Случилась как-то в нашей мотострелецкой дивизии война. Ну как война - КШУ. Командно-штабные учения. А война на бумаге - это вам не цацки-пецки. Всё должно быть красиво и по правилам.

Те, кто сталкивался с этим, в курсе, что это за геморрой: война вроде на бумаге, а подъёмы по тревоге, ночные бдения в штабах и казармах самые настоящие. Я, будучи командиром мср, знал, что это такое. Но теперь я был начальником штаба мсб и этот гемор должен был прочувствовать во всех прелестях.

Накануне войны комбатов и НШ собрал в мобклассе НШ полка и объявил, что на нас нападут в понедельник. Вероломно и без предупреждения. Поэтому - к утру понедельника у всех карты с решением на оборону.
Мой комбат - суровый вояка, прошедший Крым и рым, сказал: не посрами, и скрылся в тумане. Я поплёлся в секретку за картой. Предстояла долгая ночь с рисованием.

Взяв двух самых грамотных писарей батальона, я принялся ваять пояснительную записку, а писари - рисовать карту. Данные о том, кто на нас напал, у меня были. Почти к утру всё было готово. С одним лишь НО!
Я не хотел участвовать в ВОЙНЕ. Взял и уничтожил батальон тактическим ядерным ударом противника. Не, нуачо, он же может так!? Собрав наспех карту и поясниловку, я побежал в штаб полка.

А там уже все и какой-то проверяющий со штаба округа. Комбат спросил:
- Всё ли готово?
Капитан ответил:
- Всё!
И понеслась... Я развесил карту на плакатнице, всучил комбату поясниловку с решением и затаился в глубине мобкласса.

КП, НШ полка и проверяющий сидели в президиуме и скучали. Всё ж по старой схеме - ничего нового. Комбат начал доклад: противник, хуё-моё, силами до тьмы наступает в направлении Пупкино-Залупкино. 1 мсб занимает район обороны с задачей не допустить и т.д...

Дойдя до пункта с решением на оборону, комбат поперхнулся, но быстро сориентировался и продолжил: Противник применил тактический ядерный удар. Уничтожено до 90% личного состава и техники. В сложившейся обстановке батальон задачу выполнить не может... Занавес.

Все оживились. Хрюкнул от злости НШ полка. А проверяющий сказал: Такого я ещё не видел - так грамотно отмазаться от КШУ...
Итог таков: батальон в КШУ не участвовал, по тревогам не поднимался. Вот только все наряды были наши, но это много лучше войны...

Турук

Парадоксы бытия

Кто-то громко постучал беспрекословной рукой.
Андрей Платонов

Летом тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в котельную гарнизона Нерзавод завезли плохой уголь. Настолько плохой, что он практически не горел. И под самый Новый Год, когда столбики термометров упали к отметкам «-50», кочегары, как ни старались, с углём не справились. Топки котлов погасли. А Мороз Иваныч тут как тут. Бац! И в одно мгновение воду в системе отопления прихватило. Трубы гарнизонной теплотрассы полопались, батареи в казармах и домах офицерского состава тоже. Гарнизон, входивший в состав моей 38-й мотострелковой дивизии, замерзал...

Очередное вечернее совещание у командира полка было коротким. Подполковник Подмарьков довёл комбатам приказ, которым предписывалось подготовить к утру десять «Уралов» и отправить их в Нерзавод для подвоза качественного угля. Каждая батарея выделяла по две машины. В некоторых батареях, в том числе и в моей, машины находились на длительном хранении. Чтобы выполнить приказ, предстояло попотеть: расконсервировать технику, подготовить аккумуляторы, прогреть и завести движки, собрать необходимый в дальней дороге инструмент. Забот хватало. Нас ждала очередная бессонная ночь. Люди, понявшие смысл задачи, трудились без понуканий, на пределе своих сил.

К рассвету, полковая колонна дружно урчала моторами. Старшим назначили меня, самого молодого комбата. Я вывел колонну на место сбора, где мы влились в колонну дивизии. Краткий инструктаж, и вперёд!

