- Дорогие мои друзья, сегодня 23 февраля. За это мы, конечно же выпъем, потому что для этого мы здесь. Но для начала, если не все ещё знают, полковник Дъяченко покидает нас. Давайте выпъем за нашего дорогого Валерия Андреича и пожелаем ему успехов на новом месте службы, и что бы число взлётов было равно числу посадок, естесственно.
Длинный рыжий инженер эскадрилии Капустин высоко поднял рюмочку, виртуально чокнулся с присутсвующими и выпил. Послышался звон рюмок, нестройный гомон пожеланий, товарищи офицеры вздрогнули и закусили.
- Вот, Дъяченко переводится, - печально произнёс мой сосед по застолью. Это - живая легенда нашего полка. Участвовал в «Пражской весне», потом, в 69-ом бодался с китайцами. Отучился в академии и вернулся опять к нам. Мужик, что надо. И пилот от Бога. Жаль что уходит.
В это время раздались апплодисменты присутствующих и несколько молодых офицеров за руки вытащили упирающегося Дъяченко на подиум. Дъяченко смущённо потоптался, потом протянул руку, получил рюмку. Красавец - лётчик, брюнет, немаленьких габаритов, потоптался, начал что-то говорить. Благодарил всех, желал всем всех благ, опрокинул порцию. Потом застолье, то есть торжественный вечер продолжился. Полковник переходил от столика к столику, пил с присутствующими на брудершафт, обнимался, целовался. Потом подсел к нам. Нас познакомили. Вот, говорят, это к нам из «Рубина» специалиста прислали. Новое оборудование испытывают. Дъяченко оживился, завязалась беседа. Оказался очень понимающим и приятным в беседе человеком. У моложаво выглядевшего полковника над левым виском сверкал абсолютно седой локон. Глаза время от времени останавливались на нём, помимо моей воли. В один из моментов Дъяченко перехватил взгляд.
- Хм, Вам интересно, откуда это? Им тут всем тоже интересно. Раньше тоже посматривали, потом привыкли. Это от испуга. Здесь я никому не рассказывал, но я ухожу, пусть байка погуляет. История по большому счёту смешная, но мне стоила нескольких мгновений страха. Хорошо, заикой не стал.

Дъяченко разлил нам ещё по одной, молча чокнулись, закусили.
- Так вот, дело было в 72-ом. Я тогда долётывал вторым на транспортнике. На Ан-12. Летели из Ханоя. Грузов было совсем немного, почти порожняк. Свернули там одно подразделение на нашей базе. И имущество их раскидали между остающимися. А тряпки всякие со складов, шинели там, сапоги, и кучу всякого хлама надо было зачем-то скинуть где-то под Хабарой. Потом - в Пермь. Груз «200». Приятного мало, но и такое возили. Солдатик какой то опрокинулся, бедолага. На родину возвращали. Взлетели, набираем высоту. Тыщи четыре уже идём. Вдруг взрыв. Несильный, но взрыв. Смотрим приборы, вроде всё в порядке. Всё работает, как швейцарска механика. Командир на Землю передал, что мол, грохнуло что-то, а что - не знаем. Развернулись, садиться решили.
А Ан-12 - машина негерметичная, только у пилотов давление и температура нормальные. Между кабиной пилотов и «кузовом» диафрагма есть, она и герметизирует. В ней дверь, перед взлётом задраивается. Короче, вот в эту дверь кто-то стучит. Да ещё КАК стучит. Бортач наш встал, пошёл к двери, глянул в глазок, вернулся белым, рот открывает, как рыба, а сказать ничо не может. Пальчем тычет туда и всё. Потом выдавил , - «Покойник». Я ничего не понимаю, иду назад, к двери, гляжу в окошечко. Картина: Гроб открыт, то-есть не полностью, а как будто бы крышка приподнята, а у самого глазка стоит мужик, весь цвета страшного, глаза по полтиннику, в дверь колотит, прямо в глазок смотрит. Руки-ноги у меня отнялись. Чуть сердце не выскочило. Экипаж, пятеро нас было, все тоже отмороженные. Командир рулит, но тоже белый. Пару минут в себя приходили, потом пистолеты взвели, воротки открутили, благо снизились уже, дверь открыли, мужик влезает, в трёх шинелях, зуб на зуб не попадает, слова сказать не может. Во общем, сели. Разбираться стали. Оказалось, тело солдатика того уж сильно разложилось, а гроб хреново запаяли. Мы в гору пошли, он взорвался. А этот, мужик-то - из срочников-грузчиков, с бодуна сильного в ящик с шинелями залез, закопался, да заснул. Взрыв его и разбудил. Говорит, долго стучал, пока услышали, а гроба вообще не видел.
Я потом в столовку пошёл, там зеркала у рукомойников. Глянул, мать честная, поседел. Вот так то.

Стащил с анекдот.ру.

... Ноябрь, Баренцево море, шторм 5 баллов, 3-я неделя в море, вечер
плавно перешедший в ночь. Качает. Сидим с Лехой в каюте пьем. Взгляд
Лехин застыл в одной точке, мысли на родине (Краснодарский Край).
Медленно возвращаясь к реальности Леха задумчиво выдает:
- Да, а на море я в этом году так и не выбрался...
К.В.

Полный улет - 1

Северная Осетия, курортные места. Куда ни глянь - всюду выпирает экзотика, порой принимающая весьма своеобразные формы. То в виде былинных папах «а-ля Шамиль», то в виде отары баранов, которую гонят прямо по городской улице, причем по тротуару, то в виде бомжеватого вида мужичка в разлохмаченных адидасовских трениках, с независимым видом курящего L&M (это при советской-то еще власти!). И это все не считая окружающих гор и изысков местной архитектуры.
В общем, посмотреть есть на что, вот только некогда. Ибо прибыли мы сюда в особой спешке, как сказано в командировочном - «для участия в ликвидации последствий землетрясения». И за последующие несколько часов, проведенных в напряженной работе, уже выработали определенный ритм и последовательность действий.
Фаза первая. Вертушка возносит нас в горы и, найдя походящую площадку, приземляется вблизи горного селения. Двое самых длинноногих выпрыгнув, чуть только шасси коснулось грунта, налегке галопом направляются в сторону ближайших домов с целью рекогносцировки и выяснения имеющих место быть разрушений и уточнения количества жертв. Остальные члены спасательной группы начинают в лихорадочном темпе выбрасывать из вертушки спасательное снаряжение (его много и оно тяжелое).
Фаза вторая. Гонцы после спринтерской пробежки находят местное должностное лицо и в темпе вытряхивают из него требуемую информацию, сопровождая процесс «кавказскими танцами» и яростной жестикуляцией. Как правило, выясняется, что разрушились новострои (сложенные триста лет назад дома стоят, как и стояли), жертв среди людей нет, камнями придавило пару-тройку овец или корову. Основная группа к этому моменту закончила разгрузку снаряжения и утирает пот.
Фаза третья. Гонцы бегут назад, от окраины села подавая руками сигналы основной группе, суть который можно примерно перевести как «ничего нет». Вертушка начинает разгонять турбины. Не успевшие еще остыть от разгрузки спасатели начинают с матюками забрасывать свое барахло обратно в люк. Гонцы не торопятся, ибо им вовсе не улыбается принять участие в этой процедуре, бегут легкой рысцой (потому на следующей высадке побегут уже другие - и так раз за разом, сменяя друг друга). Поспевают как-раз к тому моменту, когда все уже загружено, группа на борту и вертушка уже приподнимается на прогнувшихся винтах.
И так целый день. Ра-два-три, раз-два-три. В темпе вальса.
Вот и сейчас бежим с напарником по лугу, высохшая трава шуршит под ногами, колет сквозь штанины. И в этом селе обошлись без нашей помощи, единственной пострадавшей бабке умело наложила шину на сломанную ногу местная фельдшерица. Этот довольно крупный аул последний на сегодня. Солнце уже катится по самому гребню хребта и стекла вертушки бликуют карминово-красным блеском, в застывшем воздухе видны раскручивающиеся винты и марево из сопла. Мгновенной фотографией запечатлелось в памяти: иссиня черный силуэт вертолета на фоне лиловых гор и закатного розового неба, сарьяновские яркие цвета. Волна спрессованного винтами воздуха ударила, толкнула в грудь, сбила с дыхания. Глаза закрыть успел, но на зубах опять будет скрипеть пыль.
Почти на ощупь найдя люк, успел толкнуть в зад своего напарника и одним рывком забросил себя внутрь. Нацепил наушники и сказал (ну, конечно!):
