БУХГАЛТЕРСКИЙ РАСЧЁТ.

Разбор итоговой проверка флотилии по итогам очередного года боевой подготовки проводил начальник Главного штаба ВМФ. Проверяющие из Москвы по очереди выносили на обозрение выявленные вопиющие недостатки. Иногда поднимались виновные, чтобы здесь же, не отходя от кассы, получить заготовленную для них порцию воспитательного воздействия.
Полковник из отдела устройства службы трагическим голосом известил собрание об обнаруженном им безобразии: в каком-то помещении артиллерийского склада в посёлке Дунай остекление окон было выполнено в "одну нитку". Поднятый начальник этого злополучного, дважды взрывавшегося склада майор Колобовников выглядел спокойным и уверенным. Разве это тот случай, по которому должен расстраиваться воин-афганец, награждённый орденом Красной Звезды?
- Что вы на это ответите, товарищ майор? - жёстко спросил высокий московский начальник.
Ответ был по-армейски краток, чёток и мудр:
- Если бы мне вместо уважаемого товарища полковника выделили сумму денег, эквивалентную затратам на его доставку сюда, питание и размещение, я бы застеклил абсолютно все помещения во вверенной мне войсковой части как минимум в "три нитки", товарищ адмирал!

Влад

Жизнь замечательна тем, что хороших людей всегда больше, чем плохих, и удивительна тем, что с плохими мы сталкиваемся чаще, чем с хорошими. Парадокс.
Служба в г.Полярном это чередование плохих и очень плохих дней, в которые маленьким радужным пятном на черном теле тяжелой морской службы вспыхивал период отпуска. Выходные, как Полярное сияние, переливаясь своим холодным цветом, всегда содержали элемент неожиданности - вызова на службу для заступления на вахту вместо загулявшего однополчанина. Правда, и выходными не баловала судьба, умудренные службой аксакалы, попивая корабельное шило, глубокомысленно изрекали по этому поводу: «У офицера два выходных дня». После этого выдерживалась пауза и продолжалось: «Один зимой, а другой совмещенный с отпуском». В полной мере это мной было испытано, за два года службы имел трое суток выходных на период болезни. И никто из начальников не считал это чем-то из ряда вон выходящим. Все говорили, вот когда мы были лейтенантами... Правда, через довольно большой срок я узнал, что когда они были лейтенантами, у них как раз и были эти самые злополучные выходные. А вот когда они стали начальниками, как сказано у любимого мной М. Булгакова - пришла разруха...
Как я сейчас понимаю, разруха пришла не внезапно, она пришла от желания придумать нужную работу. И каждый принимался думать. Было непонятно, почему перешвартовка подводной лодки должна произойти именно в субботу или в воскресенье. Или обязательно вечером, когда все собрались домой или еще интереснее, через два часа после того, как ты ошвартовался, вернувшись с моря, и когда уже все офицеры разошлись по домам. Или еще пикантнее - ты идешь по причалу, тебя останавливают, спрашивают, кто ты по специальности, и после того, как нужный специалист найден, того сажают на лодку, которая идет в автономку месяцев на восемь. При этом жена узнает об этом только через две недели, когда начинает искать мужа. Мне повезло - я узнал о своей автономке за сутки. И то, если бы я не проходил мимо нее (подводной лодки) родимой и меня не увидел будущий мой командир, с которым полгода назад судьба сводила совместной службой, то и меня засунули бы в прочный корпус мимоходом.
Вот таким образом я попал на подводную лодку Б-435, на которой прошли незабываемые полгода службы. Там я встретил Влада.
Лейтенант Влад с фигурой профессионального борца или боксера встретил меня, своего нового командира боевой части, старшего лейтенанта, слегка настороженно, взгляд был из подлобья. А я понимал, что я здесь временный человек, не слишком зацикливался, зная, что в скором времени лодка уйдет в ремонт, а я упорхну с нее на другую, которая пойдет на боевую службу. Мое место, как надпись на стенах родного каспийского училища - в морях твои дороги. Месячная автономка никогда в Полярном не считалась чем-то таким, на что надо обращать внимание. Поросят за нее, как сейчас, не давали, с оркестром ее не провожали, а про награды - об этом даже и речи не было. Она проскочила чем-то непонятным, то ли курорт при части, то ли оргпериод в море. Но Владу она пошла на пользу. И то, что я по крохам собирал из плаванья в плаванье, Влад впитывал как-то сразу, без длительной адаптации и череды проб и ошибок. Продолжая смотреть друг на друга несколько настороженно, мы дошли в совместной службе до 7 мая. Чем знаменит этот день? Этот день - начало суматохи к празднованию 9 мая. Это значит, пришло время стирки и глажки флагов расцвечивания. И тут Влад подходит ко мне и говорит, что личный состав боевой части собран в боевой рубке для зачтения праздничного приказа командира боевой части. Тут я и офигел. Даже в тяжелое послепраздничное утро с его фиолетовыми тонами не действовало на меня так ошеломляюще. Наверное, я в этот момент даже рот открыл от удивления, хотя такой привычки не имел никогда, но точно знаю, что я растерялся. И после некоторой паузы я последовал за ним. Личный состав стоял плечом к плечу в тесной боевой рубке, а я, изображая строгого и справедливого начальника, впервые в жизни слушал не написанный мной поздравительный праздничный приказ по личному составу боевой части. Утер мне нос (своему начальнику) Влад. Офицер, если хочет быть хорошим командиром, должен всегда уметь выделится из массы других, а для этого совершать поступки. Даже если это была наша единственная встреча, то и тогда я бы запомнил ее на всю жизнь.
Время шло. Дни текли своей чередой. Мы заступали на вахту через два на третий неся так называемую трехсменку. Экипаж готовился к переходу в ремонт в славный город Кронштадт, а я ждал перевода в другой экипаж и начинал нервничать от того, что приказа о моем переводе до сих пор нет.
Кто в молодости не делал глупостей и ошибок? Так и я в один прекрасный день сделал то, за что и сейчас стыдно. Но все по порядку.
В те далекие годы я встречался с самой прекрасной девушкой на свете. Звали ее Леночка. Влюбился в нее с первого взгляда. Хотя эта история достойна пера Пушкина, я ее несколькими словами поведаю для того, чтобы вы ощутили всю нервную молодую душу офицера. Эта была любовь с первого взгляда и на всю жизнь с ее ненужной ревностью и чуткой нежностью. Но нервность службы накладывает отпечаток на семейную жизнь и наоборот. Так в пору ухаживания и разлуки мысли бывают разные, а отсутствие писем вызывает ревность, а ревность вызывает состояние нервозности, напоминающее вулкан - в любое время готовый выплеснуть свою лаву. И вот этот день настал. Отсутствие писем более десяти дней и нерешенность с переводом на другую подводную лодку, уходящую на боевую службу, создали некоторый запас нервной энергии, который только и ждал момента вырваться наружу.
День заступления на дежурство по подводной лодке знаменателен тем, что тебе надо прийти заранее, проверить заступающую вахту, проинструктировать ее и вместе с ней следовать на развод. День наступил, и я в нарушении своих правил прибыл не в 15.00, а в 16.10, что впрочем не являлось в экипаже нарушением, т.к. многие офицеры приходили к разводу. Но тут ревностным и требовательным офицером выступил замполит, старший лейтенант, прибывший с должности комсомольского работника штаба флота и изредка посещавший подводную лодку, а так сидевший в своей каюте и занимавшийся вечными государственными делами. Он вышел из своей каюты, потребовал, чтобы я прибыл к нему, а когда я зашел в эту наполненную великими мыслями классиков марксизма атмосферу, начал учить. Ну если бы он учил практике изучения великих философов, или потребовал на память процитировать что означает демократический централизм - любимый вопрос всех партийных комиссий, а то он начал сгоряча объяснять, как надо стоять дежурным по подводной лодке. И как гласит один из законов Мэрфи - Кто не знает, тот учит, то меня начали учить. Почему-то маленькие политические вожди всегда учили нас всему. Не имея представления о сути вопроса, даже мало-мальски знаний: устройства гальюна - первого и основного устройства, которое должен выучить подводник, чтобы не быть заляпанным, извините за выражение, говном, и все равно дай поучить. Взыграла тут моя молодая штурманская кровь, вся перенасыщенная нервной энергией и ... Я достал из кармана повязку дежурного по пл и протянул ее молодому розовощекому, стройному и гладкому замполиту со словами «если ты лучше меня стоишь дежурным по подводной лодке, возьми и заступи». Обидно - единственные офицеры, которые ничего толком не умели, но всех учили, никогда в своей жизни не стояли дежурными ни по камбузу, ни по пл, ни даже начальниками патруля. После этих слов с обидой в душе я ушел в общагу. Зашел в свой номер, закрыл его и до утра никому не открывал. Ночью мучила совесть, ведь он, гад, замполит, на вахту не заступит. А лейтенант Влад вторые сутки стоит дежурным. Долг, честь, обида, все так перемешалось в то время, что наутро я был злой на себя, что поддался своему замполиту и выплеснул на него пар. Я понимал только одно: я просто поступил низко - не сменил с дежурства офицера. Это для меня было самое недостойное. Я казнил себя, и до сих пор это самое плохое, что я совершил по службе и висит тяжелым грузом на совести.
А утром революционная тройка собралась - командир, замполит и секретарь партийной организации и судили-рядили, что делать со мной, и порешили исключить меня из партии. Как понимаете, это было самое страшной для военного человека. Его карьера могла закончиться раз и навсегда - пятно на всю оставшуюся жизнь...
Вот все и началось. Началось избиение младенцев. Выступления товарищей начальников было твердо. Изгнать из рядов. Уничтожить. Чего я только не испытал в душе, позор и жалость к себе. Мне было предоставлено слово. Признавая свой неблаговидный поступок, я согласился с любым наказанием, которое мне вынесет партийное собрание, даже с исключением из партии. Но не согласен с одним - чтобы меня учил офицер, который ничего сам не знает, ни разу не стоял дежурным по подводной лодке, офицер, который об ее устройстве имеет такое понятие, которое имел первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев: «Ну и колбаса, начиненная механизмами...»
После политически разгромной речи командира и поддерживающих его офицеров я понял, что все решено - быть мне беспартийным. Судьба поворачивалась одной из своих соблазнительных сторон, называемой попой, и тут...
Встал молодой лейтенант - командир электронавигационной группы, тот самый офