Хозяин Затона

(окончание)

Они пришли вчетвером через два дня, рано утром, застав Бориса врасплох у воды и без ружья. Его долго и профессионально били, стараясь не оставлять на теле никаких следов, и бросив у пристани, подожгли сторожку с сараем на берегу. До бронекатера они не дошли, видимо не подозревая о его существовании. Перед тем, как уйти, старший разбил его ружье об столб и зашвырнул обломки оружия в воду.
- Значит, так...хозяин хренов...чтобы завтра утром духа твоего здесь не было. Сам доигрался...тебя ведь по хорошему предупреждали... Не заставляй нас повторить сегодняшнее мероприятие...
Борис лежал на боку и смотрел, как удаляются их силуэты, плача не столько от боли в измочаленном умелыми руками теле, а больше от стыда, бессилия и безысходности. Только через час, когда боль немного отступила, он сумел подняться, и кое-как добраться до катера.
Всю ночь Борис думал. Он думал о Марине, так неожиданно появившейся в его жизни, и так же неожиданно пропавшей. Он думал о детях и бывшей жене, перед которыми почему-то всегда чувствовал себя виноватым, он думал о том, что идти ему, в сущности некуда, а каюта старого бронекатера и есть его настоящий дом. А еще он думал о том, что, наверное, вот так же и умер и его подводный крейсер, отданный продажными политиками на откуп дельцам, и исчезнувший, навсегда, в сталеплавильных печах, не дослужив отмерянный ему срок до конца. И когда на следующий день утром, он услышал сирену подходящего судна, то никаких сомнений в том, что делать у него уже не было. Как и не было чего терять, кроме палубы своего корабля. Он поднялся наверх, и поскидывал за борт весь брезент и мусор укрывавший, увы, недействующие, но внешне очень грозные орудийные и пулеметные башни бронекатера. Потом запустил дизеля и приготовился дать ход. Сбросить концы, которыми катер был закреплен, между двумя старыми речными трамвайчиками было минутным делом, и приготовившись, Борис замер в боевой рубке, вглядываясь в утренний туман, стелящийся над рекой.
Когда наконец в разрываемых ветром клочьях тумана начал проявляться силуэт плавкрана с буксиром, Борис поднес гарнитуру громкоговорителя ко рту.
- Внимание на буксире! Стоп машина! Прекратить движение! В случай невыполнения открываю огонь!
Борис понимал, что на плавкране и буксире сидят самые простые люди, которых наняли на работу, и скорее всего они даже рады этой работе в это нелегкое время, но выхода не было, и оставалось только брать их на испуг. Другого варианта у него не оставалось. Буксир сбавил ход, а затем совсем остановился. Потом загрохотал его громкоговоритель.
- А кто там такой умный стрелять собрался?
- Капитан 3 ранга Сизов!
С буксира раздался смех.
- Это ты что-ли сторож? Эх ты пердун упрямый, тебе что, мало накостыляли! Ну, держись дядя!
И буксир, видимо отцепившись от плавкрана, начал разворачиваться, чтобы подойти ближе. И в этот же момент взревели моторы бронекатера, и тот, словно соскучившись за долгие годы бесцельного стояния, резво рванул с места, рывком вылетев из тени окружавших его кораблей.
- Сизов, сторож, это что еще за хрень такая!? Бл...! Поворачивай, поворачивай...
Но было уже поздно. Бронированный ветеран неумолимо надвигался на буксир, который, не смотря на все старания рулевого, никак не мог отвернуть борт от стремительно приближавшегося носа какого-никакого, но все- же боевого корабля. Через мгновенье нос бронекатера, словно консервный нож, вошел в самую середину корпуса дряхленького буксира. Старая броня не подвела. Он взрезала корпус буксира, как бумагу, и когда Борис дал задний ход, а в пробоину буксира хлынула волжская вода, оказалось, что нос катера даже не деформировался.
Буксир начал крениться и довольно быстро, пофыркивая пошел ко дну, и вскоре над водой осталась торчать только его мачта с развевающимся потертым флагом. Жертв не было. Весь экипаж буксира, вместе с его пассажирами, попрыгали в воду и энергично переместились на плавкран, благо тот остался стоять недалеко. Борис же вывел свой корабль ближе к выходу из затона, и остановившись так, чтобы не дать возможности никому больше не войти в него, бросил якорь. Осаждающие, потерпев фиаско, никаких действий не предпринимали, видимо совещаясь по связи с руководством. Борис сидел в рубке, пил кофе, и наблюдал, как через пару часов с крана спустили шлюпку, которая повезла на берег нескольких человек, скорее всего и числа тех, кто командовал всей этой операцией.
Ближе к вечеру в затон прибыл автобус с ОМОНом и «Волга» с каким-то милицейским полковником. Тот, забавно и весело картавя в мегафон, часа два уговаривал Бориса сдаться на милость властям, обещая полное прощение и прочие блага. Борис не отзывался, справедливо полагая, что во первых все это обман, а во вторых, прекрасно понимая, что срок ему уже и так светит немаленький, год больше- год меньше, а оттого, стоит доиграть эту пьесу до конца. Закончив положенную по должности агитацию, и не получив никакого ответа, полковник уехал, а вот ОМОН на приступ плавкрепости не пошел, видимо из-за отсутствия морских навыков, скрытой водобоязни и что скорее всего, из-за отсутствия видимой живой цели. Да и стволы бронекатера выглядели очень убедительным доводом в пользу того, что соваться ОМОНу на него, как на пенсионеров на первомайской демонстрации не стоит. Они просто выставили пару постов на пристани, разожгли костры на берегу и добросовестно охраняли сон Бориса до следующего утра, не делая никаких попыток высадить диверсионную группу на борт мятежного катера.
Следующим утром, вблизи появились два катера с милицией, правда, быстро ретировавшихся на довольно приличное расстояние, стоила только Борису попытаться повернуть орудийную башню в их сторону. Потом на пристань прибыл все тот же полковник милиции, правда, теперь уже вместе с местным военкомом. Они снова по очереди то увещевали, то пугали Бориса, изощряясь в довольно куртуазной словесности, потом устали и ретировались в направлении своих машин. Еще через час на берег выполз БТР, и его башенка с крупнокалиберным пулеметом сразу начала поворачиваться, ища в прицел его корабль. На помощь осаждающим прибыла российская армия. Борис поежился. Будучи профессиональным военным, он тем не менее никогда не воевал. Точнее сказать воевал, но на другом, «подводном фронте», где свой табельный офицерский Макаров, он за всю службу держал в руках всего пару-тройку раз. Поэтому сейчас ему приходилось надеяться только на каленую броню своего «крейсера» и собственное везение. Собственно, он не сомневался в своем корабле, но стало как-то немного неуютно. На БТР влез уже другой офицер, в камуфляже, звание которого Борис как не старался, рассмотреть не смог. Но это уже был явно не милиционер, и не военкоматовский деятель, а настоящий военный. Офицер коротко и громко прорычал в мегафон ультиматум. 10 минут на сдачу или он открывает огонь. При этом офицеру откуда-то сзади подали в руки РПГ, который он несколько минут демонстративно поднимал над головой, явно показывая то, что одним пулеметом их арсенал не ограничивается. Вот тут, Борис на один единственный миг, неожиданно пожалел о том, что затеял. На удивление ему стало жалко совсем не себя, а корабль, который сейчас был его единственной защитой. Но минутная слабость прошла сразу, как только он вспомнил, что и его моментально пустят на иголки, стоит ему сдаться. Борис, одернул себя, и стал соображать, что делать дальше. То, что пулемет не причинит ему никакого вреда, он был уверен на все сто. Боевая рубка и корпус были непробиваемы. Но вслед за ним, его могли начать бомбить гранатами, действие которых на броню он уже предугадать не брался. А значит оставалось одно. Идя на таран милицейских катеров, прорываться на открытую воду, в саму Волгу. Что он будет делать там, Борис не задумывался, решив, что дальше видно будет.
Через десять минут по нему открыли огонь. Первые пару очередей были пристрелочными и легли в воду рядом с бортом катера. К этому времени Борис уже начал циркуляцию, для выхода из затона, и бронекатер тяжело стуча дизелями, поворачивался к берегу кормой. Третья очередь хлестанула по броне надстройки, в тот миг, когда Борис, нацелившись в проход между милицейскими катерами дал полный ход. Оттуда тоже сразу полоснула автоматная очередь. Он не хотел их таранить, но выбора не было, и его бронекатер, разрезая форштевнем воду, рванул вперед...


* * *

Марина сосредоточенно гнала автомобиль по ночному Горьковскому шоссе в сторону Москвы. Ночью, когда Борис забылся тяжелым, нервным сном, она тихонько вылезла из под одеяла, оделась и ушла на берег. Села в машину и задумалась. То, что Борис не отступит, он поняла сразу и окончательно. Она даже не пыталась его уговаривать, потому- что видела в его глазах что-то такое гордое и непреклонное, что любые слова оказались бы глупыми и бессмысленными. Но она поняла еще одно. То, что там, на старом корабле спало не просто какое-то существо мужского пола, случайно оказавшееся на ее жизненном пути в этот момент. Там спал ее мужчина. Тот, которого она должна была встретить еще много лет назад, а нашла только сейчас, меньше двух недель назад, и которого сейчас до смерти боялась потерять. И сейчас за рулем уже сидела не та Марина, которой она была всю свою жизнь. Сидела сильная и целеустремленная женщина, которая решила сражаться за свое, пусть маленькое бабье, но настоящее счастье, которое, наконец, нашло ее. И когда она завела двигатель, она уже точно знала, что ей делать.
К банку бывшего мужа, она подъехала ровно к десяти утра, не заехав домой ни переодеться, ни даже умыться. Охрана, хорошо знавшая ее, молча пропустила Марину в здание, только предупредив по рации, что к шефу приехала его бывшая. И когда Марина поднялась на пятый этаж и без стука открыла дверь его кабинета, он уже ждал ее стоя за столом.
- Здравствуй, Марина...
-Здравствуй, Тимур!
Пару мгновений они молча смотрели друг на друга.
- Марин, ты что ко мне сразу с пикника приехала?
Марина, направляясь сюда, абсолютно не задумалась во что одета, и сейчас мельком представив, как она смотрится в этих королевских апартаментах в шлепках, мятых джинсах, старой рубашке, ненакрашенная и с простым пучком волос, на голове стянутым резинкой, усмехнулась.
- Примерно так... Тимур, мне нужна твоя помощь.
Поликарпов плюхнулся в свое огромное кресло.
- Что-то подобное я и предполагал услышать...Садись...вещай...
Марина отодвинула стул, села.
- Тимур, я хочу, чтобы ты мне кое-что купил. В собственность. Это наверное очень дорого, но я отдам все. Квартиру...точнее, извини, две квартиры, все драгоценности, которые ты мне оставил, там ведь есть очень дорогие вещи... но это надо сделать сейчас, сегодня!
Тимура сказанное бывшей женой заинтриговало. Она никогда не интересовалась делами и никогда ничего у него не просила. И еще, он никогда за все годы не видел ее такой вот: растрепанной, без косметики, но на удивление, какой-то молодой, свежей, загорелой...и очень красивой.
- Ладно, Марина...шутки в сторону. Что у тебя случилось? На тебя какие-нибудь идиоты наехали что-ли?
Марина посмотрела на него, вздохнула.
- Только Тимур дослушай до конца и не перебивай. У меня не у кого просить помощи, кроме тебя. Все вопросы потом. После нашего развода я уехала к маме...
Когда она закончила говорить, они оба несколько минут молчали. Потом Тимур нажал селектор.
- Настя, два кофе...Марина, тебе капуччино? Два американо и один капучино...большой, с шоколадом и корицей. И бутербродов...побольше. Быстрее.
Потом откинулся на спинку кресла. Достал сигару, повертел ее в руке и бросил на стол.
- Марина, а ты не рассматриваешь свой визит ко мне, как самую беспрецедентную наглость? Твою мать...Это же уму непостижимо! У тебя же по углам еще мои трусы валяются...да ты... Я же тебя ни в чем не обидел, никто так сейчас не разводится, как мы...тебе ли жаловаться? А теперь она ко мне заявляется, за своего мужика нового просить! И что просить!!!!
Марина, молча сидела и только руки ее нервно медленно сжимались и разжимались, комкая носовой платок.
- Ну, что молчишь?! Что?! Ты...ты... ты что на самом деле любишь его Марина?
Марина молча кивнула головой.
- Скажи мне честно, он появился после нашего развода...или до?
Марина грустно улыбнулась.
- Он появился 23 июня этого года в девять часов утра.
Тимур криво усмехнулся.
- Фантасмагория какая-то...то же мне, Ромео и Джульетта предпенсионного возраста... Гм...а если я сделаю это для него, ты вернешься ко мне? Ведь за все надо платить...А мне с тобой было уютно, надо признать...
Марина подняла на него глаза.
- Ты это серьезно? Ты...как ты можешь? А твоя новая супруга как же?
- А никак...дура она набитая...абсолютный ноль с сиськами...Так что? Вернешься?
Марина молчала. Она ожидала чего угодно. Что ее не пустят и на порог банка, что Тимур прогонит ее сразу, как только узнает о цели ее визита... Тогда бы она знала, что делать, хотя шансов на успех в этом случае почти не оставалось. Но вот что он предложит в обмен на это вернуться к нему...И в этот же миг она вдруг подумала о Борисе, который вообще был один, один против всех, и отступать не собирался. И она решилась.
- Да...вернусь. Но только после того, как получу документы, оформленные на меня.
Тимур стоял и смотрел на нее. Молчал и смотрел. Потом как-то кривовато улыбнулся. Постучал кулаком по столу.
- Значит правда любишь его...обыкновенного сторожа...господи-боже, моя бывшая жена втюрилась в бомжа...
- Офицера...
- Да сторожа! Ладно. Езжай ка ты домой. Выспись. А я тут попробую твою проблему решить. И не спорь...ты мне мешаешь. Давай, давай...тебе водителя вызвать?
И наклонился к селектору.
- Настя, так...Еще раз ты мне столько времени будешь кофе готовить, будешь в обменном пункте в Северном Бутово куковать со всей своей модельной внешностью!!! Только в ночную смену!!!! Срочно ко мне руководителя отдела проектного финансирования, начальника службы безопасности...и...ладно, пока хватит этих двух пока...Бегом!!! Шевели ягодицами!
Пока он командовал по связи, Марина встала, тихонько вышла из кабинета и ушла.
Дома она приняла душ, потом попыталась что-то поесть, но кроме кофе в горло ничего не лезло. Марина легла в постель, но сон тоже не шел. Она лежала, натянув простынь до глаз и думала о Борисе. Она теперь как-то очень спокойно приняла то, что ей придется вернуться к Тимуру, скорее даже не думала об этом серьезно, а просто вспоминала Бориса и улыбалась неизвестно чему. Тимур позвонил только вечером.
- Алло...Марин, это я. Ну, вообщем все нормально. Хотя форс-мажор ты мне устроила изрядный. Завтра к вечеру документы будут готовы. Не скажу, что это было легко, за эту свалку пришлось выложить вполне приличную сумму. Труднее было объяснить совету директоров, но, слава богу, я пока еще Поликарпов... Так, что спи спокойно и жди меня. Тут кое-что еще утрясти надо, а я завтра вечером бумаги сам завезу. До встречи.
Марина так и не уснула в эту ночь. Ей хотелось как можно быстрее сообщить Борису, что все закончилось, и в то же время она не могла этого сделать, не сказав какой ценой это ей удалось. Весь следующий день она полуодетая и растрепанная, бродила по квартире, бездумно перебирая вещи, переставляя разные безделушки с места на место, и непрерывно употребляя кофе. Наконец, около семи вечера раздался звонок в дверь. Марина открыла.
- Привет, жена....
Тимур по хозяйски шагнул в квартиру.
- Привет....Ты принес?
Тимур улыбнулся и достал из-за спины папку.
- Здесь. Ну, ты хотя бы обрадовалась мне...хоть немного...мы же вроде снова вместе...
Марина подняла на него сухие и строгие глаза.
- Я рада. Покажи документы.
Она пролистала бумаги. Банк перекупил у новых хозяев отстойник со всеми находящимися в нем судами, вместе с арендой территории на пятьдесят лет. Там же были нотариально заверенные документы, что все это, передается банком в собственность Боровиковой М.В. вместе со всеми обязательствами и прочим.
- Спасибо Тимур. Я сейчас же поеду туда, за один день переоформлю документы на него... Обещаю...вернусь сразу...
Тимур смотрел на Марину и никак не мог понять, зачем он ушел от этой женщины. Молодая стерва надоела ему после первой недели совместной жизни. Посчитав, что теперь можно все, она просто извела его своими капризами и воистину королевскими запросами, находясь при этом все время в состоянии перманентной истерики. Тимур сбежал в Москву, под предлогом неотложных дел, оставив ее на Лазурном берегу блаженствовать в одиночестве еще на месяц, заткнув рот платиновой кредитной картой. Теперь она доставал его только по телефону, прямо как по расписанию три раза в день, дежурными фразами о том, что очень скучает, страдает и прочее. Тимур смотрел на Марину, и понимал, что вернуть ее уже не в силах, и это наполняло его какой-то, непривычной горечью и тоской, как будто именно сейчас что-то уходило от него окончательно и безвозвратно.
- Я верю Марина...ты всегда держала слово.
- Тогда я поехала. Закроешь...ключи ведь у тебя остались...
Марина засунула документы в сумку.
- Подожди...Марина, ты, правда так любишь этого пенсионера, что...продаешь себя мне, только чтоб ему было комфортно...просто хорошо и спокойно...и чтобы он там прел среди этого старья до смерти без забот?
Марина остановилась. Повернулась к Тимуру.
- Люблю! Как никого не любила! И буду любить... этого ты мне не запретишь...Я...я первый раз в жизни...
Она замолчала.
- Да что тебе говорить... Ты кажется уже давно все по курсу доллара меряешь...
Тимур достал из кармана портсигар. Он редко курил, но сейчас ему нестерпимо хотелось почувствовать на губах горький вкус табака.
- Да успокойся Марина...сядь...
Он пододвинул ей стул. Долго мял сигарету. Прикурил. Марина молча стояла.
- Да сядь ты! О, боже...да меня же все засмеют, если узнают... Не надо возвращаться ко мне....оставайся с ним раз уж так... Дурак я, а отец был прав. Ты и в самом деле лучшая... Будем считать, это моим свадебным подарком...тебе...вам...
И вот тут Марину отпустило. Она практически свалилась на стул, и даже папка с драгоценными бумагами выпала из ее рук.
- Ты...ты...
- Только не надо много эмоций...а то начну еще терзаться ненужными сомнениями... Тут другая напасть... я уж поинтересовался, как там обстановка...так вот твой вояка, кажется там войну начал...
После этих слов Марина испугалась по настоящему, и впервые в жизни свалилась в глубокий обморок...

* * *

До милицейских катеров оставалось совсем немного, когда стрельба с берега неожиданно прекратилась. Сначала Борис не обратил на это внимание, ожидая столкновения с милицейскими катерами, но вдруг заметил, что и с милицейских катеров перестал доноситься перестук автоматов Калашникова.
- Капитан 3 ранга Сизов! Борис Иванович! Борис Иванович! Сбавьте ход! Произошло досадное недоразумение!!! Мы прекращаем огонь!!! Пожалуйста не стреляйте по нам!!!
Грохочущий металлический голос доносился именно с тех самых катеров, которые аккуратно отходили в сторону, пропуская его бронекатер в реку.
- Борис Иванович!!! Не стреляйте!!! Остановитесь!!!
Борис останавливаться не желал. В этот спектакль милицейской хитрости, он, как любой нормальный человек не верил, и сейчас только наоборот старался выжать из своего «старого бронированного бойца» максимум скорости, чтобы уйти на просторы Волги.
- Борис Иванович!!! Мы с вами говорим по просьбе нового собственника!!! Марина Викторовна Боровикова просит вас остановиться. Вам ничего не угрожает!!! Она просила передать, что вы ей нужны, навсегда!!!
Сначала Маринино имя проскользнуло через уши Бориса, не зацепившись не за одну мысль, но потом вдруг он как-то сразу опомнился, и сообразил, что громкоговоритель, рычащий над водой, настойчиво повторяет ее имя. И он как-то сразу, и со стыдливым облегчением сбросил ход, ложась в дрейф. Напряжение его сразу как-то спало, и неожиданно защемило сердце, да так, что Борис еле дотянулся до аптечки с нитроглицерином. Потом все было как в тумане. Сначала на борт катера высадилась группа милиционеров, с каким-то незнакомым молодцеватым мужчиной, который едва взглянув на Бориса, сразу же начал срочно вызывать врача по рации, и все вокруг, как-то засуетились и бросились помогать, кто во что горазд, даже не пытаясь надеть на него наручники. После на берегу ему делали уколы в карете «Скорой помощи», и он более или менее придя в себя, наотрез отказался ехать в больницу, и его почему-то снова послушались, и отнесли снова на катер, где и оставили под присмотром хорошенькой медсестры. А через несколько часов, когда ему стало гораздо лучше, и он, отодвинув санитарку, выбрался на палубу покурить, на берег вынеслись два черных автомобиля с московскими номерами, из одного из которых выскочила Марина и бросилась к нему...
Тимур в своем антиолигархическом альтруизме пошел до конца и сделал для Марины, все что мог. Он поднял на ноги руководителя филиальной сети своего банка в этой области и начальника ГУВД области, известием, что неизвестные рейдеры совершают налет на собственность его жены. Все это было подкреплено копиями документов пересланных в электронном виде, и очень конкретными суммами в иностранной валюте, аккуратно и молниеносно розданными на нужных ступенях правильным людям. Вслед за этим в область, частным самолетом, вылетел замначальника службы безопасности банка с оригиналами документов и массой полномочий. Все это, название банка, фамилия Тимура постоянно мелькавшая в деловых новостях страны, и неограниченный кредит выданный представителю Тимура, сделали свое дело и вся правоохранительная система, совершила словами моряков «реверс», сразу задержав всех присутствующих на берегу налетчиков без разбора. Они к слову сказать, людьми были нанятыми, и хозяева, неожиданно получившие от Поликарпова сумму далеко превышавшую их ожидания, даже не нашли нужным уведомить их о прекращении осады. К счастью серьезно пострадавших в инциденте не оказалось, об утопленном буксире и сожженной сторожке все как-то сразу «забыли», рабочим на всякий случай заплатили за несделанную работу, потраченные патроны «списались» сами- собой, а офицер, издалека демонстрировавший Борису РПГ, увез в расположение своей части, на том самом БТРе десяток новеньких телевизоров. И даже бронекатер, каким-то «чудом» оказался частным плавсредством, оформленным по всем правила на гражданку Боровикову М.В, со всеми вытекающими документами, печатями и сертификатами. Да и сам Борис, внезапно узнал, что уже несколько недель работает у этой самой гражданки официально нанятым сотрудником ее маленькой компании, и все что произошло в Затоне, закон рассматривает как абсолютно правомерную самооборону при защите частной собственности. Рейдеров тоже отпустили, и они, как ни странно оказались самой пострадавшей стороной, без денег за «выполненную работу» и с синяками от разозленных милиционеров. К суду их не привлекли, но из области выдворили в миг, пожелав на прощанье объезжать эту местность стороной. Вообщем через пару дней, об этой истории все постарались забыть, и даже из тиража местной газетенки волевым указанием главы администрации была выкинута статейка одного ушлого журналиста, под вполне уместным названием «Сражение в Затоне. Броненосец Потемкин или крейсер Варяг?».
Поженились они через месяц, у Марининой мамы дома, справив тихую и скромную свадьбу. Марина, через два года все-таки выстроила на берегу Затона, к этому времени официально носившему название «Частный музей речного флота», хороший и крепкий дом. Борис не возражал, так как понимал, что палуба его любимого бронекатера, не самое лучшее место для младенца. Она родила ему сына, голосистого розовощекого мальчишку, как две капли воды похожего на отца. В Москве с тех пор она была очень редко, и исключительно по самым неотложным делам, стараясь не задерживаться больше чем на сутки. С Тимуром они больше не виделись, да и не стремились, понимая, что говорить им вообщем-то не о чем и незачем, хотя чувство глубокой благодарности ему за несвойственный этой эпохе благородный поступок, Марина всегда хранила в своем сердце... Самое удивительное, что ее старшие дети с удовольствием и часто приезжали к ней, очень трепетно относясь к своему младшему братику, и даже крепко подружились с Борисом, чего, к сожалению нельзя было сказать о его детях и всех родственниках. И это было единственное, что омрачало ему то ощущение простой человеческой радости от жизни, радости которая появилась так внезапно и так стремительно в него уже немолодые года, что он никак не мог надышаться ее пьянящим воздухом...
Они так и живут там, на берегу затерянного от всех речного затона спокойно и счастливо, а иногда, по ночам, на Волге даже можно заметить приземистый силуэт старого бронекатера, со странным для такого корабля названием «Маринка- пружинка»....

Зона рискованного земледелия

Освоение полком новой техники шло успешно. То есть никак ни шло, личный состав топтался на месте. Хотя, говоря по совести, достижения имелись, и техника уже была практически освоена. Осталось только, как говорят лётчики, совершенствовать боевое применение. Вот здесь и возникла заминка. Если в стрельбе результаты были как минимум не хуже прежних, то с бомбометанием на малых высотах был полный швах. Как говаривал начальник полигона, лётчики попадали в полигон, но не более. И, несмотря на форсированные занятия теорией в перерывах между полётами, стронуться с мёртвой точки не удавалось.
Командир полка, гвардии подполковник Перепрыжкин, сидел в своём кабинете, тоскливо уставившись в график подготовки к лётно-тактическому учению.
Дёрнул же его чёрт доложить наверх, в округ, что его полк опережает график. А там тоже рады стараться, и вот, жди теперь, товарищ подполковник, комиссию из министерства Обороны.
А что им предъявить? Как полк дружно мажет по мишеням?
Переприжкин стиснул в кулаке авторучку. Пластмасса не выдержала, треснула. Меж пальцев просочились чернила. Это стало последней каплей. Швырнув в урну изувеченное импортное перо, Перепрыжкин поднялся со своего кресла. Нужно было срочно сорвать на ком-то зло. И подполковник решительной походкой направился в класс первой эскадрильи.
- Товарищи офицеры! - кто-то слегка испуганным голосом подал команду, едва подполковник показался в двери.
Грохот стульев, шелест литературы, и около сорока человек застыло по команде смирно.
- Вольно! - скомандовал командир полка, окидывая взглядом класс.
На первый взгляд, всё нормально. На столах конспекты, карты, техническая литература. Но разве проведёшь опытного служаку? Вот за одним столом как бы случайно оказались трое командиров звеньев и замполит. Ага, случайно, если учесть, что все четверо заядлые преферансисты.
- Краснобаев, - обратился к замполиту Перепрыжкин, - что за банчок ты там собрал? Почему у тебя командиры звеньев не со своими подчинёнными сидят? Пульку расписываете?
- Никак нет, товарищ подполковник. Обсуждаем возможные ошибки определения угла прицеливания! - без запинки отчеканил Краснобаев, в левой руке под столом он держал карты, не удержавшись тайком взглянул на них и едва не застонал. - Эх, сейчас бы на мизерах сыграть, даже прикуп не нужен!
- И к какому выводу вы пришли? - хмыкнул Перепрыжкин.
-А это лейтенант Крайнов сейчас доложит, - не моргнув глазом, перевёл стрелки замполит.
Едва услышав свою фамилию, сидящий в противоположном конце класса лейтенант вскочил и затараторил как из пулемёта.
- Предположительно причиной ошибки является корреляция тангенса фи на функцию...
- Стоп-стоп-стоп! - оборвал его Перепрежкин, после чего обратился ко всему классу:
- Слушайте меня, орёлики, в этом году округ выделил нам пять «Жигулей» вместо обычных трёх. Тем не менее, у нас на очереди стоит порядка тридцати человек, так вот, моё решение таково: командиры экипажей, которые трижды подряд отбомбятся на оценку не ниже "хорошо", получат талоны вне очереди.
После этих слов Перепрыжкин молча покинул класс.
- Ну, что скажешь? - спросил капитан Похренов у своего лётчика-оператора.
- Чего сказать?- не понял его лейтенант Крайнов.
- Чего-чего, вот оно авто, три бомбы в цель и «золотой ключик у нас в кармане».
У Похренова слегка снесло крышу от столь близкой перспективы. Он уже четыре года стоял в очереди. Один раз его обошли, потом округ выделил меньше, чем того требовалось, а прошлый год прибыли одни «Москвичи», которые Похренов терпеть не мог. Кроме того, у капитана Похренова был с лейтенантом Крайновым уговор: как только тот приобретает авто, то уступает лейтенанту по сходной цене свой мотоцикл.
Мотоцикл был не новый, но добротный «Урал» ещё первых выпусков. Кто не помнит, то свою родословную эти «железные кони» начинали в Германии, а потому умудрились сохранить надёжность и неприхотливость. Это вполне устраивало Крайнова, денег по причине холостятства у него на авто не водилось, да и кто в здравом уме выделит талон на машину лейтенанту? А иметь свой транспорт ох как хотелось. Чтобы это понять, для этого нужно послужить в гарнизоне средней полосы, который хоть и в европейской части, да до ближайшего райцентра тридцать километров. А там, в райцентре, библиотекарша Танечка...
Потому лейтенант был кровно заинтересован в приобретении авто своим командиром. Вот только как добиться этих трёх попаданий?
- Если бы это так просто было, - пробормотал Крайнов, - попасть трижды...
- А ты думай, ты же у нас с высшим образованием, - язвительно заметил Похренов, у которого за плечами были всего лишь курсы младших лейтенантов.
Лейтенант ничего не ответил и в который раз уткнулся в методическое пособие. Но цифры, формулы, диаграммы не желали восприниматься. И вместо решения текущей задачи лейтенант вдруг увидел лицо Танечки, её припухлые и алые безо всякой помады губы, чуть курносый носик, карие с зеленцой глаза. Свои каштановые волосы Таня заплетала в косу, длинную, даже ниже пояса, толщиной в руку, редкость в век коротких причёсок. А мысли, как водится, уже понесли лейтенанта дальше. Вот он в воскресенье подкатывает на мотоцикле к домику, где снимала квартиру Танечка. Вот она выбегает на порог и с восторгом смотрит на восседающего на «железном коне» Крайнова.
- Привет! - скажет лейтенант.
- Привет! - ответит Танечка.
- Давай покатаемся.
- Давай!
Танечка сядет позади него, обхватит руками, тесно прижмётся. На ней летний сарафан, на нём тонкая безрукавка и это совсем не будет преградой для того, чтобы он ощущал её упругое молодое тело.
Они проедут по улицам городка, а затем вырвутся на простор шоссе. Треск мотора, шум ветра, трепет, словно крыльев, Таниного сарафана.
- Таня, - скажет лейтенант, - я тут с воздуха озерцо приметил, про него никто не знает, хочешь, я его тебе подарю?
- Хочу, хочу!- ответит Таня,- мне никогда ещё не дарили озеро!
Они свернут с шоссе на давно неезженную просеку, а потом и вообще на едва заметную лесную тропинку, здесь только «Уралом» и проехать. Десять минут, и они у того самого озерца.
- Как красиво... - шепчет Таня.
Озеро, действительно, сказочное. Небольшое, круглое, словно блюдце, вокруг его берегов водят хоровод ивы, опустив свои длинные ветви до самой воды. И только со стороны, где они подъехали, деревья чуть отступили в сторону, образовав небольшую полянку, которая заканчивалась песчаным пляжем. Вода чистая, прозрачная и в ней отражается небо.
Таня сбросит босоножки, пройдёт босиком по пляжу, аккуратненько, пальчиком ноги попробует воду.
- Тёплая, - и далее разочарованно, - как жалко, я не взяла купальник, а так хочется в воду...
- А ты так, мы же здесь одни, кто увидит? - робко и с надеждой предложит лейтенант.
Таня пристально посмотрит ему в глаза и что-то решит для себя. - Хорошо, только ты отвернись.
Он послушно поворачивается спиной и как бы невзначай касается руля мотоцикла. Теперь ручку потянуть чуток на себя, и вот в зеркале заднего вида видна вся Таня. Девушка, запрокинув руки, снимает сарафан, и лейтенант убедился, был прав в своих ощущениях, она была по-летнему, без лифчика. Затем Таня после минутного раздумья стала снимать трусики. Сердце лейтенанта начало выходить на взлётный режим.
- Не поворачивайся, я смотрю за тобой, - говорит девушка и сама поворачивается к нему лицом. Вскинув руки вверх, Таня неспешно с кокетством закручивает венком свою шикарную косу.
Крайнов застыл, боясь пошелохнуться и оторвать взгляд от отражения в зеркале. Он видит округлые холмики, словно половинки яблок, Таниной груди с аккуратными, похожими на кнопочки электропульта вертолёта, сосками. Тонкую талию, плоский живот с аккуратненьким пупком и чуть прикрытый такими же каштановыми, курчавыми волосами треугольник под ним.
- А ведь догадывается, чертовка, что я в зеркало подглядываю, - смекнул лейтенант, - вон как лукаво улыбается.
Тане ещё некоторое время даёт лейтенанту полюбоваться собой, затем медленно поворачивается и неспешно заходит в воду. Со спины она не менее великолепна.
- Ух! - окунается девушка, - давай, заходи, я отвернулась.
Лейтенант не спеша раздевается и, разбежавшись, ныряет в озеро.
- Ай! Брызги!- возмущается девушка.
Некоторое время они плавают на перегонки, затем останавливаются отдышаться на отмели. Вода доходит им почти по шею, но она прозрачна и лейтенанту видно её всё.
-Ты похожа на русалку, - шепчет он, обнимает девушку и целует её в губы.
-Эй, ты чего? - тычок под рёбра возвратил Крайнова в реальность. - Покраснел весь, дышишь тяжело, тебе плохо?- забеспокоился Похренов.
- Да так, ничего, задумался, - отмахнулся лейтенант.
- И как, надумал чего?
- Да ничего, - лейтенант, швырнул на стол осточертевшую книгу. - Надумаешь тут...
А про себя отметил, что отцеплять коляску от мотоцикла, как планировал ранее, он не будет. Напротив, обязательно спрячет там плед или одеяло, а если повезёт раздобыть, то и небольшую палатку. О том, что перспективы получения Похреновым авто, а им мотоцикла пока весьма призрачны, не думалось. Что-то как озарение свыше вещало лейтенанту о том, что всё будет так, как он задумал.
- Понятно,- только и сказал капитан, взял брошенную Крайновым книгу, повертел её в руках, открыл наугад и тут же захлопнул.
- Понавыдумывают конструктора баллистических вычислителей, а ты тут майся с ними, - с досадой произнёс капитан, причём словосочетание "баллистический вычислитель" он произнёс как матерное выражение.
Похренов с тоской вспоминал старый добрый ми двадцать четыре «а». Никакой тебе излишней электроники, лёгкий, летучий вертолёт. А для бомбометания стоял простой в обращении оптический прицел, который использовался ещё на бомбардировщиках тридцатых годов. Конечно, новая версия «вэ», тоже неплоха, удобная кабина, кондиционер, опять же, первый класс получить можно. Вот только бомбометание...
И вроде же всё правильно делают, а результата нет.
Подполковник Перепрыжкин опять сидел в своем кабинете за столом и тщетно пытался оттереть листом бумаги, чернильные пятна на пальцах. Внезапно раздался звонок телефона. Подполковник вздрогнул и нерешительно снял трубку. Сейчас опять его из штаба округа об успехах терзать будут. Но это было не начальство.
- Милый, - услышал он голос жены, - не задерживайся сегодня долго, я твои любимые голубцы приготовила.
- Хорошо дорогая, - просиял лицом Перепрежкин, - постараюсь сегодня пораньше.
Голубцы - это серьёзно, их подполковник любил безумно. И никто по его убеждению не умел их так готовить, как его любимая Зоечка. В офицерской столовой Переприжкин их даже не заказывал, дабы не осквернять любимое блюдо чужеродным вкусом.
Настроение резко поднялось и мысли потекли в благодушную сторону, что случалось крайне редко. Подполковник обернулся к окну, за которым буйствовала зелень июня месяца.
- А может, я уже чересчур загонял личный состав? - размышлял Перепрыжкин. - Что там у нас завтра? Суббота, по плану парко-хозяйственный день. А, была не была, дам я им завтра лишний выходной. Лето же, пусть отдохнут, глядишь, и результаты улучшатся.
Гвардии подполковник решительно крутанул ручку вызова на телефоне.
- Начальника штаба ко мне.
Через минуту на пороге кабинета возник подполковник Бумажкин.
- Вызывали, Вадим Сергеевич?
- Да, Николай Петрович, объявите на вечернем построении завтра выходной.
- Хорошо, Вадим Сергеевич,- с трудом сдержался, чтобы не улыбаться подполковник Бумажкин.
- И ещё, Николай, приходите с Ниной сегодня вечером, Зоя голубцов настряпала. Давно мы просто так не собирались.
- Непременно будем, Вадим Сергеевич.
Весть о том, что завтра выходной, обрадовала и озадачила Крайнова. По субботам его Танечка ездила в соседний райцентр к родителям. Пока её «механизатор широкого профиля борется за очередной урожай».
Как так случилось, что Таня знала лейтенанта как механизатора? Тому причин несколько. Крайнов страдал довольно широко распространенной лейтенантской фобией. Ему казалось, что всякая девушка только и мечтает, чтобы выйти замуж за военного лётчика. И что будут первичны его погоны, а он сам как личность будет неважен. Отчасти он был прав, таковых девушек действительно хватало. Потому Крайнов никогда не «выходил в свет» в военной форме, а при знакомствах придумывал себе малопрестижные, в основном рабочие профессии. И тайком злорадствовал, глядя, как угасает интерес к нему той или иной юной особы.
С Таней всё вышло иначе. В один из дней они чуть ли не до драки поспорили с Похреновым, в какую сторону вращается приёмный битер комбайна «Колос». Оба считали себя крутыми механизаторами, Похренов год до авиацентра отработал помощником комбайнёра, а Крайнов учился в сельской школе и учебно-производственное обучение проходил как раз по сельскохозяйственным машинам. И даже имел свидетельство о присвоении специальности тракториста-машиниста широкого профиля. Потому никто не хотел уступать. Кончилось тем, что в обеденный перерыв они помчались на мотоцикле Похренова в районную библиотеку, благо это было недалеко.
- Девушка, нам техническое описание комбайна «Колос» пожалуйста, - попросил Похренов.
Девушка-библиотекарь оторвала свой взгляд от журнала и улыбнулась им.
- Ой, механизаторы пожаловали,- колокольчиком прозвучал её голос, - сейчас принесу.
Действительно, без фуражек, которые они забыли в классе, в поношенных синих комбинезонах, а у Похренова, который вечно возился с мотоциклом, ещё и в пятнах масла. Потому они больше походили на механизаторов, чем на пилотов.
Крайнов так и застыл с открытым ртом, он не ожидал увидеть здесь такую жемчужину. По его представлению, все библиотекари - это старушки со скрипучими голосами.
Девушка поднялась и пошла вдоль стеллажей. Длинная коса, простенькое ситцевое платье подчёркивали её юность, стройность фигуры, лейтенант зачарованно глядел ей вслед.
А рядом стоял Похренов, тыкал его в бок и делал знаки глазами, чего, мол, теряешься?
-Вот ваша книга,- протянула девушка увесистый альманах.
Похренов ту же его схватил и удалился за ближайший стол, после чего начал энергично пролистывать. Крайнов же не сдвинулся с места.
- Вам что-то ещё? - полюбопытствовала девушка.
- А... а можно с вами познакомиться? - решился лейтенант.
Девушка улыбнулась:
- Конечно можно, Таня, - она протянула ему руку.
Крайнов осторожно коснулся её узкой ладошки, он не знал как поступить, не пожимать же по-мужски.
- Юрий, - и легонько коснулся губами её руки.
- Какой нынче галантный механизатор пошёл, - засмеялась Таня. - Очень приятно, Юра.
А Крайнов, ободрённый, продолжил развивать успех.
- А что вы делаете сегодня вечером?
- Вы меня на свидание хотите пригласить?
- Я... - лейтенант никак не мог преодолеть робость. И откуда она только взялась в нём, в прожжённом холостяке?
- Пригласите, пожалуйста, я совсем недавно в этом городе, одна, а по вечерам так скучно, - личико девушки приняло горестный вид.
Какое там свидание, да Крайнов сейчас бы с голыми руками на танки пошёл, лишь вернуть на её лицо улыбку.
- Отныне я ваш верный рыцарь, вы до какого времени работаете?
- До семи вечера.
- Полседьмого, я буду у ваших ног.
- Буду ждать, - улыбнулась Таня.
- Ага! Что я говорил, вращается по часовой! - раздался радостный вопль за столом. - С тебя ящик пива.
Капитан Похренов в силу своей привычке безбожно врал, доказывал-то он обратное. Но Крайнову сейчас на это было плевать, за то, что этот дурацкий спор свёл его с такой девушкой, он был готов поставить капитану и десять ящиков.
Вечером, тайком надёргав цветов на клумбе около штаба и добравшись попуткой до города, Крайнов ровно в восемнадцать тридцать переступил порог библиотеки.
-Вы пунктуальны как офицер, - заметила Таня. Крайнов вздрогнул, но пропустил замечание мимо ушей.
Потом они гуляли по городу, Таня рассказала, что недавно закончила институт и получила распределение сюда. Родители живут в соседнем городе, мама домохозяйка, а папа занимается воспитанием трудных подростков.
Крайнов несколько раз порывался рассказать, что он не механизатор, но так и не смог преодолеть себя. Кроме того, ему льстило, что такая девушка обратила на него внимание, значит, есть в нём что-то, окромя формы и погон. Да и удобно было представляться механизатором, у них тоже рабочий день не нормирован. И всё свои дежурства, задержки было легко объяснять.
Плохо только было добираться до райцентра на попутках, а ещё хуже возвращаться обратно в часть. Потому Крайнов так нацелился на мотоцикл Похренова.
- Ты чего такой задумчивый? - спросил капитан своего правака.
- Да вот, лишний выходной, а я не знаю, чем занять.
- А твоя зазноба?
- Она у родителей завтра.
- О, так ты свободен. А давай завтра к полигону махнём, где хутор деда Миши, он говорит, первые подберёзовики пошли.
Ни в чём так не были едины Крайнов и Похренов, как в страсти к тихой охоте. Могли часами бродить по лесу и возвращаться с добычей, несмотря на то, что не сезон, и что место совсем не грибное. Потому лейтенант с радостью согласился.
Свежий утренний воздух набегал приятным ветерком, приглушённо урчал мотор, чуть подпрыгивал на ухабах просёлочной дороги мотоцикл. Капитан Похренов мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Ему нравилось это утро, это время года и эта просёлочная дорога. Ухабистая? Да и пусть, у мотоцикла колёса большие, сильно не трясёт. Зато здесь нет ни одного инспектора, а это значит, побродив по лесу, можно будет ещё посидеть у деда Миши, поговорить по душам под рюмочку-другую.
Дед Миша некогда был лесничим, но выйдя на пенсию, так и остался жить на хуторе, тесно показалось ему в селе, к простору привык. Как капитан сдружился с дедом, неизвестно. Но навещал он старика регулярно, как родного. Делал в городе необходимые покупки, а если сумма была небольшой, категорически не брал денег. Дед Миша тоже не оставался в долгу и периодически передавал детям и супруге Похренова то цветочного медку с собственной пасеки, то солёных груздочков, то лесных ягод.
Старик встречал гостей у ворот, видать, заранее услышал шум мотоцикла. Он отворил створки, пропуская транспорт во двор.
- Здравствуй, отец,- Похренов соскочил с мотоцикла и поздоровался с дедом за руку.
- Здравствуй, здравствуй, с внучком приехал по грибы?
Дед по какой-то своей прихоти величал лейтенанта внучком, но тот не обижался.
- В самый раз приехали, как раз пошли, а я уж волноваться начал, боялся, упустите момент, - дед на радостях суетился вокруг гостей и был слегка многословен. - Первый подберёзовичек - он же лучше осеннего. Вы сейчас вдоль склона пройдёте, там солнышко хорошо землю прогрело.
- Погоди, отец, - перебил его капитан, доставая из коляски авоську, - тут хлеб, сахар, ну всё как обычно.
- Спасибо, спасибо, от молодец, не забываешь старика...
- Это вот, ты же знаешь, мы полевую форму не носим, а раз в два года всё равно выдают, я твой размер взял.
С этими словами Похренов вручил деду Мише пару юфтевых сапог.
- От спасибо так спасибо, - дед принял подарок с видом кузнеца Вакулы, которому царица подарила свои черевички. - Добрые сапоги, армейские, а то мои совсем износились.
Старик на минуту задумался и хитро прищурился:
- Это обмыть надо, чтобы носились. Вы давайте сейчас прогуляйтесь по холодку, пока жара не началась, а я на кухне похлопочу.
Еле приметная тропинка петляла по самому краю лесной опушки. Похренов и Крайнов, чуть разойдясь в стороны, шли вдоль неё. Подберёзовиков было не так чтобы много, но попадались. Раз за разом в корзины опускались крепкие, молодые грибы.
Так незаметно прошёл час и грибники присели передохнуть. Они уже успели обогнуть склон по дуге. Перед ними открылся вид на полигон, прямо как на ладони. Вон вышка руководителя, впереди и в стороне мишенное поле. От этой картины у Похренова испортилось настроение.
- Вот оно, счастье, да не укусишь, поди попади в эти мишени, - капитан достал сигарету, прикурил и горестно затянулся, выпустил дым и взглянул на лейтенанта.
Тот задумчиво смотрел на полигон, как бы что-то просчитывая в уме.
- Слушай, Петрович, - нарушил паузу Крайнов, - а ведь все наши промахи только по дальности, так?
- Так, - подтвердил Похренов, силясь понять, к чему клонит лейтенант.
- И чтобы попасть, нужно правильно определить точку сброса, или чтобы кто-то подал команду на сброс, верно, Петрович?
- Тоже мне, открытие сделал, раньше сами определяли, теперь вот баллистический вычислитель должен команду подать, а у него с определением сам видишь как, - возмутился пустым трёпом капитан.
- А если подать команду с земли?
- Это ещё как?
- Смотри, вот исходный ориентир, - ткнул лейтенант пальцем в сторону горизонта, - вот мишени, а так проходит линия боевого курса. Если проецировать вертолёт на те холмы, дальность до метра определить можно. В нужный момент сигнал, сброс и в яблочко.
- А кто сигнал подаст?
- Мы деда Мишу подключим, сделаем ему флажок как в автогонках.
Капитан с сомнением покачал головой.
- Не, не пойдёт. Но, допустим, что у нас выгорит, так рано или поздно нас вычислят.
- Что ты тормозишь? - язвительно сказал Крайнов. - Слушай меня, неделю бомбим прицельно, в пятницу тебе командир вручает талон, в понедельник машина в твоём гараже. А дальше - трава не расти, машина-то уже твоя. И если что, отбрешемся.
- А ты молодец, дело говоришь, - просиял Похренов, молодецки вскакивая на ноги. - Пошли.
И будущие снайперы направились к хутору деда Миши.
Едва переступили порог светёлки, капитан понял, что-то неспроста. Стол накрыт куда обильней обычного, да и дед нет-нет, да и зыркает на него вопросительно. Но торопить вопросами не стал, пусть тот созреет.
Когда уже выпили по три рюмки, обсудили погоду, грибы, проблемы апартеида в Африке, дед приступил к основному вопросу.
- Слушай, Петрович, твоя помощь нужна, ты же в полку человек уважаемый.
- А то, - со сдержанным достоинством кивнул капитан.
- Надо, чтобы ты переговорил с нужными людьми, у вас там на полигоне много земли гуляет. Там низинка одна есть, далеко от мишеней, грунт там уж больно хорош. Нельзя там картошечку посадить? Никому ведь мешать не будет.
Для Похренова, который с начальником полигона были соседями, это действительно был не вопрос. Действительно, кому помешает небольшой огород?
- Считай, вопрос уже решён, в этом году уже, правда, поздно, а со следующей весны можешь сажать.
- Да я уже посадил и даже окучить успел, мне бы как это, узаконить.
Похренов только восхищённо покачал головой:
- Считай, узаконено.
- За это надо выпить,- опять засуетился дед Миша.
Выдержав паузу, капитан приступил к своему вопросу.
- Михаил Игнатьевич, вы же у нас фронтовик?
- Да, да, всю войну почитай, как призвали в сентябре сорок первого, так в матушке-пехоте рядовым, до самого Берлина.
- Вот и я говорю, опыт у вас преогромный. И вы хоть на пенсии, но прошу вас, окажите помощь в обучении молодого поколения, - с этими словами капитан кивнул в сторону лейтенанта. Крайнов хотел было возмутиться, что он всё придумал, а его чуть ли ни неучем выставляют, но, сообразив, к чему клонит Похренов, благоразумно промолчал.
- Так вы же как бы лётчики, а я пехота, - замялся дед.
- Вот! - ткнул пальцем в потолок капитан. - А разве вас своя авиация по ошибке не накрывала?
- Что было то было, - согласился дед.
- А всё почему? Взаимодействие ни к чёрту!
- Точно, ни к чёрту!
- Вот мы и хотим попросить вас потренировать, - опять кивок в сторону Крайнова. - В отработке взаимодействия. Конечно, можно кого из соседей мотострелков подключить, но куда им до вашего опыта.
Такая плохо скрытая лесть сломила сомнения деда, решающим аргументом стала поллитровка спирта за каждую лётную неделю.
- Не газуй так сильно! - сказал Крайнов капитану, когда они уезжали от деда.
- Что не так?
- Сцепление мне, сожжешь.
Похренов только хмыкнул, но ничего не сказал.
Понедельник, день предварительной подготовки, выдался для лейтенанта тяжёлым днём. Он получил в секретной части листы и склеил карту подробного масштаба, нанёс цели, линию боевого курса, местоположение наблюдателя и ориентиры, напротив которых будет проецироваться вертолёт. А после службы Похренов с Крайновым поехали к деду объяснять порядок его действий на завтра.
И вот настал день истины. Медленно проплывали под вертолётом поля, перелески, реки. На пилонах вертолёта висели две капли, так на своём сленге величают бомбы лётчики.
