Иду, смотрю, ничейное что-то лежит, дай, думаю, возьму, а то еще украдет кто-нибудь.
Старшинская мудрость высказанная тов. Кедровым.

Логика. Байки второго отдела ОКПП «Одесса»

Логика - это наука такая, мне про нее уже после службы на юрфаке МГУ рассказали. До этого понятие логики было «вещью в себе», то есть понятием философским, следовательно, не представлявшим для меня никакой ценности в силу того, что и эта, с позволения сказать, наука относилась к программе высшей школы. Ну, и исходя из этих отправных точек, начнем рассказ.
Дед, старшина второго отдела старший прапорщик Ратиловский, был уникальным человеком, судя по его выслуге и замашкам, старшиной он стал даже не в утробе матери, все свершилось как минимум на год раньше, о чем свидетельствовало 54 года выслуги и 52 годах жизни самого старшего прапорщика. Вы тут можете хвататься за калькулятор, тыкать в кнопки, пересчитывать пограничные, камышовые, боевые, полярные и высокогорные, складывать это все с «календарями», делить на возраст. Так вот, бросьте это гиблое дело! Сказано - 54 года выслуги, значит, так оно и было! На эту тему даже наш начальник 4 отделения не дергался.
Как известно, старшина - это не должность, это призвание. А старшина заставы... Ну, тут квинтэссенция. Это нечто галактическое. Нет, это вселенское явление! Тут человеку дается возможность реализовать себя на все сто процентов. Да что там сто процентов? На тысячу, на миллион! Дайте нашему Ратиловскому трех бойцов, одну лопату и «шишигу», и он перевернет мир! Но застава заставой, а вот на ОКПП, да еще на «городском, курортного типа»... Масштаб не тот, полета мысли не чувствуется, жизнь становится монотонной рутиной между сменой линолеума на «центральном проходе» и окраской под «персидский ковер» штабной лестницы. Подхоза со свиньями и коровой нет, огорода нет, сада нет, личного состава свободного тоже практически нет. Это жизнь? Ради чего жить-то? Ну, бывают, конечно «феерические» дни, когда после месяца наездов на руководство двух СРЗ дед проводит глобальную акцию шефской помощи и вместо легких дюралюминиевых тумбочек для хранения паспортов моряков на причале, сварганенных с помощью аргоновой сварки и прочих премудростей академика Патона, мы получили нечто фундаментально-железное и неподъемное, как пароход ледового класса. Сезонная замена покрытия «грибков» списанными плащами от ОЗК было практически сафари. Еще бы, за списанными ОЗК охотились и другие старшины, но наш Дед был мастак и, скорее всего, давал молодым фору, чтобы получить от процесса наибольший кайф. Да, постовые грибки у нас были мобильные в отличие от тех, о которых упоминалось в Уставе караульной службы. Мобильные, это, конечно, громко сказано, дикие иностранные моряки, впервые попадавшие в Союз, все время норовили завести на них швартовые концы, но мы же знаем, что все, что можно переместить силами пограничного наряда, является мобильным, а потому... В общем, не будем углубляться.
Дед откровенно скучал, не так давно ушел от нас руководить «пассажирами» наш шеф Воравко, человек, который знал Ратиловского черт знает сколько и позволявший ему реализовать свои старшинские амбиции на соответствующем уровне, новый начальник отделения Конюков, хоть и был взрощен в нашем отделе, но был старой «новой метлой». То есть довлел над Дедом некий «сдерживающий фактор». Скучно. Дни и месяцы тянулись, не радовал даже весенний дембель с его глобальным одежно-вещевым шмоном, а также с тотальной «чисткой и полировкой оружия под сдачу» ((с) ст. пр-к Ратиловский). Уже покрашена «под ковер» штабная лестница - зона ответственности нашего отдела, уже и Конюков в отпуск ушел. Лето - пора отпусков. В погранвойсках, да такое счастье, мужики на заставах Арктики захлебнулись бы слюной от зависти, а тут в Одессе. Старшине бы в отпуск, но наш Дед не такой, чтобы не обострять ностальгию по былому заставскому старшинству с хлопотами уборочной и заготовительной компании, Дед уйдет в отпуск по осени и будет реализовывать себя в заботах по домашнему хозяйству. Судьба...
Кстати, судьба! В тот день Дед решил, что судьба-индейка, и ей запросто можно свернуть башку. Конюков в отпуске, Табацкий, его зам по бою, будет через три дня, на хозяйстве молодой замполит, и Дед решил остаться на границе.
В 12 дня в дверь замполита постучали, и голос Ратиловского возвестил: «Товарищ капитан, дайте машину, я на проверку на границу!» Дерюшев слегка опешил, видимо, сам собирался, но выслуга на уровне легенды и безальтернативный тон Ратиловского сыграли свою роль.
- Да, конечно. Берите, пожалуйста мой УАЗик...
- Товарищ капитан, дык, я ж в порт, мне ЗИЛ надо! Да, и четырех бойцов!
- А бойцов-то зачем?
- А чем я все это по задней лавочке прикрою? - заявил Дед, поставив в тупик замполита своей логикой.
