Белый мехари

Оберлейтенант Хайнрих Кукат с нескрываемым омерзением осматривал то безобразие, что творилось на палубе его корабля. Он проклинал тот миг, когда на него снизошло помрачение в шатре шейха Сиди Ахмада эш Шерифа. Перед глазами стояли хитрые рожи "союзничков" - сухого как пергамент иракца Джа’афара аль Аскари и толстого и вечно потного турка Нури Паши с всегда полуприщуренными поросячьими глазками.
В конце концов, он прусский офицер! Пусть временно и в попугайской форме австрийского флота!
Надо было отказаться, но чёрные как маслины глаза дочери шейха сожгли ему все мозги, чёрт побери!

Тут сделаем небольшое пояснение. Шейх Сиди - глава племён сенусси, с переменным успехом воеваших в 1916-1918 годах против генерала Лукина и его южноафриканской драгунской бригады (SAMR (South African Mounted Rifles) Brigade) в Западном Египте. Племена, не попавшие под азарт неутомимого сэра Лоуренса Аравийского, решили повоевать с англичанами, в чём их и поддержал Тройственный союз, направив на усиление пустынных воинов нескольких советников и двух "главнокомандующих" - упомянутых иракца и турка. Поддержка велась и оружием, для чего в грузовики были переделаны две лодки-минзага германской постройки типа UC II - UC-20 и UC-73, переданные по ленд-лизу флоту Австрии и получившие тактические номера U-60 и U-92 соответственно. Разместили их и другие подобные подарки в австрийском порту Пола, откуда они и выскакивали в Средиземноморье. Тот, кто был или будет в нынешней хорватской Пуле, обязательно обратите внимание на узкий вход в бухту и линию берега. Молодая тряпочная авиация при полном отсутствии средств ПВО на кораблях резвилась в то время именно на подходах к портам, и от греха подальше ПЛ предписывалось подходить к Пола в погружённом положении.

Вернёмся в июнь 1918 года. U-60 Куката с грузом карабинов Маузера в трюме - бывшем кассетном минопостановщике, к счастью для лодки изначально отсутствующем (по удивительно неудачной конструкции заградитель типа UC-II сбрасывал их себе прямо под брюхо!) урча дизелями тяжело ткнулся в поскрипывающий причал Мисрата в заливе Соллум к востоку от Триполи. Довольно неприятный, несущий мелкую пыль ветер из Сахары не располагал к излишнему торчанию на палубе, и Кукат, попрощавшись с пассажирами - советниками спустился в свою каюту. Между прочим, эту каюту до него занимал знаменитый Франц Беккер, который отличился на флоте немедленной атакой всего, что не выглядело опасным. Двадцать четыре потопленных торговца, более чем на 30 тыс. тонн и рекордный боевой поход - аж 55 суток - было за что уважать и лодку и команду.
Загрохотавшие по проходу башмаки вахтенного отвлекли Куката от раздумий. Приглашение к шейху. Ну что ж, посмотрим на шейха.

Шатёр шейха, стоящий недалеко от турецкой крепости, снаружи впечатления не произвёл, да и внутри было далеко до того, что воображение рисовало нашему старлею. Шейх оказался благообразным старичком, иракец и турок приветливо пожали руку и на приличном немецком посоветовали попробовать кофе кочевников. Круглое, тускло блестящее блюдо с кофе внесла черноглазая девушка с необыкновенным для Куката арабским лицом. "Дочь шейха" - шепнул толстенький турок, выразительно причмокнув и зажмурившись совершенно необычным образом.
"... и в благодарность за помощь нашего брата императора Вильгельма, я прошу Вас доставить ему подарок - самое дорогое, что есть у меня...". Вот тут арабский кофе и восточные фантазии и сыграли с Хайнрихом злую шутку, ибо он как раз смотрел на дочь шейха и в его несчастной лейтенантской голове пряно-разноцветным каскадом взорвались фантазии - красавица-дочь... на моей лодке.. мостик, звёздное небо посреди моря... фроляйн, не споткнитесь, вашу руку... ах... медальный профиль командира на фоне фосфоресцирующей волны...
"Доставить императору ваш подарок - большая честь для меня!"

Подарок, мерзко воняющий снежно-белый верблюд, орал диким голосом на причале уже через час. Команда, все 25 человек, сгрудились на баке и, вытаращив глаза, наблюдала, как в трюм люди в бурнусах закидывают какие-то колючки и траву, связанные в тюки - как ничего более не пояснив, сказал командир - корм для верблюда. Вон для того что ли? Зачем в трюм-то?
Зачем, это разъяснил боцман, выползший из каюты командира. Да, да, вы правильно поняли, остолопы! Именно - верблюд поплывет с нами. Да на палубе! Да, доннерветтер, снаружи. Нет, не утонет, крепите его так, чтобы его башка была выше рубки, если пойдём под перископом, пусть торчит снаружи. И бегом!

Тяжёлое июньское солнце бросило последний луч на лодку, отдающую швартовы, на крепко принайтовленного на палубе белого мехари, на мрачного, как Иблис командира на мостике, и резко воткнувшись в горизонт, без усилий проплавило его и скрылось.
Верблюд бросил тоскливый взгляд на родной берег, повернул голову в сторону командира и пробормотав "вот сволочи, фашисты..." длинно спюнул в море. "Сам дурак!" - в ответ буркнул Кукат и полез внутрь.
Благополучно пройдя море, лодка подходила к Поле, и по регламенту приготовилась к очередному погружению. Мехари взвыл как пароходная сирена - за время перехода ему пришлось дважды гордо рассекать вместе с перископом море у самого горла. Знаете, как страшно, а вдруг палуба ещё ниже уйдёт?

Ранним утром рыбаки Полы как обычно высыпали на своих лодочках с сетями из бухты, лёгкий туман струился над водой, и тут оно, чудовище, и появилось - над водой возвышалась невероятно ревущая голова, огромное туловище угадывалось под водой, и оно шло прямо на них! Собственно, этот день можно считать днём рождения хорватской школы спортивной гребли. Как они гребли, как гребли!
Чуть позднее мэр города самолично заявился на базу и объяснил, что не гарантирует безопасности союзникам-немцам, если они ещё раз отмочат нечто подобное. А чуть позднее пришла и телеграмма из императорской канцелярии, смысл которой был - "сами, мудаки, припёрли, сами с вашим верблюдом и разбирайтесь".
***
Напоследок остались мелочи.
Верблюд, как пишут, единственное животное, не умеющее плавать.
Сенусси, поставившие на сюзерена-Турцию, проиграли войну. В одном источнике говорится, что верблюдов было три, и одного везла лодка U-92, но это, скорее всего, сказки. Известно, что белый мехари стал талисманом базы в Поле. Но три вонючих талисмана - это, согласитесь, перебор. Даже на базе подплава, где воздух и так не озонирован.
История с подводным верблюдоносцем вошла и в беллетристику в книге Джона Биггинза "Моряк Австрии", как одно из приключений его персонажа - Оттокара Эугена Прохазки, и в солидный исторический труд А. Микельсена "Подводная война 1914—1918".
Трофейная UC-20 (U-60) разобрана в Престоне в 1920 году на металл.

Зима. Граница Казахстана и России. Казахстанская трасса. Если этот кусок грейдера с огромными рытвинами можно назвать трассой. Полное ощущение, что дорогу бомбили, и очень успешно. Так вот, в середине зимы этот участок дороги заметает и очень успешно, переметы бывают и по триста и по двести метров. Становится народной забавой выносить машину из сугробов. В этот день мы ехали на смену. Денек был удачный. Морозец около 20 градусов. Солнышко светит. И пронзительно синее небо. Ночной буран закончился, свежий снег искрится так, что смотреть на него просто невозможно и ехать на службу тоже невозможно. А надо. Парни свои сутки отстояли, и менять их надо. Перемет был всего один, но длинный, 5-7 километров. По всей дороге растянулись ночью застрявшие и теперь полузаметенные машины. Причем, колонна машин постоянно увеличивалась. За нами прибывали следующие, с той стороны, вероятно, тоже народ напирал. Кто-то сидел непосредственно в перемете. Ситуация понятна. Копать можно, но до следующего бурана. На дорожные службы надежды никакой. Потому что в 1999 году дорожные службы Казахстана состояли из начальника, сторожа и уборщицы. Все снегоочистительные машины были или разобраны или успешно приватизированы. Но выход - он же всегда есть. Тут сбоку трассы деревня, бегом туда. К дому водителя трактора С-300, дорога набита. Мужик сговорчивый. Надо, значит надо. Но весь урожай мой. Поясняю: машина милиции, таможни, скорой помощи и другой братии, сидящей в сугробе, вытаскиваются бесплатно, с остальных прошу: КамАз и аналог - 200 рублей, ГАЗель - 100, легковушки по 50. Сговорились. Дорогу пробили. Вся колонна едет за трактором, попутно вытаскивая и вытягивая заметенных ночью. Все, перемет пройден. Служебная машина у нас «Нива», ставим на выезде из перемета, и каждый выезжающий кидает деньги в шапку тракториста. Все по-честному. Последний в колонне Ниссан-Патрол. Хозяин, местный наш бизнесмен-приватизатор Саша Мурзиков, раскинув руки и пальцы орет, что если бы не этот трактор, он бы и по целине проехал. И по сугробам, а так как чистить он не просил, то и, соответственно, платить не будет. И с него достаточно того, что он на джип потратился. Старший наш попытался ему внушить, что на солярку трактористу - еще ж 2 месяца зимы. И ездить мы тут будем, тем более, ты же наш, местный, да и надо всего 50 рублей. Ответ был прост: «За 50 рублей я воробья в поле загоняю!» Да ну, хрен с тобой, плюнул тракторист. Не обеднею. Сдал назад и освободил дорогу. Вся колонна медленно доползла до таможни, пока смена менялась, проезда никому нету, все ждут. Положено так. И оказывается, в метель эту попал наш начальник поста. В годах уже такой дядечка. Справедливый. Ну и рассказали мы ему про неплательщика, тем более, что он с ним в приятельских отношениях был. Командир вышел на крыльцо. Зажмурившись, постоял и двинул к своей машине. А к нему уже летит предприниматель наш. С полупретензией: «Ты прикинь, Петрович, твои гаврики пытались с МЕНЯ деньги стрясти». А народу много скопилось, и как-то это слишком громко все получилось. Командир наш головой потряс, хмыкнул и у Саши спрашивает: «А что, Саш, вот жалко тебе было полтинник колхознику отвалить?» И голос такой сладенький. Он перед огромной каверзой обычно таким тоном и голосом разговаривает. А Саша ему в ответ опять про то, как он за полтинник воробья вот в этом поле и загоняет. Начальник наш постоял, постоял, заулыбался, достает из нагрудного кармана портмоне, полтинник вытаскивает и протягивает Саше: «Санек, - говорит, - возьми денежку, погоняй мне тут воробушков, развлеки старика! Тем более, дальше тоже перемет будет, может, тебе этот полтинник и не лишним будет».

ПИСЬМО ДЯДЮШКЕ ИКИ

(довольно хреновый перевод)

Здравствуйте, дорогой мой дядюшка.

Вы, наверное, будете очень удивлены этим скромным посланием, но я надеюсь, что хоть немного развлеку Вас с его помощью, и сообщу заодно - я, возможно, не самый любимый, но вполне Вам верный племянник Токудзи, наконец-то начал постигать смысл Вашего воспитания, которое мне долгое время казалось нелепым и даже опасным.
Я передаю это письмо через своего сослуживца - посылать его официальным путем из-за цензуры было бы слишком опасно и для Вас, и для меня тем более.
Я знаю, что Вы всегда были против того, чтобы я поступал на службу в Нихон Кайгун, тогда, в 1937 и позже, ибо резонно замечали, что «тупому крестьянину было бы очень полезно для профилактики излишней задумчивости пару раз получить по башке нагайкой самурая, но соглашаться на это в течение всей жизни - слишком глупо даже для него». И еще Вы говорили, что если там вообще есть умные люди (в чем Вы, однако, глубоко сомневались), то первый же из них сразу поймет, что меня лучше отправить обратно крутить хвосты лошадям. Впрочем, я не жалею, хотя получилось именно так, как Вы и говорили - первым же офицером, который посмотрел на меня, а не сквозь меня, был профессиональным предсказатель г-н Мизано*. Он посмотрел на меня - и ничего не сказал. Вы были правы и дальше - инструктор в летной школе, сидя в задней кабине учебного биплана, очень хорошо знал устройство самолета и, в отличие от нас, умел им пользоваться на все сто. И если я что-то делал не так, инструктор использовал переговорную трубу между кабинами. Он не говорил мне: «Токудзи-сан, было бы лучше, если бы вы перестали делать ту хрень, благодаря которой мы сейчас разобьемся в этой чудесной роще цветущей сакуры, и вместо нее сделали бы вот эту хрень, ибо я могу взять на себя управление машиной, но я должен дать вам возможность сохранить лицо». Так, кажется, должен был бы вести себя самурай, воспитанный в лучших традициях «Хагакурэ». Вы говорили, что читать «Хагакурэ» для нашего поколения в целом вредно, ибо всецело следовать ему невозможно в силу нашей тупизны, а использовать мудрый текст только для того, чтобы выёживаться перед столичными гейшами - опрометчиво, потому что они понимают его куда лучше.
В общем, инструктор не следовал ни букве ни духу «Хагакурэ». Он пользовался переговорной трубой между кабинами совсем не для того, чтобы наставить молодого воина словом - он просто вытащил ее в свою сторону, перегнулся через свою приборную доску и с размаху врезал ей мне по башке.
Дядюшка, даже выводя свой верный канбаку** из пикирования с перегрузками 6G, я никогда не получал такого великолепного звездопада сразу из обоих глаз.
Вот тогда я и вспомнил про Ваше высказывание о нагайке самурая.
Но увы, столь действенное применение переговорной трубы парой раз отнюдь не ограничилось.
Вы говорили: «Токудзи, ты нормальный сельский парень. У нас в Тошиги - посмотри вокруг - нет самолетов, нет и автомобилей, даже мотоцикл - роскошь. У нас и океана-то нет. Есть разница между тем, чтобы все это увидеть, и тем, чтобы с этим всем жить. Кто этого не понимает, тот небрежителен, а это опасно».
И верно. На авиабазе в Цуруги такими, как я, были почти все. Мы не знали ничего, кроме того, что земля - круглая, да и в этом уверены были не полностью. Но что нам сказал инструктор по боевой подготовке: «Круглая земля или нет - это неважно. Вам все равно не придется летать так далеко. Ваша задача - вести самолет, и больше ничего. Есть ли среди вас кто-то, кто умеет водить машину или мотоцикл? Если есть, вам лучше промолчать, потому что такой человек будет немедленно отсюда выгнан. Нам не нужны лишние навыки - нам нужна чистая, сырая глина».
Дядюшка, когда Вы говорили, что шрамы от когтей медведя на человеческом теле реальнее самого медведя, означало ли это, что медведя могло и не быть совсем, в него достаточно просто поверить?
Во что было верить мне? В удар по башке и 4-километровый кросс всей группой в летном обмундировании из-за ошибки одного из курсантов, которой никто не видел, и никто не знал, чьей именно ошибки, и в чем она состояла, потому что инструктор говорил всего два слова: «Вы небрежны» - и мы бежали.
Я не могу до конца понять - радоваться мне или огорчаться от всего этого?
Впрочем, ладно.
Я знаю, что Вы читаете газеты, да и наверняка в Тошиги уже есть радио. И Вы уже знаете о величайшей победе во славу Императора, в которую внес свой посильный вклад и я.
Я так и слышу, как Вы говорите своим внукам: «Ну и куда опять понесло нашу непобедимую армию и несокрушимый флот?»
Однако Вам - только Вам - я могу признаться в том, что это было и не страшно, и не смешно, а как-то обыденно, мало отличаясь от полетов и учебы ранее.
Как Вы знаете, я закончил обучение в начале позапрошлого года как пилот пикирующего бомбардировщика, и с апреля прошлого года служу на авианосце «Акаги». Так вот, когда мы в ноябре вышли из Сайеки, нам впервые сказали, что нам предстоит. Это было интересно, но стало еще интереснее, когда на Эторофу собрался весь цвет нашего флота!
Я пишу это и прямо-таки слышу Ваши слова: «Здоровенная толпа бездельников на фоне заснеженных берегов Хитокаппу. Тебе на берег-то дали сойти?»
Нет, дядюшка. Не дали.
Но это неважно. Мы были полны решимости уничтожить нашего врага, задушить, задавить, и сделать это на пике мастерства, красиво. Так, чтобы о каждом из нас говорили, как о Иэясу.
Вы мне передавали старое высказывание - «Иэясу*** - великий воин: ни один из его воинов не был убит в спину».
А потом сказали: «Когда совершают сэппуку, спина тоже остается в целости и сохранности. Прикажи своему воину совершить сэппуку - и он тоже не будет убит в спину».
Я не очень это понимаю, дядюшка...
Дядюшка, я пошел в маленький корабельный храм «Акаги» и стал неистово молиться Хатиману. Я помню, как Вы говорили: «В молитве есть смысл. Разумный человек всегда доверит сокровенное насесту петуха****, вместо того, чтобы доверять это другому человеку. Так будет безопаснее для обоих, а насесту будет всё равно». Но я помню и другое - как Вы молились о дожде, и дождь пошел. И Вы сказали тогда: «Говорят, что не надо никогда ничего ни у кого просить. Это говорят дураки. Просить нужно обязательно, но просить только самое необходимое. Вот тогда - заметят и дадут значительно больше».
Дядюшка, я просил дать мне силы разбить врага и остаться в живых. Нанести удар, после которого меч врага, выпавший из его ослабевших рук, печально зазвенит, подскакивая на валунах горной дороги. Нанести удар - и вернуться на крыльях славы домой, устлав этими крыльями подножие трона сына солнечноликой Аматэрасу.
Кто из нас об этом не просил?
Командир эскадрильи пикирующих бомбардировщиков «Акаги», лейтенант Такехико Чихайя. Он просто смеялся, поедал солёные огурцы и играл в го.
Он и так знал, что мы победим.
Я проникся мудростью и величием этого человека.
Хотя я до сих пор не понимаю, что Вы хотели сказать, когда заявили, что нынешние самураи развратны как женщины - они знают, что они могут дорого продать свою честь, и повышают ставки. Но то ли еще будет, когда враги будут сильны, и Япония не сможет вести войны - тогда эту честь придется класть на депозитные счета, чтобы ей пользовались те, кто считает это профессией.
Уверен ли воин в победе или в поражении, на лице у него должно быть написано одно и то же - решимость умереть за Императора.
Мой самолет - канбаку тип 99 модель 11 - двухместный. Мой стрелок-наблюдатель, Юкио Кавачи (он мой ровесник из префектуры Ибараги), сидит в полете в задней кабине. Иногда мы перебрасываемся парой слов, хотя это не подобает. Но наш самолет может находиться в воздухе 8 часов, и если не очень хочется в туалет, то, бывает, очень хочется спать. Единственный выход - ничего не есть перед вылетом и в ходе полета, тогда будет хотеться только одного - есть, и всё. Ну а еще - можно поговорить с Юкио, благо он, хвала Аматэрасу, не инструктор, хотя и сидит сзади меня, но переговорное устройство на нашем самолете более совершенное, и главное состоит в том, что оно, к счастью, уже не имеет свободно извлекаемой трубы.
