И о диверсантах

Посмотрел я фильм "Диверсант", где орлы из армейской разведки, на раз, втроем, крошат взвод немцев в капусту, попутно владея всеми видами оружия и приемами рукопашного боя. Есть и такие, кто бы с этим спорил, да только не я... Но, только диверсанты разные бывают. Хотите, расскажу об одном из них?
Учения, в которых наш полк принимал участие, назывались громко: "Щит-85".
Учебная рота телефонно-телеграфного взвода ЗАС участия в них не принимала, а мирно изучала телеграфный аппарат образца 69 года под чутким руководством
сержанта Порублева.
В классе стояло монотонное клацанье клавиш под аккомпанемент похрапывания "замка".
Вдруг дверь отворилась, и в класс вошел командир взвода. Порублев, накопивший за время службы бесценный опыт просыпания за секунду до появления начальства, браво скомандовал: "смирно", и мы вытянулись возле столов.
- Вольно, бойцы, садись, - сказало начальство. - По плану учений от нас
требуется несколько человек для диверсионной деятельности. Кто на гражданке
занимался борьбой, боксом?
Вопрос был наивный. Как я уже писал ранее, взвод у нас был уфимского призыва.
Кто в те времена из бывшей уфимской шпаны не занимался прикладным мордобоем?
Некоторые вообще ушли в армию, чтобы не сесть на гражданке. А тут еще
подвернулась возможность побыть диверсантом. В глазах у народа заплескалась
романтика, и поднялся почти весь взвод.
- Так, - сказал комзвода - Асадулин, Казиев...
Два монстра шагнули вперед.
- Земелис... Галис..
Еще пара плечистых ребят вышли.
- Ты, ты, - тут взгляд командира обежал класс, скользнул по мне...
Я подобрался, выпятил грудь...
- Отставить, - сказало начальство, - мелковат.
Я обиженно сдулся. Взгляд капитана уперся в моего армейского друга...
- Вильдяев, а вы чем занимались?
- Ничем, - удивленно ответил Эдик.
Он был почти единственный, кто не поднялся и совсем не горел желанием бегать по снежному лесу.
- А ну-ка поднимитесь, - приказал капитан.
И Эдька поднялся во весь рост, на голову возвышаясь над остальными.
- Рост подходящий, - подытожил комвзвода.
- Так, и Вильдяев! Диверсанты, за мной!
И счастливцы вышли из класса.
Про Эдьку я уже когда-то писал. Мы познакомились еще в обезьяннике, потом вместе оказались в Лиепае, в роте авиационных механиков и там подружились, затем нас перекинули в Ригу, в учебку связи. Удивительно добрый, смешной и нескладный Эдик, был из семьи инженера и учительницы. Длинный, тощий, в очках с толстыми стеклами, он поразительно напоминал гостеприимного кролика из бессмертного мультфильма "Винни Пух идет в гости" и был абсолютно не приспособлен к армейской жизни. После школы Эдик мечтал поступить в университет, на географический факультет, но провалил экзамены и оказался в армии. В отличие от разбитных и тертых уфимцев Эдька не умел почти ничего, армия казалась ему полной бессмыслицей, и он удивленно взирал на действительность бытия добрыми, близоруким глазами.
Впрочем, я отвлекся. Итак, "диверсанты" покинули класс, а мы принялись обсуждать сие событие. Как обычно бывает в армейской среде, слухи и версии рождались самые невероятные и, в зависимости от степени фантазии и уверенности сочинителя, либо сразу отвергались, либо принимались абсолютной истиной. У кого-то тут же нашелся старший брат, у которого был друг, который служил в каких-то особых войсках, и он, по пьяни, рассказывал брату, что их учили... и дальше, начиналась легенда.
К концу занятий взвод единодушно решил, что парням повезло, так как их направят на спецподготовку, и будут готовить из них "волкодавов" для борьбы с десантно-штурмовыми батальонами. Версия была озвучена замковзводу, сержанту Порублеву, который вникать в логику рассуждений не стал, а сразу педагогично обозвал нас "долбоебами", приказал не молотить хуйни, и увел на обед, где мы радостно поделили и сожрали порции отсутствующих товарищей.

