МОЙ СТАРПОМ
(коротенькие рассказы)

Мои воспоминания о флоте начинаются и возвращаются к этому человеку. Собственно, он был не мой старпом, а старпом нашего командира. Для меня он был - Старпом, во внеслужебное время - Сергей Иванович. Человек, который принял в формируемый экипаж новостройки проекта 956 кучу молодых лейтенантов, в том числе меня, который научил работе, службе, флотским традициям вообще и традициям кают-компании в частности, который своей волей, приказом и примером мог поднять на дыбы весь экипаж и этими людьми свернуть гору, который ...
Сергей Иванович Бойко. Невысокого роста, сухощавый, с оттопыренными ушами и темноватой, красноватой словно от соли и ветра кожей. Я не знал, когда он спит. Не было такого момента, когда я знал, что сейчас старпом спит. Проходя мимо его каюты в четвертом или пятом часу ночи, можно было увидеть полуоткрытую дверь и в неярком свете настольной лампы его фигуру, склонившуюся над рабочим столом. Сам он говорил, что на старпома корабля первого ранга пришел с командирского кресла, только корабля третьего ранга. Трудное повышение. А быть старпомом нашего кэпа, холодного и равнодушного человека - трудное многократно.
Сергей Иванович пришел на наш эсминец с Камчатки. Человек он был бывалый. Рассказал однажды, что как-то в Сингапурском проливе на его корабле вышло из строя рулевое управление и пароход пошел в сторону тервод враждебной капстраны. Ошалевший от такого поворота особист сунул командиру в живот макарова: «Ты куда правишь, сука»? «Ничего, - рассказывал Сергей Иванович: - поиграл оборотами правой и левой машин, так без руля и прошли пролив».
Как всякий старпом, он был требователен и строг. Но как не всякий, он не унижал и не размазывал провинившегося члена экипажа. Мы, командиры групп, радовались, когда политзанятия с нами проводил не зам и не кэп, а старпом. Это всегда был живой разговор. Однажды на таком занятии (а это было время перестройки) мы спросили: «Сергей Иванович, а вы сами надеетесь на перемены к лучшему»? «Конечно, надеюсь, - был мгновенный ответ: - я десять лет служу и десять лет надеюсь».
Сколько было лет Сергею Ивановичу, когда он служил на «Бурном»? Не знаю. Я вообще не умел определять возраст начальников, пока не вышел на гражданку. Конечно, я не знал его хорошо, не был его давним другом. Поэтому опишу его короткими рассказами.

Мальчик
Первый мой разговор со старпомом произошел в начале ноября, через месяц после начала моей службы. Для экипажа, состоящего в своей матросской части из «сливок» десятой ОПЭСК, слегка разбавленных молодняком, это было то время необходимой вздрючки, которое называют «отработкой повседневной организации». Строевые смотры, смотры формы одежды, проверки знаний обязанностей - а чего еще делать-то, чем народ шевелить, чтобы он шевелился? И вот в один из таких дней на «Новороссийске», где в ту пору процветала наша молодость, наступило обеденное время. Как было приятно, невероятно приятно чувствовать себя лейтенантом, почти офицером (!), после семи лет (за плечами Питония) ношения гюйса! Надевать в кают-компанию (!) рубашку с погонами и галстуком, при этом гордясь своим отражением в умывальнике, получать первые офицерские получки. Нечто подобное испытываешь, наверное, когда садишься в новый, или почти новый, но обязательно чистый собственный хороший автомобиль. Я имею в виду - х о р о ш и й.
Спокойный обед в кают-компании «Новороссийска», в летной ее части, и вдруг прошелестело ветерком: матрос вывалился за борт, вытащили живого. Щекочется приятная мыслишка: «Как хорошо, что из двух-трех тыщ матросиков на этом пароходе моих всего семеро. Уж с ними-то наверняка все в порядке». А вторым шелестом: фамилия матроса - Руденко. «Руденко? Так это же МОЙ!»
Приказ прибыть к старпому застал меня в медблоке у Руденко, и к нему мы отправились вдвоем. Хотел поглядеть моряк, что там журчит возле ватерлинии на юте, вот и перелез за леера в матросской курилке да нагнулся. «А вода холодная, тащ, прогары на дно тянут. Да хорошо с баркаса меня сразу заметили» - тянул своим медленным голосом виновник моего смятения.
В каюте старпома уже стоял командир моей боевой части. Не помню того разговора, помню, что меня, кажется, никто не обвинял и не наказывал (какой спрос с такого лейтенанта). Помню напуганность свою и наверное общую: чуть-чуть не потеряли человека. Помню вопрос старпома: «Руденко, сколько вам лет»? «Восемнадцать». И, с воздетыми к небу руками: «Восемнадцать лет! Это же еще мальчик»!!
Вот так я на всю жизнь запомнил, что восемнадцать лет - это еще мальчик. И правда ведь.

