Назад не берут

Часть 1-я.

Назад не берут
А в ушах всё стоит шум винтов за бортом, журчание воды, обтекающей лёгкий корпус, подвывание турбозубчатого агрегата, шум воды в балластных цистернах при срочном погружении, хлёсткие удары импульсов гидролокатора по обшивке. А в памяти холодеет при воспоминании, как их субмарина прорывала рубеж стратегического противолодочного рубежа СОСУС в Западной Атлантике.
Назад не берут, давно это было. Он отходил своё на атомоходах, перебрался служить в желанный большой город, не дыра какая-нибудь, а потом и вовсе уволился. Теперь у него хорошая работа, хороший дом, хорошая семья - что ещё нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость!
А память тревожат воспоминания о незабываемой военно-морской операции "Атрина", когда они вскрыли противолодочную оборону Атлантического побережья США, как консервную банку! Целая группа атомоходов, выйдя в Баренцево море, вдруг бесследно исчезла для наблюдающих за ними своры противолодочных кораблей, самолётов, вертолётов, противолодочных субмарин. Весь,буквально весь Атлантический флот США был поставлен на уши, вся Атлантика была перепахана импульсами гидролокаторов и засеяна гидроакустическими буями. А они спокойно, без единого контакта, прошли все противолодочные барьеры и незамеченными вышли непосредственно к побережью
восточных Штатов, некоторые даже зашли в Мексиканский залив, к Нью-Орлеану. И ведь не обнаружили их! Только уже на отходе домой одну подлодку всё же засекли янки, когда она уже выполнила задание. Что ж - это урок, никогда нельзя расслабляться.
Это был момент славы Советских ВМФ! Но это была и его лебединая песня, шел уже 1988 год.
Меченый предатель уже продал и Славу и Флот, и весь Союз с потрохами.
И сейчас сидит отставной подводник у распахнутого окна, вспоминает лодку, отсеки, мысленно путешествуя по ним. Вот сюда трап, по нему наверх, здесь генераторы кислорода. Проверить бы их, и поглотители заодно. За прочным корпусом, над головой, баллоны ВВД, от них - трубопроводы, вентили. Переговорный "Каштан":
- Центральный - девятому, доложите обстановку в отсеке!
- Девятый - центральному, в отсеке - нормально.
К концу похода невыносимо болела голова. Человеческий организм привык к нормальному, земному магнитному полю, а находясь месяцами в неестественном магнитном поле атомохода, он съезжал с катушек и медленно умирал, взывая о помощи в виде невыносимых болей в затылке. Подводники глотали аспирин в немереных дозах. Наверное, это вредно. Не вреднее, чем нахождение месяцами в железе под водой.
Все это в прошлом, к счастью, назад не берут. Но почему же не спится этими чудными белыми ночами, почему же часами сидит он у окна, вспоминая походы, вспоминая звуки лодки, в сотые разы мысленно проходя ее коридоры и трапы?
Почему же, услышав о погибших на "Курске", его сердце вдруг разорвала боль: "На их месте должен был быть я!"
Он взял со стены старую гитару, с переводными гэдээровскими картинками на фанерном корпусе, что ходила с ним во все автономки, и негромко запел, забренчав по струнам, песню Славы Бобкова:

Нам на весь экипаж
Восемь футов под килем.
Нам на весь экипаж
Глубины неземной.
Нам на весь экипаж -
Ураганы и штили!
Нам на весь экипаж
Под водой, под водой.

Выходит, душу там оставил, в этом постылом железе?

Часть 2-я.

Это был ад+ Ад в горах Афгана.
Он в детстве был так щепетилен к своему телу, любую царапину и ссадину смазывал йодом и зелёнкой. Здесь, в этих горах, когда в бою ему отстрелило фалангу безымянного пальца, он даже не поморщился. Санинструктор быстро обработал ему рану, перетянул обрубок, посыпал стрептоцидом, вколол противостолбнячный укол, и забинтовал палец:
- Хорош! Как вернёмся с рейда - зайдёшь в медсанчасть.
А вокруг бойцы теряли кисти рук, руки по локоть и по плечо, минами отрывало ноги или даже полтуловища до пояса, разрывало головы, разбрызгивая мозги. Что там его жалкий сустав безымянного пальца?