Когда мы готовились к вылету, это было с 7 на 8 декабря, нам было объявлено, что цель нашей второй волны - авианосцы противника в гавани Пирл-Харбора.
Дядюшка, когда мы уже были над целью, авианосцев там, как и следовало ожидать, не было - и нас перенацелили на линкоры.
Раньше нам говорили, что 250-кг бомба не пробьет броню линкора, поэтому мы должны целиться в дымовые трубы, где выходят дымоходы котлов и защита тоньше всего. Отличный способ проявить свое мастерство!
Правда, вы всегда говорили, что если сокол без промаха бьёт летящую утку, распарывая её в воздухе ударом когтей строго вдоль позвоночника, то это не значит, что он сможет столь же ювелирным ударом свалить быка. Ну, разве что от удивления...
Мы пикировали со скоростью 450 км/ч под углом 60 градусов на третий линкор***** во внутреннем ряду, Юкио считывал мне показания альтиметра теряемой высоты. На 500 метрах он должен был дать команду приготовится, на 400 метрах скомандовать мне «Да!»******, и тогда я сбрасывал бомбу и начинал вывод из пикирования, иногда теряя сознание от перегрузок. Не знаю, часто ли терял сознание Юкио. Но в этот раз ему было гораздо страшнее.
Я примерно знал, когда услышу команду на сброс. В положенное время Юкио крикнул: «Да!» - я рванул рычаг сброса и почувствовал, как штанга мягко вывела бомбу за диаметр винта. Видел я только красные трассеры зениток американских кораблей - они стреляли очень хорошо. А чувствовал - педали и ручку, потому что надо было выводить машину. И тут Юкио опять заорал «Да», «Да», «Да», - талдычил он, - «Да», «Да», «Да!!!», которое, наконец, надорвалось и перешло в стон «да-а-а-а-а-а-а!!!»
«Плохо дело», - сказал себе я, и закричал: «Юкио, мать твою за ногу, у нас только ОДНА бомба!!!» («Юкио-сан, стыдитесь - вы проявляете недостойную воина небрежность в области знания матчасти»).
Рев прекратился.
Дядюшка, я было подумал, что мой наблюдатель либо совершил сэппуку, либо с ним случилось недостойное сына Ямато событие, ну, знаете, связанное с произвольно запачканным кимоно, когда боевое возбуждение неконтролируемо переходит в практически любовную страсть и часто заканчивается недостойным жидким конфузом.
Вы часто говорили, что если мужчина хочет написать мудрую книгу, значит, у него есть проблемы с иными желаниями, и в первую очередь - с самым главным.
У Юкио, подумал я, проблем с желаниями нет.
Однако реальность была еще печальнее.
Теперь они могут появиться.
Знаете, в кабине у Юкио установлен пулемет «Руису» - ну это английский «Льюис» (я не уверен, что правильно подобрал иероглифы), и к нему есть два или три запасных диска.
Когда мы выходили из пикирования, один из дисков сорвался со своего места и больно стукнул моего сосредоточенного и распластанного по сидению, как курица для сукияки, стрелка прямо промеж ног. Бедный мой Юкио, он подумал, что его ранило осколком зенитного снаряда - вот как раз туда и ранило. И даже с этой мыслью Юкио остался самураем - он закричал такую обычную для нас всех фразу «Да здравствует Император!!!*******»
Но выговорить он смог только «Да...!», потому что в этот момент со своего крепления сорвался второй диск.
А спустя какое-то мизерное время - и сам пулемет, рукоятками вниз.
Дядюшка, это лицензионный «Льюис», тяжелый, как доля айнов на Хоккайдо...
И в этот момент откуда-то сверху свалились несколько Р-40 с оставленной нами без внимания резервной полосы аэродрома Уилер.
Вам скажут, что «китти-хок» плохой самолет - не верьте. Все дело в решимости летчика. Мой друг Гото, который крутился в каруселях воздушного боя лучше этих зазнаек на «рейсенах»********, сразу же сцепился с одним из них, но было еще два или три. Я начал ломать машину, спускаясь к воде - я не был уверен, что Юкио жив и сможет оказать сопротивление истребителям - янки же, видимо, устроила белая пыль горючего из моего правого крыльевого бака. С трудом оторвавшись (американец не пошел ниже - боялся остаться один на один с рейсенами без запаса высоты), я оценил ситуацию - правый бак пробит, неизвестно, что со стрелком, и о месте «Акаги» можно только гадать.
