...«Мессеров» в воздухе не было - что было хорошо.
Построение круга было разбито зенитчиками, и каждая новая брешь давала им секунду-другую на прицеливание - что было плохо...
Внизу пехота шла, гибла сотнями, но лезла на эту проклятую гору, без танков, не способных вскарабкаться по двухсотметровому склону, на линии обороны, построенные от подножья и до вершины, зная, что главное - сбить врага здесь, убить врага здесь, и город будет взят...
Понимая, что это последний рубеж, а эвакуации не будет, враг дрался отчаянно...
Снаряды изорвали крыло и фюзеляж; шансов не было, жизни не стало; всё, что осталось в эти малые секунды - успеть направить самолёт в гору, огрызающуюся огнём немецких батарей, и стрелять, стрелять, пока есть ещё эти долгие секунды...
Врубили в линию окопов, где были развернуты зенитные батареи, давая секунду-другую своим, восстанавливающим круг и работающим, работающим по этой злой горе; уже осыпаясь, снесли и линии траншей ниже... до сих пор просека там.
В этот же день прорвались... пробились... прогрызлись... взяли.
Ещё через день после взятия Сапун-горы был освобождён Севастополь...
А ещё через семьдесят три года, в феврале 2017-го, случайно, разряжая «всплывшую» миномётную мину, нашли и их, пропавших без вести при выполнении боевого задания в мае 1944 года -- на территории мемориального комплекса, в двухстах метрах по прямой от главного здания музея.
Экипаж: Гвардии капитан Яков Васильевич Шкреба, сержант Иван Сазонович Замай.
Оба харьковчане. 1911 и 1920 годов рождения.
Погибли в бою с немецко-фашистскими захватчиками.
В Севастополе.
Сражаясь до последней возможности - и невозможности, в одной из пушек ВЯ, 23 мм, а они парой молотят поочерёдно, снаряд уже был в казённике, он просто не успел пройти ствол когда они врубились во врага...
Советско-египетская война на отдельно взятом аэродроме.
Представьте себе, что вы - простой советский лётчик, волей судьбы оказавшийся в чертовой пустыне вдали от дома с непростой задачей - научить аборигенов летать на самолётах. Аборигены отличаются завышенным самомнением, мнительностью, и невероятной, непередаваемой ленью. Они плохо усваивают материал, и обвиняют во всех своих проблемах кого? Правильно, вас!
Не секрет, что отношения египтян и их "хабиров" - советников из СССР редко были дружескими. Особенно это касалось советников от авиации. Те регулярно напоминали арабам, что их поражения - следствие их собственной лени и безалаберности. А потому знаменитое поражение уже самих советских лётчиков в бою с израильтянами праздновали мало что не всем Египтом. Даже специальная директива Насера не помогла.
Количество подколов и косых взглядов выросло многократно. Впрочем, не всегда дело ограничивалось только словами.
Советник 104-й истребительной авиабригады ВВС Египта подполковник Вячеслав Петров не пользовался большой любовью подчиненных - педантичный, требовательный, даже занудный. А ещё - имеющий обо всём своё мнение, и не стеснявшийся, в отличие от многих, выражать его представителям местной лётной фауны. В общем, египтяне регулярно слышали, что он о них думает - как о людях, и как о лётчиках.
Так что египтяне терпели-терпели, но в какой-то момент не выдержали, и решили проучить зануду. Так сказать, по мужски. Кто-то решил, что если затащить советника в учебный воздушный бой и показательно "победить" его там - это собьёт с него спесь. Идея была неплоха, но не учитывала одного момента. Зануда - советник оказался бывшим советским комэском, и в целом отличным пилотом.
В общем, не на того нарвались.
Советнику прямо сказали, что есть острая необходимость на практике показать, как правильно вести манёвренный воздушный бой на сверхзвуковых самолётов. Ага, одному из лучших египетских лётчиков 102-й бригады. Намёк был понят правильно - "посмотрим, как ты сам-то летаешь!".
В назначенное время собрался весь лётный состав египетской бригады и небольшая кучка советских офицеров - как группы поддержки на футбольном матче. Судя по соотношению числа "болельщиков", матч обещал быть гостевым ...