В Союзе, в учебке, ему что-то втолковывали про интернациональный долг, про братский народ, который он должен защитить от душманов. Первое, что он понял в Афгане, нет никакого афганского народа - здесь только духи. И обратное, нет никаких духов - против них весь народ. В них стреляли все: от десятилетних пацанов до столетних старух. Ни разу ему не приходилось защищать афганцев от мифических душманов, посягающих на мирную жизнь простых селян. Простые селяне почему-то сами были на их стороне, защищаясь от воинов-интернационалистов.
Назад не берут. И не надо. Если кто-то сказал бы ему в здравом уме и при твердой памяти, что хочет обратно, "за речку", он от души бы посоветовал ему обратиться к психиатру. И не стал бы насмехаться над ним, грешно смеяться над больными. Но ночами прошлое снова брало его к себе.
+Их мотострелковый взвод на трёх БМП, являя собой авангард мотобригады, осторожно пробирался по дну ущелья. В одном месте, за поворотом, скалы сдвигались почти вплотную, самое удобное место для засады.
- Стой! - завопил по рации взводный Нургалеев.
И три бээмпэшки разом встали, клюнув носами, бойцы на броне чуть не свалились, но привычно цепко держались за скобы, а потому удержались.
- Не нравится мне эта херотень, - пробормотал лейтенант, разглядывая в бинокль крутые склоны.
- Послать бы бойцов в разведку, наверняка здесь засада.
И тут со скалы коротко застучали неспешные, точные очереди ДШК.
- Назад, - заорал взводный, но механики уже и сами сообразили, и БМП, не разворачиваясь,спешно отъехали обратно.
Это были какие-то неправильные духи. По идее, они должны были подпустить броню поближе и расстрелять их из гранатомётов, тот же ДШК в упор запросто прошьёт броню БМП. Но духи почему-то предпочли отпугнуть их, у них были свои непонятные резоны. Вызвать "крокодилы" и выкурить их, нанеся БШУ, не получится, слишком высоко, вертушки на такой высоте не работают. Духи это знали.
Знали они также, что стволы БМП не могут подняться вверх выше определённого угла, а потому не достанут их, слишком высоко была их позиция. Не могли также БМП отъехать назад настолько, чтобы всё же накрыть позицию духов, дорога в ущелье делала поворот за скалы. Невозможно было и въехать на БМП на скалы, слишком крутые были склоны. Духи выбрали себе прекрасную позицию, что и говорить!
Нургалеев думал недолго, военная служба учит людей принимать решение быстро.
- Все ко мне! - замотал он рукой над головой.
Когда бойцы взвода окружили его, он их сильно удивил:
- Все вещи и оружие сложить в броню. Первую бээмпэшку мы затолкаем на этот склон. Духи нас из-за поворота не видят, и когда мы впихнём её туда, то проедемся по гребню горы и влупим по ним в упор.
Все с недоверием посмотрели на взводного, а потом на склон горы, градусов сорок, а то и больше будет.
- Не получится, товарищ лейтенант, слишком круто. Да и БМП - это не велосипед, тяжелая,зараза, - возразил кто-то.
- Разговорчики! Я сказал: толкать! А не затолкаем - я тебя лично заставлю жевать мои портянки, слово офицера!
Медленно, метр за метром тяжёлая БМП поднималась по крутому склону. Часть бойцов толкала сзади, упёршись в дверцы десантного отделения, остальные тянули спереди за буксирный трос. От неимоверных усилий солдаты задыхались, лёгкие словно огнём сжигало, сказывался и недостаток кислорода на высоте. Машина поднималась бы быстрее, если б водитель не газовал сильно.
Нургалеев, стройный, гибкий, стремительный, вскочил на броню и начал бить каблуком по люку механика. Люк открылся и оттуда высунулась небритая рожа механика-водителя Смирнова по прозвищу Спящая Красавица, лицо у него всегда было заспанное и немного обалдевшее:
- А?
- Хуй на! Ты чего люк закрыл? Веди машину, высунувшись наружу, понял? И главное - не газуй сильно, не газуй. Когда ты газуешь, гусеницы сразу пробуксовывают. Давай газу ровно столько, чтоб дизель не заглох, но резко не газуй - понял? И не спи в машине - убью!
Нургалеев спрыгнул с брони и снова начал кричать солдатам, упёршись сзади в дверь:
- Раз-два - взяли! И-и-що взяли!!!
Наконец затолкали БМП на гребень горы, летёха прыгнул в башенку, на место
оператора-наводчика, и машина медленно стала разворачиваться по вершине ближе к позиции духов, до них было меньше километра. Те не сразу поняли, откуда по ним стреляют. Они считали, чтоб БМП не сможет лупить по ним снизу, а та била по ним сверху! А когда поняли, было поздно, разнесли
их на хрен.
