люк, разведчик еле удержался наверху.
- Спиртяга, пацаны!, - раздался радостный возглас сверху.
И вот довольный, с котелком спирта, он спускается к нам. Начинаются бурные дебаты. На повестке дня вопрос - пить или не пить? Вопрос вечный, и требует ответа, но времени на ответ в обрез. Вдруг кто-то сказал, что если опустить брючный армейский ремень (да, да, тот самый зелёного цвета) в котелок со спиртом, и если он не изменит окраску, то пить можно, а если изменит, то это технический спирт. Сказано - сделано. Опускаем ремень в котелок, выдерживаем минуту, а затем вынимаем. Изумление на глазах всех участников научного эксперимента, ремень стал белым... Тишина повисла в лаборатории нашего купе.
- А мне пох, я всё равно выпью, - донёсся голос добровольца-разведчика.
Но его вовремя остановили. Дебаты по данному вопросу продолжились, ситуация накалялась. Вдруг кто-то заметил, что по путям идёт в дрова пьяный мужик. Возникла идея провести эксперимент на людях. Многие были против, но сдались, под напором утверждений, что нас тоже везут помирать, и что цистерна спирта - это тебе не каждый день. Послали ходоков к мужику. Весь вагон прильнул к окнам, наблюдая, как мужик выпивает пол стакана этого пойла. Выпил и, молча упал... Состав дёрнулся, и начал постепенно набирать ход. Участники эксперимента прыгнули в вагон на ходу, и после небольшой паузы, отдышавшись, произнесли вслух заключение: «Пить нельзя!».
А поезд все шёл и шёл дальше на восток...

* * *

Проснувшись следующим утром, я поймал себя на мысли, что вот уже несколько дней не слышу команду «Подъём!». И мысль эта мне понравилась, стало как-то тепло и уютно на верхней полке нашего купе. Я потянулся, но удовольствия от этого не получил, так как боль в боку напомнила мне недавние события перед отправкой. Болели рёбра, да и щека была ещё распухшей после воспитательной беседы...
Беседовали со мной ещё до отправки, в части, где проходила подготовка к командировке. Тема беседы - уважение срока службы. Место проведения - туалет. Время - 2 часа ночи, ну очень поздно... Кричать было нельзя, надо было уважать сон сослуживцев и дежурных офицеров. Ну так мне объясняли до и во время "беседы". Собеседников было человек восемь, общались в основном при помощи ног... Закончилось всё распитием водки, её принесли сначала для дезинфекции ран, но вскоре предложили и принять внутрь. После "беседы" слетела сразу с меня сержантская дурь зам.комвзвода учебной части, но лычки на погонах остались, не имея уже той демонической силы как в учебке. "Добро пожаловать на постоянку" - издеваясь шептали они мне.
Утром меня вызвали к комбату, который осматривал технику, подготовленную к отправке. Увидев мою разбитую рожу, он поинтересовался:
- Что у тебя с лицом?
- Зуб болит, - отрапортовал я.
Комбат что-то крякнул непонятное, помолчал, а затем изрёк:
- Товарищ младший сержант, вы назначаетесь на должность командира вот этой БМП.
Я остолбенел. Передо мной стояла махина на гусеницах покрытая тентом, и, судя по длине ствола орудия, это была САУ, а не БМП. Меня, вообще то, посылали в командировку радистом на БТР, хотя я предупреждал, что не могу работать на радиостанции, я учу курсантов строевой и морзянке! Но ни кого это не волновало. А тут такой монстр, да ещё и командиром. Когда сняли тент, орудие оказалось телескопической антенной, а БМП была командно-штабной, и ничего там из вооружения не было. Была только куча аппаратуры, с которой надо было ещё разбираться.
Затем ко мне в экипаж определили радиста из нашей роты Сашку-Рыжика, который многие радиостанции видел впервые, и водителя из соседней танковой роты, которому тут же начали рассказывать, как нужно правильно заводить эту хреновину. Водитель, Санёк, был очень маленького роста, отчего получил прозвище "малой". Управлял он только лишь танком, каким точно сказать не мог, да и то один раз на учебном полигоне. Короче экипаж у нас получился что надо! И мы, ещё молодые и необстрелянные пацаны, изучая отсеки нашей Братской Могилы Пехоты, пытались шутить и смеяться над действительностью подавляя мандраж, который предательски выдавал наши настоящие чувства.
Под мерный стук колёс я опять задремал. А поезд шёл дальше, поезд вез пацанов на восток...

