Дню пограничника посвящается.

Зеленая фуражка.

Она и сейчас лежит у меня на полке итальянской 'стенки' рядом с австрийским штыком времен Великой Отечественной, моя зеленая фуражка. Та самая, которая таскалась со мной на службу последнюю пару месяцев перед дембелем, и в которой я уволился в запас. Слегка припорошенная пылью, но регулярно извлекаемая 26 мая, тщательно чистящаяся пылесосом для последующего надевания 28 мая, в НАШ ДЕНЬ - День ПОГРАНИЧНИКА. И одевая ее на свою обросшую голову, натягивая на самые брови козырек верный алма-атинской традиции моего отца-командира майора Швыдкого, (Фуражку нужно одевать так, козырек фуражки должен быть надвинут на глаза, чтобы выправку держать, а не напяливать на затылок, чтобы потом сутулиться как калека!), я сам замечаю как усиленно начинает частить мое сердце. Да, мне уже тридцать шесть, но с ней возвращается моя молодость, мои лучшие годы, воспоминания о друзьях-сослуживцах и, наверное, лучшее из чувств для мужчины, чувство мужского достоинства и принадлежности к касте, касте, безусловно, одной из достойнейших - касте пограничников. Мне есть, что вспомнить, служба в войсках свела меня с самыми разными людьми, к счастью большинство из них были достойными, служба была богата на самые разные события, мне даже довелось пройти в строю парадного расчета. Вот уже минуло шестнадцать лет с того момента, как я уволился, но в памяти служба засела крепкой занозой и выдергивать ее, поверьте, не хочется.

Боевой расчет закончился, перспектива была абсолютно очевидной, 'роем на службу через шесть' плюс досмотровая. Пятерых дембелей моего призыва эксплуатировали на всю катушку, если остальные служили через двенадцать часов, то мы … А, ладно, чего переливать из пустого в порожнее, вы же на боевом все сами слышали. Поели, собрались, поехали служить, благо в первую смену. Июньские томные ночи Одессы, ленивый плеск волн, всеобвалакивающая жара и страдальческие мысли о дембеле. Опыт предыдущих поколений дембелей-весенников говорит о том, что можно уволиться просто великолепно, и 25 июля и 30 августа. Мда-аа. Твою мать, ну, надо же так! Устроить этот долбаный международный конгресс 'Женщины мира в борьбе за мир' и чтобы все эти жжж..енщины через наше ОКПП перлись! Охраняй всю эту фигню по первому варианту. Нет, ты скажи, какого хрена они самолетами не летели?! Круизницы хреновы! А главно причем тут мы, это же забота "пассажиров", третьего отдела.
Смена за этими мыслями и реальной службой пролетела незаметно, вернулись в отдел, перекусили и поперлись в досмотровую, отправляли старый пароход типа 'Ленинского комсомола', домой вернулись только к шести утра. Все, теперь в люлю и спать.

- Подъем!
- Да, ну вас на х…!!! Я через шесть рыл!
Старшина замер в изумлении, Дед только вернулся из отпуска и уже успел отвыкнуть от подобной лексики, если старшина подразделения только может отвыкнуть от мата. Да, нет, скорее я отвык от его голоса, спросонья не узнал, а он отвык от того, что матом может разговаривать не только он, но и 'собеседники'. Вот оно тлетворное влияние гражданки!
- Не понял?! Вставай!
- Блин! Товарищ старший прапорщик, дайте поспать, я через шесть был, потом в досмотровой, не пойду я жрать.
- Ты чо, опух? Вставая, собирай манатки, чисть оружие, сдавай мне все, увольняешься. Все дембель! Велено до 17.00 всех вас выпиз.., уволить, на хрен!
Эх, культурнейший человек, старший прапорщик Ратиловский, за что и любим, за то и ценим. Чего он сказал-то? Дембель?
Мы все ошалело сидели на кроватях, мозг отказывался понимать происходящее, на дворе только 16 июня, а тут - дембель.
И тут началось. Это найди, это сдай, это почисть, от всей этой нервотрепки ужасно захотелось жрать. Так фотик обещал Сашке, хромачи надо сдать Деду, а потом умудриться их стырить и отдать Сереге. Или Ваньке? Блин, кому же обещал?
- Дежурный! Списки дембелей из штаба уже есть?
- Нет!
Блин, может дембель-то учебный. Дед еще гундосит.
- Товарищ прапорщик, вы бы дали носки, что ли офицерские, а то выдали стандартного 45 размера, а у меня 41.
- Носки у военнослужащего срочной службы должны быть или синего или черного цвета.
- Ага, согласен, только еще по размеру!
- Ходют тут всякие! (Ни фига себе, это после полутора лет совместной службы-то?!) На! (Выдал офицерские, зеленые, 41 размер) Помни мою доброту!
- Ну, спасибо!
- Стой! Куда хромачи попер?
- Дак, эта! Я Ваньке обещал!
- Не хрен таскаться с сапогами, пиши бирку, я сам передам. (И ведь передал, добрейшей души человек! Я сам проверял)
На приемке оружия Дед был чрезвычайно строг, просто до неприличия, но и это мероприятие в конце концов мы закончили. Сбегали пожрали, переоделись в парадку, а к тому времени и приказ из штаба пришел. Серега Мельник, в первую партию не попал, самый заслуженный и не попал. Честно скажу, был шок. Ну, вот, вроде и все сборы закончены, через пять минут построение. И тут…
Завыла сирена, инстинкт сработал, все ломанулись и мы в том числе. У оружейки стоял замбой Табацкий и объявил построение отдела на приказ на охрану. Мы встали на последний приказ на охрану границы, стояли правофланговыми, перед всеми нарядами, стояли и слушали уже сотню раз выслушанную задачу, шевелили губами за старшими нарядов, отвечая по составу нарядов, а потом задачу поставили нам - увольнение в запас пограничных войск КГБ СССР.
- Вопросы?
- Вопросов нет, приказ ясен. Есть выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик… И ком в горле.
- Наряды напра-аво! На охрану Государственной границы….