"Никогда не воюйте с русскими. На каждую вашу военную хитрость они ответят непредсказуемой глупостью". Бисмарк.
- А-а-а! Так вам, с-сук-ки, за наших ребят!
- Не кричи.
- А?
- Не кричи, говорю, разбудил всех. Что, опять перевал штурмовал?
Он промолчал. Перевернулся на другой бок, перевернул мокрую от пота подушку другим боком,невлажным ещё, и снова забылся тревожным сном.
Назад не берут. Но почему, оставшись ночью наедине со своими мыслями, он снова там?
Это был ад. Ему повезло, что живым оттуда выбрался, и почти невредимым. Только кончик пальца оторвало. Поначалу это ему самым главным казалось, что живой и здоровый. Но позже он понял то, что знали уже "шурави", дембельнувшиеся раньше его. То, что он жив-здоров - это ещё не самое
главное. Главные потери от Афгана - психические. Сколько их, ветеранов той забытой войны, потом наложило на себя руки - не счесть. А сколько просто свихнулись, пополнив учётные карточки психо-невралогических диспансеров. А сколько ещё из них, внешне как будто нормальные, стонут по ночам от кошмаров, переворачивая взмокшую под собой подушку сухим концом.
По ним внезапно открыли огонь из крайнего дома. Кишлак был вроде бы брошенный, они не ожидали встретить здесь кого-либо. Короткие автоматные очереди и точные, редкие винтовочные выстрелы. Похоже, снайпер работал. Первого подстрелили взводного Нургалеева, пуля вышибла ему коленную чашечку. К нему кинулся радист Кестас, и упал сражённым рядом, схватившись за простреленный через броник бок. На живца ловят, суки. Все разом стали лупить по крайнему дувалу. Коля крикнул своему отделению "Прикройте!" и стал боком, потом по канаве пробираться к дувалу, оставаясь незамеченным. Подкравшись поближе и спокойно прицелившись, саданул в окно из подствольника. Не дождавшись, пока рассеется дым и пламя от разрыва, он подбежал ближе и швырнул туда же гранату. Выбив дверь ногой, ворвался в хижину и полоснул очередью вокруг. А уж потом осмотрелся. У окна лежал посеченный осколками древний седой дед с не менее древней английской винтовкой-буровкой. Впрочем, била буровка очень мощно и точно, броник навылет прошибала, уважали её за это и духи, и шурави. У дверей валялся разорванный гранатой бача лет тринадцати с китайским "калашом". И в глубине комнаты, у очага, лежали мёртвая молодая мать с убитым грудным ребёнком на руках, припавшим к ней, свернувшись в клубочек, словно котёнок.
Но, как говорится: "Мертвые - в землю, живые - за стол!" Ворвавшиеся во двор бойцы радостно завопили: там посередине стоял большой казан плова, только с огня, ещё горячий и вкусно парящий мясным запахом! Все радостно столпились вокруг, закатали рукава и стали есть его по-восточному, руками. Вдруг послышался тонкий пронзительный свист летящей мины и замок Семенюк
закричал:
- Пиздюка-а-й!!!
Все рванули в разные стороны, точно в центре казана с пловом рванула мина-крылатка, забрызгав солдат рисом, мясом и жирным горячим соусом. Все целы остались, кой-кого лишь зацепило слегка.
Поели плова, твою мать.
За этот бой ему дали медаль "За отвагу". Он никогда не носил наград, за одним единственным исключением: раз в год, в годовщину вывода войск, питерские ветераны собирались у памятника афганцам в парке Интернационалистов, что на углу проспектов Славы и Бухарестского. Там были все свои, там эти медали были к месту. Но как же он завидовал иногда тому американскому ветерану Вьетнама, что швырнул свои медали конгрессменам: "Мне не нужны эти награды за убийство!"
Сам бы он не смог так сделать. Да и дороги ему были эти награды, не сами по себе, а как память о прошлом. Но держа в руках "Отвагу", вспоминал то беспомощное тельце, скорчившееся у маминой сиськи. Какие-то журналюги поначалу донимали его с просьбами об интервью, просили рассказать о
подвиге, о наградах. Он лишь отмалчивался: "Да какой там подвиг?" Считали писаки, что скромничает ветеран, а он просто не мог об этом рассказать. Не о расстрелянных же детях им говорить, не поймут они, борзопишущие. А ещё директор школы с завучем и комсоргом часто приглашали его в школу, на пионерские сборы и "уроки мужества". Хотели, чтобы он рассказал школьникам о героических советских воинах, с честью выполняющих интернациональный долг. Он вежливо отнекивался - некогда: работа, учёба, семья. Но ему так хотелось наорать на них: "Идите в жопу, суки! Не лезьте ко мне в душу, ясно! Как объяснить людям, не бывавшим на войне, что такое война? Я хочу, чтобы все оставили меня в покое. Чтобы оставили меня наедине с моей
совестью".
Один дружок его закадычный, тоже ветеран, только дембельнулся годом позже, вдруг записался в охотничий клуб, закончил специальные курсы, потом получил в милиции разрешение на оружие и купил двустволку. Но охотиться не стал. Просто уехал на электричке в лес и там застрелился.
Коля, узнав об этом, скрипнул зубами. А ведь он тоже присматривал ружьецо в охотничьем магазине. Это боль всегда с ним и ни с кем не поделишься, разве что с такими же афганцами. Они поймут, но этим разбередишь их собственную боль, а потому они избегали таких разговоров.
"А сейчас наши выходят с Афгана. Сколько их, желторотых, необстрелков, не умеющих воевать, погибнет там зазря? Эх, меня бы туда, я бы и сам зря голову под пули не совал, и вас бы прикрыл. Вы ж зелёные ещё, пацаны совсем, сколько вас погибнет понапрасну?"
Коля лежал, сжав зубами наволочку, чтоб жена не проснулась от его всхлипов, поливая подушку слезами.
"Возьмите меня к себе, ребята! Я, ветеран этой войны, готов защищать вас, готов идти к вам в прикрытие. Я готов, мне уже нечего терять, а вы ещё ведь совсем молодые. Да только назад не берут. Не берут!"

Часть 3-я.

"Назад не берут", - эта мысль часто посещала человека, что сидел в кафе неподалеку от Лубянской площади. Это был невысокий, сухощавый седой старик с живыми проницательными глазами.
Он часто приходил сюда, брал чашечку кофе и, устроившись у окна, это было его любимое место, и подолгу сидел тут, поглядывая на площадь с памятником Дзержинского в центре и на здание Лубянки тоже.
Возможно, вы думаете, что этим странным стариком уже заинтересовались чекисты, чего это он выбрал себе наблюдательный пост напротив их штаб-квартиры? Нет, чекистов он давно уже не интересовал, списан вчистую, в резерв. Хотя на всякий случай наблюдение за ним поддерживать надо.
Назад не берут, а жаль. Тот, кто хоть раз почувствовал ни с чем несравнимый вкус специальных мероприятий, оперативной работы, тот уже на всю жизнь отравлен им, как наркотиком. Потому в самых ответственных мероприятиях даже пожилые генералы зачастую сами идут "в поле": для непосредственного руководства, обеспечения и прикрытия. Бывалые разведчики понимающе
усмехались: старичка на оперативку потянуло, молодость в заднице заиграла. Тот, кто хоть раз был опером, полевым разведчиком, в душе навсегда останется им.
Работа в поле - это не стрельба и погони в стиле "Джеймс Бонд", внешне всё обыденно и буднично. Но это небывалое напряжение ума, нервов, наблюдательности, интуиции. Разведчик весь напряжён и наэлектризован, как истребитель в воздушном бою, как ментовский опер при задержании особо опасного преступника, которого он пас целый месяц до этого, как игрок в покер при крупной ставке, как Эх, да что там объяснять, это почувствовать надо, пережить самому этот небывалый душевный подъём с обострением чувствительности и интуиции. В чём-то это состояние сродни эйфории от опасности, как у альпинистов, карабкающихся по отвесной скале.
Но альпинистам случается срываться со скалы, а игрокам случается и проиграть. Был и у него, разведчика-нелегала с большим опытом, провал. Он вовремя почувствовал, что находится под контролем и успел подать условный сигнал, чтобы на связь с ним больше никто не выходил. Его схватили прямо на улице, контрразведчик, надевая ему наручники, пощупал его пульс и поразился, его пульс был ровный и спокойный. Наш разведчик, которого взяли его противники, ничего не боялся, лишь улыбался довольно: успел всё же своих предупредить. Пусть его взяли, но агентурная сеть предупреждена, связники тоже, и наши в курсе - моральная победа за ним!
