ПХД

"Предупреждаю эстетов и особо чувствительных дам - лексика армейская, то бишь содержит весьма крепкие выражения, ибо военные люди - народ суровый и изъясняться высокосветским языком неприученный! Запечатлённая мной сценка лишена какой-либо романтической возвышенности, но есть правда армейской жизни!
Фамилии некоторых прототипов умышлено мной искажены.

Случилось это на первом году моей армейской службы, в самый разгар пресловутой «перестройки» нашего незабвенного М.С. Горбачёва.
Кому довелось протопать «730 дней в сапогах», тот в курсе, что такое ПХД. Для непосвящённых объясняю: это парко-хозяйственный день. Проводится он регулярно по субботам и нерегулярно перед визитами высокопоставленных проверяющих «сверху».
Участвуют в ПХД все незадействованные в боевой службе подразделения и готовятся они к этому «шоу» по-военному основательно и тщательно: накануне вечером сержантами проверяется наличие тазиков, вёдер, тряпок, мыла и щёток. Если чего не хватает, «должно внезапно появиться» к утру, и сержанта абсолютно «ныибёт», где и у кого сие будет приобретено! По обыкновению чего-нибудь обязательно не хватает! Можно пойти легальным путём: обратиться к каптёру с запросом недостающего инвентаря или расходных материалов. Но выпросить у каптёра что-нибудь, не имея принадлежности к его году и местности призыва, задача практически невыполнимая. (Состоя в «интимной» близости с начальством, каптёры очень быстро осознают свою значимость, непомерно этим гордятся и к «дембелю» нагуливают весьма солидный вес, обременённый ещё и умыкнутым военным имуществом). Нелегальные пути приобретения недостающих комплектующих - от Лукавого, а потому весьма тернисты и чреваты разнообразными последствиями от рукоприкладства до гауптвахты. Наиболее важным дефицитом всегда были тряпки по причине их быстрого износа и обветшания. Они-то и служили непременным «яблоком раздора» в дни общеказарменных чисток.
В один из таких ПХД и произошло весьма занимательное шоу, вполне достойное комедийного сериала.
Один из доблестных «чекистов»1 «центрально азиатской национальности», дабы не впасть в немилость своего командира отделения (весьма свирепого сержанта Калины), продал душу дьяволу за фрагмент полушерстяной материи, снизошёл до кражи в соседнем взводе. Естественно, сделал он сие под покровом ночи, самоотверженно дождавшись окончания одной из «дембельских» «тайных вечерей». (Сделай он свою вылазку по неосмотрительности раньше - неизменно попал бы в «рабство» и служил бы официантом на протяжении всей «дембельской» посиделки).
Утро началось как обычно, с бодрого и надрывного вопля дневального: «Рота, подъём!!! Форма одежды - «два»!» Утренняя поверка удостоверила ротного старшину, старшего прапорщика Замалиева, что никто за ночь «не улетучился» из подразделения и дала старт субботнему распорядку...

И вот пробил час ПХД! Работа закипела! Рассерженный лакомкой-медведем пчелиный улей - слишком мягкая метафора происходящей в это время суете! И вот, сквозь гул начинающейся шквальной уборки казармы раздался полный праведного негодования и нецензурной лексики рёв коварно обворованного рядового Шакирова. «Сектым», «кутак», «шайтан» и «ишак» на родном наречии он весьма красочно сдобрил свежевыученными русскими матюгами. Но столь экспрессивные «заклинания» не возымели успеха - утраченная тряпка в урочный час так и не появилась! «Заклинание» его командира отделения оказалось сильнее: «А миня эта ныибёт!» и несчастный таджикский горец ударился в поиски. Пропажу он обнаружил весьма скоро по известным одному ему приметам и сцепился с новообладателем якобы своего имущества - рядовым Чемурзиевым. Шоу началось!

1«Чекист» (он же «салага», он же «дух») - новобранец ВВ МВД до первого полугодия службы.