Эта командировка оказалась самой жуткой в моей жизни. А ведь на первый взгляд задача не была сложной: на станции Досатуй загружаем уголь, везём его в Нерзавод, разгружаемся и порожняком едем обратно на погрузку. Только от станции в Досатуе до кочегарки в Нерзаводе - сто восемьдесят километров разбитой грунтовой дороги, петляющей между сопок безлюдными местами. И на улице мороз за сорок. И светлый день до неприличия короткий.

Первые дни ходили большой колонной, только быстро поняли, что возиться будем до весны. Во-первых, скорость больших колонн невелика. Во-вторых, уж очень много времени занимали погрузка и разгрузка. Досатуйский угольный склад небольшой, нас грузил единственный тракторишко с лопатой. Одна машина грузится, а сотня в ожидании очереди курит. В Нерзаводе же машины разгружались вообще вручную, что тоже сказывалось. Но когда большую колонну разбили на несколько мелких, дело пошло живее.

День шёл за днём. Колёса наматывали километры, гора угля в Нерзаводе росла на глазах. Бывало, что за сутки колонны успевали делать по три ходки. Люди трудились на пределе сил: хроническое недосыпание, ломота спины, синяя от постоянной тряски задница и лютый пронизывающий холод. Холод на улице, холод в кабинах машин, дикий холод в казармах Нерзавода, в которых приходилось ночевать не раздеваясь, в бушлатах и валенках. Холод казался всесильным. Особенно от него доставалось, когда в пути машина отставала и ломалась. Тогда водитель оказывался один на один с неисправным остывающим «Уралом». Тут и выполнение задачи, и даже сама жизнь, оказывались в его руках. Справишься с поломкой, оживишь машину - живи. Не справишься - замёрзнешь. Заметил, что чем быстрее остывает поломавшийся «Урал», тем быстрее работают мозги и действуют обмороженные руки. А какие гениальные инженерные решения приходят в голову! Слава Богу, обошлось без трагедий!

Спасательная операция растянулась на две недели. Обеспечив Нерзавод углём, вернулись домой. Сходили в баню, обслужили технику, поставили её на хранение и уехали на очередные стрельбы. Казалось, точка в истории поставлена. Однако, не прошло и полгода, как из штаба округа приехала комиссия. Комиссию интересовало состояние автомобильной техники. В ходе проверки документов автослужбы товарищи обнаружили, что в январе месяце несколько «Уралов» снимались с хранения и за короткое время прошли по несколько тысяч километров. По закону это можно делать только по приказу командующего округом, а командующий такого приказа не давал. Комиссия начала искать крайнего.

- На каком основании вы снимали машины с хранения? - поинтересовался председатель комиссии у командиров батарей.
- На основании приказа командира полка, - ответили комбаты.
Комиссия обратилась в строевую часть. Приказ, на который ссылались комбаты, нашёлся. Тогда председатель пошёл к командиру.
- На каком основании вы отдали приказ на снятие машин с хранения? - поинтересовался он у подполковника Подмарькова.
- На основании приказа командира дивизии, - уверенно ответил Николай Петрович.
Штаб дивизии был неподалёку, и проверяющий отправился к комдиву.
- На каком основании вы отдали приказ на снятие машин зенитного полка с хранения? - вежливо поинтересовался представитель округа у полковника Иодко.
- Никакого приказа я не давал! - заверил комдив, - командир полка, по-видимому, что-то напутал.
- Как же не давали? Ведь вы на совещании лично ставили задачу! - отвечал ошарашенный Подмарьков.
- Я ставил задачу выделить машины, но не приказывал снимать их с хранения! - отрезал комдив.
- Но ведь в моём полку столько транспортных машин нет, и вам это известно...

Дело закончилось составлением акта о незаконном снятии техники с хранения. Виноватыми назначили командира полка и начальника штаба, подписавших злополучный приказ. Пришлось им заплатить денежку. За что? Да за самовольное израсходование моторесурса машин. То, что эти машины не на личный карман работали, а спасали замёрзающий гарнизон, комиссию не взволновало.