"Взлетаем парой. Я - ведущий. По команде расходимся в разные стороны, это будет завязка боя. Условия равные, и вы, уважаемые, сможете своими глазами пронаблюдать, как можно занять выгодное положение для атаки, используя аэродинамические возможности самолёта. Вопросы?... Хорошо, начинаем!"
С рёвом форсажа двигателей пара МиГ-21 в пустынном камуфляже прошла над полосой и устремилась в небо. "Расходимся!" - прозвучала команда ведущего, который начал энергичный набор высоты влево, ожидая того-же от египтянина.
Вот только египетский лётчик вместо этого сразу встал Петрову в хвост.
"Хитрить решил?" - бросил он по радио, и с концов треугольного крыла его МиГа потянулись два инверсионных следа. Какой была перегрузка, можно было только предположить. Советник сделал косую петлю - но араб следовал за ним неотступно. "Болельщики" на земле ликовали - наконец-то надменный "хабир Петроф" был посрамлён и побеждён!
Видя египтянина на хвосте, советский лётчик делает петлю Нестерова, только в верхней её точке переходит в отвесное пикирование с вращением. Может теперь египтянин отстанет? Нет - сидит, зараза, как приклеенный. "Научили на свою голову!" А земля уже совсем рядом ...
За секунды до столкновения Петров останавливает вращательное движение самолёта и тянет ручку на себя, на пределе человеческих возможностей, с чудовищной для МиГ-21 перегрузкой. Он чувствовал этот самолёт руками, ногами, головой и "седалищным нервом". А вот судьба египтянина была предрешена.
Ему не хватило тех самых секунд, чтобы вовермя вывести самолёт из пикирования и отреагировать на манёвр советского лётчика. Когда Петров набирал высоту, египтянин впечатал свой самолёт в землю .
- Переведи им - их товарищ грубо нарушил полётное задание, чем всё закончилось - вы видели. Он решил, что он большой мастер воздушного боя, который может загнать в угол своего учителя. Так не бывает. Ему, и вам - ещё многому предстоит научиться. А если у вас есть сомнения в моих навыках - прошу в очередной самолёт.
Первым же самолётом подполковника Петрова вывезли в СССР. Наказывать его ... не стали.
https://telegra.ph/Kak-sovetnik-Petrov-chest-Rodiny-otstoyal-i-chto-emu-za-ehto-bylo-03-28
...Двери бахнули нежданным громом...
- Степан? Степан, шось трапилось?..
...роняя комья грязи с сапог, протопало, осмотрелось, рухнуло...
- Степан! А картопля?..
... на колени перед иконой, пылившейся в углу...
- Отче наш... иже еси...
- Ой, лышенько! Ой, Степан!..
... перекрестилось истово, хоть и криво:
- ... иже еси... еси... еси... иже...
- С глузду зъихав, Степан!
- Цыть, баба! Иже... блядь... Горилки достань... Еси... о... О! Отче наш...
- Степан...
- Отче, грешен... Аз есьм... Грешен! Грешен, блядь! Звини, будь ласка, Отче наш, иже еси... на небеси...
- Ох, лышенько... ось тоби горилка... Шож трапилось, Степан, кажи, шоб ты сказывся?..
- Бога бачив...
- Бога?!
- Бога, чи ангела - то не разумию. Свит бачив, в ночи, з неба... як свитло, ярко... На лан, на нас, на картоплю... И глас... Глас... Злякався я...
- Оххх...
- О тож...
- И шо вин казав?..
Самолёты - они как люди.
Даже болезни делятся на две всего лишь категории: «ерунда» и «амба», одна пройдёт сама, а с другой и суетится нечего. И категории эти смениться могут очень быстро... для самолётов - вообще мгновенно.
Вот только что ты сидел в кресле, пусть далеко не самом уютном, возвращаясь на родную «точку», дремал даже, пока не случился вдруг толчок, бросок, и «РИТА» уже чеканит в уши «внимание, пожар левого двигателя!..» и, кажется, пукнуть даже не успел, как отказ уже везде и всего, и по «фонарю» кабины мелькают недобрые красноватые сполохи с задней полусферы...