Дерюшев был молодым капитаном, и замполитом был молодым, он пришел к нам с ОКПП «Жданов» с должности комсомольца, на которую загремел по слухам «по залету»: то ли на курсантской стажировке, то ли в самом начале лейтенантской карьеры он умудрился получить совсем не пограничную медаль «За боевые заслуги», ну, и загремел «воспитывать на личном примере», чем, на мой взгляд, тяготился, прекрасно зная стереотипное восприятие «комсомольцев» в войсках. В общем, был некий комплекс, который не позволил ему задавать лишние вопросы Деду по поводу организации службы проверки пограничных нарядов. Дед это просек и продолжил с том же тоне: «Ну, дык, как?»
- Да берите, пожалуйста!
- Дык дежурному по парку позвоните, а то под нас 66-ой записан.
Зомбированный Дерюшев потянулся к телефону и сделал звонок. Дед, полностью удовлетворенный, развернулся и двинул на проверку.
После его отъезда прошло три часа, дежурный по отделу с матюгами выбивал в обозе машину для смены нарядов. Дежурный по парку матерился и кричал в трубку, что «туземцы» оборзели до неприличия, имея в расходе УАЗик и «шишигу», поменяв последнюю на ЗИЛ, требовать еще «шишигу» обратно. В общем, в Одессе это принято называть шухер. Дерюшев, приняв доклад от прибывших нарядов, был в явном недоумении, старшина, убывший на проверку этих самых нарядов, не вернулся с границы. Своими сомнениями замполит поделился с коллегами, опытные офицеры, сидя в контролерской, сделали озабоченные лица и предложили объявить тревогу, если Дед не появится через час. Замполит, этот не испорченный одесским портом человек, ушел к себе в канцелярию с явно расшатанными нервами, а наши отцы-командиры всхрюкнули, хором подавляя хохот.
Спустя полтора часа всегда закрываемая на ключ дверь, ведущая на штабную лестницу, с грохотом и матом открылась, и на пороге появились два бойца, катящие двухсотлитровую бочку с флотской краской. Через минуту за ними появился Дед, который, воровато оглядываясь, открыл каптерку и приказал загнать бочку вовнутрь. Так повторялось еще четыре раза. На вопрос замполита, где все это время старшина пропадал, Дед голосом, полным таинственности и недоумения, заявил: «Дык на границе!» Ответ вогнал замполита в ступор, а Дед вновь скрылся на штабной лестнице. Спустя минут пятнадцать с третьего этажа вой старшины «пассажиров», а чуть позже, с улицы, ласковый рык нач.штаба. Наш отдел, изображая из себя восторженную публику, свесился из окон пятого этажа и наблюдал, как нач. штаба ОКПП, дядя Боря Подъяпольский, рвет на куски Ратиловского, обзывая его попеременно то старым пиратом, то мародером, то позором погранвойск. Ратиловский, красный как рак, оправдывался как мог: «Дык я ж для солдат! Дык я ж для отдела!» Рядом с Дедом немым укором стояли три бочки знаменитой черноморской тюльки пряного посола.
- Старый пограничник, а ведете себя как махновцы в Гражданскую! - лютовал нач.штаба. И тут не выдержал Ратиловский: «Товарищ полковник, вы сами сказали, что махновцы это первый отдел, а я служу во втором!» Эта убийственная простота сбила с нач.штаба весь пыл обличительства, но пробудила революционное правосознание: «Тюльку сдать нач.ПФС! Выполнять!» Дед, сник, козырнул и пошел выполнять приказ.
Вы спросите, причем тут логика? Да ни причем! Во всяком случае, как наука, есть просто логика старшины.
Чуть позже, объясняясь с замполитом, Дед заявил: «Что делать, товарищ капитан, дык прокололся! Старшина третьего отдела попался.» Дерюшев замер в недоумении.
- Ну, я ЗИЛ к основной лестнице подогнал, - пояснял Дед, - чтоб на штабной лестнице краску «на ковре» не поганить, на третий этаж к «пассажирам» поднялся, дежурному сказал, что к Воравко иду, (помните о неформальных отношениях этих двух персонажей?), а бойцы с бочками за мной, ну, а там уже по штабной к нам на пятый, в каптерку. Только последнюю бочку с краской прокатили, ихний старшина давай орать, что мы линолеум у них на центральном порвали-подавили. А штаб-то прям под ними, ну, нач.штаба меня и поймал.
- Товарищ старший прапорщик, а почему через третий отдел-то? - взмолился замполит.
- А как же еще? Штабная лестница моя? Моя! Чего ж ее бочками поганить до штабу! А наверх они все равно по ней не ходют. А над ними третий отдел, пассажиры.
- Но ведь можно было по основной к нам поднять, - недоумевал замполит.
Ратиловский посмотрел на него как на убогого и тяжело вздохнув, сообщил: «Можно, только у нас на центральном линолеум новый, а каптерка на другом конце, у штабной лестницы. Что ж мне по-вашему, весь свой линолеум убить?!»
И они разошлись. Замполит - оценивать старшинскую логику, а старшина - переживать очередную трагедию, поминая людскую неблагодарность и несправедливость жизни фразой: «Поели рыбки! А я ж для них рвусь, для неблагодарных...»

Контролёрка билась в истерике, выслушивая этот диалог, на столах лежали с мокрыми от слез глазами все, невзирая на количество звезд, лычек и просветов на погонах. Дед сразил всех своей логикой. А спустя шесть часов, под покровом ночи, Дед, воровато оглядываясь, постучал в канцелярию к Дерюшеву и с порога заявил: «Товарищ капитан, мне 66-ой надо, я в рыбный порт на проверку, вдруг рыбаки еще не ушли».

P.S. Утром в сушилке стояла семидесятикилограммовая бочка с тюлькой, над ней колдовал старшина, раскладывая по пакетам деликатес офицерам, приговаривая: «Вы ребятишек своих заставляйте ее побольше есть, сейчас на солнце соли с потом много выходит, нельзя организмы так рвать, а для солдатиков я из нач. ПФС с кровью все вырву. Мальчонок уж в обиду не дам». Такой вот у нас был Дед, старший прапорщик Ратиловский, пятидесяти четырех лет выслуги от роду.

ОСКОЛКИ «ДОСТОЙНОЙ» ЖИЗНИ-3

МИЧМАН НА ОДИН ДЕНЬ

Перед самым выходом в море, отключая береговой кабель, электрики подобрали на причале котенка. Он совсем не дичился, быстро освоился в кубрике и с аппетитом полакал раздобытого на камбузе молока.
Поскольку эпопея про дядю Фёдора и его подельников еще не была написана, то котенка назвали Мичманом. Привлеченный криками: «Мичман! Мичман! Кис-кис-кис...», в кубрик заглянул старшина команды, мичман Герасимчук. Он слегка поморщился, узнав, что мяукающий салага произведен в одно с ним звание, но в целом отнесся к животине благосклонно. Сыграло роль клятвенное заверение матросов, что из Мичмана воспитают истребителя крыс - эдакую летящую в ночи «усатую-полосатую смерть». А какой моряк откажется от хотя бы гипотетичной возможности подсократить численность вконец обнаглевших «ларисок»?
К сожалению, котенок не оправдал возлагавшихся на него надежд. Едва корабль вышел из Кольского залива и запрыгал с волны на волну, Мичман тут же пал жертвой морской болезни. Раскинув лапы в стороны, он безвольно распластался на рундуке в луже извергнутого его желудком молока и чуть слышно попискивал. Несмотря на слабость звуков, в них отчетливо угадывалась просьба: «Пристрелите меня, ребята...» Хорошо еще, что в базу мы вернулись в тот же день, и несостоявшийся моряк отделался всего лишь немедленным списанием на берег.
А я, вот все три года службы на корабле укачивался чуть ли не до коматозного состояния. И никому из начальства даже в голову не пришло перевести меня служить на берег.
«Хорошо быть кисою...», - пели мы в детском саду.

ИТАЛЬЯНСКИЙ ШПИОН

Особый отдел назначил нам нового куратора. По этому случаю команде было велено взять по листку бумаги и написать о себе краткие биографические сведения.
Полгода спустя, выпивая с баталером, услышал от него признание: «А я ведь по приказу особиста собирал о тебе сведения. Он распорядился за Кригером присматривать, потому что немец, и за тобой. Ты же в Риме родился. Но не бойся, я о тебе только хорошее говорил».
...Несколько лет спустя, когда я учился институте, пришла разнарядка: избрать одного студента депутатом Моссовета. Выдвинули меня, но партком задробил. Сказали: «А как мы объясним избирателям, простым советским людям, что кандидат от блока коммунистов и беспартийных родился в капиталистической стране»?
Эх, стал бы депутатом, получил бы квартиру тогда, а не 27 лет спустя.
И что характерно, увезли меня из того Рима - мне еще года не исполнилось. Совсем не помню красивой заграничной жизни.

МЛАДШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ИВАНОВ

Не знаю, как сейчас, а когда я служил, в Североморске существовал народный матросский обычай: отдавать честь офицерам, начиная с капитан-лейтенантов. Впрочем, могли козырнуть и старшему лейтенанту, если у него выражение лица было «каплеевское» - типа, «уже командир БЧ и службу давно понял».
В большинстве своем офицеры относились к этому явлению как к данности, вроде климатических особенностей Заполярья. Полагаю, что у задрюченных службой лейтенантов, наконец-то вырвавшихся на берег, не было ни сил, ни желания тратить драгоценное время схода на пресечение матросского хамства.
Однако был один непримиримый. Младший лейтенант Иванов. Из Особого отдела нашей бригады. Он останавливал каждого моряка, не отдавшего ему честь.
Дальше воспитательная беседа могла развиваться по двум вариантам. Если матрос начинал оправдания со слов: «Виноват, ТОВАРИЩ ЛЕЙТЕНАНТ...», Иванов отпускал его с напутствием соблюдать Устав. Но если «прихваченный» заявлял, что не заметил «тарища младшего лейтенанта», Иванов впадал в ярость. Брызгая слюной, он «драл» нарушителя дисциплины долго и болезненно. Стараясь достучаться до сознания матроса, Иванов тянулся во весь свой рост.
А роста младший лейтенант был, как говорится, «метр с кепкой». Виноват, с фуражкой. Красивой такой, сшитой на заказ - с высоченной тульей и огромными полями. Напоминала взлетную палубу авианосца.

ВОЛОБУЕВ, ВОТ ВАШ МЕЧ!..

