Мимоходом. Еще раз про сон…


В нашем экипаже служила одна легендарная, в масштабах всей дивизии, да и флотилии личность- капитан- лейтенант Ванюков Владимир Павлович. Ванюка знали все. Чтобы он не делал, сразу становилось достоянием народа. И дело совсем не в уме и остроумии, дело в самом Владимир Павловиче. Себя он называл "дитя гарнизонов", был не особенно умен, если не больше, прямолинеен, фанатичный до абсурда искатель справедливости во всем, и в то же время по, крестьянски хитер и осторожен. Вот такая борьба единства и противоположностей в одной личности. Служил Палыч, не считая двух лет срочной и пяти училища, уже лет десять. По вышеупомянутым причинам, больших высот не достиг, как начал инженером групп, так им и оставался. Назначать выше, Палыча опасались из- за непредсказуемости характера, а еще больше по абсолютному невосприятию техники. Даже через десять лет службы он путал назначение ключей и тумблеров на пульте, и совершенно спокойно мог сотворить такое, от чего у других операторов волосы дыбом вставали. Такое отношение к своей личности Палыч считал крайне оскорбительным, и себя полагал несправедливо обиженным. Вообще описать Ванюка словами просто невозможно. Его надо было видеть. Мне довелось прожить четыре года в одной каюте с этим представителем рода человеческого, и впечатления от этого до сих пор переполняют меня до краев.
Спать Палыч мог всегда, везде, и в любом положении. Даже стоя. Видел лично, и не один раз. Будить Палыча боялись. Каждый выход Ванюка из сна был чреват непредсказуемыми последствиями. Особенно на вахте. Спросоня буйный каплей хватался за все ключи и тумблера, до каких рука доставала, и щелкал ими, как попало, роняя аварийную защиту реактора через вахту, а то и чаще. Поэтому будили его, предварительно прижав руки к подлокотникам кресел, что не всегда помогал, так как Палыч обладал первобытной силой, хотя и постоянно жаловался на здоровье. А то и вообще старались не будить, от греха подальше. Пусть спит спокойно, зато не мешает.
На одном из партсобраний в Двинске ( а меня как офицера-комсомольца туда периодически загоняли пинками) старпом ПалПет (Павел Петрович) долго и монотонно объяснял коммунистам идейные и организационные задачи по ремонту корабля. Собрания ПалПет любил, и самое маленькое из них длилось не меньше двух часов. Немудрено и человеку с недюжинной силой воли задремать. Ну а Палыч, первые аккорды ПалПетовой речи просто воспринял как команду "Спать!". И уронив голову на могучую грудь моментально "умер". Приблизительно через час, старпом обратил внимание на спящего Ванюкова, а так как, он его очень сильно "любил", решил сделать замечание и прилюдно выстегать.
- Ванюков! Ванюков!
Палыч сидел между мной и старлеем Пулковым, главным прикольщиком и хохмистом корабля. Пулков резко, локтем двинул спящего Палыча, и громким шепотом выпалил:
- Вставай Палыч! Тебе выступать!
Естественно о чем шла речь Палыч не знал, и даже не догадывался. Но вскочил и завелся с полоборота.
- А у нас все так!!! Доколе Павел Петрович, матросы на драных простынях спать будут? Я ведь даже больше скажу, молчать не буду! Хлорки в гальюне нет! Дезраствора нет! А вдруг инфекция? Что обосремся….
И понеслось. ПалПет только таращил глаза, и тщетно делал робкие попытки вставить хоть слово. Бесполезно. Минут тридцать, с пеной у рта Палыч рубил правду- матку по всем вопросам бытия и общественной жизни родного экипажа. Обалдевшие коммунисты стряхнули сон, и хихикая смотрели на бесплатное представление. Наконец, поймав момент, когда Палыч переводил дыхание, ПалПет успел вставить фразу:
- Спасибо Владимир Павлович за содержательное выступление. Садитесь.
ПалПет уже и сам был не рад, что связался с неадекватным Ванюком.
- А вы мне рот не затыкайте! Я коммунист! И на партсобрании могу говорить все что думаю!
ПалПет заскрипел зубами, но опасаясь вызвать новый фонтан красноречия Палыча, вежливо пояснил:
- Владимир Павлович, другие тоже хотят выступить. Садитесь, а потом мы вам еще раз дадим слово.
- Другие? Хорошо, я сяду. Но потом….
- Обязательно Владимир Павлович, обязательно!
Палыч сел, снова положил голову на грудь, и без всяких переходов мгновенно ушел в мир сновидений. Выступление Ванюка скомкало планы старпома, и немного погодя он в раздражении закончил собрание. Перед тем, как отпустить людей старпом поднял руку.
- Товарищи коммунисты! Собрание закончено. Прошу вас выходить тихо, и н Ванюкова не будить. Разбудит последний выходящий.
И первым нырнул в дверь…
По старой традиции, издавна заведенной, в море оператор ГЭУ правого борта на развод не ходит. Минуя все построения, шагает на пульт, принимает состояние установки, секретные документы и порядок. Кончается развод, происходит смена, а оператор уже все знает, и докладывает в ЦП с полной ясностью обстановки. Кроме того, что я жил с Палычем в одной каюте, я и на вахте стоял с ним в одной смене. Я на левом, он на правом. И он ходил принимать вахту. Правда, весьма своеобразно. На пульте Палыч сразу высаживал оператора из кресла, плюхался в него, и слушая объяснения засыпал. Потом приходили с развода, мы с электриком Мотором, я быстро во все вникал и докладывал о заступлении. А Палыч чмокал губами и посапывал. К такому положению дел все привыкли и относились иронически. Пускай спит- меньше нервотрепки.
Как- то раз Палыч ну просто достал меня и Мотора на вахте, все четыре часа брызжа слюной по поводу очередной несправедливости по отношении к нему и его заслугам перед страной. И следующую вахту мы решили отыграться. Начало вахты прошло, как заведено. Палыч уснул. Я доложился, и потекла вахта. Каждые полчаса ВИМ из центрального, производил опрос, я прикрывая рукой "Каштан" отвечал, что замечаний нет. И вот когда осталось полчаса до смены, мы с Мотором перевели назад все часы на пульте. С половины двенадцатого утра на восемь ноль ноль. "Каштан" ожил по расписанию.
- Пульт…
ВИМ ждал, что ему как всегда нечленораздельно пробурчат "Замечаний нет". Но… Я двинул ногой по креслу Палыча.
- Докладывай Володя.
Палыч вскинулся, не понимая в чем дело. Благо хоть рукам волю, не дал.
- Докладывай о заступлении!!!
И Палыч монотонно и обстоятельно завел "молитву". Чего, чего, а доклад Владимир Павлович за десятилетие вызубрил намертво.
- На пульте ГЭУ, по боевой готовности 2 подводная, третья боевая смена на вахту заступила. В работе установки обоих бортов…
Слава богу, наш ВИМ совсем недавно начал нести вахту в ЦП, до этого просиживал штаны с нами на пульте и Палыча знал прекрасно. Немного ошалев сначала, потом сообразил что здесь, что- то не так, шума поднимать не стал и терпеливо дослушав до конца, ответил:
- Есть пульт! Молодец Владимир Павлович! Отлично службу бдишь!
Палыч зевнул, обвел нас мутными глазами и пробурчал себе под нос.
- Сам знаю. Молод еще…механик.
И уснул. Через пару минут мы вернули стрелки часов обратно. А еще минут через десять пришла смена. Палыча разбудили. Потягиваясь, тот удовлетворенно заметил:
- Вахта быстро прошла. Вроде только о заступлении докладывал, а потом чутка сморило…
Вот такой у нас Палыч был. А ведь это только капелька из всех историй с его участием.