Потом были допросы, суд, пожизненный срок. Две инсценировки расстрела при попытке к бегству и неоднократные предложения работать на них, очень выгодные предложения.
Но свои выручили, вытащили его, обменяли на задержанного вражеского шпиона.
И вот он дома - триумфальное возращение, поздравления от друзей, награды от начальства, заслуженные блага: квартира в Москве и дача под Москвой, личная "Волга"+ приличная пенсия и отставка.
И всё. Поначалу приглашали иногда на юбилейные заседания, потом лишили пропуска на Лубянку. То есть просто не продлили его. Друзья звонили всё реже, у них много работы, да и нельзя им о ней рассказывать. И он остался один, никому не нужный.
Русские своих на войне не бросают а после войны - забывают.
Назад не берут. Понятно, в поле работать он уже не может. Но ведь мог бы работать в аппарате, на обработке материалов. Наконец, мог бы учить молодёжь, передавать ей свой богатейший опыт нелегальной работы. Но эта вечная наша перестраховка - ах, он много лет был у них в застенках, его могли перевербовать. Нет, конечно, нет никаких свидетельств этому, но на всякий случай, мало ли что.
И он стал приходить в это кафе на Лубянской площади, просто чтоб хоть рядом быть, может знакомых иногда увидеть. Иногда действительно встречались знакомые офицеры, они были вежливы, но вечно торопились по делам.
И он сидел в кафе один - заслуженный и забытый. Назад не берут
***
PS: Описаны реальные люди и реальные события.

НВП

Были времена, когда обезумевшая от гонки вооружений страна чуть не с пеленок готовила своих граждан к отпору империалистическому агрессору. Едва научившись говорить, дети уже распевали: "....чужой земли мы не хотим не пяди ,но и своей вершка не отдадим!" Значения странных слов «пядь» и «вершок» дети не знали, но в их головках вызревала мысль, что страна живет в окружении врагов. Враги покушались на маму и папу, небо и солнце. Все это подкреплялось кинофильмами и книжками. Подрастая, дети усердно сдавали нормы ГТО и азартно играли в «Зарницу». "Все было не так уж и плохо",-думаю я, глядя на выросшее после перестройки поколение пофигистов.
Кто из нас не помнит уроки НВП? Предмет этот с дурацким созвучием преподавался в старших классах и нашей школы. В выделенном для занятий кабинете все стены были увешаны блеклыми плакатами, изображающими ужасные последствия атомного взрыва, способы защиты от него и первой помощи пострадавшим. Уроки вел старичок - божий одуванчик. Вел - это громко сказано. Сидя за столом, шамкая, экая и мекая, дедушка пытался вбить в наши головы виды химического оружия и прочую дребедень. Никто из нас не верил, что в борьбе с проклятыми империалистами до всего этого дойдет дело. А как же: броня крепка и танки наши быстры! Поэтому никто и не слушал. Девчонки кучковались на задних рядах, обсуждая свои бабские проблемы, мальчишки тоже не скучали. Дедушка, впрочем, не обижался. Заслышав звонок, с не меньшим облегчением чем мы, собирал свои книжечки и ушаркивал в учительскую. Все были довольны.
Придя на очередной урок, предвкушая приятно провести время, мы были до крайности поражены, когда вместо нашего безобидного дедушки в дверь четким шагом вошел довольно молодой дяденька, в тщательно отглаженной военной форме! Был он невысок, широк в плечах, с широкоскулой крестьянской физиономией, весь какой-то крепенький, лобастенький, как годовалый бычок.
- Меня зовут Иван Гаврилович Попов, - представился он, - буду вести у вас уроки по НВП. Вопросы есть?
Обалдевший от таких резких перемен, класс растерянно молчал.
- Тогда приступим. Для начала познакомимся....
Гаврюша, получивший прозвище из-за отчества и уморительного сходства с бычком из мультфильма »Каникулы в Простоквашино», с жаром взялся за нашу подготовку к защите родных рубежей. И откуда он только свалился на наши головы! До опупения и отупения зубрили мы названия отравляющих веществ, признаки отравлений, цифры радиусов поражения различных типов оружия, с умилением и слезами на глазах вспоминая нашего дедулю!
Все было довольно гладко, пока разбирали теорию. В один, далеко не прекрасный день, дело дошло и до практических занятий. Не всем дано овладеть премудростями военной подготовки, пусть даже только её началом. Это понимает каждый нормальный человек. Но только не наш Гаврюша!
Первый же урок, посвященный строевой подготовке, привел его в ярость. В ярости Гаврюша был ужасен.