Вице-адмирал Волобуев заслуженно имел репутацию строгого начальника. Например, наш старшина команды сам был свидетелем того, как этот флотоводец запускал адмиральскую длань в «дучку» и извлеченной оттуда субстанцией мазал по лицу матроса. Это он наглядно объяснял, что приборка гальюна произведена ху..., в общем, далеко от идеала.
Еще из уст в уста переходил рассказ про «третью звездочку». Мол, некий лейтенант, стоявший дежурным по кораблю, отрапортовал Волобуеву. А тот вдруг достал из кармана пару звездочек и говорит человеческим голосом: «Прикрепите на погоны, как положено». Дежурный, не веря своему счастью, из кителя выскочил и в один миг воткнул звездочки в середку погон. «Прикрепили? - рычит адмирал. - А теперь две снимите. Лишние они у вас».
Это - то, что я слышал.
Теперь о том, что видел собственными глазами. Но прежде - небольшое пояснение к мизансцене. На проекте 1135 столовая команды расположена примерно посередине корабля. Куда бы ты ни шел - с кормы в нос или наоборот - коридоры обязательно приведут в помещение столовой.
А вот и сам скетч из военно-морской жизни.
В столовой сталкиваются два штабных офицера. «Кап-два», выскочивший из кормового коридора, на ходу объявляет: «Там Волоё#ов идет...» Его коллега «кап-раз» тут же разворачивается, и они оба припускают в одном направлении.
Надеюсь, не надо объяснять в каком?

ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

ГОЛАЯ ПСИХОЛОГИЯ

Мужчина и женщина устроены по-разному. Не только тела, но и мозги. Это не заявка на открытие, а просто повод для очередной маленькой истории. Не вдаваясь в глубинную психологию, не поминая ветеранов первой-второй сигнальных систем и вражеского психоанализа, сделаем два наблюдения мимоходом.
Мужчина. Он волосат и напряжен, ему желательно побрить спину перед массажем - попросите жену, иначе можно занести грязь в волосяные мешочки и вы получите обширный фурункулез. А лечить его тяжело.
- Да уж, - говорит мужчина, - особенно сейчас. Довели страну, сволочи, так бы всех и перестрелял. Нет, лучше на фонарях. Нет, лучше назначить ему пенсию минимальную, пусть поживет как мы. А этот его ублюдок - морда наглая, рыжая...
- ...Как у массажиста Х., - вставляет из-за перегородки массажист У.
- Ну, вы сравнили, - говорит мужчина неуверенно, и руки смеющегося массажиста Х. чувствуют, как напрягаются сконфуженные мышцы. Помолчав, мужчина продолжает:
- А с молодежью что делают? Пьянство, наркотики, голые бабы везде!
- ...Как у массажиста Х. на стенке, - добавляет массажист У.
Да, на стенке в кабинке Х. висит большой красивый плакат - тоненькая обнаженная девушка выходит из воды, и капли на ее маленькой груди горят под солнцем. Этот плакат массажист Х. подарил массажисту У. на день рождения от чистого сердца, но через день невропатолог Л. принесла его, скрученный в трубочку, и сказала:
- Ты это... Забери это. У Шамиля другой вкус, он пышные формы любит. А у тебя, видимо, инфантильная сексуальность, предпочитаешь недоразвитость. Может, ты педофил?
- Почему бы и нет? Хотя, я вынужден скрывать свою преступную страсть и притворяться всеядным, - сказал Х., обнимая невропатолога сзади и сжимая ее большую грудь.
- Прекрати, а то... Ну, перестань, Шамиль может зайти... Маньяк... - бормотала она, прижимаясь шеей к его губам.
- Да, в самом деле, я же друг твоего друга! - опомнился массажист Х.
Он забрал плакат и повесил на стенку в своей кабинке. Некоторое время девушка радовала глаз массажисту и всем входящим, пока невропатолог Л. не сказала:
- Она же полностью голая, прикрыл бы ты ее, что ли...
И массажист Х. исполнил пожелание начальницы. Он взял листок писчей бумаги, вырезал на нем широкие буквы «Запрещено цензурой» и прикнопил этот фартучек двумя кнопками, просвечивающе прикрыв низ животика и, самое главное, пушистый клювик, с которого стекала хрустальная струйка - прямо в отражение...
Но вернемся к мужчине. Он поднял голову, посмотрел на отцензуренный плакат, и сказал:
- Ну так он же прикрыл срам-то! А посмотрите, в каждом киоске все наружу, дети смотрят! Безобразие!
Но когда сеанс заканчивается, и массажист выходит из кабинки, накрыв пациента полотенцем, то, чуть приоткрыв шторку, вы можете видеть: пациент лежит, подперев голову кулаками, и смотрит на плакат. Потом он сползает с кушетки, одевается, не отводя от девушки глаз, и, наконец, воровато оглянувшись, двумя пальцами приподнимает белый фартук и, чуть присев и наклонив голову набок, смотрит, смотрит...
Один смотрит, другой, насмотревшись, гладит пальцами, третий, поднырнув, зачем-то нюхает...
Из кабинки мужчина выходит грустным.
А на улице все еще весна.
Видимо, из-за весны, невропатолог Л. зачихала, засопливила и ушла на больничный. (Это мы плавно въезжаем в цветущий сад женской души).
- Радуйся, лишенец! - сказал массажист Х. массажисту У. и поделился с ним своим молодым контингентом, отщипнув от своего набора одну девушку, которую только записал, но еще не массировал.
- Особь хорошая, а зона массажа - лучше не придумаешь - тазобедренный и бедро - в смысле попа и ляжка. Пианисточка, поскользнулась на гололеде, упала, теперь хромает. Отчего бы не помочь? А у меня сейчас две сразу, я уже с тремя не справлюсь.
И массажист У., соскучившийся по молодым телам, с жаром взялся за дело, попутно по телефону уговаривая начальницу как следует отлежаться. Правда, он не злоупотреблял служебным положением, как массажист Х., - может, боялся последствий в виде столкновения интересов начальницы и пациентки, а может, робел.
- Интеллигентку подсунул, - говорил он. - Вся скованная, на шутки только улыбается. Если женщина не хохочет, значит, не хочет. В смысле, в ней мало секса. И потом, у нее такие тугие трусики - и, что непонятно, уже четвертый сеанс одни и те же - коричневые с отливом, цвета мебели. Может, конечно, и каждый раз новые, но на вид все те же, - накупила, небось, семь пар одинаковых. Кстати, трусы как носки - в парах измеряются? Глухая защита, короче...
А на пятый сеанс так случилось, что массажист У. не мог явиться к назначенному ей времени. Он переживал:
- Придет, ждать будет, а там уже другие подвалят. И телефона нет.
- Но у тебя в журнале адрес есть, - сказал массажист Х. - Если недалеко, можно сходить.
Оказалось недалеко - в квартале от стационара. После работы друзья зашли в пятиэтажку, массажист У. поднялся на третий этаж. Пациентки дома не было, и он предупредил о смещении завтрашнего времени ее маму.
- А ты знаешь, - задумчиво сказал массажист Х., когда они вышли на улицу, - завтра она придет к тебе в белых трусиках.
- Почему?
- Не знаю, интуиция. Сейчас вдруг понял. Ну, если анализировать, то девушка будет подсознательно - именно подсознательно! - рассуждать так: мужчина позаботился о ней, он пришел к ней домой, он думал о ней, он, в конце концов, познакомился с ее мамой! Такой представительный и галантный, похожий на артиста Косталевского! Верь мне, она будет думать о тебе весь вечер. И вот тут ей захочется как-то тебя отблагодарить, приоткрыться навстречу. А как это можно сделать на знаковом уровне? Мне кажется, только белыми трусиками. А это уже белый флаг!
На следующий день после сеанса массажист У., выйдя из кабинки, сразу потащил массажиста Х. в курилку.
- Ты представляешь? Я как зашел в кабинку, как увидел - чуть не заржал! Она - в белых трусиках! Да еще в таких, знаешь, по-детскому типу, как на Барби - хэбэшные, чуть просторные, с кружавчиками. И там, в тени этого белого простора, когда я властным движением рук слегка раздвинул ей ноги, стала видна самая поэзия - краешек нежности с пушком! Аж сердце замерло! А когда массировал внутреннюю сторону бедра, и мой мизинец, находясь в непосредственной близости, чувствовал этот влажный жар, она так задышала! Но я даже не коснулся - поздно, блин! - и страшно, как бы Л. не узнала, - послезавтра на работу выходит... И все-таки, как ты догадался про трусики?
- Не знаю, - пожал плечами массажист Х. - Наверное, в прошлой жизни женщиной был. Помнишь тест - кем вы были в прошлой жизни? Так я был, как Гриша, женщиной среднерусской возвышенности. То есть полной дурой. Раз тебе отдал такую пациентку.
(продолжение следует)