Блатной пост

(в такое поверить совсем непросто, а никто особо и не настаивает ;-)

В гарнизонном карауле был один замечательный пост - так называемый «блатной». Этот пост все курсанты нашего училища очень любили за его необычность и связанные с этим ряд положительных и приятных моментов. В принципе, в зимнее время это был самый обычный и абсолютно стандартный пост, а вот летом...

Прелесть была в том, что маршрут этого привлекательного во всех отношениях поста проходил прямо по улицам гостеприимного уральского городка, почти в центральной его части - прямо вдоль здания городского архива, который в свою очередь стоял на пересечении двух довольно-таки многолюдных улочек. Что, в свою очередь для истосковавшихся по любому проявлению маломальской цивилизации, курсантов было фактически «подарком судьбы» или своего рода - билетом в кино на увлекательный сеанс «Гражданская жизнь», которая активно кипела и шумно бурлила за высоким забором военного училища, то есть ежедневно и повсеместно проходила фактически мимо нас. А тут целый архив. Да еще и в центре города. Не то что в окошко посмотреть, но и пару часов по тротуару пошарахаться среди обычных людей законная возможность имеется. Обалдеть, почти что - увольнение в город, на свободу, на волю, в пампасы... Вот оно - маленькое счастье.

Гражданским людям наши поросячьи восторги будут явно не совсем понятны и кроме искреннего недоумения никаких других эмоций не вызовут. Типа - чего тут такого?! Идешь себе по улице - ну и топай «куда надобно и зачем следоват»?!
Но для курсанта, который длительное время ходит исключительно строем и «в ногу», видит «грудь четвертого человека» и общается только с себе подобными «homo sapiens’ами» облаченными в стандартную военную форму цвета хаки, а также постоянно вдыхает изысканный запах гламурных портянок, фантастический амбре умопомрачительного бигуса и незабываемый аромат половой мастики образца 1936 года, не так все однозначно и просто. Поверьте на слово.

Пройтись по улице, пусть даже в границах поста, и жадно втянуть в свои ноздри все пьянящие запахи улицы, вперемешку с выхлопными газами проезжающих мимо автомобилей, чахлых цветочков с ближайшей клумбы и неуловимый аромат духов от «Красной Москвы» и «Дзинтаре» до супердефицитных «Клима» и «Пуазон», это уже дорогого стоит. А сама возможность слиться с галдящей толпой и пройти свои положенные 50-т шагов по периметру поста рядом со стройной девчонкой в полупрозрачном платьице... Итак, архив.

Городской архив не имел внешнего ограждения, у него не было бетонного неприступного забора, колючей проволоки под высоким напряжением, мощных прожекторов на вышке, злых собак с бегунком на тросике вдоль периметра, капканов, таблички с грозной надписью «Стой! Граница поста! Стреляют без предупреждения!» и прочего устрашающего антуража, который обязательно полагается мало-мальски «серьезной» организации.
Принадлежность данного старинного здания с откровенно обшарпанными стенами и вечно грязными стеклами к ценным объектам государственного значения и, следовательно - подлежащим надежной охране, определяло лишь наличие слабеньких и насквозь проржавевших решеток, причем только на тех окнах архива, которые выходили на проезжую улицу. И то, это были не внушительные решетки в полном смысле этого устрашающе-надежного слова: «РЕШЕТКА», а жалкое их подобие - типа «а-ля-пособие для начинающего вора-дилетанта».

К тому же, эти - так называемые решетки были смонтированы лишь на окнах первого этажа старинного дома и висели на «честном слове», угрожающе поскрипывая и вибрируя от малейшего дуновения слабого ветерка, постоянно угрожая свалиться на голову любому прохожему, приблизившемуся к стене городского архива, которая в свою очередь, еще щедро осыпалась позорно облупленной краской и отслоившейся штукатуркой. Складывалось устойчивое впечатление, что здание архива ни разу не красили и не ремонтировали со времени его первоначальной постройки - эпоха нашествия татаро-монгольского ига, причем первая его половина, не иначе.

О какой-либо системе сигнализации в середине 80-х годов прошлого века вообще говорить не приходится. Не изобрели еще систему сигнализации. Не было ее и в проекте, даже самой паршивенькой и убогой не было и, в перспективе и в дерзновенных мечтаниях архивариусов даже и не ожидалось.

Вот поэтому, для охраны архиважных сведений, запрятанных в бездонных подвалах и всеми давно уже забытых, наверное, ежедневно выставлялся пост с часовым, вооруженным автоматом Калашникова и двумя магазинами с 30-ю патронами каждый. Именно этот вояка, по гениальной задумке коменданта гарнизона, должен был в полном объеме компенсировать отсутствие охранной сигнализации в здании архива и своим грозным видом отпугивать различных злоумышленников, охочих до всяких запыленных и заплесневелых государственных секретов.
В результате, бездельнику в военной форме из состава гарнизонного караула приходилось нести свою нелегкую службу фактически в райских условиях гражданской жизни, небрежно прогуливаясь по центру города с вороненым автоматом на плече. Чувствуя себя при этом практически почти обычным городским жителем - этаким беспечно прогуливающимся прохожим, но с грозным оружием в руках. А это, приятно, поверьте.

Неторопливое и размеренное дефиле часового с таким героическим антуражем, как автомат, всегда сопровождали восхищенные взгляды школяров и прочего подрастающего поколения, любопытные и благожелательные взгляды многочисленных особей женского пола, уважительные взгляды мужского населения города и доброе отношение со стороны поколения стариков, переживших войну.

К тому же у часового появлялась реальная возможность побаловать себя такими редкими для любого курсанта лакомствами, как мороженое или газировка, и опять же именно на этом замечательном посту. Такая роскошь тоже как бы иногда удавалась.
Сгоняешь на форсаже в ближайший магазинчик и отоваришься без очереди, пока начальник караула не видит и до смены еще долго. Да и простые люди относились к «солдатику» с пониманием и сердечной доброжелательностью. «Вишь, человек с ружом! Некогда ему по очередям стоять, Родину охраняет, а енто тебе не хухры-мухры, понимать надо! Отпусти, милая, касатику служивому мороженое вне очереди, а мы подождем сколько надобно! Эх, лишь бы не было войны!»

А почему бы, собственно говоря, и не побаловать себя, в рамках разумного естественно?! Ведь пост все равно в пределах видимости и досягаемости. Да и честно говоря - никуда этот архив не денется. Стоял и, будет стоять. До нас стоял и после нас стоять будет, причем именно в таком же убогом и жалком состоянии. Было бы надо - давно бы решетки заменили и новые запоры купили, а то вон - входная дверь на одной петле болтается и в фасадной стене дыра сквозная...

Так как днем здание архива было заполнено до отказа различными умными и очень серьезными архивариусами в толстенных очках, а также - прочими служащими в старомодных засаленных нарукавниках, то охранять архив не имело никакого смысла. Тем более что средний возраст этой публики был в районе где-то глубоко за 60-т, то и многочисленные дамы, работавшие в недрах пыльных хранилищ всевозможных секретных документов и не менее секретных кинопленок, нас особо не интересовали. Было бы им лет 18-25-ть, мы бы этот архив с превеликой радостью и фанатичным энтузиазмом хоть круглосуточно охраняли бы вместе со всеми служащими, даже в туалет сопровождали бы, прости господи, а так - увольте, неинтересно это и бесперспективно.

А вот вечером - уже после 19.00 и до 7.00 утра, выставлялся 2-сменный пост - по 2 часа каждому часовому. Кстати, совсем непыльная служба получается - прогулял вечер, скоротал ночку, а утром пост снимается и валяй себе «Ваньку» на топчане в комнате отдыхающей смены или торчи себе на калитке в караулке, что тоже совсем не в тягость. Вроде и в караул на сутки сходил, а в тоже время отдохнул, выспался, а при хорошем раскладе еще и со своей ненаглядной девчонкой повидался, а то и поцеловался пару раз украдкой и если совсем повезет - даже потискался. Только быстро, чтобы никто из прохожих не заметил. При «исполнении» все-таки... Лепота. Достаточно «блатной» пост, не так ли?!

Согласитесь, после монотонного однообразия военного училища, расположенного на приличном удалении от малейшего проявления разумной цивилизации и городской инфраструктуры, такой пост расценивался почти как увольнение в город. Так как он давал реальную возможность посмотреть на людей в гражданской одежде, поглазеть на красивых девушек, проходящих мимо, успеть вдохнуть аромат их духов, улыбнуться и, возможно даже зацепившись языком, выклянчить номерок телефона и завязать многообещающую основу для долговременных перспективных отношений. Что для многих наших общепризнанных ловеласов не являлось какой-либо запредельной или непосильной задачей.

Для военного парня очень даже неплохо иметь гарантированную возможность поторчать на свежем воздухе возле никому ненужного архива, загодя пригласив свою подружку на вечернее рандеву, чтобы иметь возможность погулять с ней в течение 1,5-2-х часов своего нахождения на посту, да еще с таким романтическим довеском как автомат Калашникова. Как на свиданку сбегал. Девчонки только восторженно ахали, глядя на мужественных защитников Родины.