- Как стоите в строю? - гремел он, - спины выпрямить, подбородки поднять,пятки вместе, носки врозь! Смирно! Равнение направо! При равнении вы должны видеть грудь четвертого человека!
При этих словах мальчишки пакостливо захихикали, а девчонки покраснели как помидоры. Особенно те, у кого эта самая грудь еле-еле обозначилась под платьем.
- Сегодня мы будем учить подход к командиру с отдачей чести.
- Ну, наших девок этому учить уже не надо, - заржал наш первый похабник и хулиган, Сережка Дубовской.
За что тут же получил острым локотком в живот и пинок по голеностопу от Анжелки Корниенко, девицы гренадерского роста и гусарской внешности. Гаврюша одобрительно хмыкнул, видя, что теоретические занятия, посвященные приемам самообороны, не прошли даром.
- Строевая подготовка - это вам не хухры-мухры! Шаг должен быть четким и красивым. К сожалению, некоторые солдаты шагают, растопырив зад!- продолжал он.
Пораженные представленной картиной, класс покатился со смеху.
- Иван Гаврилович,- подавляя смех, хрюкнула с левого фланга Жужа, - покажите, пожалуйста, как растопырить зад, мы посмотрим, чтобы так не делать.
- Тихо! - рявкнул Гаврюша - Смирно! Растопыренный зад видно издалека! Не пропустите! Задницы топырят только сопливые новобранцы. Я уже вышел из этого состояния. Начнем по списку!
Корчась от смеха, подобрав в своих телах все, что можно было подобрать, мы начали изображать подход к командиру с отдачей чести.
-Стороженко! - провозгласил военрук - Ко мне шагом марш!
Все замерли в ожидании потехи. Дина Стороженко, высокая и стройная, с огромными карими глазами была наделена при рождении невероятной женственностью и полной неспособностью к любым физическим упражнениям,входящим в школьную программу обучения. Учителя физкультуры давно оставили свои попытки приобщения сей заблудшей овцы к спорту. При виде летящего к ней мяча, Дина визжала, как резаная. Хрупкие ножки не желали прыгать через штангу. Падала она еще на подлете к козлу, норовя сшибить его нежным лбом. И только новичкам приходила в голову крамольная мысль отправить её на канат. Выгибаясь всем телом назад, она безуспешно пыталась обвить его ногами, закидывая на узел то одну, то другую ногу. Руки её срывались и она с непередаваемой грацией начинала кружить вокруг каната. Глядя на это, молодые физруки начинали покрываться испариной, а старые апоплексически бурели. Класс оглушительно ржал.
- Ко мне шагом арш, - повторил Гаврюша, когда Дина вышла на исходные позиции.
- Есть, - пролепетала она и ... поплыла, плавно переставляя ноги, оттягивая носочки как балерина, прижимая предплечья к телу, отводя в сторону локотки и кисти рук.
- По вашему приказанию прибыла, -вякнула она и приложила согнутую домиком ладонь к левой брови, как бы прикрывая глаз, чтобы лучше разглядеть военрука.
- Боже!- забыв про устав, изумился Гаврюша, - что это было!? Повторить ещё раз!
Дина невозмутимо поплыла назад.
- Четче шаг, четче отмашку рук! - завопил военрук. Стороженко, ко мне шагом марш!
Ноги Дины вдруг совсем перестали сгибаться в коленях, носки разошлись в стороны, зато руки мотались как у шалтая-болтая. Походкой Чарли Чаплина она двинулась на Гаврюшу. Тот стоял, как громом пораженный. Остальные уже не могли смеяться, а только икали и стонали. Одна Дина и глазом не моргнула. Она просто не понимала, что от неё требуют.
На её счастье прозвенел звонок.
От дальнейших экзерсисов её спасло только ограниченное количество часов, выделенное на строевую подготовку.
Упертый Гаврюша не терял надежды сделать из Дины достойного члена социалистического общества, готового хотя бы к обороне. В её способностях к труду он уже здорово усомнился. Однако на занятиях по сборке и разборке автомата Калашникова Дина на глазах у Гаврюши, как фокусник, растеряла половину мелких деталей и прищемила себе палец пружиной затвора. Ползая под партой в поисках укатившихся матчастей, Гаврюша проклинал бестолковое бабье, но своих гнусных намерений не оставил.
Как только позволила погода, мы были выдвинуты на пришкольный полигон для отработки броска учебной гранаты. Мы должны были, разбежавшись, с подскоком закинуть гранату как можно дальше, ориентируясь на белый флажок. Гаврюша, продемонстрировав очередность действий, вышел на линию броска, обозначенную посередине флажком красным. Встал чуть в стороне и раскрыл журнал.
- Аммосова! Так, молодец !
- Бахтин! Можно было бы и лучше!
- Ершов! - неумолимо приближался он к букве С.
- Стороженко!
- Может, не надо? - пискнула осторожная Галька Дутова
- Отставить разговорчики! Стороженко, на позицию!
Когда граната оказалась в нежных Дининых руках, народ, ломая строй, прыснул подальше от неё. Гаврюша, напряженно глядевший на Дину, наших коротких перебежек не заметил.
С гранатой в руке, закидывая пятки в стороны, Дина побежала к черте, с которой следовало метнуть эту железяку.
- Подскок! - взревел Гаврюша.
Дина затормозила, дергая ногами, как стреноженная лошадь, и нелепо подпрыгнула.
- Бросок! - не унимался военрук.
Собрав последние силы, откуда-то из-под низу выкинув левую руку, она метнула ненавистную гранату в безоблачное небо. Гаврюша, ожидавший падения гранаты строго по уставу, возле красного флажка, не сразу понял, почему класс вдруг замолчал, а потом взорвался истеричным визгом девчонок и криками мальчишек: »Атас!» Вероятно, какая-то часть его мозга все же просигналила ему о надвигающейся опасности. Он проворно присел, прикрывая голову толстым классным журналом. Визг перешел в крещендо и резко оборвался, когда граната, описав в небе немыслимую траекторию, брякнулась перед носом Гаврюши, облив его грязной жижей из первой весенней лужи. Смахнув грязь с лица и очумело поглядев на Дину, Гаврюша отошел подальше в сторону от красного флажка. Дина не менее очумело пряталась за спины подружек, ожидая немедленного возмездия. Боясь не сдержать бьющих через край эмоций и тем самым уронить свое достоинство перед уже гогочущей ордой, Гаврюша решил сделать вид, что ничего не произошло.
- Ухов! - чуть дрожащим голосом вызвал он следующего.
Орда разочарованно притихла.
Не знаю, что так подействовало на Гаврюшу, но больше он решил судьбу не испытывать, тем более, что по плану предполагалась стрельба в тире из пневматической винтовки.
Быть может, он представил себе непораженную мишень, горы наших трупов и Дину, растерянно взирающую на винтовку в своих руках? Или решил, что к обороне Дина уже все-таки способна?

Кто не помнит уроки начальной военной подготовки?
Непреднамеренными стараниями Дины, уроки НВП надолго остались в нашей памяти, а благодаря Гаврюше, всегда по-военному подтянутому и аккуратному, наши мальчишки получили нужное представление об армейской службе. Пугающее мам слово «призыв», означало для них продолжение Гаврюшиных уроков. Некоторые поступили в военные училища. Наверно, там они, наконец, увидели, как шагают, растопырив зад.

Год уже не помню. Спальный район на окраине Киева. Сауна. В ней парятся слуги народа вместе с одним иностранным гражданином ранее бывшим нашим который имеет определенный экономический интерес к нашим депутатам. Один из народных депутатов слегка перебрал беленькой, и, соответственно, был слегка не в себе. А сам сей избранник до этого служил срочную службу в морской пехоте, был 2-х метрового роста и его тело было красочно украшено сценами военно-морской жизни в синем цвете. Кроме этого, случился такой с ним казус, как получение пистолета ПМ на постоянное ношение, и приехал к ним в сей оплот чистоты и разврата на собственной машине марки «Тойота-карина» еще один гражданин, за счет которого и был сей банкет, а он к своим 45 годам успел успешно поменять свое гражданство на американское с советского. В это время к ним заходит смотритель-мойдодыр и сообщает, что вроде как эту машинку пытаются угнать. Наш герой-морпех хватает кабур с пистолетом и в одной простыне (весна, май месяц) пытается задержать угонщиков. Он вылетает из сауны, размахивая стволом, угонщики врассыпную, он бежит за одним, тот зная что за углом небольшой рынок и конечная общественного транспорта, и народу там много и можно затерятся. Но не тут-то было. За ним успешно бежит депутат, в простыне и с наганом, причем в один прекрасный момент простыня с него спадает, и он автоматически пополняет ряды нудистов-натуристов. Не замечая этого, он на полном ходу влетает в толпу и, размахивая стволом, кричит, что если этот чмырь не сдастся сам, он его завалит прямо здесь. Толпа в шоке от голого мужика всего в татуировках и со стволом в руках. Он же замечает, что простынь с него спала, и он вроде как натурщик для художника. Соответственно, ствол он опускает и озирается в поисках единственного предмета своего туалета. Находит его и пытается ретироватся с места своего боевого подвига. И понимает, что он заблудился, потому что запомнить точное расположение сауны ему мешает изрядное количество на груди.
