Понедельник. 18 часов 30 минут. Осень 20....г.
Аэродром «Грозный-Северный»

- «Эрмитаж» 132-му выключение на стоянке по готовности».
- «132-й по готовности выключайтесь».
- «Принял, 132-й».
Дуничкин устало откидывается на спинку сидения и закрывает глаза.
- Время. Выключаем? - спрашивает Дубцов и берется руками за краны останова двигателей.
- Давай... - говорит Виктор, не открывая глаз. Бортач закрывает краны. Двигатели останавливаются, несущий винт начинает замедлять движение, лопасти постепенно опускаться, и борттехник начинает притормаживать винт.
- Рано еще, не спеши - все так же не открывая глаз, говорит Дуничкин бортачу. - Не слышишь, что ли...
Игорь опускает тормоз немного вниз.
- Левый 55, правый 58, - говорит Чухинцев, останавливая секундомер после замера выбега ротора турбокомпрессоров. - Игорь, тебе записать или запомнишь?
- Запомню. - Дубцов опять приподнимает тормоз, и винт нехотя останавливается. Лопасти устало опускаются. Подъезжает топливозаправщик. Группа наземного обеспечения подтягивается к борту.
- Ну что, на сегодня все, что ли?- спрашивает правак, и с большим удовольствием зажмурясь, потягивается. - У-у-у-у... Всю жопу отсидел, блин...
- Че-то да, многовато сегодня, кстати, сколько? - Дуничкин открывает глаза и тоже потягивается: - У-у-у-у-уммм...
- Та-а-ак... Итого за сегодня... Итого... м-м-м-м... - Алексей листает свой блокнот и, чиркая на НПЛ главным оружием любого штурмана - карандашом, сообщает:
- Итак, господа, за сегодня у нас 21 полет, 4 часа 28 минут, 36 человек пассажиров, два «трехсотых», один «двухсотый», груз не считал. Примерно килограмм 200. Вот такой букет на сейчас. Ну что, по пивасику?
- Никаких пивасиков. Походу мы сегодня ночью дежурим. Виталич вчера еще нас поставить хотел, но мы так вчера отличились, что...
Бортач поставил трап и уже переругивался с АО-шниками, радистами и вооруженниками, успевая одновременно открывать капоты и заправлять вертолет:
- Вить, сколько льем?- сидя на ферме, спрашивает Игорь у выходящих летчиков.
- Давай до 4000 пока. Если что, дольем потом. А то походу дежурим сегодня. Может, дернут куда, все легче будем. - Дуничкин расписывается в журнале и отдает его технарям. - Саня, мы там сегодня малость обороты потеряли, ты шибко не акцентируй, ладно? - обращаясь к подошедшему объективщику (специалисту группы объективного контроля, который проявляет пленки системы САРПП-12ДМ и анализирует параметры полета.)
- О, а че было? - объективщик подходит к Дуничкину и без спроса вытягивает у него из пачки сигарету.
- Да Леха вон на площадку учился заходить.- Виктор убирает сигареты в карман. - Оружие не забудьте! Леха, чехлы на ПВД не забудь, и пошли на доклад. Виталич вон уже машет.

Понедельник. 21 час 00 минут. Осень 20....г.
Аэродром «Грозный-Северный» Комната экипажей Ми-8

Вечер закончившегося трудового дня летчиков банален и неинтересен. После ужина, который не отличается разнообразием предлагаемых блюд, но который, надо отдать должное нашим женщинам-поварам, приготовлен был очень даже неплохо, пилоты занимаются, что называется, «по плану». В основном, конечно, спят. Адреналин дня дает о себе знать, и большинство, приняв дежурную рюмку «Легионера» (водка «Легионер» - по 0.5 или 0.7 в прикольных треугольных бутылках. Кстати, по марке преобритаемой в Моздоке и потребляемой на всей остальной территории нашей Родины водки можно запросто вычислить, как минимум, год участия в БД.) основная масса «ПаЙлоТов» бессовестно хрючит, завернувшись в спальник. Кто-то кидает кубики в нарды, кто-то тупо пялится в экран привезенного с собой в командировку телевизора, ну а кто-то продолжает драться с «Легионером», прикрываясь штурманскими портфелями и прочей лабудой.

Леха Чухинцев, сидя за столом, подбивает итоги трудового дня, с завистью косясь на коллег, которые неторопливо уничтожая очередного «Преторианца», закусывая «победу» припасенным на всю командировку сальцом. (Правак каждого экипажа перед командировкой готовит на весь свой экипаж запас «мяса белого медведя». Как известно, правый летчик в командировках отвечает за три «Ж»: «Жилье», «Жратва» и «Женщины». С первым и последним «Ж» в данном случае все понятно, а вот с третьим... Каждый солит (коптит и пр.) по своему особенному рецепту. Естественно, присутствует обмен опытом и продуктом между коллегами. Иногда такое доводилось пробовать!!!!)
Дуничкин заходит в «камеру» и, видя тоскливый взгляд правака, устремленный в сторону своих собратьев:
- Алексей, ты слюни-то подбери, а то наступишь, споткнешься и упадешь. - Садится за стол рядом с штурманом.- Ты все за вчера подбил?
- Да. Вроде нормально все. А чё?
- Короче, по вчерашним нашим приключениям. Виталич сказал, что пока ничего непонятно. То ли наградят, то ли посадят.
- Вот, блин, удивил... Все как всегда. Наказание невиновных и награждение непричастных. Ничего нового. В конце командировки запишут одно поощрение в виде одного ненаказания. - Чухинцев, склоняясь над «двушкой» (карта масштаба 1:200 000), что-то увлеченно стирает ластиком. - Вить, да хер с ними со всеми, пусть магнитофон слушают, САРПП смотрят, там все равно криминала никакого нет. - Опять смотрит в сторону «Колизея» - Командир, может, по «писярику» для снятия стресса?..
- Я ж сказал, МЫ СЕГОДНЯ Д-Е-Ж-У-Р-И-М. Все. Вопрос закрыт. И так уже отличились. Алексей, сегодня НИ ГРАММА! Понял? И Игорю передай. Кстати, где наш «Буратино» ходит?..
Открывается дверь и входит Дубов. В руках две упаковки по 6 полторашек пива. Под каждой подмышкой по ДВА ЛЕЩА. Запах свежей копченой рыбы мгновенно заполняет пространство комнаты. В «камере» мгновенно устанавливается тишина, нарушаемая только негромким бубнением телевизора и похрапыванием спящих пилотов.
- Игорь... Это что?.. - Дуничкин дрожащим пальцем показывает на принесенный бортачем «бакшиш».
- Это нам вчерашние «Рексы» презентовали. Счас ихние траверзом проезжали мимо. Через ДСЧ передали. Это я удачно на стоянке задержался, да, командир?! - Дубцов кладет истекающую янтарным жиром рыбу на стол. Чухинцев, за малым успев прикрыть своим телом полетную карту и пуская слезы умеления :
- Ну че, все-таки по пивасику а, командир? Ну как, братва, поддерживаете?
Братва, естественно, не могла отнестись наплевательски к столь широкому проявлению щедрости экипажа Дуничкина, и под восторженное уханье, чмоканье, подпрыгивания и приседания, больше присущее семейству приматов, нежели бравым покорителям пятого океана, начали накрывать поляну.
- И-ххоррек...Ты подонок и негодяй... - захлебываясь слюнями, Витя дрожащей рукой успевает схватить одного ЛЕЩА и, прижав его к груди, пятится к стенке. Насупающие на него леДчики с горящими от возбуждения глазами и вытянутыми в сторону Дуничкина ножами, скальпелями и прочим холодным оружием пытаются отнять законный трофей майора. - «Дерево», сволочь, мы ж дежурим сегодня...
Друзья, вы видели глаза кота в «Шрэке»? Глаза бортового техника стали раза в три грустнее и печальнее.
- Вот же бл....дь какая... - ни к кому особо не обращаясь, огорчается Дубцов и опускается на стоящую рядом табуретку.
Пилоты, вдавив бедного майора в стенку :
- Витю-ю-ша, отда-а-ай рыбоньку, обещаем, мы ее не больно зарежем.
- Мы вам тоже, наверное, может быть, что-нибудь оставим.
Загипнотизировав Дуничкина и отобрав «чешуйчатую жертву» у майора, группа «упырей в погонах», уже предвкушая трапезу, жужжа, толкаясь и шипя друг на друга, рассаживается за стол, звеня кружками и стаканами.
- А ну замерли ВСЕ!!! - Вопль правака Чухинцева подобен возгласу экзорсиста. В помещении мгновенно наступает тишина. - Данной мне штурманом полка властью над картами и сборниками, во имя карандаша и транспортира, я клянусь на РЛЭ Ми-8МТВ, что сегодня НИКТО ИЗ ВАС НЕ ВЫЙДЕТ ИЗ СУМРАКА!!!
В камере наступает коматоз...
Алексей, взяв со стола отобранный у Дуничкина трофей, идет к выходу, стараясь не наступать на выпавшие от удивления челюсти коллег по цеху. Проходя мимо оцепеневшего за компанию со всеми бортача, Чухинцев цепляет в довесок две полтарашки пива:
- Че расселся, чучело, пошли, борт откроешь, а то эти вурдалаки счас не только пиво выпьют... Завтра свою законную долю поделим.
Хлопнувшая входная дверь выводит из оцепенения ЛеДчиков:
- Витя.., а мы не поняли... И шо Ето было такое?..
Дуничкин хмыкнув и пожав плечами надевает шевретку и выскальзывает вслед за своим экипажем.
- Ну че мужики, понеслась душа в рай?....
- Разливай!!!....
- Виталича позвать не забудьте!...


Уже вторник. 03 час 25 минут. Осень 20....г.
Аэродром «Грозный-Северный»

Протитвный лязгающий звонок ТА-57 вырывает оперативного из лап Морфея и бьет по голове фактом присутствия командировочного бытия. Та длинноногая блондинка с чувственно-порочным ртом, которую оперативный созерцал в компьютере оказывается просто сном.... Вот сука.....
- Майор Макаров. Слушаю.
- Владимир Андреевич не доброй, к сожалению, ночи тебе. Срочно поднимай дежурный экипаж. Санрейс. Кстати кто сегодня?
- Дуничкин товарищ командир.- Остатки сна мгновенно улетучиваются.
- Опять Дуничкин.... Да уж.... Если бы покойник сходил с бубей ,было бы еще хуже... Ладно, Давай его срочно к трубке. И готовь резервный экипаж.
- Есть товарищ командир!- Макаров убегает к летчикам.

Дуничкина мучили кошмары. Копченые лещи плыли по Дону, выпрыгивая из воды как дельфины и бликуя на солнце желтой, крупной чешуей. Блики были очень сильными и попадали прямо в глаза гребущему из последних сил майору. Самый жирный лещ подпрыгнув выше всех залетает в лодку к Дуничкину и сшибает его на спину:
- Виктор просыпайся давай!- Говорит Лещ и холодными плавниками отдающими запахом сигарет хлопает майора по щекам.
Дуничкин в ужасе открывает глаза:
-Мля..... Рыбы же не говорят....- Наводит фокус.- Андреич, ты?!
- Нет, НЕПТУН МЛЯ!!! Бегом за задачей к телефону с праваком, командир ждет!
Дуничкин мгновенно придя в себя вскакивает с кровати и толкает правака, который свесив руку со второго яруса нежно похрапывал всем своим молодым организмом.
- Леха, подъем срочно! Хватай карту и в дежурку!

- Понял товарищ командир. Вылет через 10 минут.- Кладет трубку. - Записал? Давай пулей свои причиндалы хватай и на борт. Оружие не забудь! - Кричит Дуничкин в спину Чухинцеву. - Мое захвати я на запуск!

Возле вертолета в свете фар от подъехавшей АПА уже метался Дубцов снимая заглушки и чехлы от ПВД, понимая , что в данном случае, когда каждая минута проведенная ими на земле равна минуте жизни раненых пацанов, блок-пост которых был обстрелян «духами» полчаса назад делить обязанности между собой и Чухинцевым просто глупо.
- «Эрмитаж, 132-му запуск на стоянке»
- «132-й запуск разрешил. После запуска взлет по готовности разрешаю Взлетный 81»
- «Принял 132-й»

Вторник. 03 часа 42 минуты.
Ми-8 борт N135
- «Эрмитаж», 132-й взлет произвел борт порядок. На первом 100. Выход правым по заданию с набором 900. На связь с «Фиалкой» 132-й»
- «132-й по заданию с набором 900 выполняйте. На Связь с «Фиалкой». «Эрмитаж».
- «Разрешили 132-й».
Дуничкин установив на вариометре скорость набора 8 м/с:
- Леха, посчитал?
- Да, нормально. Млять... Там вход в ущелье....
- Безопасная высота там какая?
- 1680....
- Сука....Считай на прямую на Старые Атаги. Над ним будем снижаться..... Ну и погодка мля.... - Дуничкин доворачивает вертолет на курс указанный правым летчиком.

- Витя мы над точкой снижайся правым.
- Понял.- Дуничкин став в правый крен начинает снижаться по спирали.
- «Воздух, я Три Тройки. Слышим вас, пока не не наблюдаем. Мужики ,побыстрее бы...»
- «Стараемся Три Тройки. Обозначьте себя. Не видно ни хера...»
- «Воздух, даю огни. Наблюдаете?»
- «Пока нет. Ваше место Три Тройки?»
- «Возле мОста. Перекресток Дачу-Борзой - Чишки. Перед Дуба-Юртом»
- «Секунду Три Тройки...» - Леха , орентируй.
- Секунду...- Правак вертит карту подсвечивая себе маленьким фонариком. - Ага... Понял... Витя, мы там в такую погоду не сядем. Там ворота в Аргунское... Справа 970, слева «Штука»....
- Сука... Предложения?
- Через Лаха-Варанды к перекрестку на Алхазурово смогут выехать?
- «Три Тройки ответь «Воздуху»
- «На приеме Три Тройки»
- «Ты на броне?»
- «Да, Три Тройки»
- « Три Тройки, Через Лаха-Варанды к перекрестку на Алхазурово сможешь подойти? Воздух.»
- «Секунду воздух.... Да. Буду через 10минут.»
- «Воздух принял. Жду.»- Леха давай курс.

Через 8 минут.
- «Воздух, Три Тройки. Я на месте. Слышу тебя хорошо»
- «Три Тройки обозначь себя»
- «Даю огонь. Наблюдаешь?»
- «Три Тройки. Не наблюдаю. Дай прожекторы вверх. «Воздух»
- «Секунду «Воздух»..... Наблюдаешь?!»
- «Три Тройки наблюдаю тебя. Строю заход» - Дуничкин наблюдая световое пятно начинает заход на площадку. - Экипаж внимание! Всем смотреть землю! Игорь, с 50 метров даешь отсчет через каждые два. Алексей, карту в сторону, страхуешь меня.
- Принял...
- Принял.- Алексей кладет «двушку» на блистер и берется за управление.
- 50, 48, 46,.....34, 32 - Отсчитывает высоту борттехник .
- Витя, ветер 100 градусов.
-Понял.- Дуничкин сосредоточен до предела. Вертолет «вываливается» из облаков.
- «Воздух, наблюдаю тебя!!!» - «Три Тройки» от радости, что вертолет прилетел решает ему помочь:
- «Воздух, тебе подсветить по курсу?!»

- Все, площадку вижу, сажусь- с облегчением в голосе говорит Виктор. Алексей кивает и отпускает ручку управления отворачивается к блистеру за картой.

Забыв, что понятие «по курсу» для него и пехоты разное, Виктор отвечает:
- «Три Тройки подсвети. Воздух».
В то же мгновение два прожектора ловят в перекрестие лучей заходящий на посадку борт.
- «БЛЯ-Я-Я-ЯДЬ!!!!! УБЕРИТЕ СВЕТ!!!!» - ЛЕХА, Я НИХЕРА НЕ ВИЖУ!!!
Ошалевший от светового удара по глазам Дубцов выпадает в грузовую кабину. Чухинцев не убравший с педалей ноги и рефлекторно закрывший глаза в момент «взрыва сверхновой» хватается за управление:
- Я НОРМАЛЬНО !!! ВЗЯЛ!!!! - подхватывая начинающий уже сыпаться вниз вертолет.
- «БЛЯДЬ!!! ТРИ ТРОЙКИ ТЫ БОЛЬНОЙ!!!» - Дуничкин орет на абонента. Свет «софитов» от БТР-ов гаснет. Занавес.
Спустя еще 40 минут.
- «Эрмитаж 132-му»
- «132-й. Ответил «Эрмитаж»
- «Эрмитаж» К Вам с «Фиалки» на 300 подход, условия 132-й»
- «132-й ко-второму на 300. Заход по большой коробочке. Посадочный 81. На точке 10 баллов на 200 видимость 5. Давление 748 точка 9. Ветер у земли 110 градусов 5 метров. «Эрмитаж».
- «132-й условия принял. Посадочный 81. Расчитываю ко второму на 300...»

Вторник начался.....

Как мы уходили из Кабула
kozma_55November 10th, 11:02

Это было давно.
Кто-то уже и не помнит те времена.
Да и информация была очень сжатая.

Я же размещаю воспоминания моего сослуживца, Юрия Владимировича Осипова, непосредственного участника тех событий.

28-29 августа 1992 года, ровно 20 лет назад, пограничники спецкомендатуры совершили свой подвиг, обеспечив эвакуацию персонала посольства РФ из Афганистана. 20 лет прошло, а как будто это было в другой жизни. Мы сделали все что могли. И все у нас получилось.

Как это все заканчивалось.

В апреле 1992 года в Кабул с трех сторон вошли, если по-нашему, то духи, если по ихнему, то моджахеды. Входили шумно, радостно стреляя в воздух, обезоруживая те отдельные вооруженные формирования Наджиба, которые как казалось, с радостью сдавали свое оружие и разбегались по домам.