К вечеру, "диверсанты" вернулись грязные и голодные, все, кроме Эдика. Замок оказался ПРАВ. Все было проще и прозаичнее.
"Диверсантов" отвели в оружейку, где выдали по два рожка холостых патронов. С одних сняли кокарды, с других - шевроны. Больше всех повезло Эдику, с петлиц которого сняли только "вертолетики". По правилам, нарушение формы одежды должно было обозначать диверсанта. После чего поставили задачу. Она была проста.
Двигаться в лесу по направлению к "противнику" и захватить Передвижной Командный Пункт. Как он выглядит, никто не знал, но по слухам представлял собой несколько БТР и вагончики на колесах. На этом "спецподготовка" была закончена.
"Диверсантов" отвезли в лес и сбросили с борта ЗИЛа в снег. Было холодно.
Хотелось жрать, ибо обед «волкодавы» пропустили, а на учениях, по заведенной традиции, не кормили никогда.
Проплутав около часу и набрав снегу в сапоги, злые и голодные бойцы выперлись к какому-то скоплению военных, которые всех «головорезов» тут же взяли в плен.
Рожки с патронами у «волкодавов» оказались не растрачены, а заниматься боксом по пояс в снегу, у них желания не появилось.
По классической схеме Эдька в этот момент гадил в кустах, и потому не
попался вместе со всеми, а вылез несколько позже, и бегом побежал догонять
друзей.
- Тююю.... Ты кто, военный? - удивленно спросили Эдика, когда он в поисках своих стал тыкаться в разные стороны. - Диверсант?
Эдик протер очки и важно кивнул.
- Гыыыы!!! - заржали вокруг, - не пизди, молодой, всех их поймали уже. Иди
давай отсюда!
Эдик закинул автомат за спину и грустно пошел вглубь леса, где стояли несколько БТР и какие-то вагончики на колесах.
- Эй, солдат, - окликнул кто-то, - помоги ящик погрузить.
Из вагончика высунулся майор и деловито приспособил свободного солдата к
погрузочно-разгрузочным работам. Эдька поправил автомат и пошел грузить ящики в кузов ЗИЛа.
- Молодец! Свободен. - Майор выщелкнул сигарету из пачки и прикурил.
- Тов. майор, а куда мне теперь? - спросил Эдик.
- А ты кто? - выстреливая окурком в сугроб, спросил майор.
- Диверсант я. - Застенчиво признался Эдик. - Вот! У меня вертолетиков нет на петлицах...
- Во, бля.... - оторопело сказал майор. - А как ты на КП пришел? КТО?!
Майор соображал быстро.
- Так, солдат, жрать хочешь? - Эдик кивнул и моментально оказался в вагончике.
На стол ему плюхнули банку консервов, кусок хлеба и сыпанули горсть сухих
печенюшек к чаю.
Пока Эдька ел, майор куда-то звонил и сыпал в телефонную трубку "мудаками".
После чего бросил трубку и устало потер лоб.
- Короче, солдат, давай так. Мы отвезем тебя в учебку, а ты не говори, что здесь был. Кстати, твой командир тебя кастрировать обещал, за то, что ты в лесу потерялся. Но с ним я договорюсь. Понял?!
- Понял, - сказал Эдька. - А можно сгущенки к чаю?
И тут же материализовалась сгущенка.
Майор оказался человеком слова, и поздно ночью, когда освободился командирский уазик, Эдьку по-тихому, отвезли в роту. Все это время "волкодав" ел и спал, не вылезая наружу, дабы не попасться на глаза штабному начальству. Когда бойца привезли в роту, он был весь липкий от сгущенки и на вопросы коллег отвечал молчанием. Раскололся Эдька только через месяц, когда я помогал ему сдавать наряд, и мы, в четыре руки шуршали "взлетку" в казарме.
Так что разные они, диверсанты-то. Есть и косая сажень в плечах, да только, по мне грустный очкарик из ВВС на порядок страшнее. А если кто сомневается в этой правдивой истории, так я и фотку могу предъявить. Там, где мы с "диверсантом" в учебной роте, в 85 году.