Повернулись, ударили в привычные три строевых шага, вышли из комнаты службы и… Завыла сирена, прощаясь с нами. Что-то оборвалось в груди и тяжело заныло. Ребята дружески похлопывающие по плечам и улыбаясь, несущие всякую чушь, типа, 'ты там давай', офицеры пожимающие руки, и ты ошалевший от безысходности всего происходящего, не понимающий ровным счетом ничего. Радоваться тебе или грустить, что делать дальше, идти за нарядами, уходящими на границу, но ты уже не с ними, у тебя другой приказ, ты в запасе, в запасе, а не в резерве. Так и вывались на плац. А там, начальник ОКПП, нач. ПО, начштаба. Построились, выслушали традиционное 'К-хм!' дяди Бори по поводу дембельских погонов с неуставними металлическими буквами 'ПВ' и шевронов с красным кантом у тех, кто переслужил больше двух лет (а кто не переслужил?). Услышали слова благодарности от нашего ФБР (нач. ОКПП 'Одесса' - Филиппов Борис Родионович), от нач.ПО. И спустя пятнадцать минут в последний раз по команде залезли в свою 'шишигу'. Все. Домой. Вот и все, прощай граница!

P.S. Прошло три дня как я дембельнулся, мечтам о том, чтобы выспаться так и не суждено было реализоваться, так и 'вставал на службу'. Мамка, от избытка чувств, в первый же день накормила меня в полном соответствии с моим пожеланием 'чем-нибудь домашним' - гречкой. Отец чуть не катался от хохота и сквозь слезы говорил, что она давно уже не была на заставе, раз умудрилась впихнуть в меня 'беговой рацион'. На седьмые сутки я не выдержал, взял денег, купил билет, загрузил домашней жратвы, фруктов и уехал 'домой к своим' на ОКПП. На перроне Одесского вокзала я увидел подозрительно знакомую фигурку, тащившую за собой огромный чемодан на колесиках 'мечта оккупанта'.
- Васька! Шаргу, ты?
- Я! А ты чего здесь?
- К своим. А ты?
'Малыш неделю не жрет, вот письмо получил, - как-то виновато ответил он, - Ладно, пошел я, мне еще до Ильичевска на автобусе пилить' Мы пожали руки и разошлись, 'по своим'.
Когда я приперся на ОКПП через три недели, то на территорию меня не пустили, оставили в 'приезжей', дядя Боря Подъяпольский, мой начштаба, рвал и метал: 'Это ненормальный призыв, за три недели, 18 человек. Двоих из досмотровой выгнал! Да, хрен бы с вами, но вы ж не под приказом, проеб…те вы, а под суд мне наряды отдавать?!'

P.P.S. Она по прежнему лежит на полке, а китель парадки висит в шкафу. Изредка я разрешаю надевать ее сыну. Ему уже восемь лет и он просто надевает ее из мальчишества. Пройдут годы, интересно, появится ли в нашей семье еще одна зеленая фуражка, в дополнение к тем двум, которые уже есть. Моего отца и моей. Время покажет.

Дню пограничника посвящается


28 мая 199.. года, гражданский пирс. Парадная тройка, кортики и плеск знамени части на ветру. Белые, сиреневые, розовые, зеленые- такие летние и милые сердцу облака женских нарядов, детские вихры, и глаза, глаза, глаза, блеск и ожидание театрального действа, верхнее предвосторженное дыхание, сладкий озноб в солнечном сплетении и приглушенный шум людского моря, сводимый ровным уверенным ветром и плеском волн в совершенно неповторимую прелюдию Праздника...
Начальник штаба крутит в руке непривычно маленькую радиостанцию японской фирмы 'Алинко', одолженную у рыбаков для уверенного руководства силами и средствами парада.
- Вот это нажимать?
- Да, вот здесь корабли, здесь катера, вот здесь - подрывники, это - общий циркуляр...
- Точно сработает?
- Убежден...
- Ты когда-нибудь военным будешь, 'люкс' хренов? Ну смотри, лейтенант...Ты меня знаешь...
- Есть смотреть, Сергей Андреевич!
- В строй, в строй...