далее уж «от первого лица», как оно было... точнее, как мне рассказал ... ну или примерно так.
- Отработали на полигоне, едем домой, невысоко, три тысячи, удаление уже сто сорок, тишь да гладь, звёзды светят и спать хочется. Тут как бабахнет сзади, приборная доска красная от сигнализаторов, речевой информатор забубнил, пожаротушение сработало, но не помогло, отказ лавиной пошёл... жопа, в общем, генераторов нет, гидросистем почти нет - на остатках управления направили самоль в сторону открытого моря, хорошо хоть что оно под боком было, ну и катапультировались.
Даже РП не успели доложиться с суматохой этой, скороговоркой типа пожар - амба - выходим.
«За борт» вышел, удар, рывок, плевок... вниз полетел, ну, нормально значит всё.
Машину нашу видел, снижается, горит вовсю, с кренчиком небольшим ...
А темно, не видно ни хрена, одно зрелище на весь небосвод было, да и то быстро кончилось; тут-то и дошло, что самолёт-то булькнул уже, а я ещё между небом и землёй болтаюсь, к ней стремительно приближаясь, и есть изрядные шансы всё-таки убиться при приземлении, возможно, даже насмерть; взбодрился, конечно.
Где прыгали, куда потом стащило, сколько высоты осталось, уже не знаю как лечу, где верх, где низ, в черноте полной, с одной стороны чернота посветлее, там небо и верх, наверное, с другой чернота темнее, там, предположительно, низ и земля. Снова стало тревожно.
Сигнальные патроны и фальшфейеры есть, конечно, в НАЗе, но добраться до них до приземления, мягко говоря, нереально.
Фонарик был, он и выручил. Чудовищная машина, умельцы из ТЭЧ для себя делали, как говорили, из обрезков МиГ-15 с добавлением смекалки, элементов от Ту-16 и мелочей от Су-24; что они брали и откуда именно было страшной технарской тайной, но светил этот монстр от обычных батарей типа «корунд» метров на сто, а во втором режиме, от каких-то хитрых конденсаторов с резисторами и прочими диодами-триодами запитываясь, работал буквально секунд пять, но светил ярче чем все фары того же Ту-16 вместе за одно место взятые; а корпус был из китайского термоса.
А снизу, в тёмной темноте - ну, там где ноги - уже и шорохи слышны, и лязг тихий, и стук, и вообще шебуршение непонятное, аж морлоки вспомнились; не, ну если б плеск волн, или скрип деревьев какой, то понятнее бы было, конечно - или тонуть, или об лес размазываться, а тут действительно как в колодец имени товарища Герберта Уэллса; вот на этом месте страшно стало.
Хорошо фонарик уже нашёл, врубил - я-то думал, метров с трёхсот, а там и ста не было - а вынесло меня на колхозное поле: внизу, как тараканы на кухне, когда свет включишь, аграрии в третью, личную, смену, вовсю урожай собирают; и ладно б просто собирали, но несёт меня на какой-то частокол из лопат, вил и, периодически, между шанцевым инструментом, жоп.
Лучше б на лес, помню, подумалось.
Хорошо хоть что у лётчика пока мозг еще думает - рефлекс уже действует:
Ну вот секунд несколько всего, уже об землю брякнулся, потащило, конечно, купол, парашют скинул, стою, охреневаю, «комара» по инструкции включить, а мне же в какую-никакую цивилизацию выбираться, докладываться и прочее - а я один в этом поле... нет никого, и ни лопат, ни вил... суки...
--
Максим Кабаков
Преподаватель Овечкин: Задачей каждого преподавателя является внесение изменений в характер деятельности обучаемого и в процесс его личностного становления.
Для рот курсантов, он же: Мы же с вами встретимся на экзаменах, так что.. сами понимаете. И запомните, я вас люблю. Цените и помните . На экзаменах эту любовь я вам продемонстрирую.
Все это произносилсь с полным игнорированием буквы «Р». Ну.. дикция такая.
