Январь 1975. На построении дивизиона объявляют: 5 батарея едет на пуск. 5 батарея - это мы. Офицеры и прапорщики батареи в возбуждении: всё лучше, нежели подыхать со скуки на боевом дежурстве в лесах. Один комбат в панике. Вся ответственность на нём.

Изделие 8К63, 1959 года, дальность 2000 км, 40 тонн в заправленном состоянии.

Прицеливание. Прицеливание состоит в совмещении плоскости гировертиканта, установленного в приборном отсeке, с расчётной плоскостью траектории полёта. Это значит, что всё изделие вместе с пусковым столом необходимо повернуть на некий секретный азимут с точностью 20 угловых секунд. Штатный лом метров пяти длиной позволяет стартовому отделению - 8 чел - грубо развернуть железяку. Далее пусковой стол стопорится четырьмя анкерами и с помощью огромного «микрометренного» винта добиваются необходимой точности прицеливания.
Расчет прицеливания - 4 бойца. Сержант на вышке у приборного отсека с угломером командует стартовому отделению куда рогами упираться; ефрейтор у теодолита замеряет по вешкам на земле и угломеру на приборном отсёке нужные азимуты; вычислитель - рядовой - вычисляет углы и сообщает их ефрейтору у теодолита и сержанту на вышке; контролёр - рядовой - дублирует вычисления, дабы не было ошибки.
Я - вычислитель. Между прочим, спец 1-го класса, сдал соответствующий экзамен, за что башляют как сержанту. Во всём дивизионе, это 4 батареи, нас с 1 классом только двое. Ещё один - сержант заправщик из соседней батареи, его тоже берут на пуск.
Блядь, аккумуляторы. Все хуёвые. Сколько не заряжай, больше получаса не выдерживают.
- Всё лучшее 5 батарее!
Собрали со всего дивизиона - у всех такие же.
- Берите тройной комплект!
Пошёл ты нах, сам таскай. Минут за двадцать прицелить успеем. (Норматив - 45 минут, но мы наблатыкались успевать минут за 10 - 15).
В начале февраля погрузились в эшелон.
- Рядовой Шапиро! Почему разрядка напряжённости требует дальнейшего повышения боеготовности РВСН?
Какого хуя замполита на пуск взяли? В окно смотреть мешает, пиздюк.
Рядовому Шапиро 26 лет и после службы в РВСН, где сплошные секреты, выезда в Израиль ему до сорока лет не положено.
- Это как обострение классовой борьбы по мере построения социализма, товарищ капитан!
- Неправильно, рядовой Шапиро! Что говорил на последнем пленуме Леонид Ильич? Где твоя тетрадь с конспектами?
Как оставили тетради с конспектами в части? Вы что, товарищи офицеры, куда вы глядели?.. Я вынужден буду рапорт...
Да пошел ты нахуй со своими конспектами. На вот, пей.
Рассвело.
- Батарея, к бою!
Дёрг фалу, термочехол с ГЧ хуяк вниз, быстренько скатываем его, бросаем в машину - всё, уябываем. Заправщики суетятся с перекисью, сержант-электрик полез на вышку запускать интеграторы.
Отъехали, ждём.
10 минут, 20 минут, 30 минут...
В чём дело?
Шпионский спутник пролетает, нельзя. Щас пролетит, тогда...
- Отбой! Слить окислитель, горючку, положить изделие, отстыковать от пуского стола...
- Ничо себе! Какого хуя?
- ГЧ экспериментальная, напичканная нежными приборами. При -20 ей больше получаса нельзя.
- Во бля!
Два часа идёт слив, ещё полчаса кладём изделие горизонтально, далее расстыковка с пусковым столом, далее штатские ещё целый час отстыковывают свою экспериментальную ГЧ и увозят к себе в ангар.
- Заебись! - капитан облегчённо вздыхает. Теперь-то прицелим как надо.
