БЫЛИ "ПАРКЕТНОГО" КРЕЙСЕРА-20 или “Потёмкин-2”

- Нэ так, нэ так надо было дэлат! - запальчиво кричал дежурный БЧ-2 (ракетно-артиллеристской боевой части - прим. Авт.) старшина 1-й статьи Джабраилов.
- Ты прямо как Володя: "Мы пойдём другим путём..." - съехидничал дежурный трюмный старший матрос Коробов.
- А что, Али дело говорит. Хрен ли они в Одессу поперлись? Надо было в море оставаться и корабли потрошить, - к спору подключился дежурный электро-технического дивизиона старшина 2 статьи Евгеньев.
- Не, ну ты дал! Они революционеры или пираты? - рассудительный дежурный телефонист старший матрос Маратов попытался остудить горячие головы.
Киноманы "паркетного" крейсера бурно обсуждали, нет, не очередной голливудский блокбастер, а "классику российского кинематографа" - фильм Эйзенштейна "1905 год". В воскресенье демократичный зам разрешил весь день транслировать телепередачи по кубрикам, и оказавшийся в дневной сетке телевещания старый фильм не остался незамеченным экипажем корабля. А сейчас, во втором часу ночи, вынужденные бодрствовать матросы потихоньку стеклись в ПЭЖ и делились впечатлениями от увиденной (многими впервые) эпопее потёмкинцев.
- Али, а как, по-твоему, надо? Оружие они захватили - раз, офицеров постреляли - два, топливом в Одессе заправились - три. Всё грамотно сделали. - Дежурный дивизиона РТС старший матрос Хабибулин не поддержал земляка.
- Офицеров, вроде ж, вешали или топили? - Маратов не позволил отклониться от сценария фильма.
- Во-во, офицеров - только вешать! - Евгеньев вчера чуть не закоротил автомат в ГРЩ, за что был немилосердно выдран командиром группы.
- Жека, и кого б ты первым повесил?
- У нас, что ли?
Разговор обрёл кровожадную направленность. А увлеченность сыграла с матросами злую шутку. На посту живучести за полупереборкой с вечера разбирался с документацией оставшийся в боевой смене комдив живучести. Внимания он к себе не привлекал. Дежурившие в ПЭЖе и думать о нём забыли. Подтянувшиеся позже просто не заметили. А комдив выгонять "чужаков" не стал, мудро подумавши, что лучше, на всякий случай, иметь вахту под рукой и неспящей, чем разыскивать потом по дальним шхерам. Но после последних слов электрика он отложил бумажки в сторону и прислушался.
- Пэрвым вэшать - старпома! - рубанул Джабраилов. Возражений не последовало.
- Точно, - подумал, комдив, - должность такая собачья. Профессиональный, так сказать, риск.
- Тогда вторым - нашего Мопса, - Хабибулин материализовал в слова всеобщую матросскую ненависть к К-7, которого в силу врожденного хамства не жаловали и младшие офицеры.
- М-да, чутче надо бы к людЯм относиться. Глядишь, и пригодится - комдив отдал должное справедливому выбору новоявленных линчевателей, - и кличка как приклеенная. Хоть фоторобот составляй.
- А третьим вашего комбата. Вечно руки распускает! - Маратов, коренной петербуржец и недоучившийся студент, уже давно и успешно замещавший в рубке дежурного по кораблю, до сих пор не привык к грубым нравам выпускников калининградской "пулеметной школы".
- Зама, зама нашего! - вмешался электрик.
- Он же, вроде, безобидный? - уточнил Хабибулин.
- Он - чмо, а чмошникам в революции не место! - Евгеньев явно метил в комиссары.
- От оно как, - подумал комдив, - а Лёньчик вечно перед матросиками стелется.
- Штурмана следующим, - предложил телефонист, - Достанет всех своей пунктуальностью.
Очередь на эшафот продолжала расти. Матросы с пылом обсуждали достоинства и недостатки очередной кандидатуры. Комдив за переборкой раскачивался в кресле и обеими руками зажимал рот, чтобы не расхохотаться в голос, выслушивая краткие, но на удивление ёмкие характеристики офицеров из уст моряков.
- Коробок, а что будэм дэлат с вашим ...? - и тут комдив замер, услышав свою фамилию.
- Не-е-е, его-то за что. Он - нормальный, - после короткой паузы ответил трюмный.
Комдив сделал три глубоких вздоха, - "Коробок, Коробок, ах ты ж мать...", - взял со стола книгу и уронил на пол.