Эх, была-не была...Поехали!

Четырнадцать плавсредств бригады выгнали в залив, четырнадцать стройно напряженных, подкрашенных и принаряженных ходовых кораблей и катеров. Остальные, трепеша флагами расчвечивания, зыркают радужными переливами стекол ходовых на узкий межостровной пролив, откуда должны появиться главные действующие лица грандиозного спектакля - празднования Дня Пограничника. Единственного дня в году, когда все 24 бригады Морских частей Погранвойск КГБ СССР, гнездящиеся по периметру таких разных берегов огромной страны, проводят свои собственные, отдельно взятые Морские Парады, по уровню зрелищности и изобретательности решительно отпускающие покурить 'дни вэмээф' в больших приморских городах.
Говорят, этот порядок ввел Резниченко. Вы не знаете, кто такой Резниченко? О-о, началось...
ух ты, я потом расскажу, кто такой Резниченко. А пока по узкому фарватеру летят три 'грифа'. Представляете себе стандартный, набивший оскомину натужным романтизмом канал в Венеции? Так вот, судоходный фарватер на Выборг шире только в полтора раза. По нему летят три катера - не один за другим, а строем пеленга: каждый чуть сзади и левее. Кажется, что второй и третий катера сидят по мачты в белых зефирах бурунов. Сейчас 'грифаки' пройдут (пройдут? пролетят, пронесутся, просвистят и прогрохочут тепловозными дизелями на 30 узлах) мимо пирса, и зеленая волна, взметнув дебаркадер и накрыв его белой шапкой пены, рухнет в толпу - восторженный визг и топот, цоканье каблучков. Эти трое командиров, что ведут катера, при этом слегка поседеют и промокнут насквозь прохладным потом летчика-испытателя, этих троих очень долго выбирали. А сами катера перед парадом прошли докование и по винтику отрегулировали рулевой привод и управление машинами: сорокатонный полуглиссер должен слушаться руля, как болид 'формулы-1', иначе костей не соберешь, ни своих, ни гражданских...
Мы - всегда показываем задержание. Это сравнительно просто в открытом море, где есть место для право-лево на борт и плюс-минус три корпуса от точки прицеливания. На фарватере для этого есть несколько десятков метров воды. Вот и все отличие. Скорость та же, и корабль, производящий предупредительную стрельбу, тот же - 50-метровый 'светляк' в 400 тонн весом. Он...будет стрелять. Баковое орудие, 76-мм, снаряд спокойно пробивает навылет стандартную хрущевскую пятиэтажку. От точки выстрела до толпы на берегу - 100 метров. От точки прицеливания до той же толпы - около 40. Ну, нормальные мы люди?
Конечно, нормальные - выстрел холостой.
На острове напротив, метрах в 70-ти, за реденьким частоколом старых деревянных свай, где когда-то был пирс, прячась под маскировочной сетью, сидит подрывник с машинкой и такой же 'алинкой', примотанной к голове. Нет, не арабский террорист - этих он ест на завтрак. Старший офицер отделения охраны границы капитан 3 ранга Коновалов В.К. Витька у нас универсальный солдат - он может командовать любым кораблем бригады, стрелять из любого оружия, у него черный, красный, желтый и зеленый пояса, у него диплом военного переводчика с финского и японского, он высаживался на браконьеров с вертолета, просто прыгая с десяти метров на скрученные потоком воздуха рыбачьи спины, он, в конце концов, за 'вистовую' ночь после получки однажды оставил без денег кают-компании трех кораблей. Он пьет и курит, не пьянеет и уходит хорошим стайерским шагом от половины собак местного отделения погранконтроля. Морской Карацупа, Гениальный Сыщик и оперативник от Бога. Рядом жмется в ряску страхующий боец из роты обеспечения.

- Внимание, - шипит голос НШ на всех ходовых участвующих в параде кораблей и катеров, в ушах оцепления и в голове Витьки-подрывника, - напоминаю, залп по команде 'Плюс'!
- Есть, есть, есть, есть- - разносит эфир.