- Подходим к исходному,- сказал по переговорному устройству лейтенант командиру.
Похренов несколько раз включил и выключил фары. Так они договорились с дедом, чтобы тот опознал их.
- Дед на месте, нас видит, флажок поднял, - снова доложил лейтенант.
- Четыреста пятый, выход на боевой, - это уже по радио запросил полигон капитан.
- Я Репа, четыреста пятому выход на боевой разрешаю, цель, четыре два,- отозвался руководитель на полигоне.
- Четыре пятый понял, разрешили, цель четыре два.
Впервые на полигоне Крайнов не смотрел в прицел. Он даже не снял со стопоров прицельную станцию. Прилипнув лбом к плексу фонаря, лейтенант во все глаза наблюдал за дедом. Большой палец правой руки подрагивал от напряжения на гашетке сброса.
И вот она отмашка!
- Сброс! - почти заорал лейтенант, утапливая гашетку.
Еле заметно вздрогнул вертолёт. Мучительно потянулись секунды ожидания.
- Четыреста пятый, отклонение влево два, оценка отлично, - наконец отозвался позывной Репа.
- Ура! - одновременно заорали Крайнов с Похреновым, к счастью не по радио в эфир.
Это была победа. На втором заходе капитан учёл ветерок, взял правее. Результат не заставил себя ждать.
- Четыреста пятый, прямое попадание, - отозвался Репа, даже в искажённом связной аппаратурой голосе явственно слышалось удивление.
До конца недели экипаж Похренова имел ещё четыре прямых попадания и три небольших уклонения, но все случаи на оценку отлично.
- Ну что, господа пилоты, - начал свою речь подполковник Перепрыжкин, - вот у нас и определились первые лидеры.
- Капитан Похренов, лейтенант Кранов, выйти из строя.
Крайнов с Похреновым, старательно изображая подобие строевого шага, вышли на середину строя и остановились в аккурат под стендом наглядной агитации, где стараниями майора Краснобаева уже висел боевой листок.
Заголовок крупными буквами гласил: Равняйтесь на экипаж Похренова!
Чуть ниже шла традиционное фото героев дня на фоне вертолёта, ещё ниже - таблица с результатами стрельбы.
- За отличные результаты в боевой подготовке капитану Похренову и лейтенанту Крайнову объявляю благодарность!
- Служу Советскому Союзу,- хором ответили Крайнов с Похреновым.
- И ещё, - продолжал Перепрыжкин, - как я обещал, очередник Похренов получает талон на «Жигули».
С этими словами вручил заветную бумажку покрасневшему от волнения капитану.
Закончил свою речь подполковник словами:
- Завтра парково-хозяйственный день, Похренов и Крайнов выходные.
Сказать, что суббота оказалась для них выходным, значит погрешить против истины. В то время, как большинство офицеров полдня слонялось по части, отсиживалось в классе или изображали бурную деятельность, Похренов и Кранов успели снять деньги в Сбербанке, выкупить «Жигули» в Военторге, поставить их на учёт в автоинспекции, там же снять с учёта мотоцикл и вновь поставить его на учёт, теперь уже на Крайнова.
Кто думает, что это просто в один день, тот просто не знал советской бюрократии.
В воскресенье лейтенант, теперь уже хозяин мотоцикла, подкатил к дому, где снимала комнату Таня.
А дальше было как в мечтах лейтенанта: и удивлённое лицо Тани, и катание по городу, и озеро в подарок. Но только до того момента, пока Таня не подошла босиком к воде и не попробовала пальчиков воду.
- Тёплая.. как молоко,- и озорно сверкнув глазами: - Давай искупаемся?
- А... а купальник, - ляпнул Крайнов и начал краснеть, ощутив себя ковбоем из незабвенного анекдота.
- Так, мы же здесь одни, кто увидит? Или ты меня стесняешься?
С этими словами Таня не отворачиваясь от него и не требуя, чтобы отвернулся он, стала снимать сарафан. Ползла вверх ситцевая ткань, обнажая стройные Танины бёдра, ажурные, явно заграничные трусики, живот, аккуратный пупок, яблочки грудей с кнопочками сосков. У лейтенанта перехватило дыхание. А девушка без какой либо тени смущения сбросила трусики, и вскинув руки, завернула свою косу венком.
- Ну что ты застыл, пошли, - Таня медленно повернулась и грациозной походкой пошла в воду.
Крайнов понял, что ему тоже надо охладиться в одном месте. И чем скорее, тем лучше. Так быстро он не раздевался даже на курсе молодого бойца. Лейтенант буквально сорвал с себя одежду и бросился в воду. Загребая воду сильными руками, он в несколько взмахов пересёк озерцо.
-Эй, ты куда? - услышал он за спиной удивлённый окрик Тани.
Крайнов оттолкнулся от противоположного берега и так же быстро поплыл назад. Остановился на отмели, отдышался.
- Ну что ты убегаешь от меня? - подплыла к нему девушка.
- Таня я...
- Молчи...
И он молчал, поскольку Таня запечатала ему рот поцелуем. А он ведь сам до этого так и не решился, целовал девушку только в мечтах. И как кстати оказалось припасённое в коляске мотоцикла одеяло.
Прошёл месяц. Так случилось, что с той пятницы на полигон летали всего три раза. Потом в одной из частей случилась авария и полёты однотипных машин запретили на полторы недели до выяснения причин. Затем испортилась погода и летали только опытные лётчики, подтверждали класс. Крайнову дела не находилось и он откровенно скучал. Зато было время подумать. Что-то разладилось у них в отношениях с Таней. Крайнюю неделю у девушки стало резко меняться настроение, порой она была откровенно раздражительной. Подумав, лейтенант решил, что девушку беспокоит неопределённость их отношений. Ведь они близки, а он так и не сказал тех главных слов, которые желает услышать каждая девушка.
- Всё, решено, сегодня делаю ей предложение, - дал себе слово лейтенант.
После службы он зашёл в свою комнату общежития, выбрал рубашку построже, брюки, всё тщательно отутюжил, переоделся. После чего последовал на задворки городка, где тянулись ряды сколоченных из подручного хлама курятников, которые гордо именовались гаражами. Мотоцикл, любивший порой покапризничать, на этот раз завёлся с пол оборота. Крайнов уже давно заметил, что эта чёртова железка никогда не подводила, когда дело хоть как-то касалось Тани. По пути он заскочил на уже почти опустевший рынок, купил цветов и соорудил грандиозный, хоть и несколько аляповатый букет.
- Ой, а куда это ты так вырядился? - удивилась, когда он появился на пороге библиотеки, Таня.
Крайнов не стал тянуть, а решил действовать, как при прыжке с парашютом, раз и всё.
- Татьяна, я прошу вас, выходите за меня замуж, - и протянул букет.
Девушка задумчиво взяла букет, положила его на стол, подошла к лейтенанту и уткнувшись ему в плечо, разрыдалась.
- Ну вот, тянул ты, гад, время, а девушка страдала, - ругал Крайнов себя.
- Тяня, Танечка, ну я виноват, ну прости дурака,- пытался он успокоить девушку.
Как ни странно, всхлипы стихли. Таня отпрянула от его плеча и хоть её глаза были мокрыми, она улыбалась.
-Не обращай внимания, просто мне поплакать захотелось. Я согласна.
Вот и пойми после этого женщин, лейтенант вздохнул и обнял девушку.
- Послезавтра мой папа приедет. Приходи, я вас познакомлю. Он у меня любит напустить строгость, но на самом деле он очень добрый и замечательный.
Будь в тот день Крайнов более наблюдательным, то служебная «Волга», припаркованная у дома Тани, могла бы помочь сделать правильные выводы и найти правильный стиль поведения. Но он же летел на крыльях любви, ничего не замечая вокруг. А ещё он раздумывал, как признаться девушке, что он не механизатор.
Едва он подошёл к калитке, как открылась дверь веранды и навстречу ему выбежала Таня.
- Папа, выходи, он приехал!- крикнула она внутрь дома.
Крайнов обнял девушку и в следующий момент застыл изваянием. По лесенке крыльца навстречу ему, сверкая погонами генерал-лейтенанта, спускался сам командующий авиацией округа. Правда, Таня этого не заметила.
-Это мой папа, он самый лучший папа в мире, - щебетала она, - папа, а это...
- Погоди дочка, - благодушно молвил папа, - мы сами по-мужски поговорим.
- Как звать тебя, добрый молодец, что смог ледяное сердце моей принцессы растопить?
С этими словами генерал, чей один только взгляд повергал полки, нежно привлёк свою дочку к себе. И выглядел таким ручным, таким домашним и в голосе совсем не было строгости.
Увы, это не спасло лейтенанта, рефлексы оказались куда сильней. Он мгновенно принял строевую стойку и чётким голосом отчеканил.
- Лейтенант Крайнов, лётчик-оператор вертолёта ми двадцать четыре!
Брови генерала удивлённо поползли на лоб, а и без того большие глаза Тани стали совсем огромными.
- Как! - вскрикнула она срывающимся от обиды голосом, - ты меня обманывал? Как!
- Таня, я...
- Уходи, я не хочу тебя видеть! - всхлипывая, девушка убежала в дом.
Лейтенант попытался броситься за ней, но генерал поймал его за руку.
- Погоди, лейтенант, я, кажется, понял, в чем дело. Ты уж поверь, сейчас с ней говорить бесполезно. Ты вот что, дуй сейчас в часть, а уж завтра вечером к нам.
- Есть, товарищ генерал!
- Да ладно, без формальностей.
Когда за мотоциклом Крайнова улеглась пыль, генерал достал сигарету, закурил.
Хех! Конспираторы, мля!- сказал он в пустоту.
Генерала разбирал смех. - Это же надо! Его младшая дочь, такая гордая, такая независимая, заявила тогда родителям, что ей не нужны ухажеры, которые смотрят не на неё, а на папины погоны. После института подалась в эту глушь, где её никто не знает, чтобы замуж по любви выйти. И надо же, нарвалась таки на лейтенанта. Причём с такими же комплексами, как у самой. Нет, против судьбы не попрёшь. А хлопец вроде ничего. Но не будем спешить с выводами, сначала с дочкой поговорю.
- Где тебе черти носят! - набросился на Крайнова Похренов, едва тот подкатил к воротам части.
-А что случилось?
- Что-что, сбор офицеров. Ты хоть записку оставляй, куда уезжаешь.
- Это потому что командующий авиацией приехал?
- Ну да, с внезапной проверкой, только не сегодня, а завтра.
- Не, он уже здесь.
- С чего ты взял?
- Да я его вот только видел, - сказал лейтенант и, вздохнув, добавил:
- И всё идёт к тому, что буду видеть очень часто...
Похренов с тревогой взглянул на своего лётчика-оператора. Говорит загадками, вид расстроенный. Не заболел часом? Но лишних вопросов задавать не стал.
- Пошли в класс, там уже все собрались.
В классе присутствовал почти весь лётный состав. Половина в гражданской одежде. Значит, сбор был внеплановым и поспешным.
- Так, главные фигуранты прибыли, можно начинать,- сказал командир полка, и не удержавшись, добавил язвительно:
- Стыдитесь, товарищ лейтенант, целый подполковник вас дожидается. Где гулять изволите?
- У девушки был, - буркнул Крайнов.
- У девушки, - передразнил его подполковник, - в вашем возрасте нужно больше головой думать, а не другим местом. Тогда и карьеру сделаете, ведь способности у вас есть.
Крайнов промолчал, а командир полка продолжал.
- Ну, ладно, оставим лирику и перейдём к делам земным. Завтра к нам с проверкой прибывает командующий авиацией округа. Среди всего прочего он желает оценить наши успехи на полигоне. Доверим мы эту почётную миссию, - подполковник задумчиво окинул взором класс, - звену капитана Амбицина.
- Есть! - обрадовано воскликнул капитан, - несмотря на относительную молодость, его звено считалось лучшим в полку, а он сам уже метил в заместители командира эскадрильи, а потому, старался не упускать случаев показать себя перед начальством.
- Звено поведу я, а капитан Амбицин заступит помощником руководителя полётов.
- Есть, - уже обиженно произнёс Амбицин.
- Амбицин, не дуй губы, - возмутился Перепрыжкин, - ну что ты сейчас показать сможешь? Дружный промах по цели?
Амбицин вздохнул, но ничего не ответил, командир был прав.
- Руководитель полётов на полигоне как всегда майор Блудов.
- Есть! - с энтузиазмом ответил штурман полка. Это было его любимым делом. Очень удобно. Промах, значит экипаж виноват, попадание, так это он удачно на цель вывел.
- Остальной состав группы руководства зачитает начальник штаба, а майору Блудову, капитану Похренову и лейтенанту Крайнову следовать за мной.
В кабинете, расположившись в кресле и усадив гостей на стульях, командир сразу приступил к делу.
- Ну, господа снайперы, прошу поведать ваш секрет.
Крайнов и Похренов переглянулись.
- Только не говорите про инструкцию, - на корню обрубил попытку выкрутится командир. - Весь полк действует по инструкции и весь полк мажет.
Деваться было некуда, пришлось поведать начистоту.
- Однако... - только и смог сказать в конце исповеди Перепрыжкин.
Он не знал, как поступить. Вроде и подлог, а с другой стороны, ведь проявили смекалку и добились попаданий, на этом Россия века веками стоит. И оставался открытым вопрос, что завтра делать.
Выручил штурман полка, проявив, прямо-таки житейскую мудрость.
- Делать нечего, командир, сажай этого рационализатора к себе в переднюю кабину и работайте по его методе.
- Так это как бы подлог...
- Ну какой подлог? Есть вертолёты, есть цели, есть в эти цели попадания. А подробности высокой комиссии знать и не надо. Сегодня она здесь, завтра там, а мы сегодня или завтра с этими вычислителями разберёмся. А не мы, так соседи.
- Пожалуй, ты прав...
- Да, вот что ещё, командир, я бы рекомендовал вместо практических бомб по две сотки каждому повесить. И эффект показательный, и никто не разберёт, прямое попадание, или рядом. Были мишени, а потом раз и нет мишеней.
- Не нравиться мне это, - с сомнением покачал головой Перепрыжкин. - Да будь по-вашему.
- Похренов!
- Я!
- Давай дуй к своему корректировщику, чтобы завтра в шестнадцать ноль-ноль был на позиции. Работать по первой машине.
- Разрешите выполнять?
- Погоди, - Перепрыжкин достал из сейфа бутылку дорого коньяка, - передай деду, скажешь, командир лично просил.
Оглашая гулом окрестности, звено вертолётов шло на полигон. Населённые пункты на этот раз тщательно обходились стороной: на подвесках боевые бомбы.
Впервые лейтенант Крайнов выполнял обязанности штурмана звена. В другое время он бы уже возгордился, но сейчас это его совсем не радовало. Из головы не шла вчерашняя ссора с Таней. Ну как лейтенанту доказать искренность своих намерений девушке, если у той папа генерал?!
Дед Миша отнесся к поручению со всей серьёзностью. Еще в шесть утра он приготовил всю амуницию, и позабросив все домашние дела, ждал время «чэ».
И принёс же чёрт в два часа дня его давнего кореша деда Прошку по прозвищу «вертолёт». Такую кличку он схлопотал за то, что несмотря на свои восемьдесят с лишним лет, был необычайно подвижен. Двенадцать километров от деревни до райцентра он за расстояние не считал и никогда не брал в расчет автобус. А уж по пути назад сделать крюк в шесть километров, заглянуть к товарищу на хутор, было плёвым делом.
- Здорово Игнатьевич, - поздоровался дед Прошка, ступив на порог.
- Здравствуй, Прохор.
- А я вот в райцентр ходил шило и дратву покупать. Ну ты вот скажи, как сапоги сейчас делают, всего месяц назад купил, а они уже по швам полезли.
- Тебе не шило, нужно клещи было купить.
- Это зачем же?
- Да гвоздь из задницы выдернуть, чтобы по пустякам пять раз на дню в город не бегал. Глядишь, и сапоги целее будут.
- Это ты зря, Михаил, я ведь пока бегаю, так пока и живу, а как сяду, так сразу все хвори разом и наваливаются. Да и не могу я в доме сидеть, сам понимаешь.
Деду Мише жалко стало товарища. У него-то ведь в области жил сын, внуки, хоть изредка, но навещали старика. Семью же Прохора полицаи порешили, пока тот на фронте был, а новую тот завести так и не смог, всё говорил, не могу жену и дочек забыть. И за всем эти внешним балагурством прятал старик свою боль.
Дед Миша вздохнул, достал из шкафчика бутылку медовухи, стопку, налил и поставил перед Прохором.
- А сам-то чего? - удивился тот.
- Мне надо ещё до пчёл сегодня, - соврал дед Миша.
Прохор пожал плечами, выпил.
Некоторое время старики неторопливо говорили за жизнь. Когда бутылка опустела наполовину, дед Прошка не удержался от похвалы.
- Знатная медовуха у тебя, Михаил, получилась.
- А как же ей не быть знатной, - расцвёл от похвалы дед Миша, - Лесной медок, да авиационный спирток своё дело знают.
- А спирт откуда берёшь? - насторожился Прохор.
- Вот чёрт, проговорился, - подумал дед Миша, - потом решил, что никакой военной тайны не выдаст, если расскажет такому же как и он фронтовику, что к чему.
Правда, если дед Миша был самый что ни на есть окопник, то Прохор был ездовым. Кто-то презрительно улыбнётся, обоз. Но тот, кто был на передке, видел, что это за работа. Танки немецкие прут, сверху «юнкерсы» бомбами свинцом поливают, а на батарее телефонные трубки обрывают: Снаряды давай! А лошадёнка она что, месяц назад колхозное поле пахала, снарядов и пуль пугается, того и гляди понесёт. Вот и берёт её ездовой родимую под уздцы, и на передовую как в атаку, в полный рост. Сам впереди, лошадку от пуль собою закрывает, потому что ранят самого, так полбеды, а пострадает родимая, всё, боевая задача не выполнена.
Как-то раз Прохора снарядом почти накрыло, самому ничего, только контузило слегка. А лошади осколком передние ноги подчистую срезало. А немец как ошалел, прёт не глядя на потери, того и гляди, прорвёт оборону.
Вскинул Прохор карабин, прервал мучения животного. Потом как ружьё за плечи закинул, схватил с телеги ящик со снарядами и бегом на батарею. Добежал, вручил артиллеристам и бегом за вторым. Так полдня зайцем и пробегал, но батарея ни на миг не замолкла. Командир полка его к «Славе» представил, да в штабе дивизии не поверили: Не под силу это,- говорят, - человеку. Да и где это видано, обоз, «Славой» награждать? Вот вам, товарищ боец, медаль «За отвагу», больше нельзя.
А солдат и тому рад, как не крути, а награда.
- Ты думаешь, чего я здесь сижу в лесу? Может, и перебрался бы давно, да вот просят меня лётчики фронтовой опыт передать.
- Что же ты им можешь передать? Ты же пехота.
- А я у них как это, - дед Миша на минуту задумался, вспоминая мудрёные слова, затем важно произнёс:
- Передовой авиационный наводчик.
- Брешешь!
- Да вот смотри! - Дед выложил на стол сигнальный флажок, схемы захода с точками визирования, армейский бинокль. - Я вот сейчас с тобой сижу, а мне в шестнадцать ноль-ноль нужно быть на «энпэ».
- А я-то думаю, что ты всё на ходики поглядываешь, только они у тебя сильно отстают.
- Как отстают? - как ужаленный вскочил дед Миша, - А сколько сейчас?
Дед Прошка достал из кармана часы и произнёс: Пятнадцать сорок пять.
- О, господи! Не успеть!- дед Миша торопливо сгрёб свою амуницию со стола, - Чего расселся, бежим!
Старики выбежали из избушки и заторопились по тропинке вдоль опушки. Бежали они так быстро, что не всякий солдат первогодок смог бы догнать. И когда до места наблюдения было всего ничего, из-за пригорка вынырнуло звено вертолётов и легло на боевой курс.
- Погодите, родненькие, мне не успеть, - мысленно взмолился дед Миша, и не осознавая, чего творит, махнул флажком.
Не будь у Крайнова голова забита мыслями о Тане, он бы сразу заметил несоответствие. Но увы, несчастный влюблённый свои обязанности выполнял как на автопилоте. И заметив взмах флажка, дал в эфир команду: Сброс!- и утопил гашетку.
Восемь фугасных бомб, каждая весом сто килограмм, плотной группой понеслось к земле.
Майор Блудов, помимо прочих своих талантов, обладал звериным чутьём на опасность. Он и сам не мог объяснить, почему у него вдруг ни с того ни с сего появлялось желание, к примеру, срочно перейти на другую сторону улицы. Но едва он это делал, как там, где бы он прошёл, игнорируй желание, с крыши падал кирпич.
Вот и сейчас майор дал разрешение группе работать на полигоне, а затем бросил микрофон и заорал стоящему рядом генералу:
- Ложись!
Командующий авиации округа, хоть и большой начальник, но человек военный, потому рефлексы имеются. И он хоть и не упал ничком, как на курсе молодого бойца, но, не раздумывая, начал принимать команду лёжа. Это и спасло от больших неприятностей. А также то, что по причине жары все окна с вышки командного пункта были сняты. Над головой с грохотом пронеслась упругая ударная волна, полетели комья земли, мусор. Что-то тяжёлое ударило генерала в лоб, вязкая жижа залила глаза, потекла по щекам.
- Всё, я убит, - подумал генерал. - Жаль, не узнаю, кого родит дочка, внучку или внука?
Минут пять он лежал неподвижно. Но душа не торопилась покидать бренное тело. К тому же раздражал острый запах картошки.
Командующий поднял руки и протёр глаза, на руках осталось что-то белёсое и липкое. Но точно не кровь. Генерал поднялся на локтях, огляделся. Всё помещение и он сам забросаны комьями земли, а помимо этого валялось то тут, то там с десяток клубней молодого картофеля. Один из них, довольно увесистый лежал пряамо на пульте радиостанции. А огромный, багровый синяк под глазом майора Блудова красноречиво свидетельствовал, в какое препятствия он попал.
- А тот, что мне в лоб угодил, в кисель разлетелся, даже шишки нет. Наверное, другой сорт, - про себя отметил генерал.
Он взял картофелину с пульта, повертел его в руках.
- Блудов, вы чем тут бомбите?
Штурман только промычал чего-то в ответ.
- Да, тяжко ему тут приходится, - про себя посочувствовал генерал.
Внезапно страшная догадка обожгла мысли: Бомбы упали вне полигона!
- Машину! - вне себя заорал командующий.
Машина оказалась тут же за командным пунктом и в ней безмятежным сном спал солдат-водитель. Некоторое время пришлось его будить, а заодно объяснить, кто он такой и чего ему делать. Потому к месту падения добрались минут через десять. Перед глазами предстала фантастическая картина помеси огорода с лунным пейзажем. Но это была территория полигона и, главное, никого не убили. Камень с плеч упал у генерала. Ему стало легко на душе, что всё обошлось, что он жив и теперь точно узнает, кого родит дочка.
- Майор, а чей это огород?
Штурман только плечами пожал, мол, знать не знаю, впервые вижу.
- Да чей бы он ни был, но одно понятно, что здесь самая что ни на есть зона рискованного земледелия, - генерал пнул картофельную ботву носком ботинка, после сел на траву и захохотал.
- Нет, ты только представь, майор, - объяснил он ничего не понимающему штурману, - как будут хохотать в компаниях, где мы сегодняшнее наше приключение расскажем?
Штурман представил и начал хохотать тоже.
- Ну что, товарищи колхозники, подивили вы меня сегодня, подивили, - командующий медленно, заложив руки за спину, прохаживался перед строем полка. У него кстати, появилась новая привычка, поминутно почёсывать лоб.
- И не строй обиженное лицо, председатель, - это уже к подполковнику Перепрыжкину, - я точно знаю, колхозники. У меня же зять, - на этом слове генерал сделал ударение, - механизатор широкого профиля, под твоим началом ходит.
Подполковник Перепрыжкин побагровел. Как, у него в полку служит зять командующего, а он ни слухом, ни духом?
Совсем иначе отреагировали немногочисленные женщины из управления полка. Вмиг удлинились шеи, завертелись головы, забегали глаза в поисках вероятной кандидатуры. Зять командующего! Это же такой повод для сплетен. Больше всех старалась незамужняя секретарша Тая, эффектная блондинка лет тридцати,- это что же такое, люди добрые, в полку генеральский зять, а она ещё не затащила его в постель? Прямо удар по репутации.
- А как хорош мой зять в работе! - продолжал генерал, - сам лично видел, за секунду гектар картошки убрал. Стахановец, одним словом. Я верно говорю, лейтенант Крайнов?
После этих слов все присутствующие обернулись в сторону лейтенанта, и тот малость ошалел от такого обилия внимания.
- Так точно, товарищ генерал, только и о вас у меня была информация, что вы работаете воспитателем трудных подростков.
Генерал жестом унял взрыв хохота.
- А это ты верно заметил, воспитатель, у меня понимаешь, целый округ недорослей. Вот и воспитываю.
Вновь грянул хохот. Под этот шум генерал тихо сказал всё ещё пребывающему в ступоре командиру полка:
- Не ломай голову, подполковник, я про зятя сам только вчера узнал. Как и про то, что вскоре стану дедом, тоже...
На пороге штаба возник оперативный дежурный.
- Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к товарищу подполковнику.
- Что там у тебя?
-Шифр телеграмма из штаба вэвээс!
- Давай сюда, - командующий взял бланк, пробежал глазами и зачитал сообщение вслух:
- Связи с выявленными конструктивно-производственными недостатками практическое бомбометание приостановить до выполнения доработок заводскими командами.
-Вот и всё, пострадавших нет, виновных нет, командир, люди в твоём распоряжении.