- Бля, там же... - полушепотом вспомнил Евгеньев. По трапу часто застучали каблуки. ПЭЖ затих. Комдив, потягиваясь, вышел со своего поста.
- Тащ капт..., - зачастил дежурный трюмный.
- Ох, надо ж так, на посту заснуть, - оборвал комдив, - У нас всё нормально? Я - в каюту. А ты, Коробков, бди!
И про себя добавил: "ГУМАНИСТ!"

С anekdot.ru:

Друган у меня - штурман.. на Су-24 учился.. Ну и как-то рассказывает мне
про катапульту.. говорит что если летчик дергает свою катапульту -
отстреливается и летчик и штурман, а если штурман свою - отстреливается
только он. Я ему - "а зачем так сложно то придумали"? Друг - почесав
репу ответил - "А вдруг летчик Гастелло.. штурман то здесь причем? "
:))

Попал я на Новый 1986 год в караул, причем на первый пост - знамя от злобных узбеков сторожить, чтобы на дембельские портянки не извели (дело было в, светлой памяти, КТуркВО). А надо сказать, что пост находился напротив здорового, почти во всю стену, окна из которого отлично было видно весь плац. И вот стою я, стараюсь не упасть на это самое знамя и вижу, что стороны учебного корпуса по плацу движется тело. Как потом выяснилось, тело принадлежало нашему главному батарейному размандяю Лёше. Лёша русский, но родился в Бухаре, поэтому нашенский похуизм и распиздяйство у него сильно приправлено узбекской хитростью и помножено на трепетную любовь к зеленому змию - смесь просто убийственная. Тело двигается сильно странно - сделав короткую перебежку на четвереньках подолгу отдыхает в какой-нибудь луже (идет дождь - прелести узбекской зимы). Общее направление он держит точно - на казарму, но траектория движения напоминает метания мотылька вокруг лампы. Тело уже достигло середины плаца когда его заметил дежурный по бригаде, комдив 7 дивизиона (его аквариум рядом и я его отлично вижу). Он даже прекратил вместе с помощником отмечать наступающий. Вот тянется к телефону, сейчас вызовет наряд по штабу, чтобы тело принесли к нему, для опознания. В это время со стороны КПП в сторону, опять же, казармы появляются наш комдив с комбатом (какого хрена их занесло в часть в 23 часа перед Новым годом совершенно непонятно). Дежурный передумывает звонить и начинает наблюдать за развитием событий. Сверху хорошо видно, что комбат уже заметил тело и пытается встать между ним и комдивом, чтобы прикрыть своей широкой спиной это безобразие (дескать, потом сам разберусь и выебу, нечего удовольствием делиться, да и самому быть выебанным ему не хочется). В это время тело делает особо длинную и, что самое страшное, прямолинейную перебежку. И вот по всем правилам математических задач для 5-го класса (ну помните - из пункта А в пункт В, а ему навстречу и т.д.) они встречаются. Так как тело стоит на четвереньках и с опущенной головой опознание затруднено. Чтобы облегчить себе задачу комдив сапогом пытается перевернуть его лицом вверх. В это время тело совершает бросок гюрзы и намертво впивается зубами в сапог комдива. У меня было ощущение, что его оторвут только с куском ноги, ну или, по крайней мере, сапога. Дежурный с помощником бьются в истерике, разбрасывая ударами голов об стол остатки закуски по стенам. После отрыва тела от начальственной ноги и непродолжительного массажа сапогами вызывается внутренний наряд и тело уносится с поля боя. Дежурный выжидает минут пять, а потом звонит к нам в дивизион, просит комдива и по доброму так спрашивает:"Алексеич, тебе дежурного медика не подослать - прививку от бешенства сделать?"

История одной поездки или плачь с Ярославки.
(Ярославка - Ярославское шоссе)

Промозглое утро встретило Отца-родителя Сынульки мерзким дождем и порывистым ветром. Это можно было бы считать незначительным злом, так как в принципе является уже вполне сложившейся традицией для данного региона и времени года, но человеческая натура брала свое, точнее, питала более оптимистичные надежды, основывая их на метеопрогнозе. Метеопрогноз же утверждал, что зло должно быть еще меньшим, т.е.: переменная облачность, ветер слабый, 3-5 метров в секунду, вероятность осадков - незначительная. Вот, исходя из всего этого, зло можно было бы считать незначительным, но... Но отец-родитель проснулся в субботу в 6.00, а лег в пятницу, хотя это уже была суббота, около 1.00, при этом еще не мог уснуть, где-то до двух. В итоге зло было значительным. Дорога к Сынульке, 178 км, в деревню Гадюкино, радовала своим разнообразием: дождь и грязь были то сильными, то менее сильными.