- Защем украл тряпка, нечестивец! - возмущался Шакиров, хваткой английского бульдога вцепившись в кусок ткани.
- Я украл? Ты сам, член сайгачий, его украл! Эта - мой тряпка! Иди на хуй! - невозмутимо отвечал Чемурзиев, не менее рьяно стиснув в руках поломойное имущество.
- Сам иди! Ишак! Хуй ишака! - настаивал Шакиров, конвульсивно дёргая несчастный кусок ткани, истекающий мутной водицей.
Далее последовал весьма красноречивый диалог на таджикском и казахском языках, щедро перемежаемый нетленным русским матом, и от того вся сцена добавляла комичности. Никто не хотел уступать, и ругательства стали перерастать в потасовку. Не выпуская из рук предмета своих раздоров, степной батыр и таджикский горец начали изысканно пинать друг друга по ляжкам и метко плеваться в перекошенные от злобы и от натуги лица:
- Ибись ты в рот! Тьфу на тебя, удав траншейный!
- Сам ибис, собака! Свой жопа иби! Тфу на тебя дыва раза!
В столь ожесточённой схватке, вполне естественно, первой не выдержала тряпка. Треск мокрой располовиненной материи и... разъярённые соперники разлетелись в разные стороны. Чемурзиев собрал своим приземлением пару табуреток и притормозил в железные чресла двухъярусной койки. Шакиров был неудачником. Его тощий зад приняла в свои недра оцинкованная шайка, до половины заполненная зловонной и мутной от хозяйственного мыла и грязи жидкостью. Взметнувшийся вонючий фонтан окатил с интересом созерцавшего побоище старшего сержанта Сельдерука. Несчастный Шакиров! Он предпочёл бы быть зверски изнасилованным стадом взбесившихся от вожделения ишаков, чем попасть в лапы «чудовища в сержантских погонах»! (Сельдерук обожал физподготовку, с удовольствием «тягал железо», истово лупил боксёрскую грушу и при каждом удобном случае испытывал полученную в тренировках силушку на подвернувшихся «лузерах»). Осознав всю мрачную перспективу ожидающих его экзекуций, Шакиров ударился в бега. Но Сельдерук отличался и отменной реакцией: мгновенно расстегнул солдатский ремень и заправски, как хлыстом, влепил концом ремня в удаляющиеся от него худосочные шакировы ягодицы. Звонкий щелчок произвёл эффект стартового пистолета - Шакиров взвился, и опережая собственный вой, помчался по «беговой дорожке» казарменного коридора. Сельдерук устремился за ним. К тому времени покрытый линолеумом пол в коридоре был изрядно намылен... Сцепление любого протектора с таким «дорожным покрытием» приближено к нулю. Поскользнувшийся Шакиров юзом продолжил стремительное движение в сторону «толчка». В это же время рядовой Чмыхайло «выруливал» из кабинета боевой подготовки, бережно вынося в руках свою шайку с грязно-мыльным содержимым. Столкновение было неминуемым! Вопль, шлепок тела на мокрый пол, грохот шайки и новый взрыв серых брызг! Зад ракообразно распластавшегося Чмыхайло стал отличной мишенью, чем и воспользовался виртуозно скользящий по мыльному коридору Сельдерук. Щелчок! Подошвы чмыхайловых тапочек, не имея надлежащего сцепления, пробуксовали и слетели с ног, а несчастливец только растянулся в полный рост на изгаженной содержимым собственной шайки поверхности. Шакиров уже на четвереньках пытался ускользнуть и скрыться в «толчке» от надвигающегося как на коньках Сельдерука. Оглядываясь на скользящее к нему возмездие, горец-неудачник «совершил наезд» на выходящего из «толчка» рядового Фарленкова, обладателя громоподобного баса и полной до краёв шайки. Фарленков имел изрядный лишний вес и устоял. Но скользкую шайку не удержал и низвергнул на Шакирова целый водопад холоднющей воды и зычного мата! Вид бедного таджика Шакирова был таким, что Сельдерук, корчась от хохота, не в силах был продолжать преследование.
Казарму потрясал дикий гомерический хохот минут двадцать, и благодаря заскакивавшим на шум любопытным из других подразделений, всплесками растекался по всему полку.
На шум прибыл и старшина роты Замалиев, (до того спокойно предававшийся объятиям «зелёного змия» в компании соратника по «бизнесу» - зав. вещевым складом, старшего прапорщика Тырьева). Его начальственный взор перво-наперво выявил корчащегося в пароксизмах смеха дневального, который стоял на посту в немыслимо скрюченной позе, одной рукой пытаясь отдать старшине роты честь, а второй держась за пах, по небезосновательной причине опасаясь описаться и этим опозорить честь всей роты!
Вызванный Замалиевым дежурный по роте пытался придать себе умный и серьёзный вид, но перестарался и выглядел полным кретином, которого мучили припадки эпилепсии.
Таким образом, ПХД закончился репрессиями со стороны недоумевающего начальства: дневальный и дежурный по роте схлопотали по наряду вне очереди. Но это только добавило смеха, в том числе и «пострадавшим». Шакиров и Чемурзиев в наказание за устроенный дебош драили всю «взлётно-посадочную полосу» казарменного коридора, включая стены. После чего подружились, образовав организованное преступное сообщество, специализирующееся на похищении тряпок.

Д.М.

http://u-96.livejournal.com/1480667.html

Взято на www.101tema.ru с разрешения автора

На Кубе есть местечко. Гуанабо называется. Там этих Гуанаб много, но одно - к востоку по побережью от Гаваны, примерно в 30 км. Если от него еще вглубь около семи км проехать, то стояла раньше группа зданий за забором высоким с охраной, и еще подальше стрельбище, много чего, и все в запретке. Так вот, среди зданий за забором - одно двухэтажное торчало слегка. Штаб. И раз, часов около шести вечера, уже темнело, на втором этаже совещание проводилось. Там инерцию и победили. Один опоздал тогда, и выражение лица его чем-то начуцу (начуц - начальник учебного центра - КБ) не понравилось. Звали начуца Николай Геннадиевич, а в простонародье - комрад Нико. Так вот этот Нико пепельницу - здоровенную гильзу обрезанную наискосок от 86-мм (кажется) - хвать, и в порыве гнева в стену напротив - через весь стол, со всей своей недюженной. А в углу вентилятор стоял, что тот движок от самолета Ан-26 (кондишенов, даже ереванского завода, в помине не было). Пепельница отскакивает от стены и летит в вентилятор, а тот ее запускает на улицу. Но - через открытое здоровенное окно. Звон стекла, грохот, а внизу служащие (девчонки местные, телефонистки, еще там народу, домой собираются). В общем, стекляхи огромадные туда полетели. Хорошо хоть все живы. И инерцию победили. Но кубаши-то - народ горячий. И обратно залетает силикатный кирпич, наверное, нашего советского производства из ограждения дорожки к штабу. Без звона, но точно в нашу советскую люстру - очень стеклянную. Всё это сверху сыплется на присутствующих и на комрада Нико. Нико подлетает к окну с распахнутой пастью и начинает туда орать, а на бошке кровища растекается. Снизу тоже орут. Потом Нико остывает, поворачивается, весь в крови и шепотом шипит как удав: "Всех уничтожу!!!" - и на опоздавшего почему-то смотрит всё время. Но побратимов из соцлагеря трогать-то нельзя, поэтому остаток недели пришлось иметь очень много различного рода удовольствий.

(C)Mozharych