На стене у деда Миши много фотографий. На одной из них красуется Крайнов, уже старший лейтенант, к нему прижалась красивая молодая женщина, та самая Таня. В обоих в руках по свертку с младенцем. Зря гадал генерал, кто родится, внук, или внучка, дочка родила обоих сразу. Дед Миша часто смотрит на неё, говорит, помогает прогонять дурные мысли.
В гостях у деда опять был его друг Прохор. За окном апрель радовал землю первым теплом, ещё немного, и начнётся пора полевых работ.
- А что, Игнатьевич, будешь в этом году картошку на полигоне сажать? полюбопытствовал Прохор.
- Конечно, буду.
- А не боишься, что опять?
- Не, не боюсь, сейчас они что те снайперы. Сам видел.
Дед Прошка отхлебнул медовухи и задумчиво посмотрел в окно на пролетающий вертолёт.
- А вот скажи, Игнатьевич, техника-то у них сейчас первоклассная, но без нас они никуда.
- Факт, - согласился дед Миша.

Тост за Победу...
«Прошлое - родина души человека. Забывая великое прошлое,
никто не может рассчитывать на славное настоящее,
ибо без убитой души, можно только существовать, а не жить...»
(Адмирал Непенин А.И)

Вторая половина третьего курса, а точнее те месяцы, которые последовали после ночного празднования 23 февраля в санчасти, оказались для меня самыми насыщенными по объему репрессий, которые вполне обоснованно обрушило на меня командование факультета. В дни увольнений, я каждые два часа добросовестно ходил отмечаться к дежурному по факультету, ему же дышал в лицо на вечерних проверках, да и просто при любой встрече и почти забыл, как выглядит мой увольнительный билет. В выходные дни, когда вместо увольнения я брел в актовый зал училища смотреть очередной кинобоевик Одесской киностудии, в назначенное время, мне приходилось покидать зал посреди сеанса, и мчаться вниз на факультет, чтобы предъявить себя дежурному лично и в трезвом виде. Я спорол старшинские лычки с погон, и запрятал, куда подальше свою мицу, которую с гордостью одел в начале третьего курса. Я стал таким же обычным курсантом как все, и к своему удивлению почувствовал какое-то облегчение, словно до этого времени, на моей шее висела якорная цепь легкого крейсера «Ушаков», которую неожиданно с этой самой шее сняли. Все было как бы и неплохо, жизнь продолжалась, обошлось- отделался малым, только вот в город очень хотелось, аж зубы сводило...
Так, как я точно знал, что ближайшие пару месяцев «берег» мне не светит, а на милость начальников рассчитывать не приходилось, стоило вспомнить лишь одни насупленные брови адмирала Бичурина, высвободившееся свободное время я сознательно решил посвятить учебе и самообразованию. Поменяв многочисленные обязанности старшины роты на необременительную, и даже вполне синекурную деятельность ротного баталера, я в первую очередь подтянул учебу, а затем совершил для себя новое открытие училищной фундаментальной библиотеки, в которой оказывается кроме научных трудов ядерных физиков и прочих титанов науки, оказалось много чего другого интересного...
Этот период стал, наверное, последним в моей жизни, когда я читал много, везде и что самое главное, читал не то, что попадало под руку, а то, что хотелось. Почти каждый день я просиживал не меньше полутора часов в читальном зале библиотеки, открывая для себя все новые и новые книги. Через пару недель после начала моего «исхода» в мир словесности, мне даже стали втихаря давать на ночь книги, которые выносить за пределы библиотеки, было категорически запрещено, а через месяц строгие на первый взгляд библиотекарши, даже начали угощать чаем. Я стал «своим», а не случайным читателем, и это судя по всему, заметили...
Как-то раз, когда я перед построением на ужин, сдавал библиотекарю «Морской сборник» за май 1905 года, в котором некий инженер Лидов с пафосом рассуждал от несовместимости широкой русской натуры со службой на подводных лодках, одна из библиотекарей, стыдно признать, но как ее звали, за давностью лет я не запомнил, неожиданно спросила меня:
- Молодой человек, я заметила, что вы историей флота интересуетесь?
Я последние несколько дней, с упоением зачитываясь, по нынешним временам наивными, но чрезвычайно занятными рассуждениями противников и сторонников подводного плавания начала прошлого века, кивнул.
- Ну да...интересно...и забавно очень.
Она посмотрела в мою карточку. Улыбнулась.
- Павел...а вы не хотите написать доклад...допустим, по действиям Черноморского флота, и подводников в том числе, во время войны и прочитать его в Доме офицеров перед ветеранами?
Как любой нормальный военнослужащий, выступать перед кем бы то ни было, я совсем не любил. Видимо это отразилось на моем лице, потому что женщина снова улыбнулась и спросили.
- Вижу сомнения. Боитесь, что не справитесь? Или просто не хотите? У вас в карточке такой список...мне кажется вы не то, чтобы какой-то доклад, а вполне зрелую научную работу осилите...
Вот тут, я как то не очень вежливо, скорее спонтанно выплескивая крик души, перебил вежливую женщину.
- Да может быть и написал бы, только вот меня не то чтобы в ДОФ, меня за ворота не выпустят...
- Гм... а за что же это вас так сурово?
И я поведал за что наказан по полной программе, и о том, что теперь невыездной и лишенный схода на берег, и вообще, слава богу, что не отчислен и даже не на гауптвахте. Библиотекарь все внимательно выслушала, и немного лукаво улыбнувшись, невозмутимо ответила.
- Понятно. Но ведь каждый имеет право на исправление? Не так ли Павел? Поэтому если ты берешься готовить доклад, то я тебе обещаю увольнение в город на весь день. А если ветеранами понравится, то думаю, и твоя ссылка станет не такой уж строгой. Ну, как?
Не знаю почему, но я согласился. Может от скуки, может еще от чего, но уж точно не от стремления поучаствовать в протокольном мероприятии городской ветеранской организации. Скорее всего, я уже был морально готов в минуту душевной слабости, сбежать в самоволку, чем бы мне это не грозило. А грозило это многим. И понимая это, я готов был схватиться за любой, пусть даже призрачный шанс оказаться в городе на законных основаниях...
Уж не знаю, кого и как там задействовала милейшая хранительница книжного богатства нашей системы, но через пару дней на обеденном построении, меня с командиром роты отозвал в сторону наш заместитель начальника факультета, капитан 1 ранга Плитень Сан Саныч.
- Так, товарищ Шадурко! Уж не знаю, как такие безобразия случились, но вот политотдел приказал этого разгильдяя отрядить на заседание городского совета ветеранов Великой Отечественной с каким-то там докладом! Ничего абсолютно совершенно не понимаю?! У нас есть более достойные кандидатуры! Комсомольцы, отличники! Я пытался объяснить товарищам, но, они, как говорится, увы...к нам не прислушались... Так что, товарищ капитан 2 ранга, это все на лично, заметьте, конкретной вашей ответственности! Хоть сами с ним идите, но чтобы никаких....!!! Никаких... От Белова всего можно ждать...
И развернувшись, Сан Саныч засеменил в учебный корпус своей знаменитой походкой. Командир посмотрел ему вслед, потом перевел свой усталый взгляд на меня.
- Ну, Паша, во что ты там снова вляпался?
Я рассказал командиру все, после чего ему стало получше и он даже попытался пошутить по поводу того, на какую тему доклад у меня получился бы лучше всего. Но, все же памятуя о том, что я совсем недавно превратился из «надежды училища в горе факультета», командир, на всякий случай поставил ребром ряд вопросов. О моей запущенной прическе, форме одежды, и прочих важнейших воинских атрибутах, сопровождающих простое увольнение в город такого махрового нарушителя воинской дисциплины, как я. Я предельно внимательно внимал его словам с самым озабоченным видом, и поющей от радости душой, после чего четким строевым шагом отправился готовиться к предстоящему мероприятию.
Доклад я написал быстро, благо всесторонняя помощь со стороны библиотеки мне была обеспечена на самом высоком научно-просветительском уровне. И вот в четверг, накануне дня моей премьеры в качестве лектора, мой милый библиотекарь, которой я принес для последней проверки свое творение, просмотрела его, удовлетворительно кивнула, и зачем-то наклонившись, заговорщицки шепнула мне на ухо,
- Павел, в город тебя отпустят в десять утра. Начало мероприятия в одиннадцать. Но... На самом деле начало в 16.00. Ты сходи, куда тебе надо...или к кому тебе надо... Но поаккуратнее пожалуйста. Не подводи меня... А к шестнадцати часам будь в ДОФе. Там к администратору подойдешь, он скажет что делать. Согласен? Ну что, а...доклад у тебя хороший. Думаю, нашим фронтовикам понравится... Там и мой папа будет. С богом, мальчик...
Сказать, что я возликовал, значит не сказать ничего. Такого подарка от судьбы, а точнее от самого простого библиотекаря, я никак не ожидал. Откровенно говоря, я практически смирился тем, что до конца третьего курса буду лишен радостей большого города, и буду вынужден усмирять гормональные всплески, лишь в дни «скачек» на косогоре училища в совершенно антисанитарной обстановке. Написание доклада, сразу показалось мне абсолютно ничтожной платой за возможность попасть в город. Торопливо попрощавшись со своей благодетельницей, я помчался вниз, к городскому телефону...
На следующий день, выбритый до состояния линолеума, и отглаженный до хруста на всех сгибах, я вместо того, чтобы идти на занятия, стоял навытяжку перед светлейшими очами Сан Саныча Плитня и получал последний инструктаж по поводу предстоящего увольнения в город, да еще и в день общефлотской боевой подготовки. Естественно Сан Саныч, ледоколом прошелся по всем моим прошлым «подвигам». Потом пофантазировал по поводу будущих свершений, а затем на всякий случай проверил у меня подписку брюк и ремня, словно ветераны обязательно должны будут поинтересоваться этими немаловажными элементами воспитания воинского духа. После его могучего внушения, я четким строевым шагом отправился к пирсу, и сразу сел на катер. Правда, не на тот, что шел в город, а наоборот. А выйдя на Троицкой, с возрастающим ускорением, но стараясь не запылить вычищенную и заутюженную форму, помчался, не разбирая дороги по косогорам в направлении обиталища своей подруги Капельки.
Оповещенная накануне о моем предстоящем визите вежливости, Капелька среагировала на это, так как и должна реагировать настоящая черноморская женщина на кратковременный приход своего мужчины из морей. Выдумщица она была знатная, с фантазией необузданной, и в этот раз встретила меня в черных чулках, явно иностранного происхождения, тельнике на голое тело и с бутылкой марочной массандровской «Мадеры» и двумя бокалами в руках. Вино я естественно сурово отклонил, а вот от всего остального не отказался...
Четыре часа пролетели как-то очень незаметно, практически моментально, я бы даже сказал молниеносно. Но все же я успел отобедать фирменными котлетками подруги, которые вкусил не за столом, а из-за нехватки времени прямо в постели, по простецки поставив тарелку на плоский и аппетитный живот Капельки. Еще я успел принять душ, если можно назвать душем мои тщетные попытки хоть на одну минуту остаться под струей воды одному. Но всему хорошему рано или поздно приходит конец и ровно в 15.30 я с докладом под мышкой и стойким запахом капелькиных «Мадам Роше» вышел из троллейбуса у музея КЧФ и через несколько минут был уже в ДОФе. Администратор, найдя мою фамилию в списке, проводила меня к конференц-залу, где сдала на руки какому-то кавторангу из политуправления флота. Тот не мешкая, завел меня в зал, усадил с края недалеко от сцены и приказав ждать, когда меня вызовут, ушел. Оставшись один, я оглядел зал.
Ветеранов было много. Человек сто, не меньше. Одни были одеты просто, выделяясь лишь одними наградными колодками. Другие наоборот были в форме, даже старого образца, увешанные орденами, медалями и разными памятными знаками. Они разговаривали, подходили друг к другу, обнимались и вообще казались огромной толпой старых знакомых. Но роднило их всех одно. Лица. Немолодые, морщинистые, со следами былой войны и житейских невзгод, они на удивление почти все были с живыми, молодыми глазами. На дворе были восьмидесятые годы, недавно страна отмечала сорокалетие Победы и многие из них, те кто уходили на фронт со школьной скамьи, сейчас только перешагнули шестидесятилетние рубежи, и были еще крепки и полны сил. Надо сказать, что, увидев вокруг сразу такое количество людей, видевших ту войну не по телевизору, я отчаянно начал бояться, что мой доклад покажется им детским лепетом и полной чепухой, надерганной из официальных источников. Но отступать было уже некуда, и я начал потихоньку перечитывать свое творение, репетируя предстоящую речь.
На сцене стоял стол для президиума и трибуна для выступлений. Сначала в президиум поднялись несколько человек, и один из них, старый и седой как лунь контр-адмирал, сразу подошел к трибуне. При его появлении ветераны как-то организованно приумолкли. Адмирал минут пятнадцать отчитывался перед залом о каких-то памятниках, письмах, встречах и поездках. Ему хлопали, а он все называл и называл какие-то фамилии, и непривычные воинские звания, давно вышедшие из употребленияя. Потом адмирала сменил какой-то молодой гражданский деятель, то-ли из горисполкома, то-ли из горкома партии. Он говорил с полчаса, в очень идейно выдержанном стиле и с хорошо отрепетированными фразами и оборотами речи. Его ветераны тоже слушали, но уже не так внимательно, начав потихоньку шушукаться между собой. И вот когда он закруглился, к трибуне снова подошел тот седовласый адмирал, и объявил, что сейчас с докладом о действиях КЧФ в 1941-1944 годах выступит курсант 3 курса СВВМИУ Белов Павел.
Я поднимался на сцену с едва скрываемой дрожью в коленях, чувствуя на своей спине сотню взглядов. На негнущихся ногах, доковылял до трибуны и положив перед собой доклад, поднял голову. В зале стояла тишина. Весь этот зал, все эти немолодые мужчины, прошедшие в свое время такое, что нам нынешним и не снилось, молча, доброжелательно и с вниманием, смотрели на меня.
- Не дрейфь, юнга...Если что, подскажем, поддержим...Давай!
Сидящий на крайнем месте в президиуме седой адмирал подмигнул мне и улыбнулся. И я, сглотнув начал читать, а точнее рассказывать, то, что успел уже повторить не один раз, лишь изредка заглядывая в свои записи. Я говорил и о первых днях войны на Черном море, и об Одессе, и об осаде Севастополя, и о керченско-феодосийской десантной операции, и о Аджимушкае, и о лидере «Ташкент», и о Грешилове, и об обстреле Констанцы, слово обо всем, что смог вместить в полтора десятка страниц рукописного текста. Я даже набрался смелости, и мельком упомянул о том, как адмирал Октябрьский бросил Севастополь, чем заслужил одобрительный гул зала. Сколько продолжался мой доклад я не знаю, только вот за все время никто и ни разу меня не перебил, и не пытался поправить. И когда, наконец, вытерев пот со лба, я сказал, что доклад закончен, зал вдруг разразился аплодисментами. Я до такой степени растерялся от этого, что остался торчать свечой за трибуной, не зная куда податься. Седовласый адмирал, встал из президиума, подошел ко мне и положив руку на плечо, сказал, обращаясь к залу:
- Молодец! Растет смена!
И наклонившись, уже тише добавил.
- Иди в зал. Не уходи пока...
Я спустился в зал. Сел на прежнее место. Еще минут сорок на сцену поднимались и спускались ветераны, говоря о всяком наболевшем. Потом дети читали стихи о Василии Теркине и хор спел несколько песен военных лет. А затем все закончилось, и фронтовики начали расходиться из зала. Я продолжал сидеть и ждать адмирала, который у сцены разговаривал то с одним, то с другим ветераном. Наконец он освободился и подошел ко мне.
- Ну, вставай юнга! Пойдем, посидишь со стариками, послушаешь...
Мы сели в буфете ДОФа, в том самом буфете, куда иногда можно было забежать во время танцев и тайком опрокинуть стаканчик портвейна, стараясь не попасться никому на глаза. Но теперь я сидел за столом с шестью ветеранами, из которых двое были контр-адмиралами, один одноруким капитаном 1 ранга, и еще трое в костюмах, с впечатляющими орденскими колодками. И боевых наград у этих шестерых старых воинов, было, как мне показалось, больше чем у всех офицеров нашего факультета, вместе взятых.
В буфете не было водки, одно сухое и крепленое марочное вино. Но когда к стойке подошли, позвякивая орденами целых два адмирала, у нас на столе вмиг материализовались две бутылки настоящей «Столичной», с тарелочкой на которой лежал аккуратно нарезанный черный хлеб, и другой тарелкой на которой горкой была навалена вареная докторская колбаса. Себе я попросил березовый сок, который мне очень нравился, а в ДОФе, где он всегда был прохладным и свежим, а в настоящей обстановке вдобавок ко всему и политически правильным выбором напитка.
Они не пили много, лишь изредка чокаясь и занюхивая рюмку черным хлебом. Они постепенно становились многословнее, вспоминая войну, а я, открыв рот и забыв о том, что обещал неугомонной Капельке вернуться к ней, как только все закончится, слушал и слушал...
Они вспоминали такое, о чем я никогда бы не прочел ни в одной, даже самой откровенной книге о войне, и говорили о том, что пережили с таким простым обыденным спокойствием, словно рассказывали о рыбалке или каком-то туристическом поход, а не о событиях пропитанных железом, кровью и человеческой болью. Они не вытирали слез измятыми платками, и голос их не дрожал. Они вспоминали страшные вещи, и лишь иногда срывались, негромко по стариковски матерясь. Одного из них расстреливали три раза. Два раза немцы и один раз наши, когда после одной из неудачных морских десантных операций под Новороссийском он через две недели в одиночку вышел через горы к своим, переодетый в снятую с убитого немца форму. Он выжил, и закончил войну в Заполярье, в Киркенесе, вытаскивая из штолен наших военнопленных, где нашел умирающим своего родного старшего брата, пропавшего без вести еще в первый год войны. Другой, рассказывал как в Сталинграде, они три зимних месяца по ночам выкладывали настоящие укрепления из тел немцев и наших солдат, в три слоя, и они, эти мертвые солдаты, спаянные морозом и кровью, прикрывали их от фашистских пуль не хуже железобетона, лишь оставляя на лицах клочья, оттаивавшие потом в блиндажах кровавыми ручьями. Однорукий капитан первого ранга, прошел всю войну, начиная от обороны Одессы и Севастополя, заканчивая взятием Берлина без единой царапины, и получив перед новым назначением на Дальний Восток двухнедельный отпуск, решил навестить родной Севастополь. Там увидев, что от его родного старенького дома на Корабельной стороне остались только стены, он поклялся себе отстроить его и сбросив мундир увешанный орденами, с самого первого дня взялся за работу. Война щадила его четыре года, проведя через все свои ужасы целым и невредимым, а вот родной дом отнял руку, когда уже почти заканчивая строительство, он среди камней напоролся на неразорвавшуюся немецкую гранату...
Они ведь не были героями. Они были самыми простыми людьми, защищавшими свой дом и свою Родину, свои семьи и своих детей. И потом, выжив в этой бойне, они засучив рукава, принялись возвращать к жизни свою землю, так же как и воевали, упрямо, неистово и беззаветно, не щадя себя, и не требуя ничего взамен...
Они долго говорили, а я сидел рядом, едва дыша, и боясь пошевелиться. Я забыл о времени, и о том, зачем я здесь. Я буквально пропитывался духом этих людей. А потом седовласый адмирал, неожиданно встал, и подняв рюмку, громко сказал:
-За Победу! За нашу Победу!
Они встали, и только в этот миг, я впервые за весь этот вечер, заметил в уголках их глаз, что-то похожее на влагу, на неожиданно накатывающиеся слезы. И когда их рюмки уже почти соприкоснулись, однорукий капитан первого ранга посмотрел на меня и опустил свою рюмку.
- Неправильно, Михалыч... Юнга без стакана... За Победу пьют все, кто носит форму.
Вот тут я пришел в себя и по- настоящему испугался. Отказать этим могучим дедам я был не в силах, но и возвращаться в систему с запахом просто не имел права.
- Я не могу...честное слово не могу...
Адмирал поставил рюмку на стол. Кажется, он сразу понял, что я отказываюсь не просто так.
- Докладывай!
И я коротко, но откровенно поведал им о том, как здесь очутился, честно рассказав о своем февральском залете и его последствиях.
Ветераны молча выслушали. Адмирал, усмехнулся и снова взял рюмку в руку.
- Молодец юнга, не стал лгать старикам. Ну, что ребята, не дадим пацана в обиду? Хорошо ведь доклад прочитал...от сердца...видно же...старался...
Те утвердительно закивали.
- Налейте юнге!
Мне протянули стакан наполненный водкой. Все встали.
- За Победу!
Я никогда так не возвращался из увольнения. Я вообще больше в своей жизни никогда и нигде не ходил в таком сопровождении. Я шел через площадь Нахимова к катеру, в окружении этих орденоносных стариков, во главе с двумя адмиралами, перед которыми выстраивались не только патрули и все военнослужащие, но и простые люди останавливались и как-то незаметно, но вытягивались перед этими крепкими немолодыми солдатами прошлой войны. И как не грешно такое сравнение, но мне показалось, что, кто бы ни попытался нас остановить, они бы меня закрыли собой, как закрывали много лет назад в бою своих товарищей. Они посадили меня на катер, и перед тем, как расстаться, адмирал протянул мне свою визитную карточку.
- Звони юнга, если сегодня все-таки возникнут проблемы. Мы своих в обиду не даем...
Никаких последствий этот случай для меня не имел. В этот вечер кто-то со старшего курса очень громко залетел в комендатуру, и всему нашему факультетскому начальству было не до таких мелких нарушителей, как я. Добравшись до роты, я умылся и завалился спать. Время шло, меня все-таки простили, потом снова наказали, уже за другие прегрешения, но я никогда так и не воспользовался той визитной карточкой, которую до сих пор храню у себя. Я еще несколько раз видел их издалека, на городских севастопольских праздниках, когда все ветераны гордо шли через город, но так и не решился подойти. А уже через пять лет, на день Победы я уже не увидел в первых рядах ни адмиралов, ни того однорукого каперанга...
Возможно, я не прав. Может быть я просто пессимист. Скорее всего, так оно все и есть. Но я уверен, убежден, что это могучее поколение, по настоящему, жилистое, сильное и жадное до жизни, а главное истово любящее свою Родину и свою землю, некем заменить. Мы стали совсем другими. Мы стали забывать, о том, кому обязаны своими жизнями. Мы слишком связаны боязнью потерять свои материальные блага и давно уже не способны на самопожертвование. Мы разучились любить то, что есть, и только жадно думаем о том, чего нам не хватает. И в тот день, когда последний ветеран той страшной войны, в последний раз дрожащей рукой поднимет рюмку и скажет «За Победу!» а потом тоже уйдет от нас, наша страна станет совсем другой, но, к сожалению далеко не такой, о какой они мечтали, умирая за нас, своих непутевых потомков...

Орден Красной Звезды
(окончание)

Начало здесь: http://www.bigler.ru/printable.php?story_id=A7450

* * *
- Юр!
- Чего тебе?
- Слушай, а что там за история с орденом у тебя была?
- Нашептали уже! А, неохота вспоминать!
- Расскажи всё-таки, ладно?
Юрка подумал и начал рассказывать...

Глава III. Особое задание. Семьдесят пять процентов.


- Попрыгали на месте! - скомандовал старшина Панасюк.
Все попрыгали. Ни у кого ничего не зазвенело. Да и не должно, поскольку все личные вещи сданы командиру батальона и находятся у него в сейфе. По размеру подогнаны парашютные лямки, десантные ножи не люфтят в ножнах, запасные магазины в кармашках разгрузок, автоматы прижаты к груди.
- Вольно! - скомандовал старший лейтенант Пушкарёв. - Ещё раз напоминаю задание партии и правительства, - он развернул карту. - Как вы знаете, мы должны десантироваться в одну из стран Юго-Восточной Азии, вот в этот квадрат. - Он обвёл некое место на карте. - Поставлена задача: захват представителя... эээээээ... империалистической державы, находящегося в этот момент на базе. - Он помолчал, потом махнул рукой, мол, «и так узнают!» и продолжил: - Итак, вылетаем во Вьетнам. В указанном квадрате приземляемся и атакуем базу. Внешний периметр охраняют войска вьетнамцев из числа коллаборационистов. За ними ребята посерьёзней, «зелёные береты», ну да их немного, справитесь! В отношении местных и коммандос, если попадутся, не церемоньтесь, действуйте по обстоятельствам, но человека, которого там усиленно охраняют, надо взять непременно живым! Слышите? Только живым! Десантируемся ночью, - лейтенант посмотрел на часы. - В два тридцать пять. И ещё, помните, что подписку о неразглашении давали!
Вот и всё. Позади месяцы учебки, изнуряющих кроссов по сопкам, прыжков с парашютом, штурмовая полоса, где не один раз бегали, стреляли, падали, отчаянно матерясь, обжигались, присяга, ещё месяцы учебы: как разжечь костёр из сырых дров, как найти воду, чем питаться при нахождении в глубоком тылу противника, как экстренно «потрошить» захваченного «языка», как убивать при помощи ножа, сапёрной лопатки, обычного шнура, голыми руками, да ещё много всякой воинской премудрости.
- На посадку! - подвёл итог старлей.
- Толстые подошвы десантных сапог тяжело затопали по фюзеляжу. Начали вибрировать двигатели потрёпанного «Ан-12», завыли, и самолёт взлетел.
Спецназовцы сидели тихо, размышляя о своём. Юрка думал, как он будет по возвращении пить с друзьями портвейн «семь в кубе» из горла, как задерёт Ленкину мини-юбку и отжарит её в подъезде. Под мечты и гул двигателей он даже задремал.
- Внимание, сброс!
Десант, потаптываясь, стал из чрева самолёта приближаться к открытой тёмной и пугающей неизвестности.
- Пошёл, пошёл, пошёл! - подталкивал бойцов лейтенант. Клим из второго взвода замешкался, но, получив подсрачник, вылетел наружу.
Юрка прыгнул. Да, он не раз уже прыгал с различных высот, ночью, затяжным. Но это были тренировки, а сейчас там, внизу, в черно-зелёной мгле была смертельно опасная неизвестность.
Сработал фал, вытягивающий стабилизирующий парашют. Ещё несколько мгновений и хлопнул над головой купол основного парашюта. Земное притяжение, повинуясь своему закону, тащило десантника на себя. Земля уже близко! В темноте это ощущалось по теплым восходящим потокам. Треск сучьев, мягкий удар, ноги автоматически самортизировали.
Юрка отстегнул лямки парашюта, сориентировался по компасу. Ага, туда, на юго-юго-запад!
Под ногами противно чавкала мокрая земля, в потёмках пару раз щёки царапала какая-то колючая гадость.
- Плюх! - он провалился в какую-то незаметную, наполненную водой яму, только успел инстинктивно поднять автомат над головой.
Кое-как выбрался из ямы. По телу склизко ползали какие-то гады. Где же свои?
Внезапно перед ним показалось открытое пространство, освещаемое светом прожекторов. Лагерь. Периметр лагеря огорожен колючей проволокой, за ней метрах в двадцати - бамбуковый забор с прожекторными вышками. Юрка по-пластунски, как учили, пополз к ней. Боковым зрением он заметил, что справа ползёт ещё кто-то.
- Эй... - негромко окликнул Юрка.
- Свои, ёпта! - раздалось в ответ.
Колючку перерезали довольно быстро и поползли к забору. Луч прожектора был статичен. Видимо, одуревшая от влажной духоты и безделья охрана не очень-то проявляла бдительность. И тут...
Метрах в тридцати рвануло. Поднялся столб грязи и по Юркиной каске что-то ударило. Юрка машинально прикрыл глаза, а когда открыл, прямо перед ним, оскалив зубы, лежала голова Витьки Михеева, белобрысого крепыша из Тамбова.
Заработал пулемёт, выбивая фонтанчики грязи из земли. За забором забегали маленькие фигурки вьетнамцев.
- Ураааааааааа! - заорал Юрка, поднимаясь с земли и короткими перебежками направляясь к забору. Только бы на мину не нарваться! Фух, кажется, пронесло!
Юрка дал короткую очередь по трём фигурам, выскочившим из-за забора, а кто-то на левом фланге метко бросил гранату на пулемётную вышку.
- Урааааааааааааа!!!!!
Сходу перескочил бамбуковый забор, кинул гранату в очередную группу вьетнамцев.
Смена магазина и ещё одна очередь по бегущим и поливающим всё веерами пуль фигуркам.
И тут как-то внезапно всё затихло...
Юрка, прикрываемый своим соседом, лица которого было не разобрать, проник в лагерь, ударом сапога распахнул первую попавшуюся дверь. В хижине находился насмерть перепуганный толстый человечек в белых брюках и рубашке.
- Don’t touch me! I’m from the U.S. government! Не прикасайтесь ко мне! Я представитель правительства США! - заверещал он.
- Нннннннна! - нога с разворота пошла по кругу, и мысок сапога мощно врезался в висок мужчине, который, странно всхлипнув, отлетел к стене и как бы стёк по ней.
- Не убил? - в дверь дома просунулась голова Пушкарёва. Он вбежал внутрь и озабоченно пощупал шею лежащего неподвижно человека. - Во, живой! - он стал сноровисто связывать пленника. - А ты посмотри, что в других домах.
Юрка побрёл по лагерю. То тут, то там валялись трупы, одиночные и в группах, в окровавленных и драных обмундированиях.
Юрка бродил среди искромсанных тел, пока не наткнулся на яму, прикрытую решёткой всё из того же бамбука. Пинком сбросив решётку, при неверном свете горящей хижины он увидел маленького скрюченного человечка на дне. Юрка спустил человечку один из стволов, валяющихся рядом, и человечек довольно проворно вскарабкался по нему.
- Бедолага! - сочувственно произнёс Юрка. Страдалец, вытащенный из ямы, улыбался и благодарно кивал. Юрий на момент отвлёкся.
- Ааааааааааа!!!!
Каким-то шестым чувством Юрик почуял опасность и обернулся.
Спасённый между тем схватил острый как бритва кусок бамбука и явно возжелал приобщить тушку Юрика к своей коллекции. Острые края пропороли х/б, бок как будто обожгло.
- Ах, ты, сука!!! - Юрка схватил тщедушного вьетнамца за голову, как учили, одной рукой за затылок, другой за подбородок, крутанул. Что-то хрустнуло, и тело вьетнамца с негромким стуком упало на землю, неживым взглядом уставившись себе за спину.
- Ихний оказался, бля... - рядом стоял Пушкарёв. Всё, на посадку, скоро «вертушка» прилетит!
В прибывший вертолёт загрузились довольно быстро, покидав туда снаряжение, бережно уложив раненых, а также свёртки брезента с трупами и кусками тел товарищей.
Затарахтел двигатель, вертолёт набрал высоту. Было двоякое чувство. С одной стороны, победа, вчерашние мальчишки в одночасье из пацанов превратились в мужчин, точнее, волчата, вкусившие крови, превратились в волков. Вид брезента, в который были замотаны покойники, не внушал оптимизма. По рукам пошла бутылка трофейного виски «Джек Дениэлс», прихваченного кем-то...
Домой!
* * *
- Указом Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик за мужество и героизм, проявленные при выполнение особого задания партии и правительства, - зачитывал полковник Щербатых, - награждаются:
- орденом Красной Звезды рядовой Набиуллин Рашид Анверович (посмертно);
- орденом Красной Звезды ефрейтор Казеченко Тарас Григорьевич (посмертно);
- орденом Красной Звезды рядовой Бразаускас Айвар Айварович (посмертно);
...
- орденом Красной Звезды младший сержант Сухачевский Юрий Александрович...
«Оппаньки, неужели и меня не забыли?»
Звания, фамилии...
Капитан (уже капитан!) Пушкарёв получил орден Боевого Красного Знамени, полковник Щербатых - золотую Звезду Героя Советского Союза (за что - никто понять не мог, ведь грузный полкан со склеротическими сосудиками на обвисших брылях никакого участия в операции не принимал! Впрочем... Весь бардак у нас делится на несколько стадий: шумиха - неразбериха - поиск виновных - наказание невиновных - поощрение непричастных.
- В ходе операции понесены потери размером семьдесят пять процентов! - продолжал Щербатых.
Да, по всем нормативам потери двух третьих личного состава - это приемлемо. Только как объяснить это матерям, которые получат «похоронки» со стандартным «погиб при исполнении воинского долга», а потом - цинковые гробы? И никакая демагогия политбонз не заменит парней, погибших во Вьетнаме - Анголе - Сирии и других странах, где нас официально не было! А, ладно!
* * *
Дембель! Только тот, кто провёл два года в кирзовой обувке, поймёт всю прелесть, весь смак этого слова! Крутятся из парашютных строп затейливые аксельбанты, форма ушивается до размеров откровенно неуставных, в календаре иголкой прокалываются заветные сто дней до приказа, рисуется дембельский альбом, однако отцы-командиры смотрят на все безобразия сквозь пальцы. Дембеееееееель!
Прощальное напутствие начальства, обмен адресами с друзьями, купленная на вокзале бутылка водки, выпитая из горлышка, и сладкий сон под стук колёс, горячие пирожки на остановках...
Здравствуй, столица! Шпиль Ярославского вокзала, скопление галдящих людей на перроне... Москва, я вернулся!
Звонок с вокзала из обшарпанной будки телефона-автомата:
- Мама, здравствуй! Я вернулся!
- Ой, Юрка! Сынок, езжай скорее домой! Мы с отцом ждём тебя, не дождёмся!
На вокзальной площади патруль. Суровый капитан с петлицами войск связи - начальник патруля, рядом - двое зачуханных солдатиков.
- Товарищ сержант, почему форма одежды неуставная? - взгляд капитана не предвещает ничего хорошего. Внезапно он замечает орден Красной Звезды на кителе.
- Э, парень... За что это у тебя?
- Не могу говорить, товарищ капитан! Сами понимаете!
- Ну, иди!
Дома ждёт стол, мамин салат «оливье», о котором мечталось и снилось все эти два года, водка в «бескозырках», тонко нарезанные колбаса и сало (и как их родители в эпоху тотального дефицита достали?).
- Юрочка, - мать смотрит на сына. - Какой ты взрослый стал! И... почему ЭТО? - мать пригладила висок, на котором заметно проступила седина среди тёмных волос.
- А, мам, ничего страшного, просто, наверное, обмен веществ нарушился слегка, - неуклюже отоврался Юрик.
- Ну, давай, давай, сынок, за стол! - батя явно уже «лизнул» к приезду сына.
Внезапно - звонок в дверь.
Ввалились друзья - Антон, Олежка, Славка.
- Привет, дружище!
На столе появилась батарея «боевых портвейнов». Пили, вспоминали.
- Юр, а куда пойти работать собираешься?
- Да в милицию пойду, наверное! Там интересно, работа с людьми всё-таки!
- Юр, ты чего?! В менты? Забыл, как они нас гоняли, когда мы «чернила» в подъезде из горла пили? Забыл участкового-мудака, который потом нас стыдил?
- Пойду всё-таки!
* * *
...Пьяная неделя. Сознание выхватывает то заплёванный пол на чьей-то квартире, то лица приятелей.
Ленка...
Размазывая потёкшую тушь по лицу, стоя на коленях, делает ему минет.
Закончила, деловито вытерла губы платочком.
- Юр, а я замуж вот выхожу...
- Ну и пошла ты на хуй!
На следующий день, отмокнув в ванной и сбрив недельную щетину, пошёл в отдел кадров РУВД...

Глава IV. Ментура, любимая и проклятая.

Эпиграф.
«Так и буду сидеть я в тюрьме и смотреть на луну,
Но не выть на луну, а смотреть на луну все без толку.
Словно волка, меня загоняют в огне и в дыму,
Только волку тому самому впору зубы на полку»
© А. Градский


- О, Сухачевский! - обрадовался начальник отдела кадров РУВД, когда Юрка, чисто выбритый и отутюженный, переступил порог его кабинета. - А я тебя уже повесткой хотел вызвать! Мне приятель из райвоенкомата про тебя шепнул уже! Такие люди нам нужны! Герой, спецназовец, орденоносец! Присядь!
Юра осторожно сел на стул.
- Знаешь, грех тебя в патрульно-постовой службе использовать! Давай-ка, друг сердечный, поступай в школу милиции!

* * *
Успешно сданы экзамены, и Юрка засел «грызть гранит науки». Уголовное право, гражданское, криминалистика... Особенно ему нравился предмет «ОРД» - «Оперативно-разыскная деятельность». «Разведопрос», «Тактика привлечения к негласному сотрудничеству», «Скрытое наблюдение и контрнаблюдение», «Негласное дактилоскопирование», «Внутрикамерная разработка» - эти термины завораживали. ОРД - это наука на стыке юриспруденции, психологии, актёрского ремесла, ещё чёрт знает чего - но наука! И Юрка часами просиживал в спецбиблиотеке, листая секретные и совершенно секретные брошюры, где приводились конкретные примеры блестяще проведённых операций.
А вот марксизм-ленинизм ему явно не давались. Конспектирование трудов его классиков он считал пустым времяпровождением, тем более, что радужные перспективы «светлого будущего» разбивались, как перегоревшая лампочка, о реалии: в магазинах было шаром покати, а то, что как тогда говорили, «выбрасывали» - мгновенно расхватывалось. И бровастый кадавр в Кремле получал очередную «Золотую Звезду» под аплодисменты и лобзания прочей геронтократии. А на фоне бодрых рапортов о повышении благосостояния советских граждан народ пил-пил-пил...
А когда в курилке Юрка как-то сказал, что Ленин не мог принимать адекватных решений с половиной мозга, кое-кто посмотрел на него подозрительно, но ничего не сказал. Но эти слова запомнил...

* * *
... Январская студёная ночь, стрелки плавно приближаются к двум часам. Курсантов иногда привлекают к несению службы, и вот Юрка на лютом морозе стоит с напарником - младшим сержантом одного из московских отделений. Ему-то относительно комфортно - в овчинном тулупе, валенках и ватных штанах, а вот Юрику в шинели и «хромачах» зябко. Метель забрасывает снег за шиворот, беспощадный ветер задувает под полы шинели...
Однако, служба!
Тишина... Жители района, в основной массе работяги с ЗИЛа, уже давно выпили свой норматив, успели поскандалить с благоверными, и закончив дневные труды, почивают.
Их внимание привлекла одиноко стоящая «Волга», точнее, подозрительное движение в ней. Они было сперва прошли мимо, но Юрка углядел, что из гнезда замка зажигания торчат провода! Попытка угона!
Юрка стал внимательнее вглядываться в темноту салона и обнаружил, что под торпедо свернулся калачиком какой-то мужичок в тёмной одежде. Он дёрнул за ручку передней двери, которая оказалась заблокированной:
- Гражданин, откройте!
Вместо ответа сидящий в машине человек стал быстро скручивать проводки, завёл машину и рванул с места. Юрка повис на двери, с трудом удерживаясь на ручке.
Водитель прибавил скорость, и теперь Юрку волокло вслед за машиной. Один сапог вместе с портянкой слетел с ноги, льдинки на дороге и недавно щедро разбросанная каменная соль быстро порвали носок и теперь ступню жгло немилосердно. Замёрзшими пальцами Юрик что есть сил вцепился в дверь... Зачем? Ведь это не его машина, да пропади она пропадом! Но он, сжав зубы, держал. И орал: «Стой, стрелять буду!» Чем стрелять? Курсантам оружие не выдают, да и сержант вряд ли применит оружие, поскольку любая стрельба в то время расценивалась как серьёзное ЧП, и горе сотруднику, который даже продемонстрирует наличие у него табельного ПМ! Напарник, неуклюже путаясь в полах тулупа и громоздких валенках, пытался догнать «Волгу», одновременно нажимая тангенту древней, громоздкой и неэффективной венгерской рации, чтобы сообщить о случившемся. Увы, они находились в «мёртвой» зоне, и прибор представлял собой всего-навсего кусок железа, которым, в крайнем случае, можно было врезать кому-нибудь по кумполу.
Внезапно машина остановилась. Заглох двигатель. Юрка подтянулся, встал, разбил локтем стекло «Волги» и выволок угонщика наружу. Расслабляющий удар в пах, руки за спину - и злодей связан портупеей.
Подоспел напарник.
- Как ты?
- Да ничего...
Юрка, как цапель, стоял на одной ноге, другую, босую и окровавленную, поджал.
- А с меня за сапог не вычтут?
- Да найдём мы твой сапог!
* * *
- Сухачевский, зайди! - позвал его на следующий день замполит курса.
Юрка, прихрамывая, направился к нему в кабинет и встал по стойке «смирно».
- Вот что, Сухачевский.. - замполит пожевал губами. - Тут начальник РУВД, на территории которого ты отличился, представление о твоём поощрении написал, однако, - замполит многозначительно поднял палец вверх. - Напомню тебе слова, сказанные в курилке, по поводу нашего вождя, Владимира Ильича Ленина! - Он вцепился взглядом в Юрку.
«Настучали!» - забилось в висках.- «Все свои же были, а кто-то прогнуться решил, бдительность проявил, сука!»
- Короче говоря, антисоветская агитация, сам понимаешь.. - замполит развёл руками. - Парень ты боевой, поэтому не буду в «особку» материалы передавать. Получи строгача и три наряда вне очереди!
Юрка перевёл дух. Гроза прошла стороной. Хер с ней с благодарностью, цел остался - и ладно! Легко отделался! А стукача вычислить бы!
Стучевилу он вычислил быстро. Им оказался комсорг группы, серый, неприметный паренёк, папа которого работал в одном из райкомов КПСС.
Подкараулив его в туалете, Юрка прижал его к стене:
- Слушай, сука, зачем ты меня вломил? Удавить тебя, мразота?
- Подожди.. Не надо! Неееееееееееееет!
Юрка уже схватил его одной рукой за затылок, а другой - за подбородок, как того вьетнамца, там, в джунглях, в Богом забытом месте. Внезапно его что-то остановило.
- Живи, пидорюга! Но если ещё хоть раз что-то вякнешь - пиздец тебе, понял?!
- Да, да...
* * *
Вот и конец учёбе! Пора и за работу! Юрка с удивлением узнал, что помимо рабочих, инженеров, ментов существует мир воров, проституток, фарцовщиков, наркоманов, БОМЖей... Нет, конечно, теоретически он был хорошо подкован, но когда столкнулся на практике... Ещё Гёте говорил: «Суха теория, мой друг...». Коллеги, особо не заморачиваясь психологическими поединками с задержанными, просто их пиздили. Сокрытие материалов от регистрации, «под жопу», постановления об отказе в возбуждении, высосанные из пальца - вот какие реалии! И так называемый «выезд на место происшествия» был всего лишь фикцией, опер брал руки в ноги и в одиночестве топал на очередную квартирную кражу. Начальство требовало повысить раскрываемость, иначе сотрудников ждали репрессии как со стороны руководства, так и всесильного райкома.
* * *
Юрка не задумывался над этими темами, просто тянул лямку опера. Писанина-рейды-засады-дежурства уже прочно вошли в его быт. Вот и теперь он бодрой походкой шагал по обслуживаемой территории.
Тёплый летний вечер. Во дворах на лавочках сидят бабки, перемывая косточки соседям, подругам, зятьям и снохам. За столиками пенсионеры рубятся в домино. На детских площадках патлатая молодёжь под гитарное бренчанье дегустирует портвейн.
Внезапно на улице женский крик. Юрка рванул в ту сторону. У трамвайной остановки двое прыщавых парней в фирменных прикидах пытались затащить в припаркованный рядом «Мерседес» испуганную девушку лет шестнадцати в цветастой блузке и мини-юбке.
- Отстаньте, пожалуйста! Ну, пожалуйста! Мне домой надо...
- Ты чего, шалава? Поехали, покатаемся!
Юрка встрял в эту милую беседу:
- Эй, парни, отстаньте от девчонки, а!
Один из юнцов взглянул на него, как на кусок дерьма:
- Да пошёл ты на хуй! Всякие задроты мне тут указывать будут!
- Нет, погоди!
Юрка сделал пару шагов к живописной группе.
- Ты, сука, не понял, что я сказал, уёбывай по-хорошему? Ща поймёшь!
На пальцах у второго парня появился кастет. Всё, шутки кончились!
Юрка опять вспомнил ту операцию, тогда, шесть лет назад...
Кастет полетел ему в зубы, и страшной травмы было бы не миновать, но Юра нырком ушёл из-под удара, а потом мощно, снизу вверх, пробил в подбородок. Тело прыщавого как будто подбросило, но на этом его злоключения не кончились, поскольку Юрка хлёстким ударом ноги превратил его яйца в комок дикой боли.
-Аааааааааааааык... - только и смог сказать прыщавый. И рухнул.
Второй на пару мгновений растерялся, отпустил девушку, которая немедленно, как по волшебству, исчезла.
- Сааааааа! - мысок ботинка с глухим стуком, как тогда, во Вьетнаме, вошёл в висок второго задрота. Последний то ли всхлипнул, то ли хрюкнул и распластался по асфальту.
Юрка отдышался. После этого он запихнул поскуливающего пиздострадальца, державшегося за пах, в салон его же автомашины, второго - в багажник, предварительно его открыв, оглянулся в поисках девушки. Её не было. Между тем, парень в салоне стал понемногу приходить в себя:
- Ну, всё! Пиздец тебе, герой хуев! Ты знаешь, кто мой отец?
- А мне, строго говоря, похуй! - спокойно ответил Юрка, завёл двигатель «мерса» и тронулся.

* * *
- Сухачевский, нет, вот скажи, ты реально охуел? - замполит со всей силы врезал кулаком по столу, да так сильно, что стекло, покрывавшее столешницу, не выдержало и пошло трещинами. - Ты знаешь, КОГО ты задержал???
Нет. - Юрка не видел за собой греха. Он предотвратил изнасилование, его хотели убить или как минимум отделать кастетом, не получилось..
- Ты, разъебай, сына заведующего сектором МГК КПСС отпиздил, а сыну зам. Зав. Отделом ЦК КПСС яйца отбил, понял?! И их папаши этого так не оставит, поверь мне! Лучше вот, садись, и пиши рапорт об увольнении, причём позавчерашним числом!
- Не буду!
- Ну, смотри!
Юрка вышел из кабинета.
* * *
- Как же вы так, Сухачевский? - следователь прокуратуры был суров. - Вы знаете, на ЧЬЕГО сына вы руку подняли?
- Ну, знаю.. - буркнул Юрка. Судя по всему, Фортуна, весьма блядовитая особа, на этот раз повернулась к нему филейными частями.
- Значит, так! - следователь бросил ручку, которую он вертел в руках, на стол. - Вам предъявляется обвинение в нанесении телесных повреждений, хулиганстве, незаконном задержании! Вот постановление на ваш арест. Всё. Конвой!
Зашёл рядовой конвойного полка.
- Препроводите задержанного в СИЗО!
* * *
Вонючий фургон автозака. Юрка, с руками, скованными наручниками, трясётся в клетушке для арестованных. И жизнь кажется сплошным куском дерьма собачьего, которое по весне проклюнулось из-под грязного, ноздреватого снега. Настроение - под стать...
За стенами фургона лязгнули какие-то ворота, открылась дверь:
- Выходи!
Юрка вышел из автозака. Так, внутренний двор Бутырки. Он бывал уже пару раз в этой старинной тюрьме, естественно, в другом качестве.
- Прямо!
Юрку провели в один из кабинетов, «сыграли на рояле», откатав пальцы на дактокарте, сфотографировали в фас и профиль.
- Вперёд! Прямо!
По сводчатым коридорам повели куда-то...
Из камер, мимо которых проходили, доносилось:
- Где мент? Давайте его сюда! Мы ему устроим торжественную встречу!
- Отдайте нам мусорка!
Удивляться не приходилось. Тюрьма живёт по своим законам, все новости её облетают мгновенно. По ниточкам между камерными оконцами двигаются «кони» - свёрточки с анашой, лекарствами, табаком и «малявами». Ничего не утаишь!
Возле одной из камер конвоир остановился.
- Стоять! Лицом к стене!
Загремели ключи, скрипнула дверь на петлях.
- Заходи!
Юрка зашёл в камеру, там находилось человек восемь.
Дверь за ним моментально захлопнулась.
Нет, это была явно не «красная хата», не камера, где по инструкциям ГУИН должны содержаться бывшие сотрудники милиции и прокуратуры. Он был в «общаке», и тела сокамерников украшали многочисленные татуировки.
- Таааааааак, мент к нам попал! Какая честь! - процедил один из сидельцев, довольно тощий мужик, обнажённый по пояс, всё тело которого покрывали бесчисленные «роспися». На пальцах - многочисленные перстни, над ключицами - витые погоны, чуть ниже - звёзды, грудь украшала церковь с пятью куполами, на животе голая женщина сидела в развратной позе на фоне карт, шприца и бутылок, под ней красовалась надпись: «Вот что нас губит», на правом предплечье помещался жирный кот в цилиндре и с бантиком, на босых ступнях «Вы куда»»- «А вас ебёт?», даже на веках татуированного было отчаянное: «Раб КПСС».
- Ну что, мусорок, допрыгался? - тон пахана не предвещал ничего хорошего. Остальные привстали со шконок и стали окружать Юрку, кто-то жевал лезвие бритвы, кто-то наматывал на кулак полотенце.
-На! - самый молодой и наглый с разворота попытался ударить Юрку в висок. Нырок - и нападавший с хрустом угодил кулаком в стену, завыл, согнулся, зажимая кулак.
Второй был осторожнее. Полуприсев, он стал обходить Юрку сбоку, явно намереваясь зайти со спины. Сделал выпад и...
- Ийяяяяяяяааааа! - локоть Юрия смачно вошёл в его переносицу, урка, захлёбываясь кровью, повалился на пол.
- Так, значит, по-хорошему не понимаем? - Юрка обвёл взглядом присмиревших уголовников. - Ннннна! - удар «маваши» пришёлся точно в висок ещё одному зеку. И тут пошла боевая работа. Связки ударов и блоков, закреплённые уже на уровне подсознания, хруст ломающихся костей, вопли.
- Откройте, суки! - заколотил в дверь камеры Юрка.
Заскрежетал замок, в «хату» влетели два дюжих вертухая, заработали дубинки, по спине, почкам, плечам, ногам, голове. Один удар пришёлся прямо по темени, и Юрка отключился, как лампочка.

* * *
Сознание включилось не сразу. Сперва - какой-то мутный свет, холод пола.
Юра зашевелился. Видимо, за ним наблюдали, потому что дверь открылась и в камеру зашёл вертухай.
- Выходи! Тебя в оперчасть вызывают!
Юрка пошёл по запутанным коридорам, периодически останавливаясь у решёток между блоками. Лицом к стене. Наконец его ввели в кабинет, в котором находились только стол, два стула и сейф. На одном из стульев сидел капитан внутренней службы.
- А, Сухачевский! Заходи! Ну, дал ты «дрозда»! Это же надо - всю камеру отпиздил!
- Чего нужно-то? - поинтересовался Юрка.
-Ты уж извини, ошибочка вышла, что тебя «на общак» кинули! - как бы сочувственно заговорил капитан.
- «Ошибочка», блядь? - зыркнул на него Юрка. - Капитан, думаешь, не знаю эти примочки?! Вам бы урыть человека, сломать его, чтобы не брыкался!
Капитан помолчал.
- Ну, парень, ты что, не знаешь, что в стране творится, а в МВД тем более? Министр нынешний, чекист, ментов ну ооооооооочень не любит! Да и в объекте ты сильно ошибся, «небожителей» и отпрысков ихних не то что ментура, КГБ не трогает! А ты попёр!
- Это что, значит, если у потроха папа в ЦК - то беспредел творить можно? - зло зыркнул Юрка.
- Эх, парень, молодой ты, дурак ещё! - снисходительно улыбнулся капитан. - Не буду с тобой дискутировать, просто пропишу тебе неделю ШИЗО, хоть выспишься!

Глава V. Прощай, сыщик!

И только маленькая дочка грустит, волнуется и ждет.
И только маленькая дочка тебя как взрослая поймет.
И только маленькая дочка в своей кроватке тихо спит.
И только маленькая дочка тебя и любит, и простит.
© Виктор Королёв

Юрка замолчал, достал из пачки «Магны» сигарету, почему-то оторвал от неё фильтр и закурил.
- Юр, а дальше-то что? -я затормошил напарника.
Договорить Юрке не дал телефонный звонок.
Я поднял трубку.
- Сережа! - раздался из неё голос администраторши гостиницы, завербованной мною пару месяцев назад. - Тут один наш постоялец, Багиров, привёл с собой двух девиц, уж очень они похожи на те фотоморды, что ты недавно показывал! Приезжай срочно!
Вот оно как!
Если в цвет, то... Эту лихую парочку проституток-клофелинщиц искали долго и упорно. Стандартная ситуация - очередной приезжий пиздострадалец подцепляет в кафе двух смазливых «лялек» не очень строгого поведения, приглашает в номер, небольшой банкет «а-ля мезон» - и всё... Когда приходит в себя - ни дорогостоящих вещей, ни денег... Три случая закончились более плачевно - мужички совсем не проснулись...
- Юр, едем, быстро!
Раз - и пистолеты в кобурах, два - ссыпались со второго этажа, три - уже сидим в Юркиной раздолбанной «шохе» и летим.
* * *
До гостиницы добрались быстро.
- Привет, где? - это я администраторше.
- Номер тринадцать-тринадцать, - сообщает она.
- И долго они там?
- Да с полчаса уже...
Слава Аллаху, лифт работает! Поднимаемся на 13-й этаж, подбегаем к двери номера... Однако, и вправду несчастливый!
- Ломаем? - предлагаю Юрке.
- А прокуратура? А «особка»? - осторожничает напарник.
- Похуй! Человека спасать надо!
Юрка колебался недолго. «Обнявшись крепче двух друзей», как писал классик, выносим хлипкую гостиничную дверь, попутно пришибив кого-то.
Так, есть! Хозяин номера, седой азербайджанец, уже «дошёл до нужной кондиции», еле дышит, пуская слюну изо рта, одна девица с минимуме одежды испуганно жмётся в углу «сексодрома», другая лежит на полу и постанывает, пришибленная дверью.
Произвожу мероприятия по детоксикации «гостя с юга» единственно возможным способом - бью ему «под душу». Мужика вырвало, понемногу бессмысленная муть в его глазах стала проясняться.
Я схватил девицу, сидящую на постели, за руку.
- Don’t touch me! I am American citizen! (Не прикасайтесь ко мне, я гражданка Америки!) - заверещала дева.
Юрик прибалдел:
- Хуяссе.. Неужели на американку нарвались?
Однако меня иностранные фразы не смутили. Что-то в обличье фейки напоминало родной «совок», особенно фейс.
- Слышь, мать, а что, сейчас такая мода пошла, серьгу в одном ухе носить?
Девица испуганно схватилась за мочки ушей, проверить наличие серег, и поняла, что спалилась.
Уразумев сие, она подняла руку и... Я едва успел увернуться от острых когтей с лаком кровавого цвета.
«Я женщин не бил до шестнадцати лет...» - так, кажется, пел Высоцкий. Я и сейчас не бью. Но для этой девицы сделал-таки исключение.
- Так, подруги, собирайтесь, снаряжайтесь! Ждёт вас дорога дальняя, казённый дом!
- Да за что??? - взвыли подруги. - Мы просто в гости пришли!
- Во-во, «в гости»! А потом после таких визитов трупы остаются... Так что придётся вам, девы, погостить лет с десяток в доме, где небо в клеточку, а подружки в полосочку... Чёрт с ними, с кобелями, которых обворовали, но убивать-то зачем, а? Два мужика после вашего «угощения» так и не проснулись, между прочим!
Девы дружно заревели, размазывая потёки косметики по лицам.
- Так, а теперь выясняем тактико-технические данные юных леди. - Юрка повернулся к одной. - Фамилия, имя, отчество, год издания?
- Сухоручко... Оксана Тарасовна... восьмидесятый... - шмыгая носом, представилась одна.
- Пердак... Виолетта Юрьевна..
- Кааааааааааак?
- Пердак...
Ситуация, конечно, драматичная, но, признаюсь, я стал медленно так сползать по стенке.
- Ну-с, уважаемые мокрушницы, вот вам новые украшения, - Юрка вытащил из-за пояса наручники. - И вперёд!
* * *
Вечер. После беготни по прокуратуре и горы писанины, от которой онемели руки, можно слегка и расслабиться.
- Ну, давай, за раскрытие! - Юрка плеснул по стаканам подозрительной жидкости из не менее подозрительной бутылки.
Выпили, закусив «мануфактуркой», то бишь занюхав рукавом.
- Уйду я, Серый, - помолчав, тихо сказал Юрка.
Я обалдел.
- Это почему?
- Да заебало всё! Казалось бы, за столько времени мог бы уже привыкнуть! Ан хуй на воротник! Вот, к примеру, эти две дуры, думаешь, от хорошей жизни из Украины сюда попёрлись? Бля, мерзость одна кругом! Помнишь ту сучку из Молдавии, которая своего новорожденного ребёнка с балкона девятого этажа выкинула? А девчонку, которую трое кавказцев на ...ском шоссе в кустах отодрали во все дыхательные и пихательные, а потом она, голая, еле домой доползла? Ведь орала, слышало много народа, и хуй кто подошёл! А вычислили мы этих скотов, в прокуратуру привезли - и что? До сих пор на свободе воздух портят, суки! А следак прокурорский через пару дней «мерс» купил...
- Юр, успокойся, плетью обуха-то не перешибёшь!
- А хуле успокаиваться-то? Ты премию давно получал? Никогда? То-то! А тринадцатую зарплату? Молчишь? Так, для ясности: начальник УВД наши бабки во «Властилину» вложил вместе со своими, а она и прогорела, какая досада! Только своё бабло он отбил, да наварил ещё, а мы от хуя уши получили!
- Юр...
- Чего «Юр»? Смотри, щенки, только-только пришедшие в органы, на иномарках разъезжают! Постовые гастарбайтеров шкурят, участковые бандитам адреса одиноких маргиналов продают, и добро ещё, если просто в город Торжок выпишут, а то и... Леса в Московской области обшиииииииииирные! А помнишь мужика, которого в подвале позавчера нашли с лицом, крысами полуобглоданным? Его цыгане палёной водкой поили, и хуй докажешь, что вместо метилового спирта он метанол хлобыстнул «случайно»! Признаков насильственной смерти нет - и всё! А сколько ты заяв «под жопу» вложил без регистрации, а? А галимых «висяков» сколько списал, «отказной» нахуярив? Тебе это нужно? Мне это нужно? Это только начальству на руку, отчитаться, мол, у нас всё заебись, охуенно живём и работаем! Сплошная суходрочка! Спиздил БОМЖ бутылку - в тюрьму его! А Мавроди с его грёбаными «Тремя мудаками», что несколько миллионов человек нагрел, как выяснилось, не ты ли охранял? Тьфу!
Я молчал. Что было возразить?
- Уйду я! Нахуй! На-до-е-ло! Я в ментуру эту пришёл, чтобы швали всякой поменьше было, ты тоже, а сейчас люди на нас волками глядят! Так и ждут какой-нибудь подляны! А отношение скотское! Ты вот когда последний раз своих дочек видел?
Это была святая правда. Домой я являлся, как правило, когда мои ненаглядные мирно посапывали в своих кроватках, уходил - та же история. И супруга проявляла крайнее недовольство, особенно в дни зарплаты, когда приносил ей... Впрочем, ладно!
- Юр, совсем забыл! А орден-то твой тебе вернули?
- Ну да, как же! Следак, сука, Гапонов его фамилия, когда постановление об освобождении подписывал, сказал, мол проебался орден! Да и хуй с ним! Главное, что в органах восстановили! И оправдали вчистую!
Дверь распахнулась и в щель просунулась морда замполита.
- Пьёте, значит? Завтра рапорта ко мне на сто... - и осёкся, встретив взгляд Юрки, быстро захлопнул дверь, причём с той стороны, и загремел по лестнице к себе на третий этаж.
- Хуй с ним... - Юрка разлил остатки водки по стаканам. - Ну, давай!
* * *
Не ушёл Юрка. Просто перевёлся на Петровку в МУР, в угонный отдел, изредка приезжал, «не добрав», типа, с проверкой, а на самом деле - водки попить в компании бывших коллег. А потом опять пропал.
И буквально через пару лет...
Конец сентября выдался погожим, солнце обрызгало золотом листву, в воздухе пахло не городским смогом, как обычно, а сухой листвой и ароматами поздних цветов.
- То, что приставлено к вашей лопатке - сильного центрального боя! - угрожающе прохрипел за спиной чей-то голос, и нечто твёрдое упёрлось мне в спину.
Я оглянулся.
Позади меня стоял Юрка, причём в форме капитана милиции.
- О, Юрок! Здорово! Какими ветрами?
- Да живу я здесь, ёптыть, забыл?
- А чегой-то ты во фраке, то бишь по форме?
- А я сейчас в отделе розыска ГАИ ..го округа работаю!
- И до сих пор капитан?
- Да, мой друг, да... Не любит меня начальство! Ты-то как?
- Да как... Два просвета на погон получил всё-таки по лету. Я же сейчас в ОУРе (Отделе уголовного розыска) округа работаю, как ты ушёл - всё, пиздец, коллектив развалился из-за нового шефа, мать его! А, похуй! Юр, давай пятого октября пересечёмся, водки попьём?
- А чего? Давай! Святое дело!
Для непосвящённых - пятое октября - это День уголовного розыска. Не все опера отмечают - кто в засадах, кто в командировке, кто дежурит. Купания в фонтанах в ЦПКиО имени Горького нет, но отмечаем душевно. И достойно.
- Словом, договорились! Вот мой телефон, звякни!
- Добро!
- Ну, пока!
* * *
Через пару дней ко мне в кабинет зашёл Сашка, тот самый, которого «чичи» при задержании подстрелили, и которому Юрка дал те спасительные доли секунды, за которые всю жизнь стакан наливать полагается. Сашка уже довольно бодро ковылял на протезе и работал шифровальщиком у нас в криминалке.
- Серёг...
- Ну?
- Юрка умер...
- Какой Юрка?
- Сухачевский...
- Пиздишь!
- Нет, Серёга...
Я окаменел. Как, Юрка? Ему же чуть за сорок! Не может быть!
Я стал судорожно листать служебный телефонный справочник, судорожно набрал нужный телефон:
- Алё, здравствуйте, криминалка ...го округа беспокоит! Скажите, что у вас с Сухачевским?
- Юрий Александрович умер. - будничным голосом ответила трубка.
- Как?
- Да на развод бежал, запыхался, зашёл в дежурку, поздоровался, и рухнул... «Скорая» констатировала смерть...
- Спасибо... - я повесил трубку.
* * *
Похороны, право, описывать не буду. Всякий не раз и не два побывал на этой печальной церемонии. Быстро привезли простенький, обитый красной материей гроб на кладбище, быстренько оттарабанили фальшивые речи и быстренько опустили последний Юркин бушлат в глинистую землю под холостые залпы трёх автоматчиков, разогнавших тучи воронья на деревьях. Всё!
Нас с Саней пригласили в кафе на поминки. Мы отказались:
- Нет, мы уж сами помянем, в своём кругу!
* * *
- Мужики, помогите! - попросили коллеги из РУОПа (Регионального отдела по организованной преступности). - Надо к одному мудаку прокурорскому, который на взятке погорел совместно с зам. прокурора, на обыск съездить, людей не хватает!
- Да говно вопрос!
- С начальством уже договорились, так что вперёд!
* * *
«На хате» у прокурорского каждая вещь говорила о достатке хозяина. Не последнее слово техники, тем не менее...
Руоповский опер зачитал следаку постановление на обыск.
- Гражданин Гапонов, вам предлагается добровольно выдать деньги и иные ценности, добытые преступным путём...
«Гапонов, Гапонов...» Где же я слышал эту фамилию? Бляяяяяяяя, да это же тот следак, что Юрку покойного «закрывал»! И сам попался, сучара!
Обыск - херовое мероприятие, я вам доложу... Очень! Копаться в чужом грязном белье, в чужой жизни - занятие, честно говоря, противное... Но приходится выдвигать ящики шкафов, перелистывать книги.
Один из оперов открыл стоящую шкатулку и высыпал из неё солидную пригоршню золотых изделий, среди которых был... Орден Красной Звезды! Сердце забилось...
- Командир, - я отвёл коллегу в сторонку. - Слушай, орденок этот не вноси в протокол, ладно?
- Закрысить хочешь? - зыркнул на меня глазами коллега.
- Да ты что?! Просто орденом этим мой друг был награждён, умер он недавно, вот этот пидор, - кивок в сторону следака - его «по нахаловке» посадил, а потом, когда освободить пришлось, награду хуй вернул, крыса ёбаная!
- Да ладно, забирай! - и, повернувшись к прокурорскому:
- Всё, дядя, отперделся ты! На «красную зону» поедешь, к Юре Чурбанову в один отряд, может быть, попадёшь! А там знаешь, кто масть держит!
Следак, судя по всему, знал. Причём хорошо. На «красных» зонах, куда попадают «залетевшие» менты, чекисты и прокурорские, «держат масть» именно опера, да ни какие-нибудь, а кто попал из-за гримас законодательства - за превышение служебных полномочий, например. Беспредела там нет, но типы, подобные нашему «пассажиру» там из-под «шконок» не вылезают.