Деревня Гадюкино встретила Отца-родителя и его машину чудесной грязью и лужами, коварно скрывавшими ямки, как потом выяснилось, способными обеспечить вполне приличные условия для подготовки механиков-водителей БМП со всеми причитающимися спецэффектами. Отец-родитель, имея соответствующий опыт, врубил вторую, приказал Жене-мамульке уцепиться за поручень и поехал. Через две минуты он влетел на своем "Ниссане" на косогор, где располагался, с позволения сказать, дом, в котором и мирно посапывал Сынулька. Мокрая трава и грязь после трехдневных проливных дождей сделали свое подлое дело, летняя резина "Ниссана" предательски заскользила. И тут Отец-родитель обнаружил вырытую стрелковую ячейку, Сынулька не терял время даром и летом на каникулах совершенствовался в инженерно-саперной и тактической подготовке. На вой покрышек, и едкий дым от них же, из дома выскочила Теща, и в попытке изобразить из себя Геракла-спасителя кинулась под колеса. Отец-родитель, заглушая звук бибикалки своим ором ласково попросил отойти ее на... Жена-мамулька забилась в щель между спинкой сидения и центральной стойкой. "Ниссан" и Теща последний раз взвизгнули и затихли. Оба были покрыты грязью как "Марс" шоколадом.
Радушный дом встретил Отца-родителя вековой сырость и прогорклой вонью только что затопленной печки. Сынулька не был обнаружен сразу, на старой пружинной кровати лежала бесформенная груда из трех одеял, более тщательный анализ обстановки позволил обнаружить между их складками одинокую пятку. Сынулька! Через пятнадцать секунд с другой стороны кучи появилась столь же бесформенная копна волос. Об уставной стрижке ребенка говорить не приходилось, партизанские традиции тверской губернии, вместе с грязью въелись в Сынульку основательно. Осталось только спеть: "Вот когда прогоним фрица, будет время, будем бриться! Стричься, бриться, умываться, с милкой целоваться!" Краткие объятия и расспросы, подтверждение готовности на выезд, проверка готовности, на этом Отец-родитель посчитал свои обязанности отца выполненными и пошел на регонсцировку местности для обратного выезда из Гадюкина. Регонсцировка позволила сделать неутешительные выводы. Низина косогора, ранее оснащенная колеей малых глубин, теперь представляла собой аналог заливного луга, но еще больше походила на болото, стрелковая ячейка, заботливо вырытая Сынулькой, при ее ближайшем рассмотрении была похожа на воронку от мины калибром не менее 120 мм. Короче, места для оперативного простора было явно недостаточно. Смачно выматерившись, Отец-родитель решил, что маневры при развороте авто для последующего выхода на боевой курс должны укладываться в окружность с радиусом не более 3 метров. Докурив сигаретку, открыв дверь "машины боевой", он начал манипуляции. "Ниссан" подло сползал по мокрой траве, выл резиной, кидался комьями грязи, даже глох пару раз, но медленно ложился на необходимый курс. И тут...
Огибая ячейку-воронку "Ниссан" издал звук, отдаленно напоминающий звук минарепа скребущего по легкому корпусу подлодки, Отец-родитель съежился и... "Мина", видимо зацепившись минарепом за горизонтальные рули, пришлась в правый борт несчастного "Ниссана". Второй взрыв прозвучал под днищем, справа по борту не дойдя до заднего колеса. "Писец! Приплыли!" - сказал Отец-родитель не стесняясь в выражениях. Покинув уютный салон, предварительно вытянув ручник под самый потолок, он обошел терпящий бедствие автомобиль. Первичный осмотр показал, что двойной "взрыв" действительно был именно двойным. Под пузом у "Ниссана" лежали останки трехколесного велосипеда, а правый борт витиевато украшен орнаментом из глубоких царапин. Инструмент лежал, а скорее стоял, рядом. Представлял он из себя кованную железную колесную сцепку для плуга, причем одно колесо находилось под днищем машины, ось с навеской под плуг, замерла на пороге авто, не завершив свое дело, а второе колесо, своей кромкой прочертившее еще более замысловатый рисунок на верхней половине двери, замерло под ручкой. Восторгам Отца-родителя не было предела. Первая же попытка извлечь все это богатство, показала, что легкого решения не будет, и Отец-родитель нервно закурил.