- Поехали!
Особым шиком почему-то среди нас считалось сидеть при взлете на краю люка, свесив ноги наружу (ну, молодые мы были...), потому последующие события я наблюдал гораздо лучше, нежели остальные участники.
В тот момент неустойчивого равновесия, когда под вой турбины колеса шасси вертушки еще даже не оторвались, а лишь выбрали слабину амортизаторов, приготовившись к последнему рывку и я привычно подобрался, тоже приготовившись к обычной в таком случае вибрации корпуса... Земля вдруг плавно и нереально тихо скользнула куда-то под брюхо вертолета, обнажая под собой скальное основание, покрытое потеками жирной грязи и в свете вечернего солнца кажущееся разверстой кровоточащей раной на теле земли. Оползень!
Дождевая вода копилась в слое почва на склоне, разжижая и растворяя связи его с наклонной базальтовой плитой, на которой он покоился несколько сот (а может и тысяч) лет. Недавнее землетрясение разорвало самые прочные нити этой связи и сотрясение, вызванное посадкой и взлетом вертолета, привело к тому, что весь поросший травой склон, скользнув по скале и всей своей многотонной массой с грохотом обрушился в ущелье.
Вертолет дернуло и, как на тросе, потянуло вниз. Воздушный поток огромной силы подхватил наш летательный аппарат тяжелее воздуха, едва не опрокинув его. Взвизгнули турбины, переведенные пилотом в режим максимального форсажа, забился лихорадкой корпус. По-прежнему сидя на краю люка, я ощущал, как раскачивается и вращается в воздушных завихрениях наша вертушка, наподобие детских качелей-тарзанки.
Все продолжалось, должно быть, не более минуты, но за эту минуту мы все набрались ощущений на полжизни вперед. Эта масса эмоций, видимо, превысила некое конечное значение, в результате чего мой организм временно утратил способность четко реагировать на изменение окружающей меня действительности. Это было нечто сродни контузии. Как сквозь ватные пробки в ушах доходили отдельные звуки, которые нельзя было сложить в слова, тело онемело, судорожно сжатые руки свела судорога, а содержимое желудка стремилось найти выход, неважно какой.
Это тоже продолжалось недолго. Первое, что я разобрал в творившейся вокруг какофонии, когда пришел в себя, чувствуя как сердце бьется где-то посреди горла и шумит в ушах кровь, были слова пилота, который сообщал базе, что мы возвращаемся.
Продолжение, возможно, последует...

Об армейских планах...
Поехал как-то один в очередной отпуск. Естественно водка, женщины, гудеж до утра непонятно где, и так каждый день. День на десятый его мать уставшая от пьянства сына взяла с него обещание больше не пить, и возвращаться домой, даже если поздно - трезвым.
В эту же ночь он в очередной раз напился до полувменяемого состояния, но подойдя к подъезду вспомнил свое обещание и составил план действий:
Чтобы никто не заметил его прихода раздеться в подъезде, сложить одежду и тихонечко открыв дверь прокрасться к своей кровати, одежду положить на стул и спать...
Первая часть плана удалась: раздевшись до трусов, аккуратно сложил одежду на руку, взял в руки ботинки он ... нажал на кнопку звонка
Дальше со слов матери: Открываю дверь - мимо меня на цыпочках прокрадывается благоухающий отвратнейшим самогоном, в одних трусах Сергей,
тихонечко ставит ботинки, бесшумно пробирается в комнату, очень аккуратно вешает одежду (чего никогда раньше не делал),разбирает постель и тут же засыпает. Все это при включенном свете под изумленное сопение пожилой женщины...
В часть он приехал трезвым.
Серега извини