Кривой Рог
15.02.2022

О языках

Язык - это лингвистическая форма разнокалиберных, так сказать, образов. Он же - средство общения между людьми.
В Советском Союзе жило больше ста наций. На всех приходилась одна-единственная армия. В ней представители всех народов и служили. Представляете, какой кошмар творился б, если каждый разговаривал только на своём родном языке? Нет, такого Вавилона в войсках допускать нельзя. Язык в Советской Армии был один - русский. Многие военные неплохо знали его. А кто не знал, осваивал на месте.
Помню, как принял свою первую батарею - двадцать пять солдат, пятнадцать национальностей. Самым «русским» оказался татарин с Волги. С ним в строю стояли и такие бойцы, что знали всего с десяток русских слов, и те матерные.
Ещё помню наших забайкальских друзей, семью танкиста Иванова из Челябинска. Андрей с Маринкой, бывало, забегали в гости и непременно просили нас с Таней поговорить по-украински. Мы переходили на мову, а друзья слушали с круглыми глазами, абсолютно нас не понимая.
Языковая почва - это прекрасная среда для курьёзов и анекдотических ситуаций. О них и расскажу.
*
Осенний призыв 88. Молодое пополнение в полк пришло из Азербайджана. Ноябрь, мороз, зима, а призывники в пиджачках, кепках да штиблетах. Их когда из военкоматов отправляли, забыли сказать, что за Уралом немножко холоднее, чем в солнечном Баку.
И вот пополнение в расположении полка. Облепили батареи, отогреваются после дороги. Старшина прапорщик Гурьянов отвёл молодёжь в баню, выдал новое обмундирование и целый день учил наматывать портянки да пришивать воротнички. Его стараниями молодые бойцы к концу дня стали немного походить на солдат.
В тот ноябрьский вечер я заступил дежурным по полку.
По распорядку дня в 21.30 вечерняя поверка. Обычно она проходила так: построение. Старшина зачитывает именной список. Военнослужащий, услышав свою фамилию, громко отвечает: «Я!» После окончания переклички делаются объявления и звучит самая любимая в войсках команда: «Отбой!» К процедуре поверки дежурный по полку отношения не имеет. Он лишь контролирует процесс.
Только у нашего единственного старшины выдался такой напряжённый денёк, что товарищ прапорщик к вечеру от усталости с ног падал. Я его после ужина домой отпустил, пообещав, что нехитрый ритуал вечерней поверки проведу лично.
На поверке поставил стариков и молодых в один строй: старики на правом фланге, молодёжь на левом. Той осенью большинство старослужащих были родом из Якутии. Фамилии же у всех якутов русские. Потому первая часть поверки прошла без заминок:
- Рядовой Николаев!
- Я!
- Рядовой Иванов!
- Я!
- Рядовой Колесов!
- Я!
Доходит дело до азербайджанцев:
- Рядовой Мамедов!
- Йя!
- Рядовой Гасанов!
- Йяа!
- Рядовой Саидов!
- Я!
Дошла очередь до солдата по фамилии Абасов. Как только я её произнёс, якуты оживились. По строю прошёл шумок, неприкрытый смех.
Непорядок в строю!
Прекращаю поверку.
Читаю список сначала:
- Рядовой Мамедов!
- Йя!
- Рядовой Гасанов!
- Йяа!
- Рядовой Саидов!
- Я!
- Рядовой Абасов!
Солдат не успел ответить, а правый фланг разразился ржанием.
С трудом успокоил старослужащих. В третий раз начинаю поверку сначала. Дохожу до Абасова. Истерика у якутов началась задолго до того, как я успел произнести фамилию.
Как в тот вечер закончил поверку, не помню. Но как-то закончил. Чтобы разобраться в причине реакции северян на обычную для Кавказа фамилию, вызвал к себе сержанта-якута. Завёл в дежурку и прямо поинтересовался причиной странного поведения его и землячков. Тот улыбнулся и раскрыл тайну слова «абас». В якутском языке оно обозначало детородный орган. А в азербайджанском? В азербайджанском «Абас» - это обычное мужское имя.
И как вы думаете, в полку назвали солдата Абасова?
Вы угадали. Именно так, на якутский манер и звали.
*
История номер два произошла не со мною. Она произошла даже не в моём полку. Ею поделился однополчанин Саша Гайдаенко. Дело было в далёкой Туркмении.
В восемьдесят пятом Саша закончил училище и вместе с юной женой поехал служить на южные рубежи. Ребятам неслыханно повезло: они практически сразу получили отдельную квартиру. Далеко не всех лейтенантов, скажу вам, на первом месте службы ждали отдельные квартиры! А им дали. Одним словом, паре было где жить, было где вить гнёздышко. Начали с того, что завели котёнка. Симпатягу нарекли Барсиком.
С утра до позднего вечера лейтенант пропадал на службе, жёнушка хлопотала по дому, а котик гулял во дворе. Как для котика появлялась очередная вкусняшка, хозяйка выглядывала в открытое окно и привычно звала:
- Барсик! Барсик! Кис-кис!!!
Барсик летел домой и с наслаждением угощался.
Только однажды к Саше подошёл прапорщик Бердамуратов, отозвал в сторонку и начал серьёзный разговор:
- Таварыш лэйтэнант! Свой жена скажи, чтоб болшэ нэ ругалас! У нас по улице, панымаиш, дэти ходят.
Саша оторопел. Он представить не мог, что его милая способна на ругань, тем более, на улице. Она, казалось, и слов ругательных не знала. Саша уточнил:
- А как она ругается?
- Как-как? - покраснел прапорщик, - виглядывает в окошько и киричит: «Бар сик! Бар сик!»
- И что? Котёнка зовёт.
- Какой такой котёнок-мотёнок?! - вскипел прапорщик, - Ти что, нэ панимаешь? По-туркменски «бар» - это значит «у меня есть», а «сик» - это то, откуда дэти раждаютса! Нэльзя так дэвушька говорыт!
Саша заржал, но вечером за ужином котёнка перекрестили.
*
А третья история - это наше семейное предание. Произошла она в Полтаве и связана с тёщей Галиной Гавриловной.
Мама Галя - украинка во всех смыслах слова. Разговаривала исключительно на мове. Русский прекрасно понимала, но им не пользовалась. И что с того? Мы прекрасно понимали друг друга. Понимали и ладили.
Приехали мы к ней как-то в гости на день рождения. Сели за стол. Слово за слово, обмениваемся новостями, вспоминаем общих знакомых. И тут я серьёзным таким тоном говорю:
- Мама! А как перевести с русского на украинский фразу: «Я вас плохо поняла, повторите, пожалуйста, ещё раз».
- Я вас погано зрозуміла, повторіть, будь ласка ...- переводит Гавриловна.
- Та ні! - перебиваю, - можно короче.
- Я вас погано зрозуміла... - начинает тёща вторую попытку.
- Не так! - прерываю и эту попытку, - короче!
- Та як же ж тобі треба, Андрюха?
- Мама! Шо ж вы забыли слово, которое каждый день по сто раз говорите?
- Яке ж це слово, зятёк?
- «Га»!!!
Смеялись все. А всех задорнее смеялась именинница!

Кривой Рог
31.01.2022

Традиции

Для чего в армии нужны традиции?
Любой военный вам без запинки ответит: для сохранения правопреемственности поколений, для сплочения воинских коллективов и формирования у военнослужащего чувства гордости за принадлежность к Вооруженным Силам! И будет совершенно прав, потому как именно это и записано у него в тетради по общественно-государственной (кто постарше - у того политической) подготовке. А уж там-то херни не написано.
Итак, о традициях:
Традиции бывают разные, на все лады и масти, но ежели отделить зёрна от плевел то можно выделить два главных вида: официальные и неофициальные. Так уж повелось что официальные традиции особой любовью у военнослужащих не пользуются, но, конечно, соблюдаются (это тебе и построения, и собрания, и подведение итогов с награждением непричастных и наказанием невиновных, и много ещё чего прочего), а вот неофициальные... Тут уж, конечно, любовь личного состава зашкаливает. Да и как по-другому то, если это уже идет не от устава, а от души.
Моряки пьют морскую воду из плафона, все без исключения поднимают полный стакан беленькой, обмывая очередное воинское звание (у знакомого доктора целая коллекция звездочек разного калибра, извлеченных из желудков офицеров), встреча, возвращающихся из похода подводников, на причале с жареным поросёнком в руках...
Особое место в списке неофициальных традиций занимают конечно авторитетность выслуги лет и опыта. К примеру, в зенитном ракетном полку имеется даже единица измерения боевого мастерства и опыта и называется она ПОЛИГОН. (Если быть совсем точным - количество выездов военнослужащего на государственный полигон для участия в тактических учениях с боевой стрельбой). Так, обычно, и спрашивают: сколько у тебя, касатик, полигонов? Пять? Пффф... щегол пестрожопый! Приходи, когда будет хотя бы десять, тогда и поговорим!
Конечно, такое знаковое мероприятие, как боевые стрельбы, неизбежно обзавелось великим множеством различных, более мелких, традиций, как обрастает днище парусной шхуны, ракушками.
Об одной такой традиции, родившейся в одном из заполярных гарнизонов и пойдёт речь в моём рассказе.
Служили у нас в полку два друга. Оба майоры, оба на «мазутных» должностях. Один (пусть будет Иваныч) командир технической батареи, второй - командир роты материального обеспечения и звали его, положим, Петрович.
Иваныч и Петрович были ужас какими заслуженными, потому как точную выслугу их годов в регулярной армии мог сказать, разве что, кадровик, да и то после сложных арифметических расчетов. Ходили даже слухи (врут конечно!), что они видели рождение исторического формуляра полка. А что касается полигонов, то у них было по двадцать с лишним ходок. Это был абсолютный рекорд. Недосягаемый, как результат Сергея Бубки.
Работу они знали, как свои пять пальцев (Петрович - как четыре с половиной, ибо на левой руке напрочь отсутствовала половина среднего пальца). И не просто знали, а еще и любили, выполняя её со всей возможной ответственностью и старанием.
Никто не знает, кому пришла в голову замечательная идея: перед отъездом с полигона, шутки ради, засунуть кирпич в сумку Иваныча. Доподлинно известны лишь личность агента, совершившего подлог (естественно - Петрович), и время свершения этого знаменательного события, грубо округленного до года от Рождества Христова (на кирпиче красовалась корявая надпись «Ашулук-1983»).
Понять, чьих это рук дело, было совсем несложно и поэтому Иваныч весь следующий день разыскивал, цитата: «этого старого дебила», чтобы - цитата: «засунуть ему этот кирпич куда следует». Но тот спрятался качественно, а потому кирпич пришлось нести обратно домой, чтобы свершить акцию справедливого возмездия чуть позже. Да так там и остался.
Всё бы ничего, но Петрович на достигнутом не остановился: каждое возвращение с полигона ознаменовывалось для Иваныча торжественным извлечением из сумки кирпича с хронологическими метками.
Что бы он не делал, как бы не старался пресечь попытки одарить его ещё одним формованным куском обожжённой глины - всё тщетно. Он и угрожал, и по-хорошему просил не делать этого впредь, не расставался с сумкой ни на секунду, проверял её за минуту до отлета или отъезда, запирал её в сейф, результат всегда был один и тот же: кирпич с памятной надписью оказывался в сумке.
- Вот же ш падлюка! - растерянно чесал затылок Иваныч, открыв сумку дома, - когда только успел?
Шли годы и, в конце концов, в квартире образовалась обширная коллекция забутовочно-силикатных изделий, красноречиво отображающая славный боевой путь советского, а затем и российского офицера.
Место для коллекции (протесты жены были внимательно выслушаны, но безоговорочно отвергнуты) было определено на самом видном месте: на серванте в позиции «в три четверти», максимально выгодно отображающей суровую красоту параллелепипеда.
Однако, как ни крути, всё в этой жизни когда-нибудь заканчивается. Вот и служба в доблестной Красной Армии у Иваныча тоже, конечно же, подошла к концу.
Как это и водится в отдалённых гарнизонах, помогать заслуженному дембелю грузить контейнер пришли все, кто делил с ним тяготы и лишения военной службы.
- Ну чего, старый? Кирпичи-то погрузил уже? - подмигнул Петрович, заваливаясь в квартиру.
- Выкинул на помойку! - огрызнулся «старый», - хватай вон лучше холодильник и вниз топай!
- Выкинул он, как же, - шепнула мимоходом Петровичу жена Иваныча, - уже в контейнере давно лежат. Не дал выкинуть, оглоед!
Нехитрый скарб погрузили в контейнер быстро. Закрыли, опломбировали, да и отправили с Богом к новому месту жительства новоиспечённого военного пенсионера.
Затем была развесёлая пьянка, воспоминания, смех и, конечно же, слёзы расставания...
Через какое-то время контейнер с личными вещами, претерпев в пути следования две задержки и одно небольшое падение, доковылял, всё же, в славный город Э-нск, Э-нской же губернии, где согласно собственному волеизъявлению и собирался достойно встретить старость наш знакомый.
- Давай, давай помаленьку! - махал рукой водителю Иваныч - Стой! - крикнул он и смачно сплюнул, - Глуши! Приехали...
Сверив пломбу с сопроводительными документами и, удовлетворившись её сохранностью, Иваныч подписал накладную.
Отодвинув засов, рванул на себя створки контейнера.
- Вот же ш падлюка! - неподдельно восхитился он, - Тут уже даже не то чтобы «КОГДА?», тут уже больше интересно «КАК?»
В контейнере горделиво возлежал огромный, килограмм, эдак, на сто пятьдесят, булыжник с красивой каллиграфической надписью: «ДМБ-2005».