Владелец Тойоты как добропорядочный гражданин сразу звонит 02, чтобы сообщить о происшедшем, причем сразу же сообщает о том, что он гражданин США и вместе с ним находятся еще три депутата, которые в свою очередь уже наяривают милицейским генералам, вызов получает статут самого важного, и со всех сторон города к месту происшедшего устремляются разные тревожные группы, от ПМГ и ОСГ райотдела до группы спецназа и тревожной оперативной группы старших братьев милиции, занимающихся преступлениями, совершенными иностранными гражданами и в отношении их. Но граждане, стоявшие на остановке, тоже звонят по 02 и сообщают о сумасшедшем уголовнике в татуировках с голым задом и оружием в руках, обещающего всех убить. И вызов тоже считается самым важным, только район, в котором стоит остановка, уже другой, и туда стараются приехать побыстрее омоновцы, охрана, сыскари и галопом бежит ближайший наряд ППС во главе с не совсем трезвым местным участковым. Сам же избранник отсиживается в промежутке между киосками и кричит народу и его защитникам, что он их слуга и пускай кто-то проведет его в сауну.
Прибывшему на место наряду, который боязливо ждал группу захвата из РОВД находящуюся где-то, депутат пытается объяснить ситуацию и самолично возглавить операцию по поимке угонщиков. Но они же не знают ситуации поскольку, от их райотдельного дежурного информации о ситуации в сауне не поступало. Они требуют одного, отдай мужик, пистолетик по-хорошему, а то снайпер приедет стрельнет разок и усе. Но справедливость постепенно начинает восторжествовывать в лице подъехавшей машины ГАИ которая проводила отработку территории в поисках угонщиков. Они увидев ппсников, участкового и сыскарей, подъехали к ним с вопросом, а типа вот хеппенд, вы тоже на отработке или как. Тут до участкового, ведущего переговоры с маньяком начинает доходить, что а мужик то правду говорит. А он в порыве благодарного чувства, начинает обещать участковому, что завтра из капитана тот станет подполковником, хотя минут пять назад обещал ему пожизненные лейтенантские погоны. Короче, участковый врубается в тему, подходит к депутату, дает ему сигарету тот судорожно курит и просит сто грамм, для снятия стресса, которые ему приносят из багажника гаишники. Картина еще та, на пятачке возле киосков участковый наливает из бутылки в пластиковый стаканчик почти голому мужику водку. Депутата прячут в гаишную машинку, и вдруг к ним подруливается местная бабулька и сообщает, что видела как в подъезд воон того дома забежал парнишка, за которым собственно и гонялся вот этот мужчина, она все из окна своей фатеры видела.. Гаишники, сыскари, ппсники, участковый и герой-избранник, несутся туда, причем блокируя все возможные пути отхода злодея. Мудрые гаишники уже сообчили своему дежурному что угонщик почти найден (чтобы палку у них не стырили) и дали адрес, куда же на полных парах тоже начинают нестись все группы всех служб задействованные в розыске преступников посягнувших на собственность дорого гостя. За пять минут дом был окружен в три кольца захвата и из машинного отделения лифта был извлечен парнишка лет пятнадцати, проклинавший тот день когда он стал на неверный путь блатной романтики. Еще через три минуты под напором орлов-сыскарей и оперов-важняков, которые таких волков кололи, по сравнению с которыми, сей юный криминальный элемент, есть сперматозоид в мошонке этого животного, он сдал всех своих подельников с которыми днем вместе прогуливал школу, а вечером бомбил местный автотранспорт. За 20 минут все фигуранты были собраны у участкового, опрошены, допрошены, и отпущены по домам ввиду малого неподсудного возраста. Сам же участковый, уже давал интервью прибывшим телевизионщиком, причем представлялся уже подполковником. (надо отдать должное депутату,через пару дней он стал майором и был переведен в главк)

Как рассказывали аборигены такое количество милиции они в своей жизни видели только на парадах киевского гарнизона, а кражи из машин в этом районе прекратились надолго.