Решив поделиться радостью со всеми, Отец-родитель зашел в дом и ласково поинтересовался, «а какого собственно ...» металлоконструкции все эти делают на площадке, на что ему было заявлено. Что велик, вовсе не велик, а пулемет «Максим», просто его слегка взрывом присыпало, а сцепка от плуга являлась инженерным заграждением и тоже попала под взрыв, потому ты ее и не заметил. Рассказ Сынульки в принципе многое объяснил, ну, во всяком случае, тот факт, почему все это не было видно с самого начала. Бруствер ячейки-воронки тщательно скрывал все от посторонних глаз. Тогда Отец-родитель задал тот же вопрос старшему по объекту, т.е. Теще. Теща блеяла, что-то несуразное в свое оправдание, дескать, она все лето в огороде, а это на другой стороне двора, инженерно-саперной и тактической подготовкой Сынулька занимался по программе самоподготовки, утвержденной вышестоящими инстанциями, она его честно предупреждала, но он забил на нее, ссылаясь на срок службы. Короче, несла всякий бред. Жена-мамулька была более практична, а точнее, зная всю предысторию поездки и общий настрой Отца-родителя с самого утра, судорожно всплеснула руками и задала два вопроса. Первый: «Сильно помял?» И второй: «Ну, и насколько мы попали?» Получив рычащеугрюмый ответ «вроде не помял, но ободрался до металла, баксов 300 минимум», она пташкой выпорхнула из дома и приступила к осмотру. Спустя пару минут, она, верная традициям семейной солидарности, высказала все, что думала, сперва Теще, а потом незадачливому Сынульке. Отец-родитель, закурив очередную сигарету, пошел обдумывать план аварийно-спасательной операции. При более подробном рассмотрении стало ясно, что операция будет сродни снятию с камней крупнотоннажного судна. Земля не держала домкрат, пришлось подкладывать доски, вывесив машину на всю высоту домкрата и убедившись, что «пулемет и прочее» извлечь не удастся, Отец-родитель выдвинулся за шанцевым инструментом. Как только лопата была извлечена из сарая, пошел ливень. Подкоп осуществлялся «в условиях максимально приближенных к боевым». Спустя пятнадцать минут «пулемет-велосипед», а точнее его обломки были извлечены, но это была лишь малая часть работы. Отец-родитель начал заглубляться под сцепку плуга. Еще десять минут, и она была извлечена. Так, одну задачу выполнили, но появилась следующая. Народная мудрость гласит, что, вырыв яму для одних целей, можно легко навернуться в нее самому, Отец-родитель, как человек, умудренный жизненным опытом (чуть не навернувшийся в эту яму он его уже приобрел), начал эту яму засыпать. Вымокнув под дождем, ставшим к тому времени проливным, извозившись в грязи, он сказал массу теплых и несколько эмоциональных слов, тем не менее завершив трудовой подвиг. Дождь тоже закончился, видимо посчитав, что натурные съемки подвига Павки Корчагина, (в главной роли - Отец-родитель) окончены и последующая растрата драгоценной влаги неуместна. Вдохновленный таким поворотом дел, Отец-родитель объявил всеобщую мобилизацию, и тут же трехминутную готовность к отъезду. Все, включая Тещу, заметались, понимая, что лучше Отцу-родителю не перечить. Авто было выведено на исходную позицию, загружено сынулькиным барахлом, дарами сельскохозяйственного производства Тещи, а так же Сынулькой и Жено-мамулькой. «Пристегнуть ремни» - сказал Отец-родитель. «Ниссан» взревел и пошел вперед. Триста метров обратного пути пролегающего через деревню Гадюкино были преодолены с лихостью БТРа, но трясло всех как в кузове у «шишиги». Был обновлен слой грязи по всей машине, но особенно радовал ее ровный слой на капоте, щитка-волнореза на «Ниссане» предусмотрено не было. (Надо им написать, самураям этим, недоработали, суки) На посту ГАИ перед Сергиевым Посадом любопытный мент поинтересовался «где это вас так» и отпустил, порекомендовав протереть боковые окна. А спустя два часа Сынулька был доставлен в отеческий дом. До вечера Отца-родителя никто не беспокоил, а вечером он убыл отмывать свою «ласточку». Глупый автомощик-студент задал вопрос: «Где гонялись? Какое место заняли?» Отец-родитель тяжело вздохнул и ничего не ответил, скупая мужская слеза сверкнула в уголке глаза.