МЕДИЦИНСКИЙ БРАТ ВАЛЕРА

Самое тяжёлое время в армии - первые дни и недели службы. Причин тому много и мы на них останавливаться не будем. Тяжело всем: и подготовленным ребятам, и маменькиным сынкам. Со временем организм к условиям службы адаптируется. Жёсткий распорядок дня становится привычным, регулярные нагрузки превращаются в норму, а через месяц-другой кажется, что так было и будет всегда.

Статистика говорит, что именно в этот период молодые воины чаще всего обращаются за медицинской помощью: микротравмы, потёртости ног, ссадины и царапины - вот основная причина обращения в медпункт. Командиры и военные доктора это знают и готовятся.

Так было и с нами, курсантами-первокурсниками. Форму мы надели в последних числах июля. Надеть то мы её надели, только обмундирование правильно носить ещё не умели. Особенно досаждала непривычная обувь - тяжеленные юфтевые сапоги.

На первой же зарядке добрая половина батареи натёрла ноги. Кто сильнее, кто не очень. Сказалось наше неумение наматывать портянки. Идём на завтрак, хромаем. Иван Иванович Коваль, командир одиннадцатой батареи, смотрит на своё хромоногое войско и думу думает. Мы в столовую, а комбат - в медпункт.

На разводе капитан Коваль стоял с зелёной санитарной сумкой в могучей руке. Поздоровался с батареей и громким голосом спрашивает:
- Товарищи курсанты! А кто из вас умеет оказывать первую медицинскую помощь?
Из строя раздалось робкое:
- Я! Курсант Мараховский!
- Курсант Мараховский! Ко мне! Назначаю вас санитаром батареи! - и вручает опешившему курсанту сумку с красным крестом на зелёном боку, - в 15.00 прибудете в медпункт на инструктаж.

Так в одиннадцатой батарее появился нештатный медбрат.