Ну, вот. Ну, сейчас...Второй Универсальный Солдат, флагманский 'мускул', начальник физподготовки бригады, изображающий нарушителя границы на надувном 'зодиаке' с подвесным мотором, подлетает точке 'Т': заложенному в неприметно плавающем топляке заряду, удерживаемому на месте сложной системой якорей-кошек на толстых лесках и проводами к подрывной машинке, или как там она правильно называется...
- Плюууус!!! - взрывается в эфире мегатонный приказ НШ

Выстрела нет. Нет выстрела - нет взрыва, это ж коню понятно. Коню понятно, а вот НШ - совсем нет. Он с резкого разворота впивается взглядом в меня, и мне плохо, и я начинаю понимать, что такое благородная ярость и почему от нее не спрячешься. Но я точно знаю, что связь работает, я уверен, я (Естьтакточно!) абсолютно уверен в том, что и корабль, и Витька ПОЛУЧИЛИ ПРИКАЗ!

- ПЛЮЮУУУСС!!! - вспышка сверхновой не способна на бОльший эффект.

И тишина.
Как там правильно начинать плакать? Рыдать? 'Хлюп'?

Но шоу - оно, как известно, маст гоу он, в любых условиях обстановки.

Поэтому тут как будто доброе наследие Герберта Уэллса сработало над нашей, отдельно взятой пограничной сценой. Время, мягко и цепко схваченное дисковыми тормозами острейшего желания НШ 'Ну же!!! Ну же, кто-нибудь!!!!' послушно останавливается, корабли застывают в своей бешенной гонке, даже облака подвисают на месте и заинтересованно оборачивают взор на наше действо, а из-за частокола старых деревянных свай, что на островке напротив, взмывает в воздух невиданное диво в развевающихся лохмотьях маскировочной сети. С упорством и решимостью камикадзе диво, отталкиваясь от всего попало потрясающим числом конечностей, перелетает частокол свай, наклоняет нос и в крутом пике рушится прямо на пролетающий мимо задравший нос 'зодиак' с недоумевающим начфизом. Музыкальная фраза душераздирающего, как и положено в таких случаях, воя отвесно пикирующего физического объекта отчетливо делится на 'врешь', 'не возьмешь', 'твою' и 'мать'.

Бух! - раздается в мертвой тишине Вселенной, когда летающее диво, 'зодиак', начфиз и подвесной мотор сливаются в единое целое.

БУММ!! - звучит тут же выстрел бакового орудия ПСКРа.

БААХ!!! - лопается подводный взрывпакет и в условленном месте, но теперь уже точно под брюхом 'зодиака' вырастает белый столб воды.
Хррр, - проворачиваются шестеренки застывшего времени, и оно запускается по-новой, в свой привычный безостановочный бег и тут, как и следовало ожидать, в весенний воздух с ревом взлетает масса предметов туалета.
Толпа в экстазе.
НШ в глубоком ступоре.
Витька с начфизом Корнеечем, путаясь, бьются насмерть в путах масксети под перевернутым 'зодиаком'. С подлетевшего 'грифака' в воду прыгают бойцы в спасательных жилетах.
Цель достигнута.
Потому что все подумали, что так надо.
Вот она - сила спонтанного экспромта!
На корабле, оказывается, вышла из строя система подачи боезапаса - обычная болезнь артиллерийской установки АК-176. Флагманский артиллерист, находившийся на борту, лично произвел выстрел после ручной перезарядки (что строжайше запрещено!), но на это ушли драгоценные секунды. И пока они шли, Витька 'Конь', наш Печальный Рыцарь Границы, неведомо как подбросив себя в воздух, пролетел, семеня всеми членами организма по пикам торчащих из воды свай, -дцать метров и, точно шлепнувшись на 'зодиак', жестко заломал начфиза и крутанул лодку на обратный курс. Ну, а потом, естественно, Бум-Бах, все сработало и 'зодиак', вздыбившись, накрыл их сверху...

- Ты тоже виноват, - бубнил НШ весь следующий года, - не хер было буржуйской технике доверяться...
Ладно. Лейтенант виноват просто потому, что он - лейтенант.
А Витьке я восторженно выкатил фанфурик. В качестве авторского гонорара за постановку и исполнение сальто-мортале воспарив. Он, как истинно скромный герой нашего времени, потребовал еще - для начфиза. За здоровенный синяк на левой скуле, совпадающий по форме с изделием известной японской фирмы 'Алинко'.

Дню пограничника посвящается (рассказ друга)
Заранее извиняюсь за стиль и объем, история рассчитана на литр под закусь. За достоверность случившегося также не поручусь. Все фамилии изменены.