Ничего не предвещало беды, она пришла внезапно. Генерал Дустум, генерал который считался нашим пацаном, генерал, что учился в Москве, генерал в формированиях которого было все - и авиация, и танки, и офицеры закончившие военные академии в СССР, генерал что дислоцировался на границе с уже суверенным Узбекистаном, перешел на сторону моджахедов. Я не государственный деятель, но я на тысячу процентов уверен, что если бы Россия тогда потребовала у Дустума гарантий безопасности президенту, он бы сам его вывез, на своих самолетах. Но этого не произошло. Не произошло, хотя он зависел от нас, он зависел от наших поставок, оружия, техники, солярки и бензина, запасных частей к своей технике. Мало того, весть о том, что Дустум перешел к духам, наверное, и подтолкнула их взять Кабул. Началась агония правления доктора Наджиба. Он пытался вырваться самолетом, но не успел. Несколько рейсов Ан-тридцать вторых, и дустумовцы блокировали аэропорт. Дорога, последняя дорога, была закрыта. Мы, русские, его опять предали. Предали человека, которого поставили править этим государством, который верил нам.

Еще накануне, когда в Кабул прилетал вице-президент демократической России Руцкой и долго о чем-то говорил с Наджибом, и было понятно, что мы бросаем его. Как-то беседуя с генерал-лейтенантом Джавсаром, а это был его личный телохранитель и начальник его охраны, он с горечью и улыбкой сказал мне:

- Юра, нам конец. Вы бросили нас.
Это был человек, которого я знал 10 лет. Знал тогда, когда он был подполковником, охранником главного ХАДовца доктора Наджибуллы. Он учился в Киеве на летчика транспортного самолета. Он сидел с доктором в тюрьме. Он был предан ему до смерти. Я горжусь дружбой с ним. Второе, то, что мы уходим из Афганистана, стало понятно после замены посла Пастухова Б.Н. на другого.

Итак, 2 часть. Как это все заканчивалось.

Не убежавший из города президент укрылся в миссии ООН. Вооруженные формирования Раббани, Ахмад-шаха Максуда, генерала Дустума вошли в Кабул.
Вошли в город и поделили между собой все ключевые должности. Одному должность президента, другому министра обороны.

В здании МИДа, где они все собирались на торжества по окончанию войны, куда собирали всех иностранных послов, находящихся в Кабуле, было море победивших воинов ислама.
Там, на этом сборище, объявили они о том, что афганский народ победил Советский Союз. Что именно их победа уничтожила эту империю. Они радовались как дети, они хвастались своим египетским и китайским оружием, говоря, что забрали его у убитых русских аскеров. Одному герою я сказал, что он врет, и у шуравей таких автоматов не было. Он сказал, что я прав.
Пакистанскому ублюдку, в будущем - отцу "Талибана", а в то время самому кровожадному из всех вышеперечисленных, Гульбеддину Хекматьяру была предложена должность премьер-министра. Он счел это оскорблением. Обидевшись, что его старания в борьбе с русскими недооценили, он продолжил войну. И тогда началось все снова, только уже между своими. Он захватил высоты вокруг Кабула и начал просто расстреливать его из всего, что может стрелять. Посольству нашему досталось от 4 танков, которые мочили по центру города. Но иногда они развлекались тем, что постреливали по нам.
Персонал был переведен в бомбоубежища, начались постоянные встречи с представителями афганской стороны с тем, чтобы обстрелы прекратились. Но все тщетно. Они начали мочить друг друга уже не понарошку.
Глядя на этот бедлам, начали прорабатываться варианты эвакуации посольства.
1 вариант на автомобилях. Был отвергнут сразу, так как город окружал этот придурок Хекматьяр. И он сказал, что ни одна русская свинья из города не уйдет. ООНовская миссия попыталась, но вернулась обратно.
Тогда осталось одно. Самолетами. Я не буду рассказывать, как шла подготовка, как шла прикидка по времени. Это неинтересно. В конечном итоге было следующее.
Для проведения операции необходимо 3 самолета Ил-76. На загрузку машины потребуется 15-20 минут.
КАМАЗ со шмотками вкатывается в самолет, там закрепляется на растяжки, потом народ с легкой поклажей забивает оставшееся пространство.
В первый самолет прыгает АЭС (аппарат экономического советника) + иностранные дипмиссии, что изъявили желание уехать.
Второй самолет - КАМАЗ +торгпредство и часть посольских.
Третий самолет - КАМАЗ + посольские.
Так было написано и думалось. Но Хекматьяр, который пообещал не стрелять по самолетам, был другого мнения. Сказав на переговорах, пусть эти русские свиньи убираются отсюда вон, он решил несколько подкорректировать план эвакуации.

Часть 3. Как это все заканчивалось.

Самолеты над городом появились одновременно с прибытием колонны к аэропорту. После установления с ним связи, проверки ВПП на наличие мин, один из 3 пошел на снижение. Взлетно-посадочная полоса (ВПП) проверяется на наличие мин элементарно. Берется старенький автомобиль "Ниссан", за руль сажают самого младшего сотрудника Представительства Аэрофлота, т.к. старшие товарищи должны будут находиться на боевом посту и в конце концом доложить своему руководству, что задание ими выполнено. Итак, к этому младшему для тяжести в машину сажают двух офицеров охраны Посольства. И на огромной скорости 140-150 км, они носятся по полосе, вызывая взрыв на себя. В надежде на то, что минный детонатор на такой скорости не успеет сработать под колесами легковушки.
Получив добро на посадку, первый самолет начал по кругу снижаться, отстреливая тепловыми ракетами "гирлянду надежды". Благополучно приземлившись и прокатившись по полосе, зарулив на площадку, где должна была начаться посадка, еще не остановившись, начал опускать рампу. К самолету быстро пошел автобус с людьми и КАМАЗ со шмотками. Ил-76 открыл рампу, мы вдруг увидели десяток воинов-гвардейцев, выскочивших из самолета и веером изготовившихся к бою.
"Это что за чудо-юдо, - подумалось мне. Откель сие видение?"
Начинал действовать план, руководство которым осуществлял лично самый умный министр обороны всех времен генерал Павел Грачев из Москвы. А на месте, в Кабуле, рулил ГРУшный посольский генерал.
Посадка прошла как по-писанному. КАМАЗ со шмоткой въехал в илюшинское чрево, через несколько минут уже бегом потянулись люди с легкой поклажей в руках. Закончив погрузку, первый самолет, обрадовавшись своему собрату, который уже сел и шел ему на смену, радостно заревел двигателями и, всосав в себя бравых десантников, подняв рампу, начал руление на ВПП. И пока второй самолет спешил занять свое место на той же площадке для погрузки, начал взлетать. Третий самолет в это время снижался в чашу кабульского аэропорта. Это все напоминало хорошо отлаженный конвейер. Такого не увидишь даже в кино.
А между тем, с окрестных гор начали постреливать по аэропорту. Второй самолет, как и предписано, встал точно на то же место, что и первый. Жадно открыл свое нутро, как сказочная рыба-кит, чтобы поглотить то, что должно было войти внутрь согласно плану эвакуации.
Но, как бы очнувшись от сна, наши афганские оппоненты начали расстреливать ВПП ЭРСами. Может, чтобы помешать взлету, а может, посадке, а может, просто так. Естественно, чтоб попасть ЭРСом точно в цель, надо уметь. Но, похоже, у них получалось.
Я видел, как духи в городе стреляли подобными снарядами. Сваренная сваркой или связанная проволокой железная тренога из толстой катанки, сам реактивный снаряд, задранный носовой частью в небо, а соплом на земле, бикфордов шнур, подведенный к стартовому механизму, ну сам "Яшка-артиллерист". Маленький взрывчик и ракета полетела, а куда - Аллах ведает.
Тем временем КАМАЗ тяжело въехал на рампу и пропал в чреве второго самолета. Люди в готовности к посадке ожидали в автобусе, пока закрепят грузовик. Есть сигнал, и посольские начали организовано грузиться. Руководители эвакуации посольские и военные начальники с гордостью поглядывали на происходящее, как на собственное дитя, что народилось на свет божий. А тем временем разрывы начали учащаться, и уже начали посвистывать пульки. Второй самолет, загрузив в себя то, что ему предназначалось, закрыв рампу, пошел на рулежку для взлета.
Третий самолет уже сел и мчался к своему месту загрузки. Подъехав и облегченно вздохнув двигателями, сбавив обороты до малого, начал опускать рампу для погрузки. К нему потянулся очередной КАМАЗ со шмоткой и автобус с людьми.
Черт меня дернул ляпнуть тогда Послу:
- Знаете, Евгений Дмитриевич, почему нельзя прикуривать третьему на войне от одной спички?
- Почему? - спросил некурящий Посол весело.
- Первого снайпер засекает, во второго прицеливается, в третьего стреляет. И все, больше курить не хочется.
До сих пор не знаю, какие выводы из моего повествования сделал шеф, но было видно, что дошло до него, что я хотел ему сказать. Он, изменившись в лице, быстро пошел к руководившему посадкой посольскому генералу и спросил его, почему третий самолет в то же место становится? Ведь это опасно.
С усмешкой глянув на Посла, генерал только отмахнулся от него как от назойливой мухи, и как Наполеон, бросавший в бой очередной резервный полк, подал знак КАМАЗУ двигаться к самолету.
Посол ни с чем отошел, наверное, чтобы не мешать. Справедливо полагая, что генералу видней.
И тут случается то, что должно было случится. Наша армия, бля, она, поэтому и непобедима, что когда отдают приказы, спит, а когда нужно этот приказ выполнять, импровизирует по обстановке.
Путь КАМАЗУ преградил путь растопыривший руки десантный подполковник с криком: - Прекратить движение, посадку производить только людям, про технику ничего не знаю. Указаний не было загружать технику. Прекратить движение, я приказываю!
Посольский генерал видя, что его команды не выполняются, кочетом помёлся разбираться с десантником.
Пока они препирались, я посадил жену Посла в самолет, пошутил с нашими связистами, что забрались внутрь и пытались установить связь. И стоя в стороне, с интересом смотрел на то, как второй самолет готовится к взлету, набирая обороты перед разбегом в Подвиг.

Часть 4. Как это все заканчивалось.

Обстрел места стоянки третьего самолета начался "совершенно внезапно". И что хочется сказать, "совершенно непредсказуемо". Ракеты упали совсем рядом, обдав нас жаром своего разрыва. Одна ракета, упав совсем рядом с самолетом, осколками пробила крыло, из которого струей хлынул авиационный керосин. Пламя моментально охватило левую часть самолета.

Бросившегося к самолету с криком "Там же Лариса!" Посла сбил с ног и, укрыв между машинами, чтобы его не посекло осколками, побежал в самолет за его женой. Пламя в высоту, достигало метров 10, крыла уже не было видно от огня. Заскочив в самолет, подбежав к десантникам, чтобы не было пререканий, твердо сказал офицеру:
- Я майор госбезопасности, самолет горит, всем покинуть машину. И бежать к посольскому автобусу, что стоит невдалеке.
Старший лейтенантик которому я это все высказывал, удивленно поглядев на меня, проговорил держась за свое плечо.
-Меня ранило. Меня ранило, а мне не больно.
Я увидел, как из под его руки шла кровь.
- Позже заболит, уводи, командир, бойцов, уводи, родной, к автобусу. Горим.
Лейтенант что-то кричал своим бойцам, но я его уже не слышал. У меня была своя работа.
Радистам нашим и летчикам крикнул попроще.
- Мужики, сматывайте свои салазки отсель. Горим, бляяяяяяяяя!!!
И обняв одной рукой жену Посла, спокойно, что бы не испугалась, говорю:
- Лариса, сейчас мы с вами разбегаемся, и прыжком, без задержек, как архары, спрыгиваем с рампы и бежим к Евгению Дмитриевичу.
- Он живой? - спросила она.
- А то! - не без гордости ляпнул я.
Этот прыжок я не забуду никогда, это как в фильме, в замедленном варианте. Держа женщину за талию, вдвоем, с разбегу. Мы приземлились одновременно на одну ногу и продолжили бежать к машине.
Как-то вскользь видел, как бойцы бежали к автобусу, как КАМАЗ, развернувшись, поехал к зданию аэропорта, чтобы укрыться от обстрела.
Посадив шефа и его жену в машину и запрыгнув на свое место, переднее сидение, мы погнали вместе со всеми. Достигнув здания, выскочив из машин, укрылись за добротными стенами аэропорта.
Второй самолет, тем временем, начал разгоняться для взлета, но на середине полосы, увидев что его третий собрат горит, начал бешено тормозить. Сбросив скорость, развернулся и побежал к зданию аэропорта, куда мы увезли всех, кто был у третьего самолета. Добежав к нам, они почти не останавливаясь, через переднюю боковую дверь, взяли на борт экипаж подбитого самолета, а среди них тоже кто-то был ранен, снова поехали для руления.
Я был ошарашен этим поступком до такой степени, что стоял и смотрел на них.
Смотрел, как пацан смотрит на Героев Рыцарей, молча с восхищением и диким восторгом. Я слышал, что во время войны, летчики садились и забирали своих сбитых собратьев. Видел это в кино. Но увидеть это своими глазами не мог даже мечтать об этом.
Этот свой взгляд, взгляд восхищения, я увидел через много лет в фильме "Кандагар", когда герой, которого играет Машков, глядит на разбегающийся Ил-76 шепчет ему в дорогу: Давай, давай!
Увидел и, стыдно сказать, слезы брызнули, когда увидел в нем себя.
Но тогда я не плакал, а смотрел на Подвиг людей, и был горд, что они мои собратья, Воины, что мы с ними русские, и что все это не сказки, а правда.
А тем временем, самолет снова пошел на взлет, под обстрелом, по острым осколкам, что накидали супостаты на полосе. Пошел, родной, пробивая себе колеса.
А мы все стояли и, смотря на него, как на былинную белую птицу и видя, что ему очень тяжело, слыша, как надрывно ревут движки и как он пытается набрать скорость, шептали: Давай, давай!
Взлетал он очень тяжело. Было видно, как, чуть оторвавшись от земли и не набравши высоту, он проседал в яму, но опять заревев движками, пошел вверх и опять вниз и опять пошел вверх. Потихоньку, потихоньку он все же набирал высоту. Потом поворот, так низко от земли, и опять я думал, что он упадет. Но нет, он пошел, набравши нужные обороты.
Они ушли, а мы остались. Мы - это 15 десантников, среди которых был уже потерявший сознание старший лейтенант. Тот подполковник, который, как я считаю, спас нас всех тем, что или проспал или прослушал порядок погрузки и не дал заехать машине и загрузиться в самолет людям. Если бы мы залезли, мы бы там сгорели все, потому что не смогли бы выбраться.
Мы - это куча ошарашенных мужиков и находившихся в дикой панике от увиденного женщин. Остались в подвалах и здании аэропорта, не зная, что нам теперь делать, ведь обратно возвращаться уже некуда. Там, откуда мы уехали, орудовали уже новые хозяева, которые, я думаю, не очень бы обрадовались нашему внезапному возвращению в связи с задержкой самолета по непредвиденным причинам. Была, конечно, надежда что нас не бросят, но она как-то быстро угасла. Даже если и не бросят, то уж конечно не сегодня. Слишком сегодня много событий произошло.

Часть 5. Как это все заканчивалось.

Итак, мы остались. Что делать, как выбраться из этой ситуации, наверное, никто не знал. Истерика женщин кончилась, растерянность мужиков прошла. Вспоминая подробности обстрела, то там, то здесь уже слышался смех. Люди отходили, и жизнь возвращалась к нам. Группа пограничников, на которую была возложена охрана сотрудников посольства, потихоньку осмотрела свое спрятанное оружие. Все нормально, все готово к действию. Ребята понимали с полуслова, с полувзгляда. Понимали и моментально действовали. Я благодарен им за это. Такого исполнения распоряжений я не видел ни до этого события, ни после. Остаток дня потратили на размещение в здании. Организации охраны и наблюдения. Оказании помощи раненному старшему лейтенанту. Афганский врач, что появился в аэропорту, сделал ему пару обезболивающих и противостолбнячный укол. Но парень был уже в бреду. Помимо всего прочего, у нас появилась проблема, с которой мы не знали как справиться. Это наши гвардейцы-десантники. Я до сих пор благодарю все, что можно там, на небесах, за то, что аэродром контролировали дустумовцы, которых можно было назвать лояльными к нам. 15 воинов, одетых и экипированных с иголочки, во всей своей красе в окружении афганцев, многие из которых бились с нами 10 лет. Картинка, конечно, завораживающая. И глядя на это со стороны, было видно, как клацали зубами некоторые "волчары" на наш каравай. Офицер по безопасности Мамадризабеков Давлат Ризабекович налаживал отношения с командиром отряда, что контролировал аэропорт, пообещав отдать всю нашу технику, на которой мы приехали. Через них установили связь со штабом Дустума, который по справедливости сказать, сразу пообещал свою помощь. Наступал вечер. К нам в аэропорт, узнав что с нами произошло, приходили афганцы, поддерживали нас морально, сочувствием и добрым словом. Завхоз посольский Александр Павлович организовал кормежку всех наших и прибывших к нам на помощь десантников. Перед едой, за целый день проведеный в дыму, копоти и саже было организовано, как и положено, мытье рук. За отсутствием воды в ход пошли завхозовские закрома. Водка. Обыкновенная "Столичная" в экспортном изготовлении.
Лейтенантик к тому времени был совсем плох. Бойцы смотрели и ухаживали за ним. Надо было продержаться ночь, ведь утро мудрее вечера.
Коротать ночное времечко расположился в автобусе, что стоял рядом со входом в подвал. Скорей бы утро наступило.
Тут я хочу добавить про Посла. К нему можно относится по-разному, может, что-то или где-то он делал не так, что-то не доглядел, что то недоделал. Не мне судить. Но я скажу одно: как только мы собрали всех оставшихся в здании аэропорта, глянув, как догорает наш самолет, а от него остался только хвост, я услышал знакомую команду.
- Юра, поехали.
И мы погнали в МИД, потом по правительству, потом к главе государства. Все цокали языками, качали головами, осуждали Гульбеддина, обещали поддержку, но как в фильме, глаза-то никуда не спрячешь, глаза-то горели. Почудилось мне, что рады, рады, родимые, что напоследок нам "поднасрали", прости господи за сквернословие. Там у них, шеф договорился на оказание профессиональной помощи раненому. Там договорился, чтобы по крайней мере нам разрешили побыть в подвалах аэропорта некоторое время. И вот, утро. Опустив задние сиденья в "Волге-сарайчике", настелив на получившееся место помягче одеял, посадив в машину пару безоружных бойцов, поехали в военный госпиталь. Узнав, что приехали русские, нами лично занялся Главный хирург афганской армии в звании генерал-лейтенанта. Он учился в СССР, хорошо говорил по-русски. И вообще очень тепло к нам относился. А когда говорил про СССР, всегда улыбался. Операцию делал лично. Диагноз, который поставил врач, был неутешительный и страшный. Газовая гангрена. Исполосовав раненную руку несколькими глубокими до кости разрезами, поцокав языком, сказал:
- Ребята, его надо спасать. То, что я сделал, положение не спасает, хотя и оттягивает конец. Ищите способ уехать как можно быстрее.
Дав нам обезболивающее, отпустил нас с миром. Раненного повезли в аэропорт, а мы погнали по кругу очередной раз - договариваться, убеждать оказать нам помощь.
Приехав с переговоров, шеф собрал совещание дипкорпуса и руководителей служб что остались.
Предисловий не было, описав тяжесть нашего положения, он сказал, что новая афганская администрация предлагает нам, оставив здесь все, вывезти нас в безопасное место, куда не дотянутся руки Хекматияра, и организовать самолет из России. Бросить все? Бросить все, что нажито непосильным трудом? Чтоооооооооооооооо?
Остывшие от пережитого сидевшие рядом женщины, услышав слова Посла, как стена, грудью встали и завопили:
- Как это все бросить? Да пусть нас тут убивают к черту, никуда без шмоток не поедем.
Я обожаю наших женщин, коня на скаку в горящую избу затолкает.
После такого выяснения обстановки шеф дал 2 часа на раздумье всем руководителям, что сидели на совещании, и назначил новое совещание с повесткой дня: "Как нам выбраться из этой ж.....ы".
Выйдя "одухотворенный" на улицу и собрав свою команду, своих погранцов, все им рассказал. С детства воспитанный на морских рассказах Станюковича и Степанова, построил сборище так, что высказываться должны были все, начиная с младшего.
Саши Костин и Овчаренко, поддержав мою методу, перехватили бразды правления, и я понял, что у ребят уже что-то созрело.
СОЗРЕЛО и ОНИ ЖДАЛИ МОМЕНТА, ЧТОБЫ ВЫСКАЗАТЬСЯ.
Идея была проста как мир. Использовать самолеты генерала Дустума и перепрыгнуть в Мазари-Шариф. Первую пару машин Ан-32, используя охрану, т.е. нас, загрузить шмотками. Вместе с вещами отправить десантников от греха подальше и группу охраны, что разгрузит в Мазарях самолет и будет охранять, то, что вывезли.
Я шел на совещание как ну если не Цезарь, то как минимум "Спаситель Отечества".
Совещание началось с вопроса кто что придумал.
Я встал и доложил план спасения. Я думал, меня сейчас поднимут на руки и начнут подбрасывать вверх с криками восхваления. Но я ошибся. Первым взял слово посольский ГРУшный генерал и коротко раскритиковал наш план. Он долго рассказывал, что наша ценность - люди, предложил первыми двумя самолетами вывезти людей, а второй парой шмотку. Себя он, естественно, записал в первую пару самолетов. Тут уже появился вопрос у меня: если все улетят, кто будет грузить 2 КАМАЗА вещей?
Препираясь, мы как-то забыли про нашего десантного подполковника. Он не вступал в спор и не вмешивался в происходящее. Он просто сидел и слушал. А потом встал и как отрубил:
- Я и мои люди афганскими самолетами не полетят. Будем ждать своих.
Как я люблю нашу армию, бляяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяяха-муха. Каких своих, кого ждать? И началось опять препирательство. В общем, после долгих разборов решили. Охрана, взяв у десантников бронежилеты и каски, при прибытии самолетов быстро загружает их шмоткой, запихивает туда десантников, генерала, завхоза, группу дипломатов, которые в состоянии вести переговоры, сами частью своей запрыгивают туда же и улетают первой парой. Там разгружают машины и организуют охрану всех, кто прибыл в Мазари, а самолеты, тем временем, делают вторую ходку и забирают оставшихся. Сломанный нашим напором подполковник сдался. Но сказал, что имущество (каски и бронежилеты) он дать не может, т.к. расписывался за них в Туле. Осталось пообещать ему, что всю амуницию мы сложим в рядок перед рампой самолета. И когда наши славные защитники приедут на погрузку, они смогут взять и надеть на себя все, что нам отдали на время. На том и порешили.
Шеф, подводя итог совещания, тихо спросил меня, каким я хочу улететь самолетом.
Я обиделся и спросил его, как это он себе представляет: охранник прилетел, а шеф остался. Смешные вы, гражданские право слово.
Он удовлетворено кивнул и радостно сказал: Тогда поехали.
Дальше опять гонка по кругу. Он оповестил руководителей государства, что мы нашли выход. Нашли и имеем огромное желание им воспользоваться.
Вечером к нам в подвал приехал генерал-хирург, осмотрев раненного и сделав ему перевязку сказал:
- Если завтра до обеда не улетите, после обеда вы ОБЯЗАНЫ быть у меня. Я ампутирую ему руку, иначе мы его не спасем.

Часть 6. Как это все заканчивалось.

Едва только расцвело, мы услышали тяжелый баритон пары Ан-32. Они кружили над Кабулом, готовясь к посадке. Взяв у десантников, как и договаривались, бронежилеты и каски на всякий случай, посадив водил в КамАЗы, приняли положение "на старт". Но тут опять своим свиным рылом, влезло "русское авось". Оказалось, что у одного КАМАЗА пробит осколком радиатор. Мало того, посольские водилы знали об этом, но забыли сказать. Вода вытекла, заводить нельзя. Тросов, естественно, нет.
Они сели, родные, сели Аннушки, сразу один за одним. Зарулили к машинам. Погрузка прошла за 10 или 15 минут, встав в 2 цепи, мы как "конвейер" перекидали шмотки в самолеты. На автобусе подъехали гвардейцы-десантники, передав им имущество, попрощавшись как с родными, пожелали им удачи в спасении раненого и счастливого возвращения на Родину, погрузили их в самолет.
Афганские пилоты, учившиеся в Киеве, по-русски обещали довезти всех, не расплескав. Закрыв рампу, самолеты легко пошли на взлет. Они еще не набрали высоты, когда с гор по ним глухо заухала "Шилка". Но не тут-то было. Летчики были не промах. И их просто так не собьешь. Вздох облегчения пролетел над оставшимися, когда наши ласточки перевалили через горы. Оставалось только ждать.
Сидя у радиостанции, все сидели и ждали радостного сигнала. И он пришел.
Сквозь хрип помех мы услышали:
- Мы долетели, все нормально. Обратный вылет в Кабул через час.
Мы начали готовиться к прилету. Перегрузив вещи в целую машину, просто сидели и ждали радостного гула. И вот они, ласточки, опять летят, и теперь уже за нами. Посадка, погрузка прошла без приключений, все оттягивали момент погрузки в самолет, так как хотели быть последними. Сев в машину почти рядом с пилотами, через открытую дверь в кабину глядел на их действия. Самолет пошел с приподнятой рампой по полосе. И взяв на борт еще два трупа афганцев, убитых при обстреле аэропорта, завернутых в саван, пошли на взлет. Это время что мы летели, я думал, сдохну от удушья. Двухдневные, пролежавшие на солнышке трупики выделяли такой аромат, что не спасал даже "Шанель N 5", щедро вылитый мне на платок женой Посла. Но, как говорится, лучше плохо лететь, чем хорошо сидеть в подвале. Набрав высоту, увидел, как летчик машет мне рукой, подзывая к себе.
- Юра, погляди, видишь фонтанчики разрывов внизу?
- Вижу.
- Это "Шилка" по нам стреляет. Бризантными. Но они в нас не попадут. Потому что они бараны, и поставили низкую высоту.
- Хотелось бы, - со смехом сказал я.
С оценкой наших оппонентов был полностью согласен. Но было не по себе от увиденного.
Это был самый долгий полет в жизни, под нами лежали горы, под нами лежали аулы, были видны дороги.
- Садимся, прилетели, - радостно крикнул мне в ухо пилот, - Мазари.
Я уже видел впереди лежащий город.
В аэропорту нас встречал Генконсул, который сразу доложил, что помощь раненому оказана, и десантники уже летят в Тулу. Посол, генеральный консул, офицер по безопасности, я, поехали лично засвидетельствовать свое почтение и выразить благодарность генералу Дустуму.

В пилотской кабине висел его портрет, и я попросил командира подарить мне его на память. Он радостно закивал, соглашаясь. Испросив добро у офицера по безопасности, за доброту пилотскую подарил парню свой западногерманский автоматик и 5 магазинов с патронами к нему. Он чуть меня не сбил с ног от радости. Эта лабуда мне была уже ни к чему. Мы были под охраной друзей.

По окончании встречи со штабом генерала, записав все ихние пожелания, мы на машинах генконсульства двинулись колонной к границе.
Перебрались в суверенный Узбекистан, и, добравшись до аэродрома, где нас ждал Ил-76, впервые за несколько дней вздохнули спокойно.
Тут мы увидели второй самолет, второй Ил-76, тот, глядя на который, меня распирало от гордости, тот самый, что поразил нас всех своим подвигом. На нем были видны следы огня. Он стоял, и на колесных дисках его не было резины. Она рваными, обгоревшими шмотками свисала с железа.
- Как же он садился-то? - спросил я прапорщика, перекуривавшего у раздолбанных шасси.
- Как, как, каком кверху. Так и садились. Тушили пожарками. Во как горел. Еле потушили.
Вид прапора был такой геройский, и смотрел он на меня с таким презрением. Во взгляде его читалось, что, мол, с вас, гражданских возьмешь, тьфу, маета одна.
Да, это действительно были герои. Экипаж второго Ила, дай Бог вам, ребята, долгих лет жизни в счастье, радости, без болезней и потрясений.
Посадка, в самолет. Теперь уже без спешки, без истерических криков, ругани, взрывов.
Чтобы было веселей лететь, на пару человек посольский завхоз выдал по бутылке водки и по большому арбузу на закусь. Вот ведь, закрома-то бездонные. Откуда он все это берет?
Взлетели. Выпив стакан водки, закусив теплым арбузом, лег на рампу и уснул. Уснул безмятежным сном ребенка, впервые за несколько дней.
Посадили нас в Чкаловском. Встречал нас министр иностранных дел лично, куча журналистов, кинохроникеров, с софитами и прочими осветительными приборами. Посол, дипсостав по старшинству, через переднюю дверь спускались на грешную землю, где удостаивались чести поручкаться с самым иностранным министром.
К нам в хвостовую часть самолета пробралась жена того генерала, Лариса, что рулил на первом этапе.
- Мальчишки, а можно я сойду на эту землю вместе с вами?
- Можно, - хором наливая за прилет, закричали мы.
Это была геройская женщина, жена военного, которая пережила все наши приключения с таким спокойствием, таким хладнокровием, что многие мужики могли бы ей позавидовать.
Потом, когда торжества встречи кончились, открыли рампу, и мы наконец тоже спустились на грешную землю.
Через несколько дней была пресс-конференция в АПНе. Мы все встретились. Радости не было предела. У входа нас встретил заместитель министра иностранных дел, бывший наш посол Борис Николаевич Пастухов. Прозвучало предложение пройти в зал. Появились министр обороны Грачев, командующий ВДВ Подколзин, министр иностранных дел Козырев. Их всех пригласили в президиум. Б.Н. Пастухов пропустил меня вперед, и услышав, как его зовут в президиум, подтолкнув меня в спину, сказал тихо:
- Идите, Юра, вы, это ваше место, а я пойду к нашим.
Так я был удостоен великой чести сидеть в президиуме рядом с министром Козыревым, Пашей Грачевым, командующим ВДВ Подколзиным.
Потом прием в МИДе.
Мы стояли с офицером по безопасности Посольства Мамадризабековым Давлатом Ризабековичем, который в отсутствии Посла берег наших в аэропорту, договаривался с духами, оберегал наших десантников. За разговорами потягивали шампусик за героических десантников, за героических летчиков, за героических афганцев, что вытащили нас из задницы, за руководство МИДа, ВДВ, армии, что руководили операцией по нашему спасению.
И тут наша заведующая Посольской канцелярией предложила выпить за наших пограничников.
- Да, да, - подхватил тост Посол, - и теперь уже можно сказать, за всех наших ребят, и за офицеров, которые присутствуют здесь на приеме. Полковника Мамадризабекова и майора Осипова. Все степенно пошли к нам чокаться.
Подойдя ко мне с бокалом, генерал Подколзин спросил:
- Что, майор, вовремя я тебе своих орлов прислал?
- Вовремя, товарищ генерал, - ответил я, чокаясь с ним.

От себя добавлю - с фотками вот здесь http://kozma-55.livejournal.com/13928.html - Юрия Владимировича Осипова узнаете сразу, блондин с усами в правой руке автомат.

- Фамилия, имя, отчество? - спросили на приёмной комиссии в рабфак у молодого паренька.
- Сапрыкин Владимир Алексеевич.
- Год рождения?
- Тысяча девятьсот шестнадцатый
- Что, учиться хочется?
- Хочется, - скромно ответил хлопец.
- Комсомолец? - допытывался преподаватель.
- Есть немного, - не рвался бить себя кулаком в грудь поступающий.
- Так уж и немного? - улыбнулся пожилой мужчина в очках.
- Как положено, - с вызовом сказал Владимир.
- Деревенский? - уточнил вопрошающий.
- По направлению я, - ответил кандидат и нахмурился, подозревая подвох.
- Десятилетку закончил без единой тройки, четверок - целых две. Так? - держал ведомость в руках, решающий судьбу молодого человека зрелый мужик.
- Ага, - теперь грустно улыбнулся большой и серьёзный мальчишка.
- По пению и по физкультуре? Как же так? - притворно грозно посмотрел на стоящего перед столом парня председательствующий.
- Будет пять и по пению, и по физкультуре, - заверил будущий ученик и с тревогой посмотрел в глаза главного из приёмной комиссии.
- Русский? - мальчишка даже обернулся. Мол, нет ли ещё кого в помещении, где заседает приёмная комиссия.
- А-то какой ещё?
- Ладно, раз вы бойкий такой, берём! Занятия послезавтра в восемь. Не опаздывать. И чтоб ни одной четвёрки!
- Постараюсь!
- Давай парень, нам грамотные люди нужны.
- Спасибо! - почти бегом выскочил счастливый абитуриент и помчался домой с радостной вестью.
- Во даёт, удрал, даже, документы забыл забрать.
- А вы их в учебный отдел отдайте. Придёт на занятия - вернём, - на выпуске Володей не то, чтоб гордились, но с отличием не все рабочие факультеты заканчивали. Парню прочили прекрасное будущее и посоветовали продолжить учёбу дальше.
- Нет, я в армию пойду, - парировал предложения выпускник.
- Успеете в армию Володя. И там грамотные люди нужны. Не теряйте темпа. Вы вкус учёбы почувствовали. Поняли, как надо учиться. Теперь вам любая проблема, лишь поиск её решения. Знаний добавьте ещё немного, а для этого нужно поступить и закончить институт, и тогда сами почувствуете свою силу. Вам любое дело будет нипочём и по плечу, - авторитет директора штука неосязаемая, но внушительная, а мальчишки они впитывают такие вещи как губка, интуитивно. Главное, чтоб авторитет был настоящий, а не дутый.

- Ну и как вас зовут, молодой человек? - спросили на приёмной комиссии в Воронежский педагогический институт.
- Сапрыкин Владимир Алексеевич, - цену себе поступающий знал, смотрел с вызовом.
- Десять классов закончил, рабфак с отличием. А что к нам-то пошёл? У нас одни девчата в основном? - допытывались на приёмной комиссии.
- Так до дому ближе вас ничего другого нет, - честно ответил парень.
- А призвание? - не сдавался единственный мужчина за столом укрытым красным материалом.
- А что, Родине хорошие учителя не нужны? - женщины зашипели на директора тихо и незаметно.
- Нужны. Вот бы ты ещё в армии отслужил, - размечтался председатель.
- У меня комсомольская путёвка и первый спортивный разряд по бегу. Вот если не получится, тогда в армию и пойду, - спокойно ответил абитуриент.
- Хорошо, удачи вам, Владимир, - с сомнением в голосе кивнул руководитель кафедры и задумчиво посмотрел в спину уходящего парня.
- Спасибо, - пять лет обучения пролетели быстро, как будто и не было их. Молодой историк экзамены сдал на отлично. Красный диплом получал заслуженно. При прохождении практики в школе дети от него не отлипали и с сожалением слушали звонок об окончании урока. На комиссии по распределению его узнали.
- Ну, отличник, куда желаете быть направленным?
- Так куда Родина прикажет и всё такое. Где я нужнее? - преподаватели, директор и представитель управления образования области совещались недолго. Такие кадры надо держать рядом, но дать набраться опыта не помешает.
- Поздравляем вас, от имени всего коллектива с красным дипломом, и вы получаете направление село Ольховатка нашей области. Поздравляю.
- Спасибо.
- Ну, Ждём от вас новых Ломоносовых Владимир Алексеевич.
- Я постараюсь.
- Удачи вам! И подумайте на досуге, чтоб лет через пять продолжить учёбу, - крепкий, ладно скроенный, невысокий педагог смотрел на ректора института серьёзно и слушал его слова внимательно.
- Желание - то учиться имеете?
- Да есть немного.
- Ну, тогда вперёд на борьбу с неграмотностью. Будет Вам там и 'За родину! И всё такое...'.

- Ну, зовут то как?
- Володя.
- Ага! А по батюшке?
- Владимир Алексеевич.
- Давайте Володя к детям. Направо по коридору вторая дверь - первый 'А'. Сами первый урок отработаете?
- Да попробую.
- А не страшно?
- Да есть немножко.
- Ну, удачи Вам Володя Алексеевич. А вечером прошу в гости, на ужин.
- Спасибо, - открытая дверь взорвала тишину коридора гомоном и шумом класса, в котором отсутствует учитель.
- Здравствуйте дети! - разноголосый хор ударил своими 'здрастями' не сразу и в разнобой. Володя закрыл дверь и начал свой первый урок, как настоящий преподаватель - знакомством с учениками. Глазенки детей смотрели с любопытством и интересом. 'Вот это и есть наша Родина', - подумал Володя, - сидит и меня слушает, - 'А я значит, как бы мудрое и ученое Отечество. Надо ж такое придумать!', - улыбался своим мыслям он. Урок закончился неожиданно быстро, и бурлящий поток вырвался на переменку из класса, наполнив шумом коридор школы. А потом были ещё уроки, уроки, уроки, кружки, секции,... А однажды пришёл почтальон.

- Сапрыкин Владимир Алексеевич? Тут живёт? - велосипед тренькнул звонком и задребезжал передним и задним крылом колёс прислонённый к деревянному забору.
- Ну, а где же ещё? Здесь.
- Учитель?
- Да, - почтальон был новый, ещё не знал всех в большом селе.
- Вам повестка в военкомат. Распишитесь.

- Фамилия имя отчество? - штатно задали вопрос призывнику в военном комиссариате.
- Сапрыкин Владимир Алексеевич.
- Год рождения?
- Тысяча девятьсот шестнадцатый.
- Институт закончили?
- Да, есть немного.
- Немного? Хм! Спортсмен?
- Первый разряд по бегу.
- По месту работы характеризуетесь положительно. Десятилетка. Рабфак с отличием. Институт с красным дипломом. Замдиректора школы по учебной части. Завуч что-ли? - за столом, привычно накрытым красным кумачом, сидел военный со шпалами-ромбиками полковника в петлицах, изучал личное дело призывника и довольно кивал головой.
- Есть мнение направить вас в военное училище. Рабоче-крестьянской Красной Армии нужны образованные командиры, - военком смотрел на реакцию сельского учителя, тот не удивился, - Как, справитесь?
- Ну, раз надо, то направляйте - куда требуется, товарищ военный комиссар, справлюсь. Не маленький, - серьёзно ответил Сапрыкин.
- Что невесёлый такой? - попытался нащупать слабину в испытуемом краском.
- Дети у меня остались, - улыбнулся учитель, вспоминая свои шебутные и бегающие по школе заботы.
- Много? - военком подумал, что множественное число ребятишек для такого молодого парня, как-то не вяжется с его возрастом и может сорвать план поставки призывников
- Класс - двадцать пять человек. Самое начало учебного года, - 'фу' председатель вздохнул, 'не отмажется' - мелькнула непристойно выраженная мысль и куда-то стыдливо умчалась в дальние закутки мозга. Парень и не собирался косить или отказываться от призыва. Но на всякий случай надо было сказать что-то успокаивающее.
- Ничего, не переживайте, замену найдут. А у нас тоже начало учебного года, - росчерк пера, что поставило подпись под решением, почти слился со звуком шлепка печати.
- Да конечно, у нас незаменимых нет, я знаю. А вот душа за них переживает.
- Класс, какой? - формальности были соблюдены, решение принято, можно было поговорить просто.
- Пятый, - как-то застенчиво, но с гордостью за своих учеников коротко ответил Владимир.
- Большие уже, если правильно учил, то поймут, - кивнул, утверждая свои слова, офицер.
- Да, есть немножко.
- Ну, тогда будете проходить службу курсантом в грозненском пехотном училище. Прибыть к месту службы 15 ноября 1939 года. Вопросы есть?
- Нет вопросов товарищ военный комиссар.
- Ну, учитесь хорошо. Наш город и область и вся страна на вас надеются. Идите в строевую часть, получите сопроводительные документы и в дорогу.
- Спасибо. До свиданья, - военком только вздохнул от этих гражданских слов, услышанных от сельского учителя. Но лучше, чем этот, у него не было призывников на комиссии почти месяц.

7 мая 1941 года. Плац ГПУ.
- Равняясь! Смирно! - гремит в тишине плаца голос заместителя, - Товарищ полковник - личный состав грозненского пехотного училища для присвоения новых воинских званий слушателям последнего курса построен. Заместитель начальника училища майор Звягинцев, - доклад и радует, и напрягает выпускников. Начальник училища делает шаг вперёд. Звягинцев изящным пируэтом уступает начальнику место перед строем и становится правее и сзади.
- Здравствуйте товарищи курсанты! - поднятый подбородок начальника, крепко сжатые зубы, жесткий командный голос требуют адекватного ответа.
- Здравия желаю таащ полковник! - гром молодых голосов будущего командного состава Красной Армии срывает с деревьев стаю птиц и отбивается эхом от облаков в вышине и казарменных стен по периметру. Дневальные и дежурные выглядывают из окон и дверей. Им тоже скоро быть красными офицерами. Аж через год - переживают они. 'Как же это долго', - грустит неопытная молодость в их сердцах. 'Как же это быстро', - вздыхает своим думам их командир и начальник училища.
- Поздравляю вас с присвоением первых командирских званий! - не может сдержать улыбки начальник.
- Урраа! Уррраа! Урррааа! - воодушевлённо вопят молодые 'офицеры' и курсанты.
- Первыми получают удостоверения комсостава и петлицы выпускники закончившие училище с отличием!
- Курсант Сапрыкин Владимир Алексеевич!
- Я!
- Ко мне!
- Есть!
- Товарищ полковник курсант Сапрыкин по вашему приказанию прибыл!
- Товарищ лейтенант поздравляю вас с присвоением первого воинского звания командира РККА! Спасибо за отличную учёбу и службу!
- Служу Трудовому Народу!
- Становитесь в строй, товарищ лейтенант!
- Есть.

- Теперь, лейтенант Сапрыкин Владимир Алексеевич! - орёт в дверь сержант-писарь из строевой части штаба.
- Так точно, - лейтенант в необмятой новенькой форме, скрипучих ремнях портупеи, с кожаной офицерской сумкой через плечо - похож на свежевыпеченный пряник. Только зрел и серьёзен офицер не по годам и петлицам на гимнастёрке.
- Направляетесь в особый Белорусский военный округ, прибыть в часть четырнадцатого июня, - начальник строевой части лаконичен и строг.
- Есть четырнадцатого июня, - красота в Белоруссию, там до родного Липецка не так уж и далеко.
- Давай лейтенант - удачи. Не задерживай. Следующий! - весь выпуск надо оформить в строевой. Выдать аттестаты, проездные документы, предписания. И почти все пехотинцы в Белоруссию потоком. Кого - куда. Кипит работа писарей. Макаются перья в спецчернила. Шлёпаются печати на не заёрзанную бумагу офицерских книжек-удостоверений.

Весна, май 1941.
- Фамилия, имя, отчество?
- Лейтенант Сапрыкин Владимир Алексеевич.
- Год рождения?
- Тысяча девятьсот шестнадцатый
- Русский?
- Так точно.
- Женат.
- Так точно.
- Хочешь, чтоб приехала?
- Да есть немного.
- Родители есть.
- Есть. Отец, мама, брат, сестра.
- Родом откуда?
- Липецкая область. Краснинский район. Деревня Суходол.
- Педагог! Высшее образование! Такие - нам нужны. Принимай лейтенант второй взвод, первой роты, третьего батальона. На обустройство время надо?
- А что, казармы нет?
- Так все в поле на учениях. Вот тебе ключ от комнаты в общежитии. Устраивайся, а завтра в штаб - оформить документы и на следующий день в лагеря.
- Есть товарищ майор.
- Удачи тебе лейтенант!
- Спасибо.

Сентябрь 1941.
- Фамилия имя отчество?
- Сапрыкин Владимир Алексеевич.
- Год рождения?
- Одна тысяча девятьсот шестнадцатый.
- Образование?
- Высшее.
- Профессия?
- Учитель?
- Партийность?
- Комсомолец.
- Национальность - русский?
- Да есть немного.
- Воинское Звание?
- Лейтенант.
- Товарищ капитан? У меня люди на позиции? Окопаться надо! А первая рота - сплошь сборная команда? Командир зелёный лейтенант-тыловик! Других не было!
- Ничего, подождут. Дай я на тебя представление оформлю нормально.
- Какое представление?
- На старшего лейтенанта.
- Так война же!
- Вот именно. Война же! А ты вон с июня от взводного до комбата дорос, а всё лейтенантом ходишь.
- Так поубивало же всех!
- Зато, Ты, вон ходишь, бегаешь и живой.
- Да, есть немного.
- Всё, завтра сдашь батальон заместителю и принимай должность помощника начальника штаба полка по разведке.
- А как же батальон?
- Володя - Родина сказала надо и всё такое! Комсомол что ответил?
- Есть, - протянул с тоской новый помощник начальника штаба.
- А кроме тебя и некого. Кадровый. Образованный. Спортсмен. Комсомолец. Да и не пацан уже. Иди Володя. У нас пополнение прибыло - всех проверить и оформить надо.
- Спасибо.
- Удачи, старший лейтенант, - нельзя раньше времени новым званием обзывать - фортуна отвернется.
- К чёрту!
- Ну-ну, - уткнулся в свои бумаги строевик.
- А что, там, в штабе слышно? Куда столько пригнали народу?
- Ельню брать будем.
- Ну, наконец-то, а то надоело уже.
- Ох, не кажи гоп лейтенант пока не возьмём, - как в воду глядел начальник строевой части. Получение звания старшего лейтенанта затянулось более чем на год.

26 Декабря 1941 года. Линия обороны у села Каменка, Тульской области.
- Стой! Кто идёт?
- Свои! - выстрел из трёхлинейки разбудил наблюдателей и расчёты двух 'максимов', разогнал ворон на редких деревьях и вызвал спорадические пулемётные очереди на немецкой стороне.
- Стой - стрелять буду! - орал из окопа боевого охранения солдат в сумерках начинающегося морозного утра.
- Да ты уже стреляешь земляк! - устало отозвался человек из воронки вырытой артиллерийским снарядом в двадцати метрах за бруствером.
- Выходи с поднятыми руками! - снег перепачканный землёй хорошо скрывал собеседника.
- Щас, выскочил уже. Чтоб меня немец из пулемёта накрыл? Я поползу к вам. Ты только не стреляй сдуру, - голос, мат и русский язык кричавшего располагали к доверию.
- Ладно. Федор держи его на мушке, - страховался боец с напарником. По окопу бежали дежурные смены и командир роты. Из воронки выдвинулся невыразительный комок под цвет промерзшей с утра земли, и, не спеша, пополз в сторону от окопа наблюдателей бодрствующей смены - к основным траншеям, где занимали позицию сонные, злые и не выспавшиеся солдаты.
- Куда, ё-моё? Ты чо, глухой и слепой? А ну, ...ля, сюда заворачивай! - командовал боец из своей ячейки.
- Ты что, товарищ солдат, дурак совсем? Немцы засекут - куда я заполз, и где твой окоп и накроют на хрен вас обоих! И меня в придачу! - вполне логично пояснил кусок невыразительной грязи и тяжело двинул дальше к траншее по своему маршруту, - учат, вас учат, так вот и до Урала дойти можно, - бурчал неизвестный, переваливаясь через бруствер. Незнакомца встретили два штыка, три винтовочных ствола и один пистолетный. А оно и понятно - больше и не развернуться в наспех отрытом ходу сообщения. В руках у прибывшего был ППД, на потёртом и вымазанном ремне комсостава висела кобура от нагана, кожаная офицерская сумка своим ремнём по диагонали шла через грудь. На нём были, то, что осталось от хромовых сапог, ватные брюки и стеганая телогрейка, на голове фуражка с опущенным на подбородок ремешком и звёздочкой над исцарапанным козырьком. Черное лицо и руки оттеняли белки голодных глаз над торчащими скулами и запавшими щеками.
В документах представленных тут же значилось, что перед солдатами лейтенант Сапрыкин Владимир Алексеевич, помощник начальника штаба восемьсот сорок пятого стрелкового полка по разведки, триста третьей стрелковой дивизии окружённой немцами под Ельней и почти полностью уничтоженной в жестоких боях при прорыве гитлеровского кольца. Особист разоружил, арестовал и отправил офицера дальше по команде, как положено - в фильтрационный лагерь. Ну, что хорошо - не пристрелили сразу. За лейтенантом из предполья выползли несколько бойцов и политрук.

- Ваша настоящая фамилия, имя, отчество? - умеют задать тон сотрудники НКВД на допросе. Лучше отвечать сразу и быстро. Иначе - применят физические меры воздействия, как к врагу народа и не восстановишь потом отбитые места сразу.
- Сапрыкин Владимир Алексеевич.
- Год рождения?
- Тысяча девятьсот шестнадцатый.
- Национальность?
- Русский.
- Образование?
- Высшее.
- Что закончили?
- Воронежский педагогический институт.
- Когда?
- В 1937.
- Место рождения? Где работали? Кем? Как зовут мать, отца, сестру? Почему бросили свой полк? Как выходили из окружения? Где были завербованы? Какое задание получили от фашистского командования? Кто был с вами ещё?...
- Я один вышел в форме, с документами, с оружием в руках, почти без патронов из окружения. Что вам ещё надо? Прошу направить меня на фронт. Почему мне не верят?
- Проверяем. Вам это придётся теперь заслужить - воевать с немцами. Или вы воюете с нами? Нам, такие не нужны! - возражать особисту было бесполезно. Проверка затянулась. Из особого отдела Первого кавалерийского корпуса - отправили в город Козельск, оттуда - в Гороховецкий фильтрационный лагерь. Миска баланды, кусок хлеба в день, пулемёты и часовые на вышках, колючая проволока вокруг. Чем не тюрьма. Зачем он ушёл в ту самоволку теперь никто не узнает. Он отсутствовал в лагере десять суток, так определили в приговоре. А зачем его там столько держали? Боевого, обстрелянного и преданного Родине офицера? Если по результатам всех проверок он был чист перед Отечеством. Жена в армии. Отец - в армии. Политрук, с которым он вышел из окружения сказал просто: 'Желает на фронт. Настроен патриотически'.
- А ты знаешь, что срок самоволки более суток это дезертирство? А из нашего лагеря - измена Родине? - трибунал был неумолим. Итог работы не заставил себя долго ждать. Для измученного лагерными порядками, побоями, отношением как к шпиону, трусу, предателю и дезертиру офицера приговор звучал, как пропуск в рай из кромешного ада гороховецкого фильтрационного лагеря. Трудно дедам нашим было, особенно в 1941 году, после позорного и героического отступления до стен Москвы, неразберихи много было. Ошибок. Смертей. А они, молодые, зелёные лейтенанты всего-то купили самогона, вышли за колючку и распили, отмечая день рождения своего товарища. Думали всё, разобралась Родина, ан - нет.

'15 июня 1942 года Военным трибуналом 16-ой стрелковой дивизии по ст.197, пункт 'г', УК РСФСР, осужден. Приговорить бывшего лейтенанта Сапрыкина Владимира Алексеевича к десяти годам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора и направлением на фронт в штрафбат'.
- Фамилия, имя, отчество?
- Осужденный Сапрыкин Владимир Алексеевич, статья сто девяносто седьмая, пункт 'г' УК РСФСР, десять лет лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора.
- Звание?
- Рядовой?
- Бывшее звание?
- Лейтенант.
- Воевал?
- С сорок первого. С первого дня.
- Принимай взвод.
- До войны кем был?
- Учителем.
- Не рассусоливай с бойцами. Не дети. Утром в атаку. Проверь ориентиры, направления движения отделений, растолкуй, как добраться до немцев без потерь. Иначе посекут пулемётами. Задумку понял?
- Понял.
- Не боишься?
- Да есть немного. А кого теперь бояться? Своих?
- Сзади НКВД с максимами.
- Лучше б нам эти пулемёты на фланги дали.
- Кадровый?
- Пехотное училище.
- Ну, удачи тебе взводный.
- Лучше ранение полегче, в задницу, например.
- Работу свою сделай, немцев сбей с позиции и будет тебе, и пуля, и осколок от мины, и порез от штыка.
- Ну да, как всегда.
- Что как всегда?
- За Родину... и всё такое...
- Ну, а за кого ещё?


- Боец, боец, слышишь меня? Солдатик?
- ААА! Больно! ...ля!
- Живой!
- Тащи волокушу! Митя! Этот жив. Везучий штрафник...
- Солдат! Солдат! Тебя как зовут?
- Осужденный Сапрыкин Владимир Алексеевич! ААА! Больно! Где я?
- Терпи, терпи. Всё солдатик, раненый ты, в атаке был, подобрали мы тебя. В медсанбате сейчас. Искупил вину кровью. У тебя сквозное, в бок и в ногу. Миной тебя немецкой посекло.
- А взвод? Где мой взвод?
- Дальше пошёл. Выбили вы немцев.

- Фамилия, имя, отчество?
- Осуждённый Сапрыкин Владимир Алексеевич ...
- Решением военного трибунала от пятнадцатого июля 1942 года, как искупившего свою вину перед Родиной кровью и получившего ранение в бою - с вас судимость снимается. Восстанавливается воинское звание - лейтенант и вы направляетесь для дальнейшего прохождения службы в шестьсот двенадцатый стрелковый полк сто сорок четвёртой стрелковой дивизии. Вопросы есть товарищ лейтенант? - сержант-писарь зачитывает строки приговора без интонаций, охрипшим от систематической процедуры, безэмоциональным голосом.
- Никак нет, - слёзы только, сами по себе из глаз.
- Следующий!...- ноги не несут.
- Владимир Алексеевич - идите, не задерживайте, там ещё пятьдесят штрафников ждёт оглашения, - неожиданно по-доброму говорит трибунальский писарь.
- Да, да, конечно, - солёные дорожки по щекам, сами трясутся в непроизвольном порыве лицевые мыщцы, всхлип давится в зародыше, и вспухают кругляши желваков под ушами. Плечи предательски дёргаются.
- В плен больше не попадайте и часть свою не бросайте. Всё позади, а вы переживаете так? - всё-таки не бездушный он, этот сержант.
- Да, есть немножко. Спасибо. До свиданья.
- Нет, уж! Лучше - прощайте.
- Да, да - вы правы, товарищ сержант! Хера я теперь отступлю лысого.
- Следующий!

Нам говорили: "Нужна высота! И не жалеть патронов..."
- Приказ: 'Захватить высоту силами батальона и держать до подхода главных сил', - понял Владимир Алексеевич? - комбат молчал, смотрел на командира полка и не говорил ни слова,- Ну что ты смотришь Сапрыкин? - не выдержал комбат.
- У меня в батальоне сто семьдесят человек по списку, вместе с поварами, писарями, связистами, старшинами и медбратьями. Это рота. А не батальон. А на высоте двести семь и семь, пулемёты и не менее двух рот пехоты, за ней минометная батарея, кроме тех, что в окопах, - начал перечислять капитан, их надо, минимум, двумя нашими батальонами брать. Товарищ майор, людей же положим? - комбат понимал - на майора Алиева давили сверху и требовали, требовали - во что бы то ни стало.
- Смотри, Володя, - совсем не по уставу начал командир. Сапрыкин улыбнулся, не смог сдержаться,- Ах да, ты ж учитель - слушай: по данным разведки это румыны. Какие они вояки ты знаешь. Найди ключ к высотке, ты же кадровый, - как заклинание выдал последний аргумент майор, - и они покатятся сами с неё вниз, - капитан, помолчал, сверкнул орденом Александра Невского, кивнул головой и начал реально перечислять то, что ему нужно, чтоб выполнить задачу полка.

Через трое суток.

- Ну, что там у тебя? Сссссергеев? - командир протиснулся по пустующему окопу, перешагивая через своих мёртвых солдат. Трупы немцев, убитых при захвате высотки выкинули за бруствер ещё три дня назад, чтобы прикрыть проходящих по окопу от огня приблизившихся на триста метров фашистов. Так и проходить то уже и некому было. От четырёх рот, взявших по-тихому высоту, осталось не более тридцати бойцов. Просто разведка думала, что там румыны окопались, а оказалось на самом деле, что резерв фашистского корпуса, отдохнувший, полностью укомплектованный и обстрелянный в боях.
- Хана нам, тащ капитан, лента на 'максим', две на 'машиненгевера'. Да живых у нас человек десять, может двадцать. А у них вон танки гудят моторами. Заряды к миномётам подтащили, - сержант, выполняющий обязанности убитого командира роты по-хозяйски раскладывал и развешивал на промёрзшей земле окопного ската снятую с кого-то шинель. Две он уже накинул на себя и грел руки о неостывшую от стрельбы ствольную коробку трофейного МГ-34. Комбат вытянул перчатки из-за отворота телогрейки и протянул пулемётчику.
- Держи, трофейные, - сержант замешкался, - бери, у меня ещё есть, ребята с левого фланга в блиндаже нашли.
- Что ж наши-то не идут? Третью сутки почти держим высоту! И ни одного румына, - на вопрос однополчанина у капитана ответа не было. Комполка, когда ставил задачу, сказал, что по разведданным в деревеньке под высотой румыны, а с ними воевать можно быстро и легко, а высоту надо взять срочно, хоть и некомплект солдат. Сергееву об этом разговоре было известно, до всех довели. Ошибка разведки стоила жизни почти всему личному составу батальона, измотанному в предыдущих боях, - ух ты - хорошие, - похвалил сержант Сергеев подарок, после того, как натянул на грязные и исцарапанные руки германскую кожу, подбитую мехом, - умеют же гады делать, - хмуро подытожил он. В перчатках ждать атаку было удобнее. Да и стрелять хорошо - руки не стыли бы на рукоятях и прикладе трофейного пулемёта от ветра и холода.
- Владимир Алексеевич? - впервые назвал по имени отчеству Сергеев комбата.
- Чего тебе, сержант?
- А, правда, что вы с сорок первого с немцем воюете?
- Да, - если бы не темнота увидел бы удачливый сержант, как грустно глянул комбат в никуда, перед собой, вспоминая тяжесть отступления. Кивнул, подтверждая, - а ты, я смотрю, замерзнуть себе не дашь, шинелями обложился?
- Тащщ капитан они ж им теперь, ну, как бы не надобны? Нашим? Земля холодная, а нам до утра бы выстоять. Уходить далеко нельзя. Так вот шинелками и обложился. Наши теплые - греют. А мёртвые сраму не имут, мне дед так говорил, а нам ещё атаку фашистскую отбивать.
- У тебя гранаты есть?
- Только немецкие, две штуки.
- И то дело.
- Залягу-ка я рядом с тобой Сергеев. Вдвоём оно веселее.
- Тогда одному и поспать можно!
- Точно, знаешь что, боец? Схожу-ка я по окопам всех на пары и разобью, - комбат разбил оставшихся солдат на тройки, только ему с Сергеевым выпало вдвоём караулить немцев на своём участке. Девять троек и одна пара. Если наши утром не подойдут, то танки отбивать будет уже нечем.
- Владимир Алексеевич?
- Спи, Сергеев, я подежурю.
- Что-то не спится.
- На, сухарь пожуй, - треснул разломанный на две половинки кусок высушенного хлеба. Захрустели оба с видимым удовольствием. Грохот перемалываемой сушки казалось, докатится и до немецких окопов. Сергеев настороженно оглянулся, и приподнялся, остановив скрежет движения собственных челюстей.
- Не полезут они, Саша, не полезут.
- А вдруг?
- Я их за эти три года изучил, как меня особисты в Гороховце, досконально. Утром полезут в атаку. После завтрака. Артподготовки. Бомбёжки.
- А я то думаю, как это у нас получилось без звука почти высотку прихапать? Оказывается вы с ними давно. А мы то с Киреевым-пулемётчиком спорили, мол, за что у вас Звёздочка и Невский? - с солдатом надо было разговаривать, раз уж не спит, пусть хоть наговорится вдоволь.
- Ну, высотку мы на ура взяли. Забыл, как вы матерились, когда ползли сюда ночью через проходы в минном поле?
- Зато без потерь почти. Ну, кроме тех, что в окопах, при штурме полегли.
- Да надо было, пока ночь, гранат побольше и патронов натаскать. Не отобьёмся сорокопятками. Полк последнее прислал. Хорошо - раненых унесли.
- Да куда ж там, они же отсечным нам всех подносчиков под тыловым склоном положили. Двое только и добежали. Вы лучше расскажите - правда, что под Ельней воевали?
- Да, было дело, - в голосе у комбата не было прежней живости от нахлынувших воспоминаний.
- Как это? У нас ни за что - ничего не дают. Даже в штрафбат не посылают.
- Не скажи сержант, оно по-разному бывает.
- Звёздочку за баб, девушек и детишек дали. Хотели немцы их в тыл увезти. Поезд подогнали. Сажать начали. А тут наш батальон им железку перекрыл, а вторая рота во фланг и зашла.
- А Невского?
- А Невского как? Мы с тобой в Вязьму вместе ворвались первыми. Вот ты 'За отвагу!' получил, а мне Невского вручили. Ты сержант учти, твоя медаль самая ценная на войне. Солдатская. У меня до сих пор такой нет, а я три года воюю с перерывами.
- Ну, вы скажете тоже, - довольно улыбнулся в предутренних сумерках Сергеев, польщенный откровениями комбата. Внизу загрохотали миномёты и двигатели танков, по хлипкой обороне ударила артиллерия.
- Сапсан, Я - первый! - ожила рация, - Доложите, что там у вас.
- Первый, я - Сапсан - патроны последние, в строю тридцать человек. Против нас пятнадцать танков, до батальона пехоты, миномётная батарея и снайпера не дают головы поднять. Дело своё я сделал. Прошу приготовить данные для вызова огня на себя, по нашим позициям. Как понял, приём? Сразу не начинайте, пусть подойдут поближе. А мы тут устроим им 'За Родину! И всё такое...', - отступать капитан Сапрыкин не собирался, да и некуда и некак было бежать по простреливаемому с флангов тыловому предполью.
Подшил белоснежной подшивочной лентой воротничёк. Повесил ордена на гимнастёрку. Разгладил складки под ремнём, загнал их за спину. Побриться не удалось. Накинул на плечи телогрейку. Сунул руки в рукава. Пуговицы не застегнул. И пошёл к бойцам. Обошёл всех. Очень хорошо запомнил основной способ воспитания детей, бывший учитель истории - личным примером. Ничего другого более действенного человечество ещё не придумало.
- Комбат отступать не будет, - запомнил каждый из его солдат вывод из разговора с 'учителем'. Запомнил цвет орденов Александра Невского и Красной Звезды на груди комбата. А уж о плене и речи не шло. За Родину... и всё такое... А ещё они запомнили его глаза и взгляд - уверенного в своей правоте человека. Солдаты писали домой письма огрызками замусоленных химических карандашей. Выводили жирно адрес и имя получателя, складывали в треугольники и засовывали в правый или левый карман гимнастёрки.

- Что делать будем, товарищ майор? - на КП полка повисла пауза скорбной тишины. Там на высотке погибал батальон, а сделать было ничего невозможно. Три оставшихся, потрёпанных подразделения заняли места четырёх. Растянулись по линии обороны тонкими нитями бойцов в окопах.
- Готовь данные, пушкарь, - кивнул артиллерийскому наблюдателю командир полка. Из штаба дивизии уже сообщили, что высоту деблокировать не будут. Батальон оттянул на себя силы немцев из резерва корпуса и положил на склонах высотки около полка гитлеровских солдат. О наступлении вдоль основного шоссе Москва-Минск гитлеровцам можно было забыть в преддверии наступавшей за русских по времени года зимы. Наши могли подтянуть тылы, резервы, живую силу и технику, не боясь, что немцы попытаются прорвать фронт.

- Как его, их комбата ЗОВУТ, КОМИССАР?
- 'Учитель', - вспомнил кличку комбата политический руководитель.
- Имя, фамилия, отчество, звание, национальность? Всё! Описание подвига! И представление в дивизию! Сейчас! И на всех его бойцов! Я подпишу. Что он там передал последнее?
- 'До немцев двадцать метров. Работу заканчиваю. Вызываю огонь на себя' - виновато сказал связист, как будто извинялся, что не сам оказался погребён под снарядами собственных орудий.
- Так и напиши там им, в штаб!
- Хорошо товарищ майор!
- Нет, я сам напишу.

Из представления майора Алиева К. командира 612-го стрелкового полка, 144-ой дивизии, 33-ей армии:
'В боях с 1 по 3.12.1943 г. в дер. Красная Слобода, Дубровинского района, Витебской области тов. Сапрыкин со своим батальоном выбил немцев из сильно укрепленного важного опорного пункта. Несмотря на многочисленные контратаки превосходящего противника тов. Сапрыкин стойко удерживал рубеж. Каждый день противник предпринимал до 10-12 контратак при поддержке танков. Капитан Сапрыкин после трехдневных боев героически сдерживал натиск до батальона пехоты противника, с группой 30 человек. На третий день немцы численностью до батальона предприняли ожесточенную контратаку при поддержке 15 танков и отрезали Сапрыкина с остатками батальона. Все бойцы дрались до последнего патрона, воодушевляемые стойкостью своего комбата. Тов. Сапрыкин вызвал огонь на себя, когда кольцо немцев сузилось до двадцати метров. До последнего дыхания тов. капитан Сапрыкин уничтожал наседавших со всех сторон немцев. Последние слова, переданные Сапрыкиным по радио: 'Заканчиваю работу, прощайте, товарищи, умираю за Родину'. Смертью героя погиб капитан Сапрыкин, истребив со своим батальоном за три дня боев до полка немецкой пехоты. Его подвиг заслуживает высшей Правительственной награды'.

Артиллерия бьёт по своим. Если бы пушки могли плакать, они были бы пожарными. Приказ: "Высоту не сдавать", - никто не отменял. А сдавать её было некому. Высотку заволокло разрывами. Несколько танков загорелись - бензин быстро воспламеняется, это вам не солярка дизеля Т-34. Немецкая пехота залегла, и отдельные фигурки забегали в попытке выскочить из леса разрывов. После артобстрела на вершине линии заваленных окопов никто не сопротивлялся наступающим немцам. И всё же, сначала, на перепаханную воронками, гусеницами, пулями и осколками землю пошли оставшиеся целыми танки. За ними боязливо жалась к моторным отсекам гитлеровская пехота. Когда перед Т-III из-под земли заваленной траншеи поднялся перемазанный человек с черным от копоти и грязи лицом, то правый стрелок бездумно нажал на гашетку одного из трёх пулемётов бронированной машины. Закоченевшие комья ещё сыпалась с плеч, головы и одежды, а очередь прошлась по груди поднявшегося из земли русского солдата, одна из пуль разбила и погнула темно-алый луч ордена Красной Звезды на гимнастёрке бойца. Упрямо сверкнул светлячком подшивы белоснежный подворотничёк разрываемой пулями одежды.

- Ганс?
- Что тебе, Отто?
- Этот русский живой.
- Добей. Зачем нам проблемы?
- Он не простой. У него ордена, чистый воротник внутри. Офицерская сумка. Документы. Петлицы офицера. Их командир. Сдадим в штаб, и нам зачтётся. Он мотал нашим камрадам нервы трое суток!
- Доложи лейтенанту.
- Гут! - два санитара волокли растерзанное тело русского и ругались. Но приказ есть приказ.

- Фамилия, имя, отчество? - спрашивал капитана переводчик в немецком полевом госпитале. Из простреленной груди вырывался через горло хрип раненного пленного.
- Сапрыкин Владимир Алексеевич, - прочитал переводчик.
- Ви есть командир тех, кто были на высотке? - кивок и горящие ненавистью глаза, - В концлагерь, - кратко постановил майор с кобурой на животе. Целая череда концлагерей. "Шталаг I-B", 'Валли-1', попытки вербовки...отказы, пересылки в следующий лагерь...

- Фамилия, имя, отчество? - они нас взвешивали, измеряли рост, осматривали. Немец-медик был дотошен и аккуратен.
- Сапрыкин Владимир Алексеевич.
- Вальтер, запишите в карточку: рост - сто семьдесят шесть сантиметров, вес - сорок три килограмма. Следующий! - в каторжной тюрьме Тоннерберга - порядок, орднунг - немецкая точность, учёт и контроль.

Лагерь, где находился Сапрыкин, попал в американскую зону оккупации. Капитан оказался в госпитале. Странно оказался - с утра надо было записаться, затем построиться и перейти по счёту и под конвоем в русскую зону, а вечером, под счёт, вернуться назад в американскую. Объясняли это условиями раздела Германии, что подписали союзники, мол, процедура такая. Ухаживала за ним миловидная медсестра Ирина. Молчаливый, упрямый, раненный офицер, бывший заключённый нескольких концлагерей не мог не обратить на себя внимания повидавшей виды смерти медсестры. Худой, в шрамах от пуль на груди и не сломленный застенками ничего не просил, терпел процедуры и перевязки. Просто жил свободой и предвкушением возвращения домой. Такие мужчины живут долго. Женщины их чуют сердцем. Война закончилась, можно было и о личном побеспокоиться. Только одна вещь волновала Владимира.
- Володя, рубашку сними, - не глядя, сказала, что нужно сделать Ирина вошедшему.
- Ира. Мне нужно с вами поговорить, - отдаляющее "вы", учительский не прирекаемый тон были настолько неуместны в перевязочной, где надо было сделать очередной укол, что женщина приподняла брови. Это после стольких-то совместно пережитых минуток общения. Нет, они не спали вместе, но их так тянуло друг к другу так, что не заметить это было невозможно.
- Х о р о ш о, товарищ капитан! - сверкнула она улыбкой под маской. И даже сквозь марлю Володя почувствовал, как ей приятно даже стоять с ним рядом. С беспомощным, не довылеченным, не восстановленным в звании, не реабилитированным. И это было самое страшное. То чего он в мыслях даже не мог допустить. Он интересовал её как человек, как мужчина прежде, а потом всё остальное. Интуиция женщины понимала эмоциями, поступками, мелкими деталями поведения. Впитывала информацию, просочившуюся от коллег, обслуги, начальников, подружек. Перед ней сидела громадина прошедшая огонь, медные трубы, воду, лёд, унижения, пытки смерть. Казалось такого ничем не испугать. Глыба айсберга плывущего своим курсом в океане времени.
- Ира, я серьёзно. Я тебя прошу. Все на нас пальцами показывают. Ой! - не гневи женщину, которая готова раскрыть своё сердце, неточным высказыванием - пронзит иглой так, что стоять будешь до следующего укола и спать вертикально на боку.
- И что? Победа же! Пора и пожить немножко!
- Ирина-солнышко я в плену был.
- Ну и что? Вас вон целый лагерь сюда к нам ходит из американской зоны.
- А тебе не странно, почему они нас вам не передают?
- Нам пояснили, что надо проверки пройти, вон и лагерь фильтрационный построили в нашей части Германии в Тоненберге.
- Где? В Тонненберге? Фильтрационный? Давно? - глаза выздоравливающего смотрели тревожно, лицо стало суровым, бледные прежде щёки покраснели, брови выгнулись, сопротивляясь возникшим в голове образам.
- Да, недели две, как обнесли колючкой гитлеровскую тюрьму. А что ты так разволновался, Володенька?
- Ира, я тебя прошу, пока всё со мной не утрясётся, не выделяй меня среди других.
- Володь, давай, я к нашему Смершевцу схожу и попрошу за тебя. У тебя же продаттестат сохранился. Тебе из-за этого все пленный бывшие завидуют. Хоть сейчас восстанавливай в звании. Жуков узнал, что ты здесь, говорят, лично ходатайствовал перед особистами. Помнит тебя по Белоруссии, как ты там тысячу наших девчёнок и немчуры отбил. Звонил главврачу, рассказывал. Просил, чтоб присмотрели за его комбатом. Чего ты боишься? Всё будет хорошо, - Жуков забыл сказать, что героический комбат удостоин высокого звания. Дел было у маршала Победы по горло, но и за это спасибо, не забыл солдата своей армии.

В отличии от Г.К. Жукова офицер "Смерш", влюбившийся в красивую медсестру, что выложила всю подноготную Сапрыкина не смог устоять перед соблазном разобраться с соперником привычным для него способом.
- Товарищ майор! Капитан Сапрыкин Владимир Алексеевич по вашему приказанию прибыл, радостно доложил уполномоченному особого отдела в дверях кабинета комбат. Надежда, вселённая в него рассказом Ирины о визите к всемогущему начальнику Смерш, окрыляла. Крылья подрезают быстро.
- Не товарищ майор, а гражданин майор! - зло начал особист с поправок, - не товарищ капитан, а бывший капитан, - в груди заболело само по себе - снова заключенный. ЗэКа. Шатнуло на стенку, так что едва не упал. Сунул руку за пазуху и достал свой продаттестат.
- Вот, сохранил, возьмите, гражданин майор, - замученная концлагерями, драгоценная бумага легла на стол слабым лучом надежды.
- И всё? Этой филькиной грамоте грош цена, - и порвал на глазах Владимира единственный документ, удостоверяющий его личность и чудом сохранившийся в фашистских застенках - продовольственный аттестат. И сказал, что если он не исчезнет, то... Призрак гороховецкого лагеря встал перед глазами с колючкой, баландой и вышками по периметру и военным трибуналом. А ведь они тогда всего-то выскочили за забор с лейтенантами, купили самогонки, выпили, отмечая день рождения одного из них, и попали под раздачу на десять лет каждый! А тут плен, настоящий, с абверовскими лагерями. Вербовками. Закон от 1934 года "Об ответственности членов семей врагов народа" никто не отменил. Тут десяткой не отделаешься. Надо было выбирать. Под угрозой были жизни любимых людей. Выбор был страшен - нужно было исчезнуть, но он должен был спасти отца, мать, жену, сестру от неминуемой расправы за его плен. В лагере, куда почти каждый день возвращался Владимир, американская администрация вела неприкрытую агитацию о том, что по возвращении их ждут лагеря, тюрьмы, клеймо шпионов и предателей, унижения, позор и презрение. А членов семей - "солнечная" Якутия или в лучшем случае ссылка на поселение. Спасать своих надо было любой ценой. Комбату умирать было не впервой. Он шагнул на сходни судна, и отплыл к берегам далёкой Канады, заботясь о своих, тех за кого он воевал.

Мне этот бой не забыть нипочём - смертью пропитан воздух...

1975 год. Орловщина. Краснинский район.
- Семёныч?
- Что?
- Фамилию имя отчество - скажи? Что выбивать на камне?
- Сапрыкин Владимир Алексеевич.
- Ага!
- Стеллу и барельеф - аккуратно крепи. Мужик геройски погиб. Сам на себя огонь вызвал, - рабочие добросовестно закрепили стелу, извещавшую всех проходящих о том, что здесь жил, работал и учился Герой Советского Союза. Звание присвоено посмертно.

Над Канадой небо сине, меж берёз: дожди косые!
Так похоже на Россию, да только всё же не Россия!

9 декабря 1975 года. Торонто. Канада.
- Фамилия, имя, отчество?
- Сапрыкин Владимир Алексеевич, - ??????.
- Простите, как вас зовут?
- Сапрыкин Владимир Алексеевич. Русский. Хочу вернуться на Родину. Не могу больше.
- А почему вы раньше этого не сделали? - удивился консульский работник.
- За отца боялся, за жену, за сестру. Я ж в плен к немцам попал контуженный и раненый. Думал, что их арестуют, осудят из-за меня..., - запросы, ответы, новые запросы полились рекой через Атлантику в архив министерства обороны в Подольск, КГБ, институт, военкомат... Родителям и жене считавшими его погибшим - чекисты на беседе правду не сказали. Расследование и перипетии бюрократии длились до 1977 года.
- А вы кем работаете? Где? Язык откуда? Где живёте? Женаты? Дети есть?- посыпались вопросы, как из рога изобилия.
- Приехал, думал, помру от тоски. Работа спасала. Грузчиком, таксистом, водителем. Язык учил, как мог. А потом в институт ихний поступил. Закончил. Сейчас инженер отдела технического контроля на фирме "Адмирал". Нет, не женат, не сложилось как-то, - рассказ затянулся надолго. Вызвали посла. Принесли чай, воду, салфетки. Слушать бывшего комбата, и оставаться безучастным, было невозможно. Владимир Алексеевич расчувствовался. Отпаивали, суетились, бегали, старались. Казалось всё ясно - наш человек, за Родину кровь проливал, и всё такое - ан нет...

6 февраля 1977года. Торонто. Консульство.
- Владимир Алексеевич, вы знаете о том, что вам присвоено за тот бой звание Героя Советского Союза? - представитель посольства старался говорить осторожно. Перед ним сидела живая бомба. Невозвращенец - Герой Советского Союза, если бы он только знал, что их таких в Канаде не менее трёх фронтовиков, а сколько орденоносцев...! Холодная война была в самом разгаре.
- Что? - снова заболела простреленная немецким пулемётчиком грудь. Стало больно дышать.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 июня 1944 года Сапрыкину Владимиру Алексеевичу присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.
Из биографической справки к представлению на звание Героя Советского Союза:
'С 17 июля 1942 года по 3 декабря 1943 года Сапрыкин проходил службу в действующей армии на Западном фронте, последовательно занимая в 612 стрелковом полку 144 стрелковой дивизии 33 армии должности командира стрелковой роты, помощника начальника штаба полка, старшего адъютанта командира 1 батальона, командира 2 стрелкового батальона.
12 октября 1942 года Сапрыкину присвоено воинское звание старший лейтенант, а 6 августа 1943 года - капитан.
16 января 1943 года он принят кандидатом в члены ВКП/б/, а 10 мая 1943 г. - членом ВКП/б/.
За смелость, стойкость, мужество, умелые действия по прорыву обороны противника в Тумановском, Вяземском, Спас-Демьяновском, Всходненском районах Смоленской области, а также за организацию эвакуации раненых красноармейцев с поля боя Сапрыкин 5 июля 1943 года награжден орденом Красной Звезды, а 15 октября 1943 года орденом А.Невского'. Капитану, комбату пехотному - полководческий орден! Такую награду 'за просто так' никому из офицеров передовых подразделений не давали.

1977 год. Здание МО СССР.
- Ты куда лезешь полковник? Тебе, что Дунаев, генерал не указ?- начальник 5-го Главного управления кадров генерал Яковлев не выбирал выражения, - Я Тебя к нему, к министру обороны, все равно не допущу! Я уже подготовил решение наверх! Не лезь не в своё дело! Устинов сказал, что среди пленных у нас Героев Советского союза нет! Всё! Точка!
- А что вы мне сделаете генерал? Я фронтовик, у меня боевых орденов больше чем у вас "за службу родине в московском военном округе Садового кольца", Мы с полковником Дорофеевым этого мужика вам бюрократам на съедение не оставим, - ветеран не гнулся перед всесильным генералом, он и перед смертью не гнулся, а тут эта мразь кабинетная...
- Дежурный! Проводите товарища полковника в отставке на выход их здания режимного объекта! - дежурный офицер виновато опустил глаза, стыдно стало за своё руководство.
- Не надо майор. Я сам найду выход из этого гадюшника, - в ответ на эти слова генерал высокомерно улыбался, стоя на красной дорожке управления, пропылесосенной руками солдат из батальона обслуживания и охраны.

1977 год. Краснинский район.
- Семёныч, аккуратнее снимай.
- Делать им нечего! Это как это? По ошибке присвоили звание Героя Советского Союза? - вопрос рабочего остался без ответа. Просто ошибка переводчика при переводе карточки военнопленного. 'EX. Leg.R.O.' значилось там и определяло не "бывший легионер", а шифр селекции военнопленных в концлагерях Центральной Европы. То есть - сколько жить отмерено немцами. Но переводчик перевел, не раздумывая долго - ЭКС-ЛЕГИОНЕР. Наёмник, убийца, наймит, предатель, каратель, шпион... А как можно быть легионером с простреленной грудью и весом в сорок три килограмма? "А "R" и "O" - спросите вы? Просто - "Рашн официр", - почти на любом языке. А ещё кадровик, мерзавец, постарался, выслуживался перед генералом, лично выдумал, что был Володя карателем, шпионом, предателем и изменником, завербованный в том же "Шталаге" и "Валли-1". Заказ верхов был выполнен почти идеально и безукоризненно.

МО СССР. На запрос посольства СССР в Канаде от...1975 года сообщаем, "учитывая то, что Сапрыкин В.А. К настоящему времени умер, Министерство Обороны СССР считает, что рассматривать вопрос о восстановлении его в звании Героя нецелесообразно" - подпись: начальник Главного управления кадров МО СССР.

По представлению ГУК МО СССР отдел наград вошел в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 3 июля 1944 года в части о присвоении Сапрыкину В.А. звания Героя Советского Союза в связи с 'ошибочным представлением его к этому званию'. Подписали - Брежнев и Георгадзе.

От такого известия грудь у комбата заболела ещё больше, и он слёг в больницу. Болезнь прогрессировала. Рак - постановили врачи. Достал таки комбата немецкий пулемётчик, и то, что он не доделал из сорок третьего - сделали военные бюрократы.

В апреле 1990 года Сапрыкин В.А. скончался и похоронен в Торонто могила номер 276. Номер, без имени, фамилии, отчества. Как в концлагере.


Через Красный крест удалось предать короткое письмо отцу, ещё тогда когда капитан был жив: 'Дорогой папа! Мне трудно писать. Нет слов, чтобы передать до боли волнующее чувство счастья, охватывавшее меня при мысли о тебе. Я не раз пытался дать знать о себе, но каждый раз меня что-то останавливало, и, прежде всего - твой преклонный возраст, ведь нетрудно представить, что значит получить весть 'с того света'. Я преисполнен радости, узнав от советского посла, что ты жив и здоров. По-иному сложилась моя судьба: постылый плен и жизнь на чужбине. Трудно все передать в нескольких словах, скажу лишь, что здоровье мое слабо, сквозное ранение в грудь (с ним-то я был взят в плен) дает знать о себе и по сей день. Пусть столь краткое и невнятное письмо облегчит твое состояние сознанием того, что в самые трудные дни нашей страны я был в рядах ее защитников. Пойми и не осуди мое невозвращение. Твой сын - не предатель Родины. Более того, мысли о ней были и остаются единым убеждением в моей жизни за границей'.

Орловская область. Краснинский район. 1991г.
- Семёныч, сам её не таскай! Пусть молодые волокут - тяжёлая же. И аккуратнее, осторожнее крепите.
- Может навечно не ставить? А то снова снимать заставят! Я уж наизусть выучил - Сапрыкин Владимир Алексеевич.
- Ну, ты скажешь тоже! Дважды - посмертно, и, оба раза - Героя Советского Союза. Не, так не бывает!
- Так что - не затягивать до упора?
- Нет парень ты ошибаешься,закручивай намертво, - поправил молодого рабочего старый мастер.
- Это ещё почему?
- ТАК - не должно быть. Он, между прочим, твой тёзка. Тоже Володя,- молодой парень кивнул соглашаясь. Стелу и барельеф установили на совесть. Сели перекурить.
- Ты, говорят, учиться собрался? Там же платить надо?
- Ага. Кредит возьму.
- А куда пойдёшь?
- Так в педагогический, у меня там тётка возле самого главного корпуса живет.
- И кем будешь?
- Да не знаю ещё, может на исторический пойду, или математический факультет.
- Правильно Володь, стране грамотные и образованные люди всегда нужны. Не зря же он, этот Сапрыкин там и его батальоны - За Родину и всё такое...
- Ты на приёмной комиссии-то был?
- Да, был уже.
- И что там? - Да как обычно: Фамилия, имя, отчество...

4 декабря 1991 года Звание Героя Советского Союза было возвращено В. А. Сапрыкину. Это был один из последних Указов единственного Президента СССР М. Горбачева. Имя Героя присвоено Суходольской восьмилетней школе.

Указ Президиума Верховного Совета Союза ССР был отменен на основании заключения, подписанного Главным военным прокурором А.Ф. Катусевым по представлениям полковника Дунаева, Дорофеева и корреспондентов СМИ. Но о восстановлении в звании Героя Сапрыкину не довелось узнать. На этот раз он действительно умер.

Второго июля 1999 года, стараниями жены, ветеранов 144-ой стрелковой дивизии, добровольцев и фронтовиков, лично Президента Белоруссии Александра Лукашенко прах Героя был перевезён из Торонто и упокоился на той земле, где он провёл свой последний бой. Среди семисот пятидесяти восьми земляков-ветеранов и однополчан у безымянной высоты 207,7 которую он трое суток держал, выполняя приказ на основе ошибочных разведданных! Но лучше позже, чем никогда. А то ведь Паша-Мерседес (Грачев) рубанул сплеча: средств на перезахоронение нет, оснований для начисления персональной пенсии гражданке Кононовой Елене - вдове, не имеется. Свою жизнь, подаренную Победой этих бойцов в Великой войне, он основанием не посчитал.

Да куда ему, убогому, ведь Грозный надо было к Новому Году взять, срочно, быстро и легко. По разведданным, выложенным на стол Президента, серьёзного сопротивления практически никакого и не ожидалось вовсе. У них там даже регулярного войска не было, так, партизаны самодеятельные, а у нас танки!... А в русскую армию набирали контрактников: "Фамилия, имя, отчество?" - спрашивали во втором отделе военкомата добровольцев... В горной Чечне предполагалось захватить очень много высот, и их, все, надо было обязательно удержать... во что бы то ни стало... Ну да как всегда: ' За Родину и всё такое...'

http://okopka.ru/p/poljakow_m_s/protokolxnyewoprosytext_0260.shtml

Пёс кудлатый, масти нахальной.....

Военно -полевая сказка.

Часть 8.

Эпилог.

В прихожей надрывался телефон. Игорь осторожно поднял с груди Светину руку, горячую ото сна. Светка встревоженно зашевелилась, Игорь осторожно чмокнул ее в открывшуюся полоску шеи и положил руку на постель, укрыв ее одеялом, и пошлепал, поправляя резинку трусов, по прохладному полу на звук телефонных трелей.
Уже рассерженно сорвал трубку:
- Какого черта в пять утра? Какой Александр? Какой Попов? Саня? Ты? Узнал! Ну, ты даешь! Черт, воскресенье же! Да святой непросыпай! Что? Тихомирова нашел? Да брось? Все наши встречаются?
За завтраком был весел:
- Светка! Наши все нашлись, представляешь, вся застава собирается! - И, намазывая масло на хлеб, - Саня требует, что бы ты поехала!
Зима в Москве была слякотной. В метро вообще не ощущалась. Однако взялась всерьез за, выдутых на самой окраине из теплого и шумного чрева подземки, Свету с Игорем, кусачим морозцем и метелицей, бросившей горсть колючек в раскрасневшиеся лица. Игорь потер ухо и виновато посмотрел на жену. Света лукаво нахмурилась и надула губки:
- Не нужна мне шапка, что я маленький?
Игорь еще раз укоризненно посмотрел на нее. Метель еще раз обвилась вокруг, отскочила и вдруг набросилась растопыренной фигурой в белом полушубке - вот вы где, черти! Света испуганно ойкнула, Игорь засмеялся:
- Саня, не можешь ты без выкрутасов! А где Верочка?
- Верочка? Верочка уже на месте! Вас ждет, а такси вам подано! - И широким жестом указал на призывно открытую дверцу УАЗика.
За городом снег забил черноту и лобовое стекло, залепляя бешено работающие дворники.
- Куда мы едем, Санек? - спросил Игорь, бережнее укладывая на плече, разомлевшую в тепле автомобильной печки и заснувшую жену.
Саня в пол оборота повернулся к другу и тихо, чтобы не разбудить женщину, сказал:
- Капитан-то наш уже и не капитан совсем!
- Да ну, брось! Генерал?
- Нет, братишка, до генерала наш кэп не дошел, костью не вышел. Но полковника получил. Вышел на пенсию по ...кхм, - хмыкнул в кулак, - состоянию здоровья.
Ну, живет как все, правда вдали от Москвы, дочки уже выросли, замужем, внуков у нашего кэпа вагон и маленькая тележка.
Тут у него домик маленький, но все путем: печка, банька, комнаток шесть, кухонька и тетя Тамара там распоряжается. Наши там уже - ну, не все, кто приехал, кто нет... Но, в общем, есть народец. Я даже Бублика нашел - тот заматерел, случайно в Москве столкнулся, служит теперь здесь. Но выслушал меня, хмыкнул, развернулся и ушел. В общем, как был Бублик - «хренов тореро», так и остался. Так что тебя только ждем. Сейчас в баньку и к столу...
В старом доме и на улице было тихо. Даже слишком тихо. Тихо так, что было слышно, как со старых елей, окружавших дом, шурша, падал снег, да как трещали дрова в простой русской печке. В ярко освещенной комнате, за крестом поставленным столом ,стояли люди, держа в руках наполненные прозрачной влагой стаканы. Все смотрели на высокого, подтянутого, коротко остриженного человека с резко очерченными чертами лица. Голос его звучал глухо:
- Дорогие мои мужики! Много лет назад, совсем в другом месте и в других обстоятельствах, я говорил вам слова. Слов было немного, но они были. Повторять их не имеет смысла, но после стольких лет я должен вам сказать: «Спасибо вам, мужики!» - и, повернувшись к небольшого роста крепкому, седому мужчине, произнес, - Иван Тарасович, начинайте поверку!
Старшина смущенно откашлялся:
- Рядовий Албасов!
- Я, - послышалось с дальнего края.
Все, улыбаясь, посмотрели на смущенного худощавого мужчину. Саня ткнул Игоря:
- Помнишь? Азек Албасов, снайпер?
Игорь возмущенно прошипел:
- Мне ль свое отделение не знать?
Каждую новую фамилию, встречали улыбками и взмахами рук, храня тишину и торжественность момента.
- Молодший сержант Попов!
- Я! - крикнул Саня, и на его выкрик потянулись взглядами и легким приветственным шумом.
- старший сержант Щипицын!
- Я! - радрстно выдохнул Игорь, радуясь вновь услышанной в строю своей фамилии.
- Старший сержант Щур!
- Капитан Щур, погиб при выполнении боевого задания, на территории Чеченской республики! - вдруг отчеканил Саня.
Строй качнулся, старшина строго посмотрел на Саню:
- Точно?
-Так точно, товарищ прапорщик! Чеканил слова, руша тишину, Саня.
Тихомиров склонил короткостриженный ежик.
- Ефрейтор Фильдштейн!
- Полковник Фильдштейн проходит действительную военную службу в армии обороны Израиля, - продолжал, по-видимому, знающий все, Саня.
- Товариш капітан! - Повернулся к нему Жадок, - Перевірка проведена, в строю знаходяться вісімнадцять чоловік!
Капитан поднял голову, обвел стоявших и расцвел улыбкой:
- Ну, здравствуйте, дорогие! Давайте уже садится за стол...
Встреча перевалила за полночь. Было очень тепло и шумно. В комнате, забросанной шубами и куртками, тренькала гитара и слышалось знакомое:
Тебе подружка снится, далекая граница,
Фуражка трав весенних зеленей....
В большой комнате, неведомо откуда взявшийся патефон, скрипя иглой по заезженной пластинке, пел шаркающим ногами в танце парам:
- О, Рио-рита, пампарампампампампапарам...
К прижавшемуся к холодному оконному стеклу лбом Игорю подошел Саня, обнял за плечи:
- Где Светка?
- А там, где и Верочка, пограничные наши слушают и подпевают. А чего грустишь брат?
- Время, Санечка, прошло, не убежать.
- Нашел, голова садовая, о чем грустить, Вон, гляди, как кэп с тетей Тамарой танцуют...
- Пришел кто-то, - прошептал Игорь.
- Где?
- Да вон, через калитку идет, я силуэт только через стекло вижу!
Саня с Игорем побежали в прихожую, в которой настойчиво и требовательно гремел звонок.
Тихомиров недоуменно посмотрел на часы:
- Два ночи, - шепнул жене, - кого это принесло?
Дверь прихожей распахнулась, и в комнату, загадочно улыбаясь, вошли Игорь с Саней.
- Кто? - коротко бросил Тихомиров.
- Бублик! - не переставая улыбаться, сказал Игорь.
- А чего морды такие загадочные? - спросил Жадок.
- Щас увидите! - расплываясь улыбкой от уха до уха, сказал Саня.
Веселая толпа окружила дверь. Саня громко сказал:
- А туш сыграть новоприбывшему все готовы?
В первых рядах надули щеки. Дверь скрипнула, наступила тишина, в которой был слышен шипящий звук выпускаемого воздуха.
Через порог шагнул и сел в яркий прямоугольник света бьющего из прихожей... Пес. Масти нахальной - то есть непонятной. Рыже-черно-белый окрас. Морда лохматая, в предках - ризеншнауцер- раз, восточноевропейская овчарка- два, в мощной груди затесался кавказец- три, в лапах был ньюфаундленд- четыре, в хвосте и ушах сидел в предках Тузик. Глаза карие, внимательные, можно сказать, с пониманием и вселенской скорбью. Умные, чуть с грустинкой глаза, присущие только самым беспородным псам. Белесого цвета ресницы и такого же цвета по-клоунски вздернутые вверх удивленные брови.
Наглец посмотрел на замолчавших разом людей, вывалил язык, преданно глянул вокруг и «улыбнулся», утирая языком слюни с мохнатой морды.
Тихомиров тихо подошел и сел перед собакой, глядя ей в глаза. Пес выдержал взгляд, потом поднял тяжелую лапу и положил ее капитану на колено. Тот растеряно положил свою руку на мощную лобастую голову, пришедшуюся почти вровень с его головой, и произнес:
- Пес кудлатый, масти нахальной...
И сразу все вокруг загалдели - пограничники рванулись к собаке. На месте остались только Саня и Игорь с женами. Верочка пролезла мужу под мышку:
- Мальчики, так это же Пес?
Света спросила мужа:
- Игореша, ты же сказал, что он погиб?
Игорь растерянно посмотрел на человеческую кашу, тормошившую, важно принимавшего ласки, Пса и вдруг увидел, прислонившегося к дверному косяку только что вошедшего небольшого человека, с улыбкой глядящего на беспорядок в передней. Тем временем Пес решительно встал и пошел, расталкивая смеющихся людей, к Игорю и Сане. Обнюхал штаны одного и другого, и вдруг, встав на задние лапы и упершись передними в грудь Сани, прошелся большим и шершавым языком по лицу одного и другого.
- Андрюша, - произнесла грудным голосом жена Тихомирова, - ну отчего вы так поздно приехали?
Маленький человек у порога, покрылся пунцовыми пятнами сквозь оспины и шрамы ожогов на лице:
- Тамара Васильевна, мы же еще и служим, - с легким поклоном поцеловал ей руку.
Она погладила его по седой голове:
- Андрюша, спасибо вам за Пса!
Бублик побагровел и протянул ладонь капитану:
- Здравствуйте, товарищ капитан!

Потом все сидели и стояли вокруг жадно евшего Бублика и слушали нехитрый рассказ.
- Да ничего такого и не было, - торопливо жуя, рассказывал тот. - Он, сопленыш этот, мне под ноги подлез. А когда граната попала, я думал кранты - не выбраться уже. Лежу на днище, двинуться не могу, лицу больно, спине больно, оранжевый туман в глазах плавает. А тут этот ползает, в меня тычется. Я глянул - как сквозь туман, а у него кровь на мордочке, машинально и сунул его за пазуху - вдвоем и помирать веселее. Механик меня через боковой люк и поволок. Брезентом сверху накрыли, а потом уже в вертолете я отключился.
В госпитале очнулся уже чин-чинарем, перевязан, больничное на мне. А щенка-то и нет. В общем, решил я, что почудилось мне, что сунул его в китель.
Потом гуляю как-то, смотрю, сестрички навстречу и на руках этот. Отожрался на госпитальных харчах, доволен жизнью и глазками-бусинками с рук сверкает. Вдруг меня почуял и заскулил сопля, с рук у девах рвется. Ну, я тут и встал. Девочки, говорю, а где вы этого взяли? Они мне, а какая вам разница? Я им - как какая, когда это собака нашей заставы. Они мне - ничего подобного, мы эту собаку нашли, когда тряпки новоприбывших сжигали. Мы его спасли, если б не мы, он бы в печку пошел.
Но только я на своем настоял - потащил их к начальнику госпиталя. Рассказал, так, мол, и так. Девахи в голос реветь. Оказывается, у него, у малого контузия, и барабанные перепонки повреждены. Так с тех пор плохо слышит. Но главное, вернули мне его, ребята! Ну а там уж куда деваться. Побросала нас судьба по отрядам, пока уже здесь не осели. А встретил вот Саню Попова, обрадовался, но хотелось вам сюрприз сделать и думаю, тут он хитро посмотрел на обступивших его людей, мне это удалось!
В полдень, выспавшись, все высыпали на мороз. Пес черной молнией мелькал по снегу между сугробов и берез, бросаясь за разбегающимися людьми.
- Саня, - позвал Игорь, - глянь-ка, бегает совсем как отец - стрелой, только хрипя от напряжения.
- Я так его и запомнил, как он вверх по склону рвал, - сказал Игорь.
На крыльцо вышел Тихомиров с фотоаппаратом в руках:
- Ребята! - Позвал он, - давайте все вместе сфотографируемся?
Все долго усаживались, деля место поближе к собаке. Тихомиров убрал с капота, стоящего у крыльца, УАЗика слой снежной пудры и примостил на него взведенный фотоаппарат. Подбежал и сел на оставленное именно ему место рядом с собакой. Все заулыбались, а пес вывалил красный язык. Аппарат пожужжав, щелкнул, выплеснув облачко почти невидимой на ярком солнце и снегу вспышки.
Так они все и вышли на этом снимке, улыбающиеся и счастливые люди и среди них - Пес кудлатый, масти нахальной.

Огромное спасибо за правки и помощь ребятам с сайта pogranichnik.ru
Отдельная благодарность за правку в области пограничной жизни - Денису Хижину (Стрелку). Огромное спасибо за редактуру и корректировку текста Сереже Скрипалю и Глебу Боброву с семейством.

Пес кудлатый, масти нахальной...

Военно - полевая сказка.

Часть 4.

«Не связывайтесь с собакой превосходящей вас по интеллекту, орлы!»

Верочка улыбнулась:
- Мальчики, а про вас, выходит, Пес забыл?
- Все мужики одинаковы, - безаппеляционно заявила Света, - Путь к сердцу мужчины, лежит...
- Точно! - закончила Вера.
Саня нарочито сердито сдвинул брови.
- Да, любим мы, мужики, поесть! А кто не любит, а, Игорех? Грешны и грех чревоугодия для нас самый ну, практически самый, труднопереносимый. - Он обнял друга за плечи. - Тем более что на границе раз на раз не приходилось. Помните, что мы вам про волшебников на зеленом вертолете рассказывали? А если волшебники не прилетали? Но на самом деле Пес про нас не забыл!
Он быстро перезнакомился со всеми, побывал во всех местах заставы, кроме, пожалуй, «собачника», куда его не пускали проводники и вывел собственный, собачий «табель о рангах», применяя который и общался с нами.
- Вы, конечно, в него попали? - состроив недоверчивую гримаску, пропела Света.
- Мы в него попали, когда в первый день тащили его с заставы. Можешь себе представить - здоровенная собака, зубы как ножи, а мы тянем его и думаем, сейчас как тяпнет, бинтами и йодом хрен обойдешься. Но Пес прекрасно понимал, что есть служба и порядок, а что есть полное дуракаваляние, на которое досужее до всяких развлечений пограничное население было весьма охоче.
Кроме того, Пес обладал изрядной долей обаяния и мимо него не мог пройти никто, не почесав сивое с розовым брюхо, подставленное под мощную пограничную длань.
- Кроме, пожалуй, старшины и Бублика, - вставил Игорь.
- Да, - сказал Саня, - был еще третий, кто пса недолюбливал. Но у каждого из этой тройки причины были разные.
Старшина страдал и желтел лицом, когда видел Пса - по его разумению, каждая тварь на заставе на что-то пригождалась. Каждая, кроме этой большой и бесполезной собаки, рубавшей продуктовый паек просто - за здорово живешь.
А Бублика мучило уязвленное Псом командирское самолюбие.
Но в целом эти двое Пса просто игнорировали.
Был третий - тот самый «комод один», «крестный» Самары.
По вечерам свободные от смены бойцы собирались на нашей самопальной спортплощадке. Кто работал на брусьях, кто таскал «пудовки», блестя потной кожей в закатных лучах, кто таскал самопальную штангу, состоящую из оглобли и двух мешков с песком. Властвовал там Щур. Ему нравилось форсить перед нами своими физическими задатками: крутить колесо, подъем переворотом, гимнастический со скок в его исполнении, конечно, были красивы и безупречны.
Ровно так же он не пропускал ни одного дружеского боксерского поединка, когда бойцы, натянув привезенные капитаном Тихомировым перчатки, выходили друг против друга на участок глинистой площадки.
Работал Щур зло, и почти всегда бой заканчивался нокдауном, а иногда и нокаутом противника. Из-за этого на бой с ним бойцы выходили неохотно, и в основном он брал на «мужик - не мужик».
В один из вечеров он точно так же стращал нас на площадке, но никто не велся на его полупрезрительные уговоры, пока на площадке не раздался голос Тихомирова:
- Товарищ сержант, - сказал он, обращаясь к Щуру, - если выстоите три раунда против меня - Вы поедете в пятнадцатисуточный отпуск!
Все обернулись на сухощавого и подтянутого серьезного капитана. Щур криво улыбнулся, посмотрел на свои здоровенные предплечья и нагло сказал:
- А врач не занадобиться, товарищ капитан?
Тихомиров снял с его плеча пару перчаток и а, затянув оба конца шнурков и кинув их внутрь, с усилием натянул перчатки и похлопал лапы друг об друга, плотнее усаживая.
Пока боксеры готовились к поединку, на площадку сбежались все свободные от наряда бойцы, Приперся фельдшер с сансумкой и сел с краю по - турецки.
- Мда, я тогда весь испереживался за капитана. В сравнении с мощным Щуром был он каким то изящным. Сухим. Щур навис над ним как скала. Ребята тогда втихую, помнишь, присудили победу Щуру, - сказал Игорь.
- Точно! - вспомнил Саня.
Поворачиваясь к капитану, Щур нагло улыбался. Понять его можно было, вопрос был об авторитете. Тихомирова любили, и он был, в общем-то, единственным, кто мог пресечь иногда злые и неумные выходки Щура.
Пес, обязательно присутствовавший на площадке, поднялся из своего угла, сел, негромко предупреждающе гавкнул и поскулил, глядя на капитана. Тот успокаивающе подмигнул собаке.
Выбранный рефери махнул рукой перед перчатками и крикнул:
- Бой!
- И начался Бой! - хмыкнул Игорь.
- Бой начался и закончился в три удара, - продолжил Саня. - Откровенно запрещенный удар Щура шнуровкой порвал капитану бровь, первый удар капитана в печень пресек дыхание Щура и сложил пополам, а второй - мощнейший крюк в челюсть, отправил того в нокаут.
Щур упал с такой силой, что, нам показалось, вздрогнула, давно превратившаяся в глину площадка. Повисла тишина. В этот момент Пес негромко, но одобрительно гавкнул. Все бросились к капитану, который вытирал с лица кровь. Столпившиеся вокруг бойцы с восторгом галдели вокруг. Кто-то из мгновенно появившегося ведра мочил холодной водой полотенце. Фельдшер раскрыл сумку и достал иглу - зашивать бровь.
Щура привели в сознание нашатырем и посадили на бревно рядом с капитаном. Капитан посмотрел в одурелое, как рубленное из камня лицо в веснушках и процедил:
- Сутки отдыха. И если вам, товарищ сержант, загорится побоксировать - всегда к вашим услугам. Вы меня поняли?
- Понял, товарищ капитан, - осторожно трогая челюсть, пролепетал ошеломленный Щур.
Пес, пробравшийся меж ног бойцов, снова одобрительно гавкнул. Капитан улыбнулся и почесал промеж висячих ушей:
- Такие дела, Псина! Тот по-свойски положив голову Тихомирову на колени и подняв брови вверх страдальчески посмотрел из-под них на зашитое и раскрашенное зеленкой лицо капитана.

- С этих пор Щур отчего-то невзлюбил Пса. Сначала его шутки были безобидными, вроде той, с банками, помнишь, Игорех?
- Ну, как можно забыть! - улыбнулся Игорь.
- Решили мы раз заточить в казарме тушенки....
- И сгущенки, - вставил Саня.
- И заточили!
Годок Сема сбегал и принес от Самары котелок горячей воды - разбавлять сгущенку.
Когда ее открыли, то мы слегка обалдели от привалившего счастья.
- Прикинь, по совковому бардаку прислали сгущенное кофе со сливками. В общем, лафа!
- Наливаешь в кружечку и-и-и-и... - облизнулся Игорь, глядя на мечтательное лицо Сани, - вкуснота!
Верочка улыбнулась:
- А я-то, дура, Саню котлетками, фрикадельками кормлю...
- Ну, так то дома, а то в армии, - смутился тот.
- Мда, съесть съели, а Пес таких действ не пропускал никогда. Ему в банках всегда оставляли номальненько (?). Вот мы потом откинулись на кроватях, а Пес гремел внизу, гоняя пустые банки по полу. Тут-то у Щура и родился план. Так, для смеху, банально привязать к хвосту банки и выпустить собаку на вечерней поверке.
Только он не учел, что Пес был не дурак. Выйдя спокойно из каптерки с банками на хвосте, он обиженно устроился в углу, свернувшись калачиком.
Юмористы поняли, что шутки не будет, встали в строй.
После поверки, всегда проводившейся по принципу, а куда ты на фиг с подводной лодки денешься, все быстро, чтобы не потерять драгоценного времени сна, умывшись, юркнули под одеяло.
Казарма затихла. И вот, когда пришел второй после первого сна, Пес по уверениям суточного наряда, не знавший о том, что в каждой шутке есть доля шутки, поднялся и...
- Стал бегать по казарме! - захохотала Верочка.
- Это еще что, - перехватил нить рассказа Саня. - Представляете, в казарме, ночью, бегает что-то с топотом и грохотом гирлянды банок!
Кто-то в темноте заорал:
- Застава, в ружье!
-И...
- Мы, перекрыв нормативы, стояли во дворе с оружием - закончил Игорь.
Прибежавшие офицеры, обалдело замерли перед строем, щетинившимся стволами и антеннами.
- В чем дело? Кто отдал приказ? - Тихомиров стал сердиться.
В этот момент, погромыхивая виновато виляющим хвостом, на пороге казармы появился Пес.
После этого Псу было запрещено появляться в казарме. Щур вместе с каптером получили два наряда вне очереди, и не терпевший непорядка старшина лично наблюдал за тем, как Щур замечательно чистил картошку. Вынося очистки, тот злобно поглядывал в сторону собачьей будки, получая в ответ невинный взгляд из-под удивленно поднятых белесых бровей.
Щур перестал боксировать, оставив в покое бойцов, но продолжал форсить на площадке. В какой-то момент у него зашел спор с собачником по поводу невозможности собак переносить пристальный человеческий взгляд, глаза в глаза.
- Вернее, - поправил друга Игорь, - Валерка - проводник служебной собаки, рассказал, что объяснить собаке «кто в доме хозяин» можно и нужно, заставляя ее смотреть в глаза человеку. Вроде, собака взгляда не выдерживает, подавляется человеком в схеме ее подчиненности ему.
Щур и решил использовать полученные знания. Он ничего не придумал умнее, как тут же подойти ко Псу, сесть рядом на корточки и начать пристально глядеть ему в глаза. Взгляд Пса в ответ был безмятежен и лучист. Просидев так минут пять под шуточки и зубоскальство пограничников, вспоминавших громко анекдот о прапорщике и аквариумных рыбках и взаимодействии их интеллектов, Щур разъярился.
- Он ударил Пса по морде, - сказал Саня.
- Ты ошибаешься, братух, - поправил друга Игорь. - Он протянул руку и нажал у него на холке какую-то точку. Мгновенно в Псе сработала пружина. Он взвился и щелкнул челюстями, завалив Щура на землю.
Все охнули, Пес стоял и держал в пасти горло Щура, чуть сдавливая его клыками. Сам Щур слабо и полузадушенно трепыхался и поскуливал.
Тишину на площадке разорвал голос капитана Тихомирова, присевшего рядом на корточки. Он спокойно сказал Псу:
- Фу! Брось!
Пес, как показалось многим, не бросил, а с отвращением выплюнул Щурово горло. Тот загреб по земле ногами, в паническом страхе отползая от собаки.
Вот в этот момент капитан и выдал историческую фразу, нависнув над ним, съежившимся, вжавшим голову в широкие плечи:
-Не связывайтесь с собакой, превосходящей вас по интеллекту, орлы!

Часть 5.

Ужас Гримпенской трясины

«...Нет! Над Гуго стояло мерзкое чудовище - огромный, черной масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее всех собак, каких когда-либо приходилось видеть смертному. И это чудовище у них на глазах растерзало горло Гуго Баскервилю и, повернув к ним свою окровавленную морду, сверкнуло горящими глазами. Тогда они вскрикнули, обуянные страхом, и, не переставая кричать, помчались во весь опор по болотам. Один из них, как говорят, умер в ту же ночь, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем, а двое других до конца дней своих не могли оправиться от столь тяжкого потрясения.»

Сэр Артур Конан Дойль «Собака Баскервилей»

Секрет - дело неинтересное! Топай по любой погоде ночью в указанную точку. Там занимай позицию. И лежи себе, таращься в темень и к каждому шороху прислушивайся.
Долинка была красивая и в солнечном дне совсем не страшная. Зубчатые, изломанные вершины, окружающие изумрудную чашу, стояли стенами древнего замка кругом и подпирали овал синего неба. Звенели многочисленные ручейки из-под снежников, что искристыми пятнами были разбросаны по склонам.
Ночь вешала над долиной причудливый черный ковер, щедро усыпанный, как драгоценными камнями, гроздьями больших южных звезд, светившими вниз сквозь пух редких облаков. Пение ручьев замирало с последним лучом солнца, что вспыхивал над большой треугольной вершиной, и по долине начинала бродить ТАИНСТВЕННОСТЬ, шуршащая чем-то и кем-то по густым низкорослым кустам рододендронов и можжевельника, металась эхом камнепадов от стены к стене.
Эхо усиливало звуки и не давало возможности определить направление, с которого слышался подозрительный шум.
Вот в такую ночь трое напряженно вслушивались в ночь. Периодически Саня доставал «ПНВ» (Прибор ночного видения) и пытался разглядеть на зеленом экранчике крадущиеся со всех сторон тени.
На экранчике ничего не было видно. Ночь зловеще кружила вокруг, растягивая своей чернотой время до рассвета. На удивление от тревоги хотелось спать, есть и делать все это в уютной глинобитной казарме, видя у входа ночник и склонившуюся над ним тень дневального.
Игорь не выдержал и стал чесать затекшее от долгого лежания бедро.
- Тихо! - ночной птицей зашипел третий номер - Володька. Все снова напряженно замерли, вслушиваясь в свой сектор.
- Что слышишь? - спросил Саня.
- Ползет кто-то! - выдохнул в ответ тот.
- Где?
- В моем секторе! Шорох через равные промежутки!
Саня осторожно передвинулся к нему и стал быстро водить «ПНВ», обшаривая Володькин участок.
В этот момент темнота раздвинулась, и что-то черное выпрыгнуло из темноты, в свете звезд мелькнули фосфором зеленые точки, и что-то тяжелое, хрипло дыша, стало вылизывать теплым и влажным языком Санино лицо.
- Ф-у-у-у... - выдохнул излишне громко Саня.
- Мама! - пискнул Володька.
- Боже мой! - дрожащими губами прошептал Игорь. - Старшой, у меня штаны спереди и сзади мокрые.
Саня освободился от излишне слюнявых объятий Пса и, сердясь, стукнул его по голове. Пес виновато ткнулся холодным носом в ладонь.
Володя истерически хихикнул:
- Мы теперь не секрет, мы теперь - наряд, и свой Мухтар у нас есть!
Саня, склонясь к собачьему уху, зло шепнул:
- А ну, лежать!
Пес шумно вздохнул и, растолкав пограничников, лег между Саней и Игорем и навострил висячие лопухами уши до возможных пределов.
Снова над долиной повисла сонная и тревожная тишина.
Прошло несколько минут, как вдруг справа от себя Саня услышал тонкий храп с посвистыванием.
- Игорь! - зашипел Саня, - ты, что совсем обалдел?
- Ты что? - обиженно отозвался друг. - Я не сплю!
Тонкий серпик луны, выйдя из-за тучи, бледным светом добавил в долину призрачности.
Друзья с изумлением уставились на пса, спящего между ними.
Игорь шлепнул легонько того между ушей.
Пес поднял голову и снова навострил уши.
- Ты что, - зашипел Саня злобно, - совсем офигел?
- Ты кому говоришь? - удивленно прошептал Игорь в ответ.
- Кому? Ему!
- Собаке? - удивился Игорь.
- А кому еще! - тут Саня понял нелепость ситуации и тихо прыснул в кулак.
Еще через пару минут процессом заинтересовался Вовка:
- Ребята, кто у вас там храпит?
- Секрет, мля! - Отчаянно зашептал Саня, - это - секрет из трех бравых пограничников, который из-за собаки наделал в штаны. Собаки, которая приперлась в секрет и теперь тут храпит!
Игорь вторично шлепнул пса меж ушей:
- Ты что, обалдел?
Пес поднял голову и вновь насторожил висячие лопухи ушей. Вовка тихо рассмеялся:
- Ты разговариваешь с собакой?
- А что мне с ней делать, если она спит в секрете?
- Давайте ее выгоним.
- Как выгоним? Она что, овчарка, тебя понимать?
- Не, ну, ты посмотри! - с удивлением Игорь уставился на опущенную на лапы большую черную голову, слушая тонкий музыкальный свист с совсем немузыкальными тихими всхрапываниями.
- Ты что обалдел? - снова шлепнул промеж ушей, пес поднял голову и уставился мордой в серебрящуюся под лунным светом травой долину.
- То-то!
Саня взял ПНВ и снова стал обшаривать окружающий мрак, слабо подсвеченный неверным и блеклым лунным светом.
Когда первый луч розовым пятном лег на зубец горной стены похожей на дамасский клинок, Вовка зашевелился:
- Вот и ночь кончилась!
- Слушайте, братцы, - прикрывая зевок рукой пробормотал Игорь, - жрать-то как хочетсяааааа!
Вместе с солнцем, опускавшим розово-золотые ступеньки все ниже и ниже к дну ущелья, вернулись звуки. Пока еще сонно забормотали, просыпаясь, ручьи, вместе с начавшими таять снежниками.
- Тииииу, тиииу, - запела перепелка-кулик, пугаясь сорвавшегося глухим стуком каменного обвала.
- Да, - любуясь восходом солнца, подтвердил Саня, - пожрать не помешало бы!
- А на заставе, наверное, кофе с молоком горячий и лепешки свежие Самара в печь сажает, - мечтательно сказал Вовка.
Пес неожиданно подскочил.
- Не, ну, ты видал? - Сказал Саня. - Приперся в секрет, всю ночь продрых, услышал о еде, и вот те на - готов скакать хоть на край земли!
Пес сорвался с места, черной молнией перепрыгнул ручей и широким собачьим бегом рванул к выходу из долины. Замелькал, прыгая с берега на берег небольшой речки, и исчез за скальным выступом.
- Нет, мужики, вы видали, каков стервец? - восхищенно проводил Пса Игорь, - Война войной, а обед без дураков, по распорядку! Этак, он к завтраку и поспеет!
- Ладно, давай связь с заставой и пошли, ловить больше здесь нечего, - Саня протянул руку к микрофону и наушникам.
Через пять минут, осторожно оглядываясь по сторонам, три фигуры в камуфляже гуськом пошли к проходу в скалах.
Выйдя из теснины Волчьих ворот, под щедрым солнцем все трое все же расслабились, до того момента, пока идущий сзади Игорь не крикнул:
- Саня, кто-то за нами по тропе бежит!
- К бою! - подал команду Саня.
Трое торопливо рассыпались по, неудобному для боя, склону, щелкая предохранителями автоматов, и стали тревожно-торопливо выцеливать скрывавший бегущего по тропе изгиб склона.
- Не стрелять! - выкрикнул Саня, увидев появившегося из-за него Пса, с дробным топотом, со всех ног несущегося по тропе.
- Вот, стервец! - ругнулся Игорь.
- Вы же сами жрать хотели! - удивился Володя.
- Мда-а-а-а... - протянул Саня, разглядывая остановившегося перед ними взмыленного пса, держащего по-волчьи на хребте черную овцу с разорванным горлом. - Сивка-бурка, вещая каурка, встань передо мной, как лист перед травой. Ну и что будем делать, товарищи пограничники?
- А че делать? - удивился Игорь. - Возьмем с собой! Трофей так сказать.
Вовка почесал под кепи вспотевший ежик волос:
- Мля, мне пастухов жалко. Как представлю, когда такое влетает в отару, цапает овцу и дает деру. Я б точно обдристался со страху. Словом, полный привет от Люцифера!
- От кого? - переспросил Игорь?
- Люцифера, - задумчиво сказал Саня. - Это вроде нашего Сатаны.
- А-аааа! - понятливо протянул Игорь.
- Вот тебе и а-аа, - досадливо поморщился Саня. - Сейчас нас местные увидят с этим добытчиком-охотничком, пограничной, мля, собакой, всю ночь храпевшей с присвистом в вверенном мне секрете, получим не слабо!
- Да ладно, - заволновался вдруг Вовка. - Че вы там? Рано еще, кто увидит? А приварок! Самара плов сварганит офигенный. Вы что, бросать овцу?
- Да вы ее сначала отобрать ее попробуйте у добытчика!
- Ладно. Пошли ребята! - и снова гуськом зашагали по траве. Четвертым сзади, неся добычу, гордо вышагивал Пес.

- Вот, товарищ капитан! - сокрушенно докладывал Саня, умолчав о присутствии Пса в секрете. - Шли. Вдруг, догоняет. Овцу держит. И главное, товарищ капитан, вы гляньте, грамотно выбрал, сам черный и овца - черная. Маскировку соблюдал!
- Мда-а, - в глазах Тихомирова мелькнула растерянность. - Что ж ты делаешь? - сказал он Псу. - Разве можно селян обижать?
-Товарищ капитан, может, никто и не видел?
- Видел, не видел! Ладно, сдайте Самаре, пусть пока припрячет. Если придет кто на заставу, придется отдать. Вот я вам тогда всыплю!
- Товарищ капитан, мы тут при чем? - Хором воскликнули трое. - Мы, что ли, виноваты, что у собаки охотничьи инстинкты?
Капитан досадливо посмотрел на нахально таращившегося Пса:
- Да ну вас! - махнул в сердцах рукой и пошел в ДОС.
Бойцы ко всему этому отнеслись с большим воодушевлением. Сыпля анекдотами из жизни русской охоты, начали в шутку назначать охотничьи двойки для постоянной добычи приварка к котлу.
За овцой никто так и не пришел. Самара, получив добро, закрылся на кухне и стал священнодействовать.
Саня, Игорь и Вовка с Псом расположились на траве напротив и, задумчиво поглядывая на поднимающийся из трубы дымок, стали ждать.
Через полчаса дверь кухни распахнулась, и из нее вылетел распаренный и мокрый Самара с окровавленными руками. Сжимая в одной руке нож, во второй зажимая что-то невидимое, полетел в направлении ДОСа.
- Самара! - закричал Вовка, поглаживая живот под поясным ремнем, - Жрать скоро будем?
Самара озабоченно махнул рукой с ножом, нож свистнул, рассекая воздух. Саня удивленно воззрился на друзей:
- Чего это с ним?
- Да хрен его знает, - потянул ноздрями в направлении кухни Игорь, - главное, чтобы он баранину не пережарил.
Через несколько минут из ДОСа в сопровождении окровавленного Самары выскочил капитан Тихомиров и лейтенант Бублик
- Та-а-ак! - протянул Володя, поднимаясь с травы и приводя одежду в порядок. - Пожрать нам сегодня не удастся.
Офицеры, подойдя к четверке, присели на корточки. Тихомиров махнул рукой, приглашая тоже садиться.
- Так, ребята, - тихо сказал он, - вы сможете показать место, где встретили Пса с овцой?
- Да! - сказал Саня.
Володя с Игорем, кивнули головой соглашаясь:
- А в чем дело, товарищ капитан?
- Вот! - сказал Тихомиров и раскрыл ладонь.
На ладони, матово поблескивая, лежала небольшая пластиковая капсула, наполненная изнутри чистым белым порошком.
- Вот в этом дело, ребята! И в этой овце много таких капсул...
Он посмотрел на Бублика:
- Андрей Сергеевич! Поднимайте заставу в ружье!
- Вот здесь, товарищ капитан! Присел Саня рядом с, рассматривающим карту, Тихомировым. - Тут две тропинки сходятся, и одна идет к нам. Вот эта, - ткнул дрожащей ладонью с маленькой капелькой пота на указательном пальце, - направо - место дозора. А вот по этой тропе Пес и прискакал.
- Сержант, - обратился Тихомиров к Сане, - возьмите двух бойцов и посмотрите, что впереди. Сильно не зарывайтесь, действуйте максимально осторожно. Используйте рельеф местности. Себя не обнаруживать! Задача - определить, где сейчас отара, и сколько человек ее сопровождает, вооружение! Если что не так, сразу к нам!
- Выполняйте! - Мы так и зашагали быстро вчетвером, ощетинившись стволами в разные стороны, - сказал Саня, внимательно слушающим женщинам. - Цепочкой по тропе я, за мной Игорь, потом Витька и последним, задрав хвост казацкой шашкой, шел Пес.
За перегибом склона ничего не было. Тропа полого спускалась по склону за следующий перегиб, за ним снова за перегиб...
- На четвертом повороте Пес нас чуть не сбросил с тропы. Мелькнул, сгалопировал и помчался во весь мах своих замечательных лап. Мы толкнулись друг другу в спины.
- Чего это он? - громко прошептал Витька.
- Дичь учуял... Ну, братцы пограничники, тут на склоне мы как на ладони. Впереди неизвестность, а позади...
- Позади Москва и отступать...
- Давайте бегом к кэпу, ребята...
Через десяток минут мы, разгоряченные от бега, стояли около капитана. Тот внимательно выслушал сбивчивую речь Сани, когда из-за поворота донесся первый выстрел, заставивший всех вскочить.
- Андрей Сергеевич! - обратился Тихомиров к Бублику. - Берите вторую группу и бегом к тем скалам наверху. Там организовать наблюдение, связь по рации и часть группы - наш резерв.
- Вы, орлы, - кивнул собравшимся вокруг, - за мной!
И побежал, увлекая всех к темному провалу волчьих ворот.
- Да-а-а... - протянул Игорь. - Об остальном мы судили по рассказам нашего «орла» - старшего лейтенанта Бублика. Потому что основную часть действия мы, занявшие позиции сверху и снизу скальных ворот, просто не видели.
Игорь усмехнулся. По рассказу Бублика первым из-за поворота вылетел Пес. Он несся как согрешивший ангел, опасающийся карающего меча архангела Гавриила.
- Это придумал сам Бублик! - Саня чокнулся с Игорем тонко звякнувшими пиалами.
- Именно так он и сказал: «Как согрешивший ангел!»
Мощно отталкиваясь от земли неслабыми задними лапами, он мягко приземлялся на амортизировавшие передние и пер, пер вперед офигенным собачьим галопом - без страха и упрека, создавая иллюзию распустившихся за спиной пары огромных черных крыльев.
- Что, впрочем, не мешало ему удерживать в пасти при этом безумном галопе, - Саня пристально посмотрел на друга.
- Огромную овцу, которая кротко упокоилась у него на загривке. По волчьи. Не собака, а Зевс Громовержец. Картина - «Похищение Европы», автор мне лично не известен! - закончил фразу Игорь.
И все бы нечего, но через какое-то мгновение из-за поворота выскочили с пяток громко орущих и потных местных бабаев с автоматами наперевес. Весь их вид показывал на то, что повторить замечательный галоп пса им было явно слабо, хотя они, ну, это между нами, очень старались.
Дальше мы опять ничего не видели, но питались взахлеб звуковым оформлением лейтенанта Бублика, который продолжал озвучивать известный советский фильм «Приключения неуловимых мстителей», а в особенности его часть под названием «Погоня» в прямом эфире героическим шёпотом.
На развилке Пес, мгновенно нюхнувший уже обеденный, жаркий воздух на бегу, вдруг заложил крутой вираж, каким-то чудом оставив труп безвременно почившей овцы на загривке. Бабаям маневр удался не всем - двое растянулись на тропе, в красивом броске. Пес же, не прерывая своего замечательного, спринтерского стиля, размашистым наметом пошел мелькать лапами и лопатками к Волчьим воротам. Обо всем этом нам снова сообщил тем же трагическим шёпотом товарищ старший лейтенант сверху.
Тихомиров приподнялся над здоровенным булыганом и, отчаянно жестикулируя, распределил сектора обстрела.
Пес черной молнией мелькнул на входе. Раздался дробный топот и, пробежав еще два десятка метров, на тропе развернулся и сел, вывалив красный лоскут. Вид у Пса был изрядно запыхавшийся, но, тем не менее, веселый. Как сказал потом Щур:
- Вид человека, изрядно подколовшего друзей первого апреля.
Пятерка бабаев громким сопением включила звуковое сопровождение в виде шумного эха, заметавшегося в окружавших долину скалах. Ввалилась внутрь и, увидев сидящего на тропе пса и лежащую перед ним овцу, сначала остановилась, а потом стала крадучись перемещаться вперед, охватывая того полукругом.
Пес посмотрел на их воинственные движения, томно, устало лег, все так же алея трепещущим языком на черном пятне морды, а потом лениво гавкнул, приглашая и нас поучаствовать в физкультурном празднике, что-то вроде:
- Чего прячетесь? Выходите!
Капитан Тихомиров, уже сидя на скале, подал нам знак и негромко окрикнул бабаев:
-Эй!
На звук капитанского голоса, потерявшегося в лабиринтах окрестных скал, бабаи затравленно оглянулись, а ближайшая пара уронила свои АКМы, добавившие металлического лязга в метавшееся капитанское «Эй!».
- Да, - сказал Игорь. - А что им оставалось делать? Задрали лапы вверх - сделали «трезуб», как сказал наш старшина, всегда находивший в простых и понятных действиях, символы «вкраинской» державности.
- А видок у них был не в пример Псу.
- Расстроенный у них был видок, братишка!
Еще через час мы возвращались на заставу. Впереди шел со своей тревожной группой воинственный старший лейтенант Бублик, конвоирующий унылую цепочку из семи бабаев. Мы шли сзади. А между нами сгонял в кучу небольшую отару разномастных овец настоящий хранитель стада - пастушеский Пес, масти весьма нахальной!