Задача у Валеры несложная: вечером, когда наступает личное время и у курсантов появляются минуты передышки, нужно узнать, кто нуждается в помощи и эту помощь оказать. В сумке для этого есть всё: перекись, йод, пластырь, бинты. Вот и ходил медбрат вечерами по казарме, обрабатывал натёртые курсантские ноги.

Бывали дни, когда повреждённых ног было больше обычного. Работы медбрату прибавлялось. Тогда Валера трудился и после отбоя. А чтоб не мешать спать здоровым, старшина распорядился нуждающимся в лечении завязывать на своих койках полотенца узлом. Идёт Мараховский по спящей казарме, находит на быльцах кровати узел - будит курсанта и проводит нехитрые процедуры. И Валере удобно, и остальные спят спокойно.

С момента, как в батарее был назначен санитар, прошло больше недели. Все знали к кому обращаться за помощью, он знал, как нас лечить. Курсанты привыкли к процедурам, проходившим после отбоя. Стихли было дружеские шуточки в адрес товарища с медицинской сумкой, обычные в таких ситуациях. Но чтобы в казарме по такому поводу не устроить перформанс? Нет, так не бывает. И кое-кто начал искать жертву.

Как ни странно, но этот неизвестный нам «Кое-кто» остановил свой выбор на самом здоровом курсанте сто двенадцатого взвода Олеге Моисеенко. Олег был от природы крепким и сильным, к тому же боксёр-перворазрядник. И характер боксёрский, взрывной. Хлопец он аккуратный, ноги держал в порядке и в услугах медбрата не нуждался. Как только под сводами старой казармы раздавалась заветная команда «ОТБОЙ!», Олег в числе первых устраивался в койке и мгновенно засыпал. Наши кровати стояли рядышком, и я прекрасно помню тот злосчастный вечер.

Олег разделся, нырнул под прохладу простыни, поворочался с боку на бок и, что называется, выключился. Полотенце оставалось на своём штатном месте - у изголовья. На такое полотенце Мараховский никогда внимания не обращал.
В расположении погас свет. Дежурный включил тусклое дежурное освещение. Курсанты заснули. Лишь один дневальный бдил возле тумбочки.

При свете синей лампочки медбрат Валера начал свой обход. Идёт между коек, смотрит, у кого полотенце узлом. Как обнаружит - тормошит товарища, достаёт медикаменты, обрабатывает раны. Одного полечил, другого. Рутина!

Наши с Олегом койки располагались почти в конце спального помещения. К этому месту Валера шёл минут сорок. Конец его миссии был близок.
Медбрат поравнялся с кроватью Олега. В установленном старшиною месте белел узел полотенца. Это сигнал к действию. Валера теребит за плечо сладко спящего Олега, громким шёпотом будит «больного»:
- Эй! Вставай! Ноги показывай!

Тишина.

Мараховский, привыкший к тому, что его пациенты обычно спят крепко, свою просьбу повторил решительнее. Он повысил голос и начал сильнее теребить Олега.
- Вставай! Что у тебя болит???

Лучше б «эскулап» этого не делал. Лучше б он шёл себе мимо! На свою беду Валера разбудил-таки Олега, а молодого боксёра реакция не подвела: БАЦ!
Ничего не понимающий медбрат оказался в нокауте. Одновременно на ещё звенящую от удара голову Валеры полетели слова брани вперемешку с жуткими угрозами.

Батарея проснулась. Картина предстала печальная: Вскочивший с койки орущий проклятия Олег и лежащий на полу медбрат. Рядом опрокинутая медицинская сумка, раскиданные вокруг нехитрые медикаменты.

Сержанты пресекли дальнейшее развитие драмы и угомонили разошедшегося боксёра. Какие могли быть претензии к Валере, когда полотенце, собственное полотенце Олега было завязано узлом в установленном старшиною месте!

Кто же был автором ночного перформанса? Кто решился тайком завязать полотенце Олега? Мы этого не узнали. И до сих пор не знаем. Сия тайна доныне покрыта мраком.

Кривой Рог
10.03.2017