- Блядь, аккумуляторы на зарядку и держать в тепле! Своим телом согревайте! Как Матросовы!
Ещё через три часа ГЧ прикатывают обратно на старт.
Погнали.
На этот раз всё чётко, стемнеть не успело, а мы уже прицелили. Дедушка ефрейтор повеселел, начал понты кидать.
Опять всю ночь в полной боевой готовности. Ждём команды на пуск.
Уже день, на солнце припекает. Конец февраля, всё-таки.
- Блять, что это?
Термочехол дымит. Вообще-то он рассчитан на восемь часов. Плавиться начал.
Дёрг за фалу. Что за блядство? Пластик приварился, термочехол не слетает с ГЧ.
- Срочно обесточить!
Ну, обесточили. А дальше что? Так и запустить изделие с прилипшим к ГЧ чехлом?..
- Отбой! Слить окислитель, горючку, положить изделие, отстыковать от пуского стола...
Бля...
ГЧ отстыковали, отодрали от неё чехол, поехали за новым...
Пошли третьи сутки пуска.
Всё по третьему разу, всем уже всё до пизды, все операции выполняются чисто на автомате. Вроде все нормально.
Встречаем новый день в полной боевой готовности. Ждём команду на пуск, включаем/выключаем новый термочехол.
Где-то в три дня команда «Пуск!»
Но мы уже учёные, решили термочехол сдёргивать в самый последний момент.
И правильно решили!
На этот раз морока с перекисью. Её заливают, а она обратно из бака... Еп твою мать, да что же это такое! После часовой ебли выяснили, что дренажный клапан бака перекиси оказался закрыт! Какого хуя? Всегда был открыт, а тут оказался закрыт? И находится в таком месте, куда хуй подлезешь. Вспомнили, что проверяющий за каким-то хуем туда лазил...
Всё побросали, начались разборки. Проверяющий божится, что это не он (на самом деле это был он), в конце концов договорились с одним прапором и назначили его козлом.
- Ладно, давайте уже запускать.
Стемнело.
Во время разборки интеграторы были остановлены.
- Где сержант-электрик? Нехай лезет запускает.
- Где сержант-электрик?
- Где этот мудак?
Вся батарея и все проверяющие минут десять ищут мудака.
Нашли. Спал в кунге, зарывшись в мешках.
Пинками будят - лезь на вышку. А он идти не может, ногу отлежал. Подхватили под микитки, приволокли к вышке, подцепили и лебёдкой подняли на верхнюю площадку. От всех этих пертурбаций сержант впал в ступор и сообразить не может, за каким он здесь оказался. И тогда командир без всякой страховки полез по арматуринам на верхнюю площадку, запустил интеграторы, задраил люк приборного отсека... Герой!
- Всё, уябывайте отсюда.
Отъехали километра на два. Стоим, ждём. 25 февраля 1975 года, примерно 20.00. В одиноком луче прожектора стоит грязно-серая ракета. Бля, неужто опять всё сливать и по новой?..
Вспышка, яркий ослепительный дым, заслонивший изделие 8К63, только экспериментальная ГЧ над этим ослепительным облаком виднеется.
Ба-бах! - долетел гул взрыва, и затем надсадное та-та-та-та-та! ГЧ медленно пошла вверх, за ней тулово ракеты, и вот из облака выплыл факел двигателя. Стало светло, как днём, ярким солнечным днём. И этот надсадный звук - та-та-та-та-та! - рвущий воздух в клочья.
Но вот факел уходит в низкую облачность и всё небо стало багровым и зловеще завыло.
- Ура-а-а!
Прыгаем в машины и мчимся на старт. Пусковой стол весь обгорел, от него пышет жаром, плюнешь - шкворчит. Обжигаясь, мажемся сажей, ставим отпечатки пальцев в военные билеты. Блять, мы таки запустили её.
Комбат так перенервничал, что сломал палец, давя на кнопку «Пуск».
_________________
А.С.