Аврал

Есть у корабельных офицеров такое право: носить бушлат, какой носят матросы, только со своими офицерскими погонами. Это только для корабельных. Бушлат можно получить у баталера вещевого вместо плаща. Сергей Иванович Бойко таким правом пользовался.
1989 год, осенний Балтийск. Наконец нам дали добро на переход «к постоянному месту базирования», на Дальний Восток. Как всегда поджимают сроки, и как всегда, остались кое-какие мелочи. Одна из них - погрузить боезапас. Весь. Пароход-то новенький.
На пирс прибывают грузовики с укупорками и цинками снарядов и снарядиков. Крылатые батарейцы и зенитчики грузят свои ракеты с помощью двух подъемных кранов. Румыны катают сами свои РГБ. Румынов мало, но и боезапас у них невелик. Экипаж построен на пирсе весь, кроме вахты у действующих механизмов и котлов. У носового и кормового швартовых концов по одному боцманенку с топорами, веселому и скучному одновременно: веселому - что пронесло и таскать не надо, а скучному - что торчать у этого пала до полного окончания погрузки. Зам некоторое время являет решимость, участие, и направляющую роль партии. А остальные таскают все, и старпом в том числе. То с одним из годков, то с одним из молодых, то с одним из офицеров. 130-мм снаряд весит 76 кило, носилки к нему килограмм 5, количество снарядов - 2000 штук. Это написать легко, а как про единый дух написать? Ведь мы тогда весь боезапас за сутки загрузили, за двадцать три с половиной часа.
Спустя два года с другим старпомом и его матом и перематом мы грузились неделю. Всеми владела апатия и тайное противление вельможному хаму, сбегали при первой возможности, а вспоминалась та, балтийская погрузка.
Уважали матросы Сергея Ивановича, не только боялись. Однажды во время обхода старпом нашел и изъял дембельскую форму: яркий образец деревенской моды, а культурологично выражаясь - кич, кантри и эклектика во всей их полноте. Он приказал построить перед своей каютой дембелей во время адмиральского часа, надел этот, с позволения сказать, гондон на себя и вышел в этой «тройке» к ним. По громовому хохоту из коридора я и узнал о его такой проделке. А все моряки того приказа сошли с корабля домой одетыми, как нормальные люди.

«Анадырь»

Старпом был единственным человеком на корабле, который не имел выходных и отпусков. За все три года службы на «Бурном». Семья его жила на Камчатке, а он кочевал от Приморья до Питера и Прибалтики. Во время нашей годовой стоянки в Лиепае он порой выходил в город позвонить семье с трех до пяти утра. Говорю вам: я не знаю, когда он спал.
Противной та была зима в Лиепае. Ветер с моря, свинцовое небо несколько месяцев, и никакой снежной отрады для глаз - нет снега. Белым пятном в бухте - только надстройка «Анадыря», недавно построенного в Швеции и на наших глазах пришедшего в военную гавань. А на «Анадыре» у старпома - друзья.
Это был единственный раз за три года, когда старпом получил выходной. Полноценный выходной, чтобы сходить к друзьям в гости. Понятно, что о таком невероятном событии узнали офицеры. И вот очередное или внеочередное построение экипажа, обычно недовольного кэпа встречает помощник, и командир задает ему неожиданный вопрос: «А где старпом»? «На «Анадыре», Вы же сами его отпустили». «Вызовите его».
Признаться, мы слегка обалдели. Но не обалдел старпом. Не знаю точно, что он ответил посыльному из парилки, но слово «на хер» там наверняка было. Он отдохнул до конца отпущенного ему времени и прибыл на корабль, где над ним стали готовить расправу.
Самое простое - пришить моряку пьянство. Но старпом не пах и напрасно был обнюхан кэпом и замом. Объявить корабельному офицеру-тихоокеанцу выговор - все равно что пугать ежа голым местом. Тогда в дело была подключена парткомиссия, которая определила вкатить за оную дерзость строгач с занесением в учетную карточку - выше не бывает. Но дело не прошло.
Конечно, партсобрание первичной организации имело свой сценарий и было в глазах инженеров человеческих душ мелким формальным дельцем. На моей памяти это единственный пример единодушного противления коммунистов корабля вышестоящим органам, которое озвучили не в последнюю очередь наши младшие политработники. Собрание не проголосовало даже за простой выговор без занесения. Старпома не сдали.

Камбала

Когда у нас в Советской Гавани наступал июнь, мы становились свидетелями от века сущего круговращения морской жизни: рождения миллионов маленьких существ и прерывания этой жизни некоторых из них. Для таких наблюдений необходимы были два условия: полнолуние и отлив. Вооружившийся фонарем ночной бродяга по пояс в воде мог наблюдать под своими ногами на илистом дне толстопузых бычков, полосатого терпуга и округлившуюся чужой икрой со стороны желудка камбалу. Много камбалы. А вооружившийся кроме фонаря и острогой - мог добывать эту камбалу, причем нужного размера и количества.
Был один раз, когда со мной на эту рыбалку сходил Сергей Иванович. Мы набили мешок камбалы, вернулись на пароход, и на мою суету : «Щас я быстро ее печенки нажарю..», старпом небрежно махнул рукой и снял трубку телефона. Через 5 минут мы ели жареную курицу и запивали ее шилом. Старпом уже ждал перевода в Приморье. Разговор затянулся... а утром я проспал подъем флага. Второй раз в жизни не знал, куда деваться со стыда. На рыбалку, понятно, мы больше вместе не ходили. А вскоре старпом уехал.

Я встретил гуляющего (именно - гуляющего!) по тихасскому пирсу Сергея Ивановича летом девяностого. Встретил - и был немало изумлен его видом - будучи командиром плавмастерской он скинул добрый десяток лет, и цвет его лица приобрел естественный оттенок. Было приятно смотреть на него и радоваться жизни вместе с ним, а сравнивая его наше старпомовское прошлое с командирским настоящим - радоваться многократно. Он тоже был рад встрече и звал на чай в свою необъятную командирскую каюту.

Про жизненный опыт

Построили на авиазаводе новый самолет. Расчеты верны, утверждены, опытный образец построен, начинаются летные испытания. И при выполнении одной из фигур у самолета отрывается крыло. Переделали расчеты, изменили форму крыла, сделали усиление в этом месте - ничего не помогает! Конструкторы во главе с генеральным сидят днями и ночами, уже мозги ни у кого не работают, и тут один из инженеров говорит:
- Слушайте, а давайте позовем Абрама Моисеевича.
- А кто это?
- Это мой сосед, но у него большой жизненный опыт.
Приходит Абрам Моисеевич:
- Здравствуйте, молодые люди!
- Здравствуйте, Абрам Моисеевич!
- Ну и в чем ваша проблема?
- У нас отрывается правое крыло.
- Как?
- Вот так - показывают линию разрыва.
- Сверлите дырки.
- ???!
- Сверлите дырки!
Дырки просверлили, крыло не рвется при любых нагрузках.
Потрясенный генеральный конструктор подходит к Абраму Моисеевичу:
- Простите, Абрам Моисеевич, но кто вы?! Ваше имя незнакомо мне среди ведущих авиаконструкторов, а тут такое гениальное и неожиданное решение...
- Ничего гениального, молодой человек. Я простой дамский парикмахер, но у меня большой жизненный опыт. Каждый день я отрываю листок календаря. По дыркам - никогда не рвется.
(любимый анекдот моего старпома)

ПЕРВОЕ ПОСТРОЕНИЕ

Первое построение. Не успев усвоить «боевые порядки» ТЭЧ, студент скромно встал в строй на правом фланге за чьей-то широкой спиной. Пронесся легкий смешок. Невесть откуда взявшийся военный потянул студента за рукав: «Студент, ты у меня в группе!» и утащил на левый фланг.
Так состоялось знакомство с начальником группы регламентных работ РСиРНО (радиосвязное и радионавигационное оборудование - КБ) капитаном Николаем Андреевичем К, в чьей группе студенту выпала честь служить старшим техником.