Ну, а если кто и после этого недоверие выразит, то скажу, что, видимо, не
служили вы в Советской Армии, и не просто в Армии, а в Военно-Воздушных силах. А там и не такие чудеса случались...

(С) scotch_ (zhab)

Голый король

Во время обучения в нашем незабвенном военном авиационном училище мне довелось общаться с разными ребятами, которые радикально отличались друг от друга как по внешности, так и по росту, по массе, объему, телосложению, воспитанию, вероисповеданию, личным убеждениям, степени порядочности, взглядам на жизнь, а самое главное - по своему характеру и темпераменту.
Среди курсантов встречались откровенные холерики, ярко выраженные сангвиники, флегматики, очень редко встречались меланхолики, было много представителей смешанных типов. Короче, на любой вкус и цвет, на удовлетворение самого придирчивого выбора. Как говаривал парнишка из соседского 44-го классного отделения махровый одессит Андрюха Чуханин: «Вам надо всё такое же, но все же очень различное?! Да не вопрос. Их есть у меня предостаточно, на всевозможное ваше удовлетворение к нашему большому удовольствию».
Но все же один парень отличался от всех курсантов нашей легендарной 4-й роты своим поразительно уравновешенным темпераментом и хорошо сбалансированной в эмоциональном плане психикой. Этот удивительный человек был патологической и беспросветной флегмой. И звали его - Пим, просто и незатейливо - ПИМ, в миру - Павлюков Игорь Михайлович. Родом Пим был из уральского города Кирова, но не думаю, что данный факт местожительства дает какое-либо логическое и однозначное объяснение его феноменальному спокойствию и поразительной невозмутимости.
Самое любопытное и невероятное, что Пиму было абсолютно индифферентно и параллельно, как его называют однокурсники. Хоть Ицхаком Зильбербергом или Зинаидой Павловной, не важно. Когда он осознавал, что обращаются именно к нему, Пим охотно отзывался практически на любое имя. При этом он почти никогда не разговаривал, а только лишь снисходительно улыбался, молча и спокойно посматривая на окружающий его мир и на нас - раздолбаев сослуживцев, которые регулярно упражнялись в своем незатейливом остроумии на безответном и безобидном однокурснике.
За все время, проведенное в стенах училища, я могу фактически по пальцам пересчитать все случаи, когда слышал голос Пима. Это были его ответы на экзаменах два раза в год, доклад при несении суточного наряда пару раз в месяц и... вот практически и все.
Все остальное время Пим пытался спать «где придется» и читать книжки «какие попадутся». Он оставлял устойчивое впечатление умудренного жизнью старца, который молча и степенно созерцает окружающий мир, стараясь даже звуком своего голоса не нарушать установившуюся вокруг него гармонию.
Пим всегда наблюдал за суетой остальных курсантов с некой философской отрешенностью, заранее прощая всем нам любые попытки подтрунивать, неуклюже подшутить или откровенно поглумиться над ним. Пим всегда с молчаливым достоинством сносил все шутки и подколки, направленные в его адрес, независимо от степени их остроты и навязчивости, абсолютно на них не реагируя, и только легкая улыбка никогда не сходила с его доброго лица.
Итак, абсолютно реальный случай: 2-й курс обучения, лето, ночь, рота сладко спит. Курсант нашего 45-го отделения Эдвард Серобян (Армения) стоит в суточном наряде на тумбочке дневального и, откровенно скучая от безделья, чувствует, что явно проигрывает в постоянной и неравной борьбе с неумолимо накатывающим сном, поэтому решает немного взбодриться.
Он, отчаянно зевая и сладко потягиваясь, оставляет тумбочку дневального на «автопилот» - то есть просто и тупо оставляет, что в принципе категорически запрещено по всем статьям Устава, подходит к кровати мирно спящего Пима, некоторое время осторожно тормошит его и вежливо просит оказать дружескую услугу.
- Пим, Пимушка, дружище дорогой, будь добр, дай трусы, пожалуйста, в самоход сходить надо. Хочу на свою девушку впечатление произвести.