Начали, как водится, загодя. Накануне. За ночь восемь часов сна таки набрали, но на пятерых. Утром кто-то из пятерки заикнулся о работе, но на него посмотрели с таким молчаливым презрением, что он сразу сник и снова взялся за пущенную по кругу банку с рассолом. Умывались-брились в три приема, по двое в ванной. Один, следовательно, сделал это два раза, но по опухшим лицам невозможно определить, кто. Так, построились. Вкруг стола. Морщась от воспоминаний о вчерашнем начали вытаскивать заныканые вчера мятые бумажки. Самым запасливым, как всегда, оказался бывший сержант Манохин. А самым 'пустым' - бывший рядовой Синицын. Решение созрело само собой: за пивом был отряжен именно он. Попытки последнего отмазаться тем, что половину вчерашней выпивки покупали на его кровные была пресечена в корне замечанием, что про кровные - это он хорошо вспомнил и, поскольку он работает в налоговой, то это не его, а именно наши кровные, случайно попавшие в его карман. Да и внешний вид у него поприличнее, и в костюме карманов больше, больше пива сможет унести. А бывший сержант Манохин напомнил, что и демобилизовался он последним из пятерых.
Такова селява, как выразился все тот же Манохин.
От судьбы, как водится, не уйдешь. И Синица не ушел. То есть за пивом он, конечно, поплелся, но вернуться с оным ему не выпало. Отряд не сразу заметил потерю бойца, занятый глубокомысленным созерцанием сиротливо лежащих в банке огурцов и поглощенный воспоминаниями, уносящих всех присутствующих в самые разные, но равно удаленные от города Н. закоулки своей Родины. Ибо все присутствующие отличались и возрастом, и призывом, и местом прохождения службы. Объединяло их только 2 обстоятельства: 1) все служили в ПВ, 2) жили в одном дворе.
Вообще-то, эти два обстоятельства объединяли их гораздо сильнее, нежели мешали такие мелочи, как то, что Петровичу - уже без малого полтинник, а Синице - 24; что капитан запаса Полтавец руками водит в одной пусть небольшой, но строительной организации, а хозяин квартиры, в которой они сидят, ефрейтор запаса Ишмуратов, уже отчаялся закончить ремонт в своей однокомнатной; Манохин же вообще являлся уникальной личностью - отслужив, поступил в университет, закончил, начал писать кандидатскую, женился, начал подрабатывать на рынке на прокорм семьи, увлекся, в результате чего лишился работы, жены, кандидатской и квартиры, а ныне проживает в том же доме, но уже в дворницкой, работая, соответственно, дворником.
Ремонт, постигший квартиру ефрейтора запаса, длящийся уже более года приобрел некий перманентный характер. Вот и сейчас все сидели за столом, - один на табурете, один на составленных друг на друга банках с краской и двое - на стремянке, лежащей одним концом на подоконнике, другим на стопке кирпича. Вот такая мизансцена, характеры героев описаны выше. Конец первого акта.
Из под сваленных в угол рулонов обоев пробилась трель телефона. Про его существование как-то позабыл даже хозяин. Звонил Синица. По сотовому. Из милиции. Его замели утром. Это было утро 28 мая.
Выручать сотоварища пошли все. Идти пришлось недалеко, но Петрович сказал, что в его возрасте вредны даже такие походы, особенно с похмелья. Все молча ему посочувствовали.
Пришли. Надо сказать, что День пограничника отмечали и в милиции тоже. Навроде того, как социалистические праздники отмечались на границе. То бишь усилением нарядов и т.п. Соответственно, в наличие в дежурной части оказался лишь седеющий капитан, задроченный начальственными нагоняями по телефону, да сержант при АКСУ у вертушки. Первую попытку войти в контакт, предпринятую Полтавцом, капитан просто проигнорировал, увлеченно записывая какую-то лабуду в журнал. Петрович пытался добыть крохи информации из наличествующего сержанта, что тоже не удалось в силу объективных причин - тот заступил после пленения их товарища и того не видел. На этом не остановились, Полтавец и Ишмуратов попеременно продолжили попытки вовлечения в разговор капитана, Петрович разводил сержанта. За сим времяпрепровождением никто не заметил, куда запропастился Манохин. Зато выяснилось, что товарища Синицу взяли 'просто так', в связи с несоответствием количества носимого пива количеству имеющихся налицо потребителей оного (Синицын, в кол-ве 1 чел.), ну и за зеленую фуражку 'до кучи'. Ну что ж, хоть не зря полтора часа проторчали…
Тут, откуда-то возник заговорщицки улыбающийся поддатый Манохин, подмигнул Петровичу, приложив руку к козырьку фуражки пригласил капитана в отставке на выход. На выходе, вне поля зрения дежурного, стояла толпа, при появлении Полтавца, попытавшаяся принять вид строя. Какого цвета на них были фуражки вы уже сами догадались. Где Манохин собрал всех за час с небольшим - загадка, но собрал не менее 50 человек. Со слов того же Манохина, все готовы ринуться на штурм и отбить бывшего рядового Синицына. Руководство штурмом возглавить должен Полтавец, как старший по званию.
Двойственности ситуации, в которой оказался Полтавец, вряд ли позавидует кто-нибудь из офицеров, нынешний и запаса. С одной стороны, человеку, лучшую часть жизни посвятившего охране покоя страны, предлагалось возглавить едва ли не бунт, с другой стороны - наше дело правое, а эти архаровцы запросто разнесут райотдел и без его участия, а накажут, как обычно, всех вообще, а уж нашу пятерку - однозначно. Почесав лысеющую голову бывший начальник заставы вспомнил старый как сама служба принцип: не знаешь, что делать с бойцом, - заставь его работать. Его взгляд случайно упал на бетонные фундаментные плиты, отделявшие автостоянку РОВД от дороги. Плиты как плиты, почти новые, по бокам торчат четыре стальных ушка. План выкристаллизовался почти мгновенно, исполнение было возложено на подчиненных.
Принесли ломы (из запасов дворника Манохина), отодрали плиты от грунта, просунули ломы в ушки и сообща приподняли. Первой плитой, перенесенной на руках, перегородили пожарный выход из РОВД. Второй - парадный. После чего быстренько отпилили стальные ушки нахрен (то есть заподлицо) принесенной запасливым Манохиным ножовкой.
День только начинался. Некоторые милиционеры пытались выйти/войти в/из РОВД. Но встречали при этом неожиданное препятствие в виде той самой плиты. Связались по рации с патрулем, тот прибыл, но сделать ничего не смог. Да и что он мог сделать с этой хреновиной, которую даже не ухватишь. Дверь в РОВД - из стали четверки. Первый этаж обрешечен, по традиции - намертво. Пожарный выход тоже перекрыт.
Посредством старшего патруля начальник РОВД связывается с присутствующими при этой суете погранцами, сидящими поодаль.
- Это вы сделали, мы видели, уберите немедленно!
- А вот хрен, эта … штука всегда здесь лежала, а мы просто мимо шли, присели передохнуть!
- Да я вас!…
- А хули ты сделаешь?! У тебя в КПЗ даже места для всех не найдется.
А надо сказать, что ряды погранцов за прошедшие полчаса выросли уже вдвое и продолжают прибывать новые.
РОВД вызвало на подмогу ОМОН. Те приехали, походили вокруг плиты, попинали ногами валяющиеся рядом отпиленные ушки, грустно посмотрели в сторону погранцов и заявили, что: а) связываться с погранцами не будут, ибо те не бузотерят, б) вызвали их совершенно напрасно, мы что-ли грузчики вам? в) в принципе, они могут эту еб..ю плиту взорвать нахрен, но начальство РОВД пусть само берет на себя ответственность за побитые стекла в квартале и пр. г) а не пошли бы вы… договариваться? Командир ОМОНА, как выяснилось, тоже срочную в ПВ оттарабанил.
Переговоры велись опять же через старшего патруля. РОВД капитулировало. На Синицына у них не было ничего, а связываться с погранцами 28 мая - себе дороже. Опять же начальство как на это посмотрит?
Синицу вывели из камеры, где он увлекательно проводил время в компании пары бомжей и алкаша, которого собственная жена сначала избила а потом сдала в ментовку, привели на второй этаж и через открытое окно спустили на руки ожидавших его собратьев по оружию. После чего Полтавец связался по телефону с родным строительным трестом, откуда через пятнадцать минут прибыл некий агрегат, помесь бульдозера с автопогрузчиком, который за пять минут вернул плиты в исходное состояние. Возникла только одна заминка - когда водитель агрегата уже прицеливался к плите, Синица вдруг подскочил к дверям РОВД с криком: 'Эй, там! Верните сотовый и ПИВО!!!'