* * *


- Подъезжаем, подъём, - услышал я сквозь сон голос командира.
Он шёл по вагону, и, заглядывая в каждое купе, предупреждал, чтобы через полчаса все были готовы к выгрузке. Я с трудом открыл глаза, и начал сканировать помещение, в котором я оказался. Постепенно память стала возвращаться, я узнал своё до боли родное купе, которое стало нам домом на целых десять дней. В мозгу постепенно всплывали эпизоды вчерашнего вечера. Страшно болела голова, хотелось пить, в мыслях полный бардак, но одно я знал твёрдо - вчерашний день прошёл так же как и предыдущие девять.
Наши командиры в начале путешествия пытались как то препятствовать употреблению спиртного среди личного состава, но затем плюнули на это дело и сами ушли в запой. Так что в вагоне наблюдалась интересная картина: когда солдаты спали, офицеры пили, затем командиры напивались и засыпали, и тогда начинали солдаты. А на последних днях пути, было такое впечатление что никто не спит, что пьют все! А вчера допились до того, что с парнем из соседнего купе случилась истерика. Стояли мы в Термезе, до Афганской границы рукой подать. И вот выбежал этот паренёк из вагона и исчез в темноте придорожных зарослей. Через полчаса поисков, его отыскал наш прапорщик. Они вышли из кустов в обнимку, в хлам пьяные, парень орал во всё горло:
- Подыхать ведь суки нас везёте.
- Успокойся Валера, самому херово, - утешал его прапорщик.
Были среди этой весёлой компании и те, которые не пили, либо пили мало. В основном это были «слоны», которые отслужив всего полгода, были не очень рады ехать в этом вагоне. Они почти всё время проводили в карауле по охране эшелона, либо в нарядах.
- Одеваемся, собираем вещмешки, - не унимался командир.
Вагон потихоньку просыпался.
- Чего собирать то? Всё равно всё пропили по дороге, - ворчал кто-то в соседнем купе.
На самом деле, где то на шестые сутки стали кончатся продукты, которых было загружено на четверо суток, и похлёбка становилась более прозрачной. Мы меняли на водку и продукты всё подряд. Продавали парадные кителя и брюки, ботинки, сапоги, валенки, мыло.
Сборы были недолгими. Каждый собрал свои вещи, сложил фляжки да котелки и свернул матрацы, на которых предстояло спать ещё долгую зиму. Спать, кому где придётся, кому как повезёт. Кто будет спать в холодной казарме без окон, кто в машине, кто в танке, а кто и в армейской палатке, которую будет постоянно затоплять зимний дождик.
Выходить из вагона не хотелось, не хотелось делать шаг в неизвестность. Вдруг раздались выстрелы, и покидать наш родной, ставший нам домом вагон, ну уж совсем расхотелось.
- Не ссы пацаны,- кричал караульный с перрона.
- Скоро привыкните, прыгайте, - улыбаясь во все зубы, успокаивал он нас.
Потом нас построили, что-то нам прочли по бумажке, мы где то расписались, раздали нам всем старые калаши и по четыре рожка с патронами. И тут я окончательно понял, что всё, конечная, приехали....


Продолжение следует.

Саперы, на мост!
Окончание.

Идем не торопясь по дороге между садами, танки развернули стволы «елочкой», через одного вправо и влево, контролируя в прицелы поделенное на сектора придорожное пространство. Мы в кабине КАМАЗа чувствуем себя как на витрине. Михалыч подмигивает мне: «Командир, я к ним?». Не успеваю ответить, как он распахивает дверь, водила на автопилоте притормаживает. Михалыч прыгает на дорогу, коротким рывком догоняет ближний танк, хватается за пустые кронштейны от солярных бочек, по-кошачьи влезает на трансмиссию и распластывается на ней, вскидывая автомат в сторону появившихся справа домов. «Лихой дед» - говорит водила, киваю ему. Колонна упирается в мост, останавливается. Ору «К машине, к бою!» и мы размазываемся по дороге, прикрываясь окружающими предметами. До домов справа метров 150, слева от дороги только кусты. Игнат за гусеницей танка под матюги «... я имел тот гвоздь, на котором висел портрет его дедушки!!!» с досадой разглядывает залепленные грязью патроны в сдвоенном «валетом» магазине автомата. Словно угадывая мысли, меняет «киношный» магазин на нормальный и переползает из-под танка за кучу щебня на обочине.
Открывается люк замыкающего танка, командир орет, транслируя приказ комбата: «Саперы - на мост!!». Еще один привет рыжему за такую связь в конце двадцатого века. Мы все, конечно, еще только учимся воевать, но это нехорошая подстава и нас и танкистов.
Дед вострит лыжи в сторону моста. Нет, Михалыч, теперь мой выход. Жестами нарезаю ему и Игнату сектора справа и слева от дороги, беру с собой сапера Тимку и мы с ним ломимся к мосту, перебегая между кучами щебня на обочине. Вот и командирский танк перед недоремонтированным мостом. Ору Тимке «Следи за домами!», он припадает к прицелу, я перепрыгиваю на другую стороны дороги. Мост короткий, метров 30 всего, надо осмотреть его снизу.
Глядя под ноги (не дай Бог - растяжки), сбегаю под мост. Откос засыпан мелкой щебенкой, начерпываю ее в неплотно зашнурованные ботинки и все передвижения становятся «танцами на углях». Прячась за сваями береговой опоры, осматриваю прогоны моста и опоры. Голый бетон, никаких проводов, зарядов, следов минирования и нарушения конструкций не видно. Вылетаю обратно за кучу щебня, показываю комбату в триплекс большой палец, танк «кивает» пушкой. Тыкаю себя кулаком в грудь, показываю на ту сторону, показываю на танк и скрещиваю свободную руку и ствол автомата: «Я - туда, ты - стой». Кивок стволом. Факультет саперно-танковой филологии, етит его...
Приподнимаюсь, оглядываю мост сверху. Выезд с моста на ту сторону перегорожен бетонной балкой около метра высотой, еще одна балка, поменьше, лежит вдоль моста. За мостом - «баррикада» из фундаментных блоков на обочине, ее держит на прицеле комбат. Если там кто-то есть - навряд ли рискнет высунуться. На вопросительный взгляд Тимки показываю жестом «будь здесь, следи за домами», перебегаю и падаю на мост. Со стороны домов доносятся выстрелы, две-три пули щелкают по балке и щебню. В сторону домов летят три одиночных трассера (Михалыч - старый охотник, засек кого-то). Два танка ориентируются на трассеры и фигачат туда короткими очередями из пулеметов. Бегать под такую музыку не хочется, переползаю к балке и вдоль нее ползу дальше, оглядывая настил. На мосту чистый бетон без следов взлома и шершавый, как наждак, не очень-то поелозишь по нему. Что-то задеваю ногой, оглядываюсь - мой магазин лежит. Переворачиваюсь на бок - е-мое, бронежилет разодран о бетон в клочья, один карман протерся совсем. Пинком гоню магазин к себе, ловлю и засовываю его в «мотню» броника. Поворачиваюсь поперек моста и пробую перекатываться, но гранаты в задних кармашках броника вдавливаются в бока и вежливо напоминают о себе, не надо, мол... Вот же едрит и ангидрид, все же придется перебежками. Выстрелы вроде стихли, только движки танков урчат. Тимка поднимается, чтобы бежать ко мне. Осаживаю его взмахом руки, ору «Назад!». Я тут один справлюсь, пока работы для нас не видно, нечего стадом по мосту шастать. Была-не была, вскакиваю и перебегаю ко второй балке, в щель между ней и каской оглядываюсь вокруг. Вроде все чисто, и за баррикадой никого, перебегаю туда. Похоже, отсюда все свалили еще при подходе танков, не решившись с нами связываться, и оставили только ящик бутылок с бензином и фитилями. Сбрасываю эти «коктейли» с дороги на под откос, под звон стекла и вонь бензина бегу под мост. Убедившись, что с этой стороны тоже все чисто и обнаглев, уже в рост бегу к танку. Комбат выглянул, прикрывается от домов крышкой люка, показывает тангенту рации и орет: «Саперы - домой!». Понятно, команда сверху пришла.
- Через мост можно идти, но балку нам взорвать нечем, тротила не хватит!
- Не надо, так перепрыгнем! «Держи» дома, пропусти нас через мост и уходи!
- А ты как дальше пойдешь?
- Уходи, сказал!!!
Командирский танк проскакивает мост, взбирается почти свечкой на балку, медленно переваливается через нее, бьется «челюстью» о дорогу, дает газу и пролетает вперед, освобождая место следующему. Когда замыкающий танк повторяет этот трюк и колонна двигается дальше, вскакиваем и рвем когти к КАМАЗу. Водила из-под колеса взлетает в кабину, разворачивает машину почти на месте, как танк. Запрыгиваем уже на ходу, летим обратно к блоку. Михалыч за спиной водилы припадает к автомату в левое окно, я - в правое. Хорошо, что листья уже опали и движение в саду мы увидели вовремя. Справа две фигуры приподнялись и что-то вскинули к плечам. Рассматривать их некогда, да и нервишки не железные. Успеваю дать две очереди по ним, саперы из кузова тут же включаются в канонаду. Мои гильзы со звоном разлетаются по кабине, часть из них рикошетом летит в каски водилы и Михалыча. Водила падает на руль, инстинктивно дергает машину к левой обочине, Михалыч хватает водилу вместе с рулем сверху и помогает выровняться. Все это заняло секунд пять, не больше. «Игнат, у тебя все целы??? - Да!!!». Уффф, пронесло... Влетаем на блок, как драгрейсеры на финиш, переводим дух. БМП-2 с капитаном уже под парами: «Откуда стреляли?». Объясняем, она улетает к садам. Через пару минут оттуда доносится звук работающей «тридцатки» - автоматической пушки...
Отдышались, покурили. Осмотрели машину - ни одной дырки не нашли. Повезло нам тогда очень сильно, несмотря на нашу бестолковость. Если бы те «духи» были поопытнее, понаглее и вооружены хорошо - расклад мог быть совсем другой. Танкисты в тот раз тоже задачу выполнили и обошлись без потерь, не считая двух «нефатальных» попаданий из гранатометов. А вот позже, в соседнем «государстве», танков наших уже не очень боялись и бои там были намного серьезнее.