http://www.mark-off.ru/forum/viewtopic.php?p=3408#3408

Карельское низкое небо отражалось в спокойном зеркале воды. Под мерными взмахами вёсел 4-х добровольных галерников катамаран приближался к конечной точке маршрута - посёлку Боровое. Было тихо и безветренно. Репелленты все уже кончились, и комарики запевали песню, подобную песне эскадрильи пикирующих стервятников. Каждые 4 взмаха веслом сопровождались незлобливым, но порядком поднадоевшим остальным трём более стойким к укусам товарищам тихим и ласковым словом :"как же они зае*али".
Наконец, носы гондол уткнулись в мягкий, заиленный берег. Шуршание катамаранной шкуры по траве было как бы сигналом командующему комариного авиакорпуса или даже армии поднимать кровожадные полки в воздух.
Спрыгнув с борта, команда, дружно чертыхаясь, выволокла дредноут на сушу.
Руки и лица были тут же искусаны.
- Ну всё, *ля, - сказал Капитан, - я на станцию, расписание смотреть.
- Я тоже, - сказал Боцман, - чтоб местные ему морду не разбили, а вы оставайтесь, разбирайте катамаран, не*** время терять.
На берегу остались два матроса.
"Слиняли, засранцы" - подумал один.
"Лишь бы комаров не кормить" - подумал другой и пошёл разбирать рыбацкое имущество, оставив кат на потом.
Костровой, это тот, который страдал от укусов больше всех, начал дербанить раму, разрезая резиновые вязки, которыми были скреплены сосновые жерди рамы. Комары злобствовали, норовили влезть в глаза, уши, приземлиться на любое неприкрытое место. "Ну, ёптыть, я вам сейчас устрою, щас вам будет пи*дец" -подумал костровой, собрал резину в кучу на старом кострище подальше от ката, и запалил. Запахло городом.
Резина горит хорошо, дым от неё едок и уже через пять минут комарииков не стало. Задолбанный кровопийцами и мошкой во время обносов, мокрый от пота, озябший и порядком уставший К сидел в полутора метрах от костра, грелся и приговаривал :"комарам пи*дец, и мошке тоже".
Время шло, светлая северная ночь незаметно сменялась дымчатым утром. Резиновые полосы догорали, распространяя вокруг вонь и столб дыма метров на 30 вверх. Со станции вернулись Капитан и Боцман.
- Что за нах? - спросил Капитан.
- А ничего, комарам-то теперь пи*дец, - ответил Костровой.
- Ну ты чудак, конечно, пи*дец, они, глядя на тебя, со смеху померли. Иди, отмывайся, а то в поезд не пустят.
Наклонившись к реке, Костровой увидел негра, и лишь по отсутствию некоторых зубов в улыбке узнал себя.

«ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ» (из цикла "Записки офицера ВВ")

Хороший морозец. Градусов 25, никак не меньше. Хотя это что! Зима нынче теплая. И не такое раньше было...
Вся часть построена на развод. Стоят коробки, окутанные легким парком, который небольшой ветерок, нет-нет, да и снесет в сторону. Уже и заместитель стоит на своем месте, чтобы под ласкающие звуки оркестра, под «Встречный марш» пройти навстречу командиру и совершить ежедневный воинский ритуал.
Воротники опущены (командир - ярый сторонник устава) и морозец уже пощипывает подбородки и щеки. Офицеры тихонько переругиваются между собой. Ждем только командира.
Распахивается дверь штаба. Мы замираем, выполнив команду «Смирно!». Заместитель уже готовится чтобы...
...Командир неспешно, вразвалочку топает через весь плац прямо к нашей коробке. Все в замешательстве...
- Ну и что, товарищ зампотылу? Вы чем занимаетесь?
Зампотыл, ничего не понимая, преданно хлопает глазами.
- Я вам говорил про мусорные баки? Сколько раз уже? Вы мое терпение испытываете?!
Вся часть замерла. В глазах неподдельный интерес: «Ой, чего сейчас будет!».
- Я вам неделю уже талдычу про эту помойку. А там как было все - так и осталось. НЕ-ДЕ-ЛЮ!!! А мне же заняться нечем! Я должен за вас вашу работу делать! Вот, сейчас пойдем все вместе и посмотрим - изменилось что-нибудь за неделю или нет. К торжественному маршу! Поротно! Офицеры управления прямо, остальные - напра-ВО! За мной к помойке шагом - МАРШ!
Оркестр привычно поднимает свои блестящие трубы и (наверное, по старой привычке - ведь команда была дана четко, как обычно) начинает играть.
Коробки начинают слаженное, отработанное движение строем. Мы выходим с плаца, и, огибая его, выдвигаемся в сторону «этой помойки». Командир, не обремененный строем, легко перепрыгивает через бордюр, ограждающий плац, и - далеко впереди нас - не спеша двигается в ту же сторону.
А дорога к нашей военной мусорке - это не ровный асфальт плаца. Мало того, что там просто грунтовая дорожка, так еще с самого начала зимы туда снег со всей территории части скидывали. И теперь там жуткая мерзлая колея и по сторонам возвышаются снежные стены...
- Держать строй!
А куда денемся, держим. Идем, спотыкаемся. Но держим.
Командир, засунув руки в карманы, уже стоит возле несчастных мусорных баков -главных виновников сегодняшнего «торжества».
- Оркестр! «Прощание славянки»! СМИРР-НА! Р-РАВНЕНИЕ НА-ПРАВО!
Поворачиваем голову, замы впереди отдают воинское приветствие.
Старинный марш ласкает слух. Перед глазами проплывает наша «войсковая помойка». С которой целую неделю не вывозили мусор - а потому что бензина-то нет! Лимиты срезали в этом году.
Горы мусора. И на правом фланге всего этого безобразия стоит наш командир.
- Смотри зампотыл, смотри! Вот она - твоя судьба!
В клубах пара от дыхания сотен глоток коробки, старательно держа строй, проходят мимо...