Курсант. Этот недовоенный вид интересен тем, что ему на всё пофиг. И даже мысль об отчислении и оправке в войска является чем-то страшным, но обычным.
Курсант Половинский слонялся по коридору корпуса и совершенно не знал, чем себя занять на выходные. Последний доклад по теме «контроль работы двигателей» оценили только товарищи по казарме и сам преподаватель Овечкин. Одной ёмкой фразой он сумел объяснить, почему курсант Половинский не пойдет в увольнение, и почему теория Дарвина не правильна, а сам ее автор - невероятное мудило, вместе с тем же курсантом Половинским, в качестве примера. Надежда на увольнительную даже не уплыла, она просто исчезла. Пшик.
Коридор в эти минуты слышал только шаги курсанта и треск печатной машинки.
Секретарь кафедры, Танечка, спешила отпечатать методические материалы для занятий. Танечке было уже под пятьдесят, она видела многое, но в этот раз спешила в кино, на свидание. На дежурный вопрос: тёть Тань, чо делаешь, мож помочь чем? Она среагировала моментально. Неподтвержденная ошибка Дарвина была усажена за печатную машинку, с вручением первоисточников, наказом не делать ошибок и поцелуем в лоб.
Курсант Половинский. Про него рассказывать много и интересно. В этот раз он честно отпечатал все листы методички, везде пропустив букву «Р».
Овечкин, узнав кто допечатывал методичку тоже ржал и объявил, что мы все ошибки "теоии и дуаки".
Таня вышла замуж
- ...Да, повеселил... Ну, раз такое дело, вот тебе и от меня «алаверды»:
Мы уже на последнем этапе были, в Моздоке сели переночевать и дозаправиться, а наутро уже в Сирию. И тут команда: закрасить опознавательные знаки на всех самолётах. Не, ну как на всех - кроме Ил-76, они и так в гражданской окраске, если издали смотреть и не очень внимательно. Что-то там у политиков, видно, не срослось, вот и дали нам команду «прикинуться ветошью». Неприятно, конечно, а что делать.
Но это слишком просто было бы - мы ж в ВВС, стране чудес. По приказу краситься своими силами, и срочно - утренний вылет никто не отменял. Сказали б заранее - не проблема, хоть закрасим, хоть ромашки вместо звезд нарисуем; но озадачили в восемь вечера и в Моздоке, о котором большинство из нас до того дня знало только то, что он где-то есть. Да, то что красок с растворителями и прочими кисточками не дали - это ты сам уже догадался.
Ну что, перекурили-подумали, метнулись по городу, нашли-таки всё что нужно, перекрашиваемся всем аэродромом, даже Су-34, которых вообще-то на всём нашем глобусе ни у кого, кроме России, нет. Почти до утра проковырялись; Су-24-е правда раньше закончили, ну да что им - камуфляжа нет, цвета подбирать не нужно, закатал в серый цвет и пошёл «на массу давить».
На Хмеймим прилетели, начали работать. Несколько дней проходит и новый приказ - маскировку снять, опознавательные знаки восстановить. Чтобы, наверное, традицию не нарушать срок тоже к утру, разве что не вечером объявили, а пораньше; но по краскам с кисточками - сам понимаешь. Ладно, нам ли быть в печали, если уж в Моздоке ночью нашли, так днём в Сирии вообще проще простого, даже с учётом запрета покидать территорию базы.
Вечером полеты кончили, начали свои «заплатки» смывать, где совсем хорошо смылось, там по новой рисовать... Ковыряемся так всем аэродромом, смотрим - а полчаса еще не прошло, даже во вкус войти не успели - «двадцать четвертые» со звёздами уже.
Удивились, конечно - что это у них за колдунство такое страшное, и не поделятся ли они им с братьями по оружию по-хорошему.
- А чем закрашивали?
- Эмалью, дренть - чем ещё самолёты красят. Нашли на автосервисе круглосуточном...
- О как, - тут уже «двадцатьчетвёрочники» удивляются. - Про автосервис и не подумали... Мы-то по-простому всё, универсам отыскали какой-то, купили там гуашь...