C праздником, дорогие товарищи!

Конференция (мемуары том четвёртый)

Мне привези лезвий нормальных в станок и крем для бритья, будет паста зубная приличная - побольше бери, на 'давлёнки' пойдёт. ('Приличная'- это зубная паста, представляющая из себя тюбик медесодержащей жести, 'вывернув' который, получаем отличный материал для производства самодельных букв 'ПВ' на погоны методом, который я смогу описать на трёх страницах мелким шрифтом, технология передаваемая из поколения в поколение, по своей тонкости и филигранности сродни ювелирному производству. Увидев те буквы, товарищ Фаберже засунул бы свои яйца в гудок, чтоб не позориться).
Мало ли, если эпоксидка попадётся, бери больше. И кальку, кальку надо, и стержней зелёных...
Эпоксидка реально могла попасться только в Сарканде, который мы будем проезжать.
Пацаны несли деньги, а я записывал, кто сколько, и кому чего надо. Заставская лавка наша захирела окончательно, жена замполита, лавочница, забила на это дело, и продавалось там всякое совершенно ненужное пограничнику говно, типа подшивы, лезвий 'Нева' (пусть она сама ими бреется), и зубного порошка. Ничего для производства дембельского альбома и модернизации дембельской формы не было. Впрочем, не было там и сигарет - пряников.

Из отряда пришло указание, собрать всех комсомольских вожаков с застав на внеочередную какую-то конференцию. Оно бы и нахрен мне не было нужно, если б не одно но... Везли нас не как обычно бортом, а со всего фланга сначала в комендатуру, а потом уже в отряд, на машине. А это означало, что при изрядной доле везения, удачи и настойчивости, проездом в Сарканде можно было купить совершенно бесценные вещи. Смолу эпоксидную, тушь, фотореактивы, бумагу, плёнку, и прорву остро необходимых для любого срочника вещей. В отряде совсем ловить и делать нечего, ну с земляками повидаться, домой позвонить, если повезёт. А в остальном... Флотские так наверное, смотрят на своих сухопутных однопогонников, как мы смотрели на отрядных. За дармоедов конечно не считали, но и почтения не испытывали. Я, было дело, приезжал, отслужив год, в усах как у Никиты Михалкова и с длиной чёлки по левую ноздрю носа. Отрядные офицеры косились конечно, но особо не доёбывались, мол, это заставские, чего с них взять, дети гор. Мы, в свою очередь, старались кустами обходить плац, боясь открытых пространств, и вздрагивали всякий раз, когда задроченный дневальный отдавал честь на тумбочке. А если какой-нибудь хуй в звании лейтенанта спрашивал 'почему вы товарищ сержант не подшиты?', ответ был обычно в виде вопроса ' Чо?' ( и моргнуть надо три раза глазами, сильно призажмуриваясь, сделав дебильное лицо). От такого ответа лейтенанты отставали в недоумении.

Примерив парадку с чужого плеча (своя вообще представляла собой хуй поймёшь что без знаков различия), я плюнул в зеркало в бытовке и переоделся обратно в ПШ. После яловых родных сапогов, парадные ботинки казались верхом уёбищности. А штаны... Да в этих штанах ещё Карацупа ходил, судя по обилию перетравленых бирок.
В общем, парадная форма одежды отменялась. Единственное, на что меня хватило, это бляху слегка почистить, чтоб плесень зелёную хоть стереть. И пуговицу пришил. Сунув в планшетку пачку патронов из заначки и кисет с табаком-бумагой, как был, так и прыгнул в Шишигу. Затариться в Сарканде таки удалось, и, всего ничего, проехав 120 вёрст под тентом в кузове, мы выгрузились в отряде. Весь наш правый фланг в количестве десятка пограничных комсомольцев во главе с приблудившимся каким-то старлеем, приданным нам старшим с комендатуры, выглядел совсем не торжественно. В пылище, кто во что горазд одетые. Доложились, сразу получили пиздюлей от начальника штаба за внешний вид, и побрели в приежку. Завтра начиналась конференция это долбанная.
К вечеру ближе, оккупировали крыльцо столовой, как обычно толком помдежу никто ничего не указал, и, рискуя получить по ебальничку, тощий солитёрный прапор фальцетом пытался остановить нашу экспансию.
Принюхавшись на раздаче, взяли только пару чайников и хлеба с маслом в хлеборезке, предварительно пообещав изуродовать традиционного узбека окопавшегося там, с лицом, периметр которого за неделю и моему Раджу и не обосрать толком. После заставских разносолов отрядная еда оказалась абсолютно несъедобна.

Другого узбека поймали на выходе из преисподней кухни, и всего за десять патронов он обещнулся после отбоя принести противень жареной картошки. Затем, экономя деньги, выменял пачку "Астры" около чипка, и удовлетворённый пошкандыбал в угол для приезжих в автороту, стараясь не попадаться на глаза офицерам в звании старше капитана.
Ближе к ночи привезли левый фланг. Со многими не виделись с самой сержантской школы, а земляк мой Сеня Гуров на радостях презентовал мне офицерскую шапку изумительной цигейки цвета стальной сливы.
Полночи ржали да анекдоты травили, а утром после такого же как и ужин мёртвого завтрака, создав подобие строя выдвинулись в клуб.
Там было тесно. Как сейчас помню (вынужден был запомнить, ниже поймёте почему) присутствовало 600 человек. Ровно. Все комсомольцы отряда и застав. Ясен пень, в основном срочники. Слабая, как полоска сала в срезе бекона у больного поросёнка, прослойка младых офицеров-комсомольцев заняла первые три ряда актового зала.

- Смиррна! Заорал кто-то дурным голосом из кулуаров, и в президиум из-за кулис в стиле ансамбля 'Русь' выплыли штук шесть полковников-подполковников, во главе с мажористым старлеем, главным комсомольцем нашего Учаральского отряда, обладателем итогово-коитусной фамилии Малофеев.

К микрофону вышел какой-то полкан, приехавший по случаю события из округа, и последнее, что я запомнил это было что-то типа: '... в преддверии первого съезда ЛКСМ погранвойск, окружная партийная организация приветствует... ... Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачёв... ... Международная обстановка... визит Михаила Сергеевича Горбачёва в Пекин... бдительность... демократический централизм... Новое поколение... Смена...'
Дальше я заснул, роняя струнку слюны на изумрудную петличку кителя.
Проснулся от тычка в область печени. Сделав умное лицо, настроил резкость в сторону сцены, но из за спины неожиданно услышал голос своего земели Гурова, и тотчас капля холодного пота образовавшись на родинке в районе воротника, скатилась между лопаток по позвоночнику, и минуя хуёво подтянутый ремень пропала, нагревшись около жопы.
- От правого фланга, кандидатом в делегаты предлагаю сержанта Васильева.

Неумело суетясь, я застегнул крючок под кадыком и встал. Пола под ногами не чуя, краем глаза высветил хитрые улыбающиеся хари коллег по оружию.

- В перерыве подготовиться к докладу. Малофеев захлопнул красную папку, и тот же голос из кулуаров опять заорал 'Смиррна!'

Пока я выбирался в проход, Сеня уже съебался. А бить я его планировал всерьёз. Пока курили выяснилось, что этот гандон меня проиграл в карты. То есть, они играли на желание. И другой мой хороший товарищ по кличке Снайпер вот такую хуергу и загадал.
Смех-смехом, а обратного-то хода нет, чай не в ГПТУ находимся...
Прикинув размеры, снял с кого-то парадку, нечаянно став вдруг старшим сержантом. Пришлось зелёной ручкой на лычке рисовать два просвета, чтоб превратиться обратно в сержанта. Брюки 'об пол' выпустил поверх сапогов. Так и прошёл в трудах весь перерыв. Гуров и не появился, урод.

Всего кандидатов получилось четверо. Сам Малофеев, разумеется, от отряда какой-то прапорщик из ИсаПРа, с левого фланга молодой замполит заставский, только-только летом вылупившийся из Голицинского училища, ну и ваш покорный слуга, с правого фланга.
Я в протоколе был записан выступать третьим. Первые два докладчика выступали минут по пятнадцать, переставляя местами дюжину слов (партия, комсомол, Ленин, перестройка и прочую чушь). Настала и моя очередь. Не имея опыта подобных выступлений и абсолютно с пустыми руками, на негнущихся ногах вышел на сцену, и вдруг, разозлившись, рассказал, как мы смотрим кино одно и то же по пять раз, и газет не видим из-за погоды нелётной, и досуга никакого, и телевизор не кажет нихуя, кроме китайских новостей, и варимся в собственном соку, и шефов бы нам надо привозить, и видик бы неплохо, и библиотека скудная, и спим свои восемь часов за два приёма, и курева нет уже полгода, и домой не позвонить и вообще... А вот если выберете, я это же самое и в Москве расскажу.

Какая была овация... Кобзон сосёт. Командир отряда полковник Умбетбаев не отрывал взгляда от моих сапогов , торчащих как у колхозника из под коротковатых брюк. А начальник политотдела полковник Аксёнкин чудно похожий на Роберта Рождественского показывал большой палец руки и слёзы были в его глазах.. Приезжий окружной полкан, на штанах которого уже постепенно проявлялись лампасы, вышел, шаркнув пузом по кумачу стола президиума, и пожал мне руку, и взгляд его был, словно прожектор Перестройки...

Потом был белый Малофеев, повторив почти слово в слово первых двух ораторов. В тишине сел обратно, и больше я не помню его. Куда-то пропал, слившись с задником клубной сцены.

Апофеоз - голосование. Счетная комиссия в проходах. Первый - 'против' единогласно. Второй - 'против' единогласно. Сержант Васильев, застава N 3 Тополёвка - 'за' - 540 голосов. 'Против' - 59. 'Воздержавшиеся' - один.
Малофеев, 'за' - 60, 'против'- 540.

В курилке меня качали. Гуров Сеня что-то говорил про 'стебяпричитается'. Дальше - больше. Пати в штабе. Начальник политотдела, не отходя от кассы, дал первого погранца. Командир объявил отпуск (но после съезда, якобы). Полковник из округа изъявил желание увидеть от меня публикацию в журнал 'Пограничник'.

Через два месяца, в декабре 1990 года я прибыл в Алма-Ату, в управление войсками округа, чтобы слиться с делегацией КВПО и продолжить восхождение в Москву, на съезд. Из округа срочнослужащий я был в единственном экземпляре. Из всех делегатов съезда, нас, срочников было четверо. Из них, один Герой Советского Союза, с афганской границы, второй из МЧПВ из Благовещенска, третий из Аэропорта Шереметьево-2 задержавший какого-то уголовника на станции метро 'Речной вокзал', ну и я Аллюр - застава N3 Учаральского погранотряда, командир отделения. Наш Главный Шеф Крючков по этому поводу сказал... (но об этом, в продолжении)

P.S. Вы разве не догадываетесь, кто был это воздержавшийся? Конечно Арбеков. Супруга его, Надежда в аккурат в это время лежала в Учарале нв сохранении. Ну а старшина наш контролировал это процесс. Лет ему было тогда уже 27.