АНДРЕИЧ - ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Андреич служил в авиации с тех давних времен, когда член принято было величать елдой. Всегда наглаженный, в фуражке-аэродроме с высоченной тульей и лаковым козырьком, вид Андреич имел безупречный и внушительный. И быть бы Андреичу майором, но образцовый внешний облик сыграл с своим обладателем злую шутку, не дав карьере совершить решающий боевой разворот.
Андреич прибыл в полк с представлением на майорскую должность - должность инженера по РЭО. Зоркий глаз зам. по ИАС, скользнув по наградам на левом борту бравого капитана, сместился вправо и уткнулся в значок «ВУ» - выпускника СРЕДНЕГО военного авиационно-технического училища. Вопрос о назначении Андреича на должность инженера отпал сам собой.
Все законно - упрекнуть некого. Но осадок в душе «пятнадцатилетнего капитана» близок и понятен - студент и сам уволился в запас, так и не став подполковником. Андреич же майора получил лишь на дембель.
Забегая вперед: была у Андреича красавица-жена, немногословная, как и сам глава семейства, была раскрасавица-дочь Маринка. Супруга работала дежурной в нашей, с позволения сказать, «гостинице», Маринка, только-только окончившая десять классов, намылилась замуж за курсанта-первогодка Кремлевского училища. Сейчас Маринке, судя по всему, годков уж тридцать пять...

ПЕРВЫЙ ВЫЕЗД НА АЭРОДРОМ

Вслед за первым построением - первый выезд на аэродром. Ничего особенного - ехать на "Урале" с разодранным тентом («тропический вариант исполнения») по разбитой «Военно-Боровушской» дороге со скоростью 5 км/ч было не впервой - военные сборы после пятого курса кое-чему уже научили. Умудренные опытом военные, сидевшие возле заднего борта, дышали через респираторы и с любопытством поглядывали на студента в новенькой техничке.
По прибытию на стоянку девственно-синяя техничка приобрела цвет «афганки» - песочно-серый. Попытки вытряхнуть из куртки дорожную пыль ощутимого результата не дали.
Личный состав толпился возле курилки - по стоянке носился боец с автоматом в сопровождении нач. ТЭЧ. Криминала, как выяснилось, выявлено не было, просто пластилиновые печати потекли под ласковым апрельским солнышком. Нач. ТЭЧ майор М. (далее по тексту - ПАПА) махнул рукой, толпа офицеров, прапорщиков и бойцов неохотно поплелась на стоянку.
ПАПА неожиданно для всех скомандовал: «Строиться!» («строИться» - по-ленински прищурившись, продублировал невысокого роста мужичок в летном комбезе - им оказался замполит ТЭЧ капитан Б., партийная кличка - «белая панама»). О нем - ниже.

БЕЛАЯ ПАНАМА

Капитан Белошапко (Б), прослужив двадцать с лишним лет где-то на окраинах нашей, тогда еще великой и могучей Родины, прибыл в полк признанным «мастером художественного слова» (на общегражданском - двух слов связать не мог). Прапора на политзанятиях легко загоняли замполита в тупик: «вот вы всё «партия, Родина»... Мы в Афгане долг свой интернациональный исполняли, кровь проливали - где обещанные Родиной и партией квартиры?!»
В летной столовой изо дня в день производилась экзекуция - кто-нибудь из прапоров, сидя с замполитом за одним столом, начинал задумчиво напевать - «Ах, белая панама-а-а...». Б. сурово смотрел на охальника, краснел, бледнел, зеленел и, наконец, бросив все, вскакивал из-за стола и экстренно покидал столовую. Надо сказать, ни разу ни один из прапоров наказан замполитом не был - Б. был мужиком отходчивым и безобидным.
Политзанятия среди офицеров Б. не проводил принципиально, ограничиваясь напутствиями молодым-холостым перед выходными: «Если вы случайно, э-э-э, вступите в половую связь с незнакомой вам балериной... Обязательно потом надо попИсать... Промыть уретру...».
Кто не в курсе - балерина на общеармейском жаргоне - любая особь женского пола от момента полового созревания до наступления менопаузы.
И еще один перл (больше, в общем-то, и вспомнить нечего - с замполитом офицеры почти не общались). Перед каждым дежурством расказывал нам замполит одну и ту же байку: некий боец, стоя на разводе, всякий раз просился в сортир. Бойца отпускали - спустя пару минут, боец возвращался в строй в сисю пьяным...
Служебное разбирательство поручили лично ему, замполиту, капитану Б. И вот что замполит нарасследовал: боец вводил себе несколько капель алкоголя непосредственно в прямую кишку обычной медицинской пипеткой...

