Сказки «триста десятой» сопки
Сказка б/н 09

С «Обществом защиты животных» у нас трудновато было. С «Грынпысом», ага. Да и то верно - какой, на фиг, «пис», тьфу, мир на военном аэродроме? Оно, конечно, именно его мы и охраняем, стережем, заразу такую, круглосуточно без перерывов на обед и нарды, но внешне как-то... немирно это выглядит; чуть что - если и не прибьем, то хоть обматерим. Да и «грин»... Все больше белое у нас. Нет, ну когда растает изредка сверху чуть-чуть, то поживописнее - ягель, гранит, комаров до хренища... Вот и вся палитра, радующая глаз своим однообразием. Из зеленого в наличии только змий и краска.
В общем, не водился у нас «гринпис», да и черт с ним, без него спокойнее даже. Да и живности у нас не великие закрома - если не считать всяких пернатых и рыбных, то из всей фауны в остатке лемминги, росомахи и песцы... Этих вообще расплодилось количество невероятное, по свалке стадами ходили, крысы пугались. Лисы еще... Про комаров уже говорил вроде... А, ну и собаки были, конечно.
Самая авиационная животная, какой аэродром ни возьми, всегда свой собачий коллектив есть. Умные, с-с-собаки... Правила передвижения по летному полю лучше личного состава знают. Сколько раз слышал, как всякие водилы лихие на своих драндулетах самолеты таранили, а вот чтоб собака - ни разу. Бывало, смотришь - просто так через взлетно-посадочную не бежит, постоит на рулежке, прислушается, принюхается, словно руководителя полетов запрашивает. Разным раздолбаям их поведение в пример ставили.
И ведь всех своих знали. Добродушнейшие создания, спокойные, как удавы. Вот корячишься с железом, не хочет оно работать, хоть ты сдохни над ним - подойдет, приластится, глазищами своими карими, понимающими глянет - и вроде жить веселее как-то. Добрее что ли на душе, светлее становится - даже в ночь полярную. Пусть не найдется чем угостить - псинка теплу твоему человечьему рада будет, поглаживанию простому, мимолетному; и сам почувствуешь вдруг, что не оскотинел еще, есть что-то живое под панцирем твоим непробиваемым, невидимым...
Солдаты наловчились их в караул с собой брать - боец на посту на массу нахально давит, собака бдит: и о проверяющем предупредит, и о нарушителе просигнализирует. Но это когда тепло более-менее, зимой-то они предпочитали службу нести где-нибудь у кочегарки или под теплотрассами, у нас же строители их по поверхности пустили... Как мы этих славных тружеников вспоминали постоянно - ты и слов таких не знаешь. Или знаешь?.. Гм, знаешь. Кстати, потом первую фразу мне запиши... Но мы ж о собаках вроде.
Своих сразу чуяли. У нас-то запахи характерные, гуталин-керосин и прочие ароматы, перепутать трудно, но и в городке, забредая периодически, никого не трогали. В городах совсем иначе, а здесь словно одно такое племя, где все друг друга знают, и люди, и собаки. Рыкнуть могли - если, скажем, еду отобрать попытаешься, но обычно просто отступали, сами понимали, что шутка это, и не нужна тебе кость вовсе, все равно ведь вернешь. Или если к щенятам полезешь. Тут еще забавнее было: как подрастет молодое поколение, мамаша их знакомить выводит; так и топают повсюду колонной, в собственных лапах путаясь, пока сами не освоятся. Чтобы укусили - это постараться нужно, за пять лет один случай только и помню.
Прислали нам коменданта нового. «Красного» как Знамя части. Ну, когда по глобусу выбирали, куда б его засунуть, щупальце генеральское так неудачно указало. Два месяца в полку, ничего не понимает, а уже ко всем прицепиться успел.
Чуяли в нем собаки подозрительное - да и то верно, не вошел он в нашу «стаю»... Ну и применили оружие свое табельное, зубастое, не на поражение даже, а так, предупредительно.
Один хрен. Царапину в санчасти бинтом замотал слоем потолще, словно его топливозаправщиком переехало раз десять, и злобу затаил. А народ и не заметил - чего на ерунду всякую отвлекаться, полеты постоянно, и по подготовке, и на перехваты дежурное звено мотается едва не каждый день, «Орионы» гоняет. Лучше уж об отпуске помечтать.
Так что когда выстрелы раздались, то удивились немного. Очередями фигачат! И стон такой... Это что, десант вражеский нас захватывать пришел, или еще чего - непонятно совершенно, то ли за оружием бежать, то ли сразу в сопки тикать, информации ведь никакой. Но быстро узнали.
Комендант, сука, отстрел устроил. Поднял взвод, по десять суток отпуска посулив, и началось... гестапо... Они же все компактно так жили, в закутке одном.
Говорили потом, что собаки наши и бежать не пытались... выли только... пуля попадет - взвизгнет... Просто стояли, не понимая, почему такие добрые еще вчера люди сегодня их из автоматов... Плакали...
Когда прибежали - эти уроды моральные уже и щенков малых перебили. Комендант, нас увидев, понял все - сразу исчез. А солдаты что - дело малое, «мине приказаль...»
Всех положили. Одна уцелела, Белка. Она родила незадолго до того, не показывалась, вот видно и бегала в городок, вкусненьким себя побаловать. Вообще они часто туда наведывались, подкармливали их домашним. Вернулась, а тут такое... Побегала, щенят своих мертвых нашла, носом потыкалась, словно разбудить их хотела... села рядом, сидит молча, на них смотрит. И мы к ней подойти не можем, вот физически шаг сделать сил нет. Вроде и не мы стреляли, а все равно... Стыдно...
Ушла она через час. Молча ушла, хорошо нам в глаза не взглянула... Так и не видел ее никто с тех пор, что уж с ней дальше случилось...
Детвора в городке, узнав, ревела.
М-да... ну, коменданту мы в организм, конечно, постучали при первом удобном случае. И при втором удобном... и так далее, пока не перевелся куда-то.
Вот как оно получилось... А ты говоришь - «грынпыс»...

СКОРО ПРАЗДНИК


Сорокалетие Победы отмечали с размахом. То есть не только с салютом, парадом и торжественным возложением увядших цветов.
Кроме всего этого решено было устроить театрализованное представление, кратко и точно поясняющее всем и каждому, как героически наши предки сначала строили, потом ломали, потом снова строили. Попутно воздавая вечную славу героям - погибшим и все еще не успевшим.
Вы спросите: А кто будет все это изображать?
Я отвечу: Студенты, конечно.
Это сейчас у нас не студенты, а черт-те что, если честно. Какие-то непонятные, до предела американизированные клоны с головой, в которой кроме знаний, забитых вовнутрь так же по-американски узколобо, помещается только мечта о карьере, которую каждый, ну просто обязан сделать. Я как-то попытался с таким вот выпускником местного Гарварда поговорить о Шекспире. И был на месте убит его ответом, гласящим, что Шекспир - это паленая водка. И что так оно и пишется - Шекспирт. А как он на карте Австралию искал...
Мда, и это наше будущее. Поэтому, я уже не удивляюсь, когда теперешняя молодежь Вторую мировую путает с Троянской, а про то, как Ленин по Красной площади бревно носил, даже анекдотов не знает.
А тогда был 1985 год, застой все еще процветал, а студенты были самой умной и прогрессивной частью населения. Вот и выпало им ознакомить всех остальных с тем, как трудно она досталась - победа-то.
Молодежь прыгала, плясала, бегала в разукрашенных футболках и почему-то джинсах, намекая, не иначе, тем самым на второй фронт, а вот те, кто постарше...
А вот тем, кто постарше, выпала великая честь изображать памятники. Задача сложная, почетная. Когда тебя, наряженного по моде 1943г. два десятка гавриков с криком "Гэть!" подбрасывают над головой на каком-то хлипком и угрожающе трещащем сооружении...
А ты стоишь, обнимая еще двоих, тоже изображающих подвиг. И самое главное в этот момент - не рассмеяться. Иначе какой же это подвиг, если со смехом? Это уже и не подвиг вовсе, и весь героизм коту под хвост.
Вечер был теплый, и погода вовсю благоприятствовала. Поэтому Шурик решился удивить.
- А чего вы сейчас увидите, - сказал он, выходя в соседнюю комнату.
И гости замерли в предвкушении.
- Вот. - И Шурик явился пред ними в военной форме и с каской на голове. - Вот я какой.
- Ну? - сказали удивленные гости. - Откуда это у тебя?
- А. - Шурик небрежно поморщился, подумаешь, мол. - Выдали. Буду статую на празднике изображать.
- Круто, - оценили гости, потрогав.
Шурик так и сидел, довольный, в зеленой гимнастерке и широких галифе, барабаня пальцами по лежащей рядом каске.
- Пора нам, - сказали гости, дождавшись, когда окончательно стемнеет.
- Я провожу. - Шурик поднялся, надел каску.
- Ты б хоть переоделся, - посоветовали ему гости.
- Зачем? - искренне удивился Шурик.
И правда, зачем? Зачем переодеваться - снимать гимнастерку, каску, вылезать из сапог... зачем? Если в форме намного интереснее.
- Пока, Шурик. - Гости стукнули по каске на прощанье и полезли в автобус.
- Пока, - сказал Шурик. И развернулся в сторону дома.
- Товарищ солдат, - услышал он внезапно, - подойдите ко мне.
Прямо перед ним стоял патруль. Капитан и два курсанта с азартными лицами гончих волкодавов.
Ничего плохого от нашей армии Шурик не ожидал. "Ну что плохого может сделать родная армия студенту?" - думал он, наивный.
Шурик подошел и уставился на капитана заинтересованно. Капитан полминуты его пристально рассматривал, а потом поднес ладонь к виску и хищно произнес:
- Начальник патруля капитан Соловьев. Ваши документы. - И протянул руку требовательным жестом.
- Какие документы? - не понял Шурик.
Все свое ношу с собой - говаривали древние. Но какие еще документы, если все, что ты с собой носишь - это форма образца 1943г. и голова в стальной каске.
- Военный билет, увольнительная, - терпеливо пояснил капитан.
И тут Шурик понял, что в отношении вреда, не наносимого армией студентам и ему, Шурику, лично, он до сих пор ошибался.
- Товарищ капитан, - быстро затараторил Шурик, надеясь, что все это глупая шутка, - я не солдат, я студент. Я документы могу принести, если надо... я живу рядом...
- Не надо, - отрезал капитан, и его курсанты напряглись. - Не надо приносить документы. - И без них понятно, что никакой вы не студент, а самовольщик... - он на секунду задумался и решил: - Из Трехизбенки. Там сейчас как раз учения.
После этих слов капитан принюхался. Он мощно втянул воздух сквозь ноздри и довольно заулыбался.
Шурик тоже понюхал. Только его улыбка была не довольной, а скорее недоуменной. Потому что пахло от него. Ну подумаешь, бутылка пива.
- Ага! - капитан плотоядно сощурился. - Дело ясное. Вызывай машину, Сидоров.
Шурик тоскливо посмотрел в темноту родной подворотни: "А вдруг! Рвануть сейчас, и пусть потом ищут". Но на его запястье сомкнулись стальные пальцы Сидорова.
- Ша, Маша! - прорычал он. И обнажил клыки.
Дежурный в комендатуре разглядывал Шурика целых полторы минуты. И с каждой секундой делался недоуменнее.
- Вы его где добыли? - спросил он, когда недоумение заполнило его по самое горло и ничем не сдерживаемое хлынуло через рот.
- Самовольщик, товарищ майор, - влез с пояснением верзила Сидоров. Он всю дорогу до комендатуры цепко держал Шурика за руку. - Из Трехизбенки.
Капитан Соловьев согласно кивнул.
- И пьяный, - добавил он.
- Да? -рассеянно удивился майор. - А почему он в форме сорок третьего года? И в каске?
- Гм, действительно. - Капитан посмотрел на Шурика. - Шпион, что ли?
- Я студент, - угрюмо простонал Шурик.
- Как служить, так вы все студенты, - привычно проворчал майор. - Ладно, разберемся. А пока... запри его, Сидоров.
- Есть! - И довольный Сидоров поволок Шурика в камеру.
Ночь Шурик провел в комендатуре. Утром, наконец-то, разобрались.
- Извини, студент, - сказали ему. - Бывает.
И засмеялись. Но отпустили. И Шурик, добираясь домой, грустно думал: "А так ли она нужна мне, форма эта?".

Возвращаясь к постам в обсуждениях:
ЦЫПЛЯТ ПО ОСЕНИ СЧИТАЮТ
«Быть может, те мгновенья, что я провел в стенах твоих, я отнимал у вдохновенья, а чем ты заменила их?» - обратила на себя внимание и удивила ранее не замеченная шутливая эпиграмма на одной из фотостраниц ротного альбома.
...Он бросался в глаза сразу. Морской пехотинец в ладно подогнанной форме с лихо заломленным на бок черным беретом. Абитуриент роты «нового набора», сформированной из военнослужащих. Звон его набоек привлекал не только разношерстную абитуру, но и не уехавших в отпуск курсантов- второкурсников. Завалившие летнюю сессию «академики», глядя вслед невысокому морпеху, с презрением бросали: «Сапог!» Знали уже «философы» о противоречии ФОРМЫ и СОДЕРЖАНИЯ, на практике применяли законы диалектики.
Когда закончились вступительные экзамены, Леонид, так звали морпеха, оказался в одном строю с нами, наголо остриженными недавними десятиклассниками. На всех одинаковая темно-синяя роба с грубыми «гадами», башмаками на период курса молодого матроса. Только оставленная на головах бывших военнослужащих растительность чуть отличала их от основной массы. Обладатели этих «коротких и аккуратных» причесок до принятия присяги и стали нашими первыми младшими командирами, от которых «без вины виноватые» должны были набираться воинских премудростей. «Главное, мужики, - в первые дни обучения интриговали познаниями отдельные из них, - учите уставы». Но внимали лопоухие «гадкие утята» подобным глупостям не долго, пока учеба настоящая не началась. Она-то и расставила все по местам - трудно было «ветеранам» оставаться в авторитете, забыв азы даже школьной науки.
Примерно к середине первого курса в училище, которое по старой традиции кроме как «Системой» никто не называл, сдали в эксплуатацию плавательный бассейн. Впустили однажды и наш взвод, по-учебному класс, под его своды. Лепота... Преподаватель, глянув на восторженные лица первокурсников, позволил немного побалагурить. Дарованные минуты свободы поняты были одинаково - полезли на вышку. И хоть пугала иллюзия высоты, созданная прозрачностью вод бассейна, один за другим стали прыгать вниз. Кто мастерски кульбитом, кто просто «головкой», а кто и позорным «солдатиком». Визжим, балуемся.
- Чего смотришь? Ныряй!- шутливо столкнули с вышки и боязливо озирающегося Леонида.
- Помогите... Спасите..., - сквозь визги первогодков сумел расслышать бдительный преподаватель. Увидев перекошенное ужасом лицо бедолаги, периодически всплывающего на поверхность, он с трудом вытащил Леху из бассейна. Оказалось, что наш щеголеватый сокурсник, все помнили, как красиво смотрелась на нем морпеховская форма, не умеет плавать.
- Зачем на вышку-то полез? - спрашивали «утопленника» удивленные одноклассники.
- Любопытно было,- отвечали посиневшие губы.
С тех пор, получив от грубоватых товарищей кличку «ЛЕПА», проходил он курс обучения плаванию на мелководье.
Подсмеиваться над Лешкой стали чуть больше после летней практики в полку морской пехоты, где на одном из занятий отрабатывали развертывание взвода в бою. Для создания имитации боевых условий руководивший этим безобразием морпеховский капитан доверил бывшим военнослужащим по взрывпакету. Бежим мы в атаку по полю, развертываемся. Трещат холостые автоматные очереди. То тут, то там хлопают взрывы. Поджег и Леха свой взрывпакет и, поддерживая раскатистое «Ура!», продолжил штурмовать назначенные рубежи - «граната» ведь в сжатой ладони!..
- Где же ты, бедняга, служил? - чертыхался чуть позже бывалый офицер, бинтуя поврежденную разрывом «гранаты» Лепину руку.
- В пехоте... морской, - прошептали искаженные гримасой боли губы.
К пятому курсу появились у Леши другие проблемы. Не без его участия поступили в училище родные братья-двойняшки. Весь последний год обучения бегал он по кафедрам, улаживая дела не блиставших в учебе братишек. А наблюдающие за его суетой однокурсники весело посмеивались - зарождается новая морская династия... «лепиков»!
Думаете, к чему все эти воспоминания? Захотелось посмеяться над безобидным парнем и его братьями? Отнюдь.
Прошло время. Много времени. Где те пересмешники, служаки и отличники учебы когда-то с издевкой наблюдавшие за Леонидом и его братьями? Почти все уже без погон. Есть ученые и бизнесмены, чиновники и инженеры. Но кто их знает, что о них слышно? Суетятся в своей новой, гражданской жизни. Выживают.
А братья? Сейчас это живущие в Калининграде известные художники маринисты, чьи картины можно увидеть не только в лучших выставочных залах Прибалтики и Северной Пальмиры. Персональные выставки братьев Левковых устраивались в Великобритании, Нидерландах, Дании, Бельгии, Германии, Польше, Швеции и Финляндии.
Сложилась у них и служба в ВМФ. На погонах у всех по три крупных звезды. Чем не основа для крепкой династии?
На одной из встреч выпускников спрашиваю Леху: «Как же ты сподобился картины малевать? За все время учебы ни одного ведь боевого листка, ни одной стенгазеты не оформил! Никто даже и догадываться не мог, что не только карандаш, кисть в руках держать умеешь».
«А я и не умел,- отвечает, - просто вышел как-то на песчаный балтийский пляж, такая красота! Захотелось все это зарисовать, зафиксировать и получилось...»
Так что это - Всевышний отблагодарил поздним талантом за смиренно перенесенные в годы учебы насмешки?
Такая вот поучительная история на тему «цыплят по осени считают», загадочная и удивительная... Почему загадочная? А каким образом в курсантском альбоме рядом с фотографией Леонида появилась та эпиграмма, смысл которой стал понятен только сейчас, через многие годы?