Поэтому конкурс среди желающих заступить на пост у городского архива был очень высок - 30-ть человек учебного отделения на место и, вся курсантская братия ревностно отслеживала наступление своей долгожданной законной очереди. Особенно весной или летом.
В тот знаменательный день на «блатной» пост должен был заступать Витя Копыто. Спустя год томительного ожидания, наконец, подошла его очередь. Витя откровенно светился от счастья и, носился на форсаже по казарме, напевая какую-то модную песенку, при этом отчаянно фальшивя и безбожно перевирая слова. Он заблаговременно выстирал и идеально отгладил свое обмундирование ХБ. До зеркального блеска начистил бляху на ремне и, тщательно прогладив сапоги утюгом, старательно начистил их так, что в солнечный день смотреть на них без опасения ослепнуть от нестерпимого блеска, было просто невозможно.

Витька выбрился до «синевы» - на два миллиметра под кожей и без малого, миллион раз покрутился перед зеркалом в бытовке, оттачивая суровый взгляд мужественного защитника Родины. Далеко не каждый артист так тщательно готовится к своему выходу на сцену, как готовился курсант Копыто перед заступлением на охрану городского архива. Витя был в предвкушении своего «звездного часа» и сногсшибательного успеха у местных красавиц.
Но случилось непредвиденное - родители Виктора вызвали его на междугородние переговоры срочной телеграммой «Молния». Копыто капризно отклячил нижнюю губу и скорчил обиженную рожу, как будто у него украли конфетку, а потом еще и гундосо-шепеляво выматерился. Возможность услышать родные голоса его радовала, чуть ли не гораздо меньше, чем смутная перспектива покрасоваться перед случайными прохожими и зацепить очередную неразборчивую «мадаму» на вечерней улице.

Толпа ребят злорадно захихикала и единогласно предложила вычеркнуть Витьку из списков кандидатов на «блатной» пост, как уже дождавшегося такого счастья. Копыто, услыхав о таком раскладе, чуть публично не отрекся от своих родителей и наотрез отказался идти на телефонные переговоры, пока не получил «клятвенные гарантии», что его очередь совсем не «аннулируется», а просто переносится на следующий караул. И только после многократного подтверждения этой обнадеживающей информации, искренне переживающий Витя в самых расстроенных чувствах нехотя отправился на почтамт для проведения долгожданных переговоров с малой родиной - Пилопедрищенском.

... а с нами в караул заступил курсант Першин (кличка «Першинг») из другого классного отделения нашей роты - краснощекий щеголь из Мурманска. Причем, Славка Першин заступил «без малейших претензий», лелея в душе определенные романтические планы на «блатной пост». Более того, именно «блатной пост» и был главным аргументом и единственным условием, чтобы Славка безропотно подменил Витю Копыто в гарнизонном карауле.

В данный момент у «Першинга» не было постоянной девушки для развития мало-мальски серьезных отношений, и приглашать на неожиданное «удачно подвернувшееся» свидание было естественно некого. Поэтому, лихо надвинув пилотку на нос, максимально ослабив поясной ремень с подсумком для магазинов с патронам так, что идеально начищенная ременная бляха со звездой повисла на самом кончике его мужского достоинства и молодцевато собрав начищенные до неприличного блеска сапоги в «гармошку», Слава Першин принял героический вид советского курсанта в пику сомнительному образу обожравшегося стероидами и вечно небритому американскому «Рэмбо», далеко не первой свежести.

Для придания гармоничной законченности своему образу видавшего жизнь вояки, курсант Першин в нарушении требований Уставов гарнизонной и караульной службы, будучи на боевом посту, повесил свой автомат Калашникова не на плечо, как полагается, а на свою героически выпяченную вперед богатырскую грудь, кстати, щедро украшенную всевозможными военными значками. Причем, абсолютно, честно заслуженными.

В результате, стандартный автомат Калашникова занял местоположение на Славкиной груди на манер немецкого автомата «шмайсер». Осталось еще рукава на гимнастерке закатать по локоть и можно смело фотографироваться на политический плакат под лозунгом «Гроза НАТО!».
Затем, небрежно забросив на ствол и откинутый приклад автомата АК-74 две свои показательно расслабленные ручонки, с видом умудренного опытного воина, «Першинг» принялся неторопливо, с походкой «от бедра» прогуливаться по маршруту «блатного» поста.
Несколько десятков вальяжных шагов до угла архива, затем поворот на 90 градусов и еще пару десятков шагов до границы здания, разворот на 180 градусов и обратно, не забывая при этом очаровательно улыбаться всем проходящим мимо девчонкам, которые были хоть немного симпатичней крокодила и стройнее верблюда. Поймите правильно, потенция «Першинга» уже булькала у него в ушах, а рубить дрова по ночам и звонить в колокола - это, не наши методы.

Бросив молниеносный взгляд, полный неразделенной любви на потенциальный объект воздыхания, Славка скромно опускал свои невинные глазки в землю, страстно закусывая нижнюю губешку. Короче - пара стандартных приемов из арсенала великого Казановы. Нельзя сказать, что улов был фантастически удачный, но поклевка была достаточно активная. Многим симпатичным студенточкам откровенно говоря приглянулся краснощекий молодец с автоматом Калашникова на могучей груди.

День упрямо близился к завершению, солнышко неумолимо клонилось к закату, прохожих на улице становилось все меньше и меньше. Славка был в приподнятом настроении, не переставая одаривать уже немногочисленных прохожих своей лучезарной улыбкой «а-ля-Голливуд» и продолжая надеяться на скорейшую встречу со своей «единственной и неповторимой». А дальше произошло следующее.

Першин, двигаясь по установленному табелем поста маршруту, доходит да угла здания архива, делает поворот на 90 градусов и к полной для себя неожиданности, нос к носу, сталкивается с угрюмым человеком средних лет. Славка приветливо улыбается и, почти прижавшись спиной к стене архива, пытается пропустить мрачного незнакомца, который совершенно немотивированно, прямо в упор - с расстояния 2-х метров 5-ть раз стреляет в молодецкую грудь безмерно удивленного таким развитием событий, курсанта Першина из пистолета ПМ - 9-миллиметровый пистолет Макарова.

Бандит ждал курсанта, затаившись за углом здания городского архива уже с пистолетом в руке. Тоесть, этот мерзавец не колебался ни секунды, безжалостно посылая в грудь 19-летнего мальчишки, облаченного в военную форму, 5-ть зарядов равнодушной смерти.
Кстати, мы тогда еще долго думали и пытались анализировать: «Почему именно 5-ть пуль полетело в Славку, а не 6-ть, 7-мь или - не 8-мь?! Ведь в обойме ПМ 8-мь патронов, а при большом желании, стандартный ПМ можно снарядить и 9-ю патронами - один в стволе и восемь в обойме. И ребята пришли к однозначному и неутешительному выводу - очевидно 5-ть патронов, это все, что было в арсенале у бандита?! Была бы у него тысяча патронов, курсант Першин получил бы всю тысячу смертей в свою юную плоть».

Но произошло немыслимое - смерть пожалела хорошего парня Славку Першина. Разгильдяйство, позерство и личная недисциплинированность спасли жизнь курсанта Першина. Непостижимо, но все 5-ть пуль, выпущенные преступником, попали в автомат Калашникова, висящий на манер немецкого «шмайсера» поперек груди военного раздолбая.

Огромное спасибо и низкий поклон заслуженному оружейнику за его феноменальное творение. В тот вечер, автомат Калашникова сыграл роль импровизированного бронежилета. Он стойко принял на себя убийственную энергию пяти штук 9-миллиметровых тупорылых свинцовых чушек.

Одна пуля, пробив магазин с патронами, застряла в нем. Еще три пули попали в затворную раму и ствольную коробку с механизмом автомата. Отброшенный кинетической силой 4-х пуль калибром 9-ть миллиметров к стене архива, курсант «Першинг» заорал так, что его услышали за 3-ри квартала от поста - в караульном помещении гарнизонной комендатуры.

Напуганный криком жертвы ничего непонимающий преступник выстрелил в 5-й раз. Пуля, скользнув по газовой камере, ударила в цевье автомата и, уйдя на рикошет, плашмя вошла в ногу часовому. Последняя 5-я пуля, потеряв свою убийственную энергию, прорвала ткань галифе и кожу бедра, засела в мышечной ткани курсанта. Раненный Першин тяжело осел на колени, но орать не прекратил. Ошарашенный и обалдевший преступник в панике убежал.
Из караулки прибежала тревожная группа курсантов с автоматами и, следом подскочил дежурный ГАЗ-66 с вооруженным подкреплением.