Вы не представляете, какая это проблема - найти в огромном океане маленький авианосец, учитывая ветровой дрейф своего самолета только по размеру и направлению волн на водной поверхности, если корабль не включил приводной радиомаяк (он у нас есть, но я ни разу не слышал, чтобы его собирались использовать).
Однако я не зря провел ночь в корабельном храме.
Во-первых, я переключил потребление топлива как раз на поврежденный бак, и из-за работы насоса течь в нем стала меньше (во всяком случае, так казалось внешне).
Во-вторых, подал голос, каким-то чудом попрыгав в тесной кабине на пятках, Юкио.
И в-третьих, далеко на северо-западе, мне удалось увидеть черную точку с белой ниткой пены в ультрамариновом море - наша подводная лодка, с которой нам просигналили направление.
Садиться пришлось вынужденно, хотя запретить посадку мне и не пытались. Лифты корабля не успевали убирать самолеты вниз, поэтому на палубе сооружались дополнительные защитные барьеры, чтобы как-то защитить севшие самолеты.
Вот о такой барьер мы с Юкио и разнесли вдребезги поврежденное крыло. Канбаку ремонту не подлежал, но его все равно спустили вниз и потом увезли на арсенал в Ивакуни - наверное, разобрали на запчасти.
Из нашей волны на «Акаги», кроме Гото, не вернулось еще три пикировщика. Мне, как лишившемуся самолета, и поручили собрать и подготовить к отправке домой личные вещи погибших. Хотя я думаю, что погибли они позже - наверное, просто им не так повезло: не удалось найти наши корабли. Искать их, учитывая обстоятельства, никто и не планировал.
Вот так, дядюшка, завершилось мое первое сражение - наша блестящая победа!
Когда Вы будете читать это письмо, я наверняка опять буду рассматривать в телескопический прицел свою цель, а видеть в основном красные трассы американских зениток. Я буду старателен и аккуратен, и как всегда, исполнен решимости победить.
И теперь я знаю, как уходить от истребителей.
Кто знает, увидимся ли мы вновь?
Вот только одного, дядюшка, я не могу понять, как ни стараюсь.
Как-то Вы сказали, что достоинство самурая, вероятно, действительно можно рассмотреть в твердости и точности его меча, которыми пишется желание умереть за господина. Достоинство же простолюдина выглядит как зимний восход, сменяющий летний закат - умение разгибаться после дня работы в поле, и сгибаться к рисовым всходам на следующий день, из которых складывается желание жить на этой земле.
Вы сказали, что это большая разница - каждую минуту жить и каждую минуту умирать.
А когда я попросил прояснить, в чем она, Вы сказали, что хоть и не продвинулись в дзэне достаточно далеко, но знаете: если я сам найду ответ на этот вопрос, то достигну просветления.
Ики-сан, дядюшка, я - воин. У меня есть долг чести. Я сражаюсь с врагами великой Ниппон!
Но меня смущает фраза из «Ясного звучания самоцветов»: «Каким бы человек ни был, богатым или бедным, если он не прожил долгую жизнь, он не выполнил своего назначения».
Скажите, как может воин, пребывая в самой сути праведности, рассчитывать прожить долгую жизнь?


Ваш верный племянник Токудзи Икадзучи


P.S. Мне очень пригодились преподанные Вами уроки плетения циновок, когда я помогал Юкио сделать более надежные крепления запасных дисков к его пулемету.


* Ёсито Мидзано - хиромант и физиономист, родственник в/а Ониси (создателя корпуса камикадзе) и близкий друг а. Ямамото.

** Сокращенное наименование палубного пикирующего бомбардировщика, типа нашего «пикировщик»

*** Иэясу Токугава, японский политический и военный деятель, ищется гуглем на раз-два.

**** Насест петуха - один из ключевых символов синтоизма. Что такое синтоизм, не скажу. Хрен знает, зачем Аматэрасу понадобился именно этот зверь - петух.


***** Вероятно, «Теннесси»


****** Тэ! (команда на сброс)

*******Тэннохэйку Банзай! (японский крик)


******** Сокращенное наименование палубного истребителя.