Пим не просыпаясь и не открывая глаз и абсолютно не вникая в абсурдность ситуации, безмолвно стаскивает с себя синие казенные трусы семейной модели и протягивает их Эдику.
Получив желаемое, довольный Эдвард, ухмыляясь ослепительно белозубой улыбкой, прячет трусы Пима под матрас его же собственной кровати и с чувством выполненного долга, а так же - заготовленной на утро потенциально гарантированной «развлекухи», идет достаивать положенное время на тумбочку дневального.
Утро не заставило себя ждать и наступило строго по расписанию. В спальном помещении казармы зажигается освещение и звучит зычная команда старшины роты.
- Рота, подъем, выходи строиться на утреннюю зарядку! Форма одежды номер «Раз» - трусы и сапоги.
Естественно, все ребята быстренько вскакивают с кроватей, шустро мотают портянки, натягивают тяжеленные сапоги и бегут строиться на «взлетке» в центральном коридоре.
Выбежали, построились, стоим, ждем новых распоряжений и ценных указаний. Старшина роты нетерпеливо прохаживается вдоль строя курсантов, грозными, но шутливыми окриками подгоняя отстающих и замешкавшихся ребят.
Вдруг из спального помещения 45-го классного отделения не спеша выползает невозмутимый Пим, из одежды - одни сапоги и спокойненько становится в строй на свое законное место, всем своим невозмутимым видом показывая, что ничего особенного не происходит, и он готов принять самое активное участие в ежедневном утреннем оздоровлении курсантских организмов.
Увидев несколько неожиданное явление Пима широкой публике, весь личный состав роты, естественно, моментально заходится в приступе неудержимого хохота, постепенно переходящего в громогласное и дружное лошадиное ржание.
Старшина роты Игорь Мерзлов, который только приготовился подать команду: - Рота, направо, на улицу шагом марш! - поперхнулся на первом же слоге команды от искреннего изумления.
Несомненно, увиденная картина голозадого бойца его сильно поразила и несколько озадачила. Старшина сделал пару безуспешных попыток прокомментировать увиденное, но издал лишь булькающие нечленораздельные всхлипывания, комично хлопая при этом широко раскрытыми глазами. А курсанты продолжают откровенно ржать. Утро удалось, настроение у всех было соответствующее.
Старшина Мерзлов подходит к Пиму максимально ближе, еще раз внимательно его осматривает с ног до головы, и запредельно выпучив свои наливающиеся кровью глаза, старательно пытается собраться с разбежавшимися мыслями. Всем заметно, что от невозможности правильно воспринять ситуацию из-за ее изначальной нереальности и абсурдности, Игорю Мерзлову нелегко подобрать правильные слова. Глубоко вздохнув и мобилизовав все свое самообладание, старшина ласково и нежно задает сакраментальный вопрос:
- Павлюков, а трусы-то где?
Пим равнодушно пожимает плечами, продолжая стоять в строю роты и отрешенно смотреть в затылок впереди стоящего товарища. При этом он не издает ни единого звука, а толпа, естественно, продолжает хохотать уже не переставая - без малейшего перерыва на вдох и выдох.
Вместе со всеми откровенно веселится от души подпирающий тумбочку дневального курсант Серобян. Шутка явно удалась, курсантам уже, естественно, не до утренней зарядки. День начался с позитива, а это дорогого стоит. Смех, как всем известно, активизирует кислородный обмен и продлевает жизнь. Спасибо тебе, Эдвард, за хорошую порцию смеха.
Обалдевший и ничего не понимающий старшина роты в течение 10-ти минут безуспешно пытается вытянуть из Павлюкова мало-мальски приемлемую версию пропажи его трусов. Пим молчит как партизан, при этом, не проявляя ни малейшей тени беспокойства о судьбе своих таинственным образом исчезнувших трусов и себя лично, показывая всем своим невозмутимо-решительным видом полную готовность выполнить любой приказ партии и правительства.
Старшина, не добившись вообще ничего, окончательно выпадает в осадок и устав пытать несгибаемого Пима, раздраженно машет рукой.
- Ну, бляха-муха, совсем 45-е классное отделение одурело! Ладно бы что-то ценное с3,14здили, тогда еще можно попытаться понять, но одичать до такой степени, чтобы на сраные трусы позариться?! Это уже полный писец, дорогие мои товарищи! А дальше что?! Вонючие портянки пропадать начнут?! Не рота, а стадо идиотов недоделанных. Прекратите ржать как кони. Курсант Павлюков, ты как себя чувствуешь?! У тебя вместе с трусами невинность случайно не пропала?! Ну, чего стоишь дурак дураком?! Девственность, спрашиваю, не нарушена?! Что происходит в роте?! Или живешь по принципу: «Один раз не пидорас?!»
Пим стоял недвижимым как бронзовый памятник, как каменный истукан. Даже веками не моргнул ни разу. А старшина бегал вдоль строя.
- Рота, кто сейчас сказал: «Лучше нет влагалища, чем очко товарища?!»
А в ответ неслись новые всплески задорного веселья и разухабистые реплики. Мерзлов никак не мог угомониться.
- Павлюков, ну чего ты молчишь, они же над тобой смеются. Все это стадо именно над тобой потешается, ну скажи что-нибудь, хотя бы просто голос подай.
Но тщетно, стиснув зубы, Пим был нем как рыба. Старшина сдался и махнул рукой.
- А, хрен с тобой, ни «бе» ни «ме» ни «кукареку», дуй в каптерку, получи новые трусы. Только учти, дорогуша, твоего размера точно нет, возьмешь, что в наличии осталось.
Пим, услышав распоряжение старшины, абсолютно спокойно и совсем не прикрывая руками свое мужское хозяйство, выходит из строя и шаркая тяжелыми сапогами по полу, топает вдоль улюлюкающих ребят в сторону каптерки с достоинством «голого короля» из сказки Ганса Христиана Андерсена, гордо подняв голову, распрямив спину и развернув плечи.
Получив у каптерщика Вадима Нурова синие казенные труселя безразмерного объема, которые напоминали чехол легкового автомобиля и вполне поглотили бы в себя целое отделение курсантов, Павлюков, не снимая сапог, просунул ноги в безразмерные штанины и натянул огромные трусы вплоть до уровня сосков на своей груди.
Чтобы данная конструкция из темно синей материи не свалилась, Пим опять же совершенно невозмутимо - с чувством, с толком и расстановкой, вытянул резинку трусов и, подогнал ее длину под объем своих подмышек. Затем он навязал на ней узел, отсекая лишнюю часть свободной резинки. В образовавшуюся петлю он продел одну свою руку и голову. Получилась фиксированная конструкция на манер помочей детских шортиков. Завершив таким образом подгонку огромных труселей под свое худощавое тело, Павлюков неторопливо занял свое место в строю 45-го отделения.
В это время, находящийся весь на нервах старшина Мерзлов, громко скрипя зубами и постоянно играя желваками на щеках, наблюдал за процессом неторопливого дефилирования Пима с голой жопой через всю казарму до каптерки. Но когда Пим продемонстрировал холодную невозмутимость, смекалку и находчивость при надевании такого предмета туалета как трусы из гардероба упитанного бегемота, старшина не выдержал и психанул. Со словами: «Да ну вас всех в жопу, придурки!» он, страшно вращая глазами, заперся в каптерке, громко хлопнув дверью и отказываясь вести роту на утреннюю зарядку.
А ребята в роте продолжали глумиться над хладнокровным Пимом, высказывая все более смелые предположения и моделируя возможные пикантные обстоятельства пропажи его трусов, вплоть до нетрадиционной сексуальной ориентации Пима и как вследствие этого - подарка трусов в качестве доказательства преданности, любви и благодарности своему пылкому любовнику.
Но Игорь Павлюков был на высоте. Проявляя чудеса выдержки, он словно статуя стоял на своем месте в строю, абсолютно не шелохнувшись. Ни один мускул на его добром и вечно улыбающимся лице даже не дрогнул.
Пим снисходительно и спокойно посматривал на беснующуюся и веселящуюся курсантскую братию и только где-то очень глубоко в его мудрых глазах светились еле заметные озорные искорки.