Славка сидел на асфальте, прислонившись спиной к стене архива и, с отчаянным упрямством дергал затворную раму, безуспешно пытаясь перевести свой изувеченный автомат в боевое состояние. Вокруг него на асфальте валялись 5-ть стрелянных гильз от пистолета ПМ.
Одна штанина его галифе была красно-бурого цвета. Курсант Першин уже не мог орать. Он совершенно сорвал свой голос и только тихо сипел.

Прочесав пару близлежащих кварталов, мы никого не нашли. Оказав раненному «Першингу» первую помощь на месте, его погрузили на ГАЗ-66 и быстренько отвезли в госпиталь. Пост у архива был немедленно усилен.

К счастью, ранение у парня оказалось совершенно «несерьезным». Дежурный лекарь поддел пулю пинцетом и быстро извлек ее из раны. Пуля была вся мятая и деформированная. Неслабо ей досталось, пока она хаотично долбилась в рикошетах о составные части автомата курсанта Першина.

Симпатичная медсестричка вколола нашему бойцу что-то успокаивающее и чуть погодя загнала Славику укол от столбняка под лопатку. При этом она смотрела на «Першинга» откровенно влюбленными глазами. Герой, ничего не скажешь. Причем, герой, рожденный в рубашке - счастливчик!

А Славка сипло ругался.
- Бля, вот не повезло, так не повезло. Вот тебе и хваленый «блатной» пост, погибнешь ни за что. Так нарвался! За что?! Ведь реально чуть не загасили по ошибке. Твою мать... Копыто - сука! Чего он там такого жуткого натворил, что его как Джона Кеннеди мочалят посреди белого дня. Может он - гандон штопанный, какую девицу обесчестил, или жениться одновременно на троих обещал?! Так, я то здесь при чем?! Я же ни ухом, ни рылом... Говнюк ваш Копыто, так ему и передайте. Не согласный я за него пулю в брюхо получать! У меня желудок слабый, не умею я свинец переваривать, изжога потом долго мучает. Короче, передайте вашему Витьке, будет должен...

У Славика еще нашлись силы и воля, шутить при таких совсем невеселых обстоятельствах. А может, он еще находился в шоке от пережитого?! Кто знает?! Нам всем было не до смеха. Тревожное недоумение прочно поселилось в мозгу у каждого курсанта из состава гарнизонного караула.

Автомат Першинга представлял жалкое зрелище. Предохранительная скоба и ствольная коробка пробиты насквозь и загнуты вовнутрь, магазин с патронами пробит, затворная рама и цевье искорежены. Калашик пришел в полную негодность - ни стрелять, ни с предохранителя снять.
Данное происшествие произвело на состав караула неизгладимое впечатление. Мы напряглись и осознали, что спокойное время в государстве уже закончилось.

Плоды перестройки и политика Горбачева давали о себе знать. В стране наступала эра кооперативного движения. На окраинах необъятной Родины поднимало голову и зацветало буйной плесенью оголтелое националистическое движение. Появлялись первые рэкетиры и отмороженные бандюганы. Всем вышеперечисленным господам позарез нужно было автоматическое оружие, причем, любой ценой - даже ценой жизни 19-летнего парня.

Вечером, после сдачи караула, мы молча тряслись в громыхающем кузове училищного «УРАЛА», говорить не хотелось. Каждый курсант, крепко сжимая в руках свой родной АК-74, ушел в себя и в который раз обдумывал случившееся происшествие, а также - последующее чудо с фантастическим спасением «Першинга». Оказаться на его месте никому из нас, откровенно говоря, не хотелось.

Неожиданно Женька Ящиков встрепенулся.
- Охренеть, 5-ть штук всадили в упор! Представить страшно, чем бы все закончилось, если бы Славка свой автомат на плечо повесил, как по Уставу полагается. Кстати парни, а ведь точно - сегодня на «блатном» посту должен был стоять общепризнанный везунок - Витька Копыто! Значит, «Першингу» реально повезло, и Бог закрыл его от неминуемой смерти вместо нашего незабвенного Витеньки, которого, как всем вам известно, он очень любит! Мда, однако... Кто-нибудь будет возражать?!