Эпилог

...Николо-Архангельское кладбище... Осень... Пронзительно голубое безоблачное небо, с деревьев, как в танце, тихо кружась, падают листья, туи, словно часовые, хранят покой погоста. Я снова пришёл к тебе, Юрок!
Опять протираю памятник, с которого на меня с грустной и ироничной улыбкой смотрит Юрка, налил в стаканчик «сотку», накрыл кусочком черняшки, налил себе и выпил.
- Ну, здорово, братан! Я снова пришёл! И подарочек тебе принёс! - я достал из сумки свёрток, развернул его. В свёртке был Орден Красной Звезды...


© Штурм

Начальник зоны "Центр"
- Гриша, хочешь, я тебя обрадую? - голос райотдельного дежурного в трубке, замер, выдерживая предгрозовую матерную паузу...
Начальник отделения понял, что талонов на бензин нет, и без того редкий личный состав сейчас пошлют охранять очередной митинг, а жена начальника райотдела, побывав на рынке, опять лишилась кошелька.
- ну, говори уже.
- у конвойников большой автозак, который к вам ехал, в аварию попал. Замену прислать не могут. У меня тоже нечем перекрыть, максимум, могу патрульку дать после обеда. Короче, выкручивайтесь сами, или ждите завтра.
- Твою мать, у меня тринадцать человек на суд везти надо. Вася, ну скажи, как я их повезу? Ладно, еще хулиганов с футбола и нелегалов, а двум бандитам сутки по аресту продлевать надо или выпускать через три часа. Да меня прокуратура с адвокатами на крест порвет... Адвокат и так уже с утра приезжал, и сказал, что если продления не будет, то он к обеду приедет за бандитом.
- Не знаю, Борисыч, не знаю, автобус найдите какой-то, грузовик с рынка выдерни. Мне тебя учить только, портить. Все, связь кончаю. Найдешь способ, маякни, чем смогу посодействую.

Гриша опустил такую подробность, что вчера по разработке оперов, на три часа в одну из камер с бандитом, под видом мелкого жулика, был подсажен бывший сотрудник, и сегодня в обед он должен был попытаться выйти на «связь» бандита. И выпустив того досрочно, рушилась вся оперативная комбинация по раскрытию одной «разбойной» серии.

Борисыч встал из кресла, почесал своей пятерней макушку и начал усиленно думать. «Автобус, автобус, на земле нет ни одного автобусного парка, зато два автобуса есть на стадионе и один был в троллейбусном парке, но его уже не видно месяца два. Значит, сначала звоним на стадион.»
- Алло, Георгий Трофимович, милиция беспокоит. Помощь нужна, автобус на пару часов.
- Григорий Борисович, здравствуйте, увы, помочь не могу. Детей в лагерь повезли. А вам зачем? Могу, вечером по приезду к вам направить.
- Да тоже детишек в лагерь надо отправить.

«Ну теперь, выслушаем отказ у троллейбусников, и идем в аптеку за вазелином».
- Приемная, слушаю вас.
- Хозяюшка, это вас из милиции беспокоят, а можно с вашим директором поговорить.
- Нет его, он на больничном. Могу с главным инженером соединить, он сейчас вместо него.
- А давайте, попробуем.
- Алло, добрый день. Я начальник ГОМ, моя фамилия...
- Да знаю, я твою фамилию, Гриша, знаю. - трубка рассмеялась крепким басом. - Это Шалыга говорит, а не главный инженер. Этот сейчас на совещании в городе...
В гришиной груди потеплело, так как Шалыга, в свое время работал в ГАИ, потом ушел на пенсию, и в каком-то трамвайном парке отвечал за безопасность движения. Оказалось, что уже не в трамвайном, а в троллейбусном, и у него на земле. «Надо будет участкового вздрючить, что не доложил о бывшем сотруднике работающем на территории. Своих надо знать всегда».
- Виталик, тут такое дело. Нужен автобус ваш на пару-тройку часов.
- Нету, Гриша, нету. В капиталке уже второй месяц. А случилось то что?
- Да жуликов надо в суд оттарабанить, а транспорта нету...
- Ясно, увы, друже. Вот если бы тебе нужен был троллейбус...

«Троллейбус, троллейбус... А ведь их линия в пятидесяти метрах от входа, и суд тоже в метрах ста по той же линии, и разворот есть там же»

- Виталя, твой должник навеки буду, дай хоть троллейбус. Можно даже без сидушек. Главное, чтобы от центра до ВДНХ доехал.
- А они мне его не разрушат?
- Да я туда и наряд посажу, и операми прикрою, главное доехать. Веришь, уже думал на такси везти за свой счет. Одна патрулька на всю землю и у той бензина, кот нассал.
-Ладно, минут через тридцать ждите. Сам подъеду тоже. Скажу, что водителя стажирую.


- Алле, дежурный! Вася, есть выход. Только я наряд с рынка сниму, и направь сейчас ПМГшку ко мне. Нужны будут минут на 5-10. И наряду с выставки скажи, пускай через минут тридцать к суду подтянутся, я им по рации потом скажу где стоять.
- Добре, понял, направляю. Что нашел автобус?
- Почти, потом расскажу.

«Так, теперь надо занять очередь в суде, чтобы не было заминки.»

- Канцелярия! Татьяна Карловна! Доброго дня. Ваш голос бодр и приятен, и я любуюсь в трубке им.
- Гриша, что надо? Раз ты поешь дифирамбы, то тебе что-то очень и срочно надо. Давай, колись!
-Тань, мне нужно, чтобы дежурный судья не был занят через час, и не запел песню, что у него обед или еще что-то. Объяснять не могу долго. Приеду, сам расскажу.
- Да не вопрос, приезжай. Организуем.

Ну все, погнали наши городских.

- Так, товарищи опера, участковые и патрульные. Сейчас нам предстоит увлекательное турне. Цирк не уехал, клоуны со зверями только едут кататься на троллейбусе. Сейчас подъедет патрулька, и собой на 5 мин перекроет наш переулок. Ко второму выезду подъедет троллейбус. Как только он откроет дверь, попарно выводим задержанных из камер, и по два человека ведем к нему.
- Дык, может всех скопом? Чего шесть раз гонять.
- Нет, по двое. Не дай бог, кто-то на рывок пойдет. Поэтому, двое водят двоих, наряд и двое ожидают и смотрят за теми, кто уже в салоне. Участковые отгоняют любознательных граждан и попутно следят за обстановкой. Бандитов и фанатов в браслеты, в троллейбусе перековать через поручни от греха подальше. Участковые потом на рынок, подменить наряд. В суде телодвижения такие же. Двое во временной ожидают, два в салоне, все остальные водят. Все, тронулись, вон уже и патрулька подтянулась.
На глазах у изумленной общественности идущей от метро к рынку, и посетителей террасы дорогого ресторана из помещения ГОМ-а выбегали четыре человека, забегали в троллейбус разрисованный буквами «У» и двое выбежав обратно, опять возвращались с одной парой.

- Слышь, командир, вот это цирк. У меня три ходки, но такого веселого этапа никогда не было. Бляха-муха, на тралике. А в ИВС вы меня на трамвае повезете?
- Нет, на электричке, в отдельном вагоне. От трамвая дольше идти.
- Понял, теперь я понял, зачем депо на Лукьяновке. Чтобы арестантов с крытки на пересылку развозить...
- Типа того. Или в Пущу на расстрелы.
- Все, прибыли. Пошли в судилище искать вам узнилище....

- Какой ГОМ, какие хулиганы? Уважаемый, вы с дуба рухнули? Мне сказали, что у вас нет конвоя, и вы не приедете.
- Товарищ судья, позвоните в канцелярию. На нас зарезервировано время. Оно подтверждено мной и начальником дежурной части райотдела. Какие вопросы? Можно заводить?
- Вы Григорий Борисович, в своем репертуаре, заводите своих пассажиров. Вам же их еще обратно везти.

- Все хлопцы, я обедать. Буду через час. А вы начинайте марафет под стенкой наводить. Только аккуратно.
***
-Ну что, Денис, получилось? Что сказал, что спрашивали?
- А ничего не спрашивали, девка слезами немного полилась. Но видно, жучара еще та. Или науськал второй, что подходы искать будут. А я ей сразу сказал как ее увидел, что меня их мансы не интересуют, и передавать никто ничего не просил. А если уж сильно с ним пошептаться хотят, то пускай сами на стенку карабкаются и в вытяжку трындят и «дачки» кидают. Жулик ваш тоже, когда я ему этот фокус показал, не поверил, только когда Наташка палкой сигареты подтолкнула и спросила что еще принести. И Вы, Борисыч, правы. Первый раз ни хрена не будет, максимум со стороны поглядят. А вот на второй она сама пойдет, а когда забраться не сможет в виду хилости, приведет кореша ныкающегося на помощь, а он от соблазна пару слов перетереть не устоит. Ну все, я пошел работать, так что я с понедельника, точку открою на цветах? Я уже за нее отсидел авансом.
- Ладно, открывай. Хоть цветы будем со скидкой иметь под боком. А когда их с закупки будешь везти, завези маленький букетик в канцелярию суда, для Карловны. И шоколадку туда маленькую засунь. Гроши я тебе потом отдам.
-Да ладно, Борисыч. Начальник канцелярии в суде это нужный в районе человек. А вы как были ловеласом, так и остались.
- Я, Денис, не ловелас, я просто утешитель одиноких женских сердец. Ты думаешь, тебе так просто в торговом отделе райисполкома патент дали? Видать, плохо я тебя учил. А ну получи без взятки место в центре города.
- Да, знаю, знаю. Вы, Григорий Борисович, знаете всех и вся. Про всех все помните, и держите на виду. Если можете, помогаете сразу и без требования благодарности. - На этом бы миллионы могли делать, а вы все автобусы ищете и майором ходите. Оно вам надо? Вон Черныш, директором рынка стал, а был участковым без образования.
- Да хоть министром. Меня, дружище, люди уважают, а дочке не стыдно в школу ходить. А Черныши сына уже в третью переводят. Ладно, пойду я.
***
- Блин, вот бы нас туда.- глядя на экран с идущим «Форт-Боярдом» мечтательно произнес опер Войнов, именуемый в узких кругах просто Война. - Задачки надо всякие решать, ништяки всякие искать, и бегать быстро. А за это еще деньги дают. Я ни одной передачи украинского цикла еще не пропустил. Терка, вообще, молоток, настоящий мудрец - А тут сидишь, одни материалы и заявы одна тупей другой... Вот хоть нормальные потерпевшие попались с разбоев, даже покушать в благодарность принесли за вечерние бдения, а не жалобу на тебя в прокуратуру. Борисыч, а что Вы им рассказали, что они вечером сюда с полными пакетами пришли?
«Мда, порешали бы эти шоумены, мои сегодняшние задачки, и побегали бы как Война среди машин по трехполосной улице за вторым бандитом, пришедшим навестить кореша. Правильно просчитал, что захотят они потрындеть, чтобы позиции согласовать. А девка еще и дозу притащит. Не зря дверь в камеру ацетоном опрыскивали, чтобы его штырило посильней. Зато в активе два бандита, семь раскрытий тяжких разбоев и лучший результат по управе за месяц. Тут каждый день такой «Форт-Боярд», что им и не снилось. И называется он - зона «Центр». Кстати, хорошая идея, надо записать, чтобы не забыть!»
- Да ничего, Игорь не рассказывал... Следователь им вещи на опознание предъявил, ну а я уже тонко намекнул, что могу их поменять на кусок колбасы и пару помидор. А то голодный мент намного страшнее тигра из клетки того форта...



- Алло, Григорий Борисович. Звоню, как говорили в понедельник. Получилось, что-то?
- Да, Сильвестр Богданович, получилось. Можете подъезжать в разрешительную в неприемный день, инспектор предупрежден и будет вас ждать.
- Ой, спасибо большое, а то скоро открытие сезона, а ну никак туда не попадаю в такие дни. Я что-то должен?
- Тут такое дело, у нас у хлопца одного, день рождения, 25 лет будет. Вы не могли бы ему свою фотографию подписать, там где вы в костюме мудреца на вашем этом форте. И если можно одну монетку, которые там дают. Хотим ему такой подарок сделать от коллектива. Пишите имя, Войнов Игорь.

**
Но этого уже не случится. Вернее, случится, но без участия Гриши. Борисыч, как обычно принял единственно правильное решение. Но к сожалению, уже последнее. В аварийной ситуации, спасая бабушек с ведрами он подставил борт своей машины под грузовик вылетающий на обочину... Через два месяца, так и не приходя в сознание, он умер...

- Вот, блин, зря это Борисович сделал... Ну даванул бы водила кого-то. Может, они бы все живы остались. Вот скажи, Война, ему что, как обычно, больше всех надо? И у вас самая хлебная зона в районе, треть центра города ваша, кучу вопросов решать можно, а вы живете как при совке, все людям помогаете... Вы тут совсем в ментов-чесноков заигрались... Наивняк полный...
- Надо, значит было. У него не было 30 секунд на решение задачи и тигра в клетке.
- Ты, Игореха, не обижайся, но тебя после этого подарка от «Форта Баярда» совсем трухануло. Философы-мудрецы, блин. И, покойный Борисыч, лучший друг всех людей, живущих в зоне "Центр"
- Зато, Денис, его дочке не стыдно ходить в школу...