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

«К нам для прохождения действительной военной службы в должности старшего техника группы РСиРНО прибыл лейтенант такой-то. Лейтенант такой-то, ко мне!»
Студент вышел из второй шеренги по-авиационному, вежливо ткнув в плечо Андреича, и встал рядом с ПАПОЙ. ПАПА поправил фуражку, надвинутую на нос, с минуту цикал зубом, поплевывал под ноги, затем выдал: «Прошу любить и жаловать!» В строю прошелестел смешок. «Всё, по группам - разойдись!»

ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ - ЗНАКОМСТВО С ЛИЧНЫМ СОСТАВОМ ГРУППЫ

Андреич, держась за плечо студента, провел его в домик. Серые стены, серые столы по периметру, покрытые тонкой резиной (защита от статического электричества - сообразил студент). Стенды со знакомыми железяками - рамочная антенна радиокомпаса, «экранированная» жестяной банкой из-под сельди. Серый шкаф, драный рыжий сейф.
Сели за стол. Прапора (догадался студент по отсутствию «златых цепей» на фуражках) с нескрываемым любопытством следили за каждым движением вновь прибывшего. «Ну, рассказывай!». «А что рассказывать, тащ капитан?». «Ну, что закончил, чем занимался...»
Кратко поведав о немногочисленных (для своих двадцати пяти) подвигах на ниве «народного хозяйства», студент увлекся и начал рассказывать об участии в последних разработках в интересах ракетных войск стратегического назначения. Андреич зевнул, деликатно прикрыв рот рукой. Поняв намек, студент умолк.
С минуту держали паузу. «Это Витёк, техник группы. Сука...», - указав ладонью на усатого, произнес Андреич,- «будешь драть его, как... Это Вася», - кивнул в сторону упитанного малого,- «Морду отъел! На свиную тушенку клеить можно... А это - Шурик», - повысил было тон Андреич, затем, совсем тихо, - «Пшел атсюда... котяра помойный...», - и белобрысый Шурик аккуратно прикрыл за собой дверь.
На лице студента явно отобразилось некоторое недоумение. После военной кафедры и курсов переподготовки в Академии Жуковского армейские реалии показались несколько... не укладывающимися в рамки ставшего привычным этикета.
Позже выяснилось, что Витек с Шуриком слили из бака вверенного группе ЗиЛ-131 десять литров бензина для мини-мокика, а привести в соответствие счетчик километража поленились. История всплыла и была тут же замята, но Андреич получил от ПАПЫ люлей по полной программе. Васёк был не при делах, но Андреич вздрючил и его. В профилактических целях.
Андреич, уловив смущение, обернулся к Витьку: «Доставай давай, что уставился...». Витёк немедленно вытащил из сейфа литровый пузырь, нацедил миллилитров сто пятьдесят в пустую водочную бутылку, долил воды из кружки, что болталась, прикованная цепочкой к бачку с водой.
По очереди выпили. Слабый привкус керосина (под любым аэродромом - керосиновая линза). Андреич осторожно извлек из-под стола подобие перевернутой шахматной доски, на которой аккуратно были расставлены фишки типа шашек, и началась игра, шеш-беш - любимая авиационная игра. Больше на студента внимания никто не обращал.
Предоставленный, таким образом, самому себе, студент вытряхнул из пачки сигарету и отправился изучать окрестности.

СТОЯНКА ТЭЧ

Стоянка ТЭЧ была развернута в полевом варианте - машины, машины, машины... Ангар, колодец... Только у радистов помимо нескольких кунгов на базе ЗиЛ-131 имелся еще и домик.
Домик был кирпичный и стоял, можно сказать, прямо на земле, с минимальным фундаментом. Три комнатухи - одна под группу РТО, другая - для группы РСиРНО, третья - инструменталка. В инструменталке сидел боец, выдававший ящики с инструментом ВДшникам и прочим маслопузам.
Вдоль фронтальной стороны домика была установлена, как сейчас модно выражаться, тепловая пушка. Керосиновая топка разжигалась, продукты сгорания вдувались в домик насосом на базе электродвигателя. Тепло наступало в течение считанных минут, причем в любой мороз. Инструменталка такого удовольствия была лишена.
За домиком, метрах в трех от стены, начиналась так называемая «линия обороны аэродрома» - колючка, полузаросшие окопчики. Вдоль стены лежало бревно, служившее скамейкой. Южная сторона, тепло! Лепота...

ЗНАКОМСТВО С СОСЕДЯМИ

«Радист?». «Радист». «Из МЭИ?», - делая ударение на Э, спросил здоровенный и угрюмый на вид военный. «Из МЭИ», - делая ударение на И, ответил студент. «Пошли, обкуримся», - сказал угрюмый, указывая рукой направо, - «я - Толян, техник группы РТО».
«Радиолюбитель?». «Ясный х...», - ответил студент, уже не стесняясь. «Наш человек...». Уселись на бревнышко, что лежало вдоль домика, закурили. Завязался разговор обо всем и ни о чем.
К обеду военные были друзьями, что называется, «не разлей вода»... Дружба выстроилась на чисто практической основе - Толяну требовались радиодетали в неограниченном количестве (сие студент способен был ему обеспечить), студенту же необходимо было аккуратно, без сучка и задоринки, влиться в армейский коллектив, стать, так сказать, адекватным среде обитания. Как бы то ни было, точки соприкосновения с «кадрами» были найдены.
Спустя месяц-полтора застал двух друзей на бревнышке зам. начальника ТЭЧ ст. л-т Юра С. - паскудный пацан, из «молодых, да ранних» (дослуживает сейчас где-нибудь эй-полковником). Начал было драть за курение в неположенном месте. Монолог завершался расхожими тогда словами - «...и вообще, мне непонятна ваша дружба!»... Последовал расхожий ответ - «Педерастнешь - поймешь!»
Юра, забыв о своем начальственном положении, ржал вместе с нарушителями. Но счет многочисленным студенческим выговорешникам был, тем не менее, благополучно открыт.

ЕСЛИ ПРАЗДНИК - ТО СПОРТИВНЫЙ...

Тут и 1 Мая подвалило... Личный состав ТЭЧ, кто в чем, построен на лужайке за ДОСами (ДОС - дом офицерского состава). Лужайка была оборудована парой покосившихся футбольных ворот и гордо именовалась стадионом.
ПАПА дал вводную: праздник 1 Мая будет ознаменован спортивным подвигом - пятикилометровым кроссом с последующей футбольной баталией. Именно подвигом, ибо было замечено, что отдельные яростные представители прапорского племени чудом держались на ногах.
Нет смысла вникать во все перипетии кросса, но к финишу пришли, в конечном счете, все, а иначе и быть не могло - армия есть армия. И тут студент, сам того не ожидая, огреб своих первых «похвалов».
Оценив «боевые потери» (число похмельных, не уложившихся в норматив), ПАПА решительно шагнул к студенту и выдал, глядя куда-то в сторону: «Я б вас всех, б..дей московских, вышвырнул бы из армии к е..ни матери!»
Немая сцена... Наконец, студент осторожно осведомился: «За что, тащ майор?!» «Потому что!» - отрезал ПАПА и, не оборачиваясь, двинул в сторону ДОСов.
Смысл произошедшего стал понятен значительно позже. Классический случай - ПАПЕ просто надо было выплеснуть эмоции. ПАПА не был ЗВЕРЕМ, но московский (минский, киевский и т.д.) офицер-двухгодичник первой недели службы - идеальная, безответная мишень для сброса негатива (по-военному - для стравливания пара). Теперь, конечно, «и боль и обида - все забыто...». В-общем, ПАПА, по-своему, был прав. Студент сам потом стал таким. Вернее, почти таким...
Похвалов (или похвалей?) и в дальнейшем было немало. В общей сложности, за два года службы объявил ПАПА студенту четырнадцать выговоров, из них одиннадцать строгих. Все «с занесением». Преимущественно за патологическую неспособность вовремя прибыть на построение. К «окончательному и бесповоротному дембелю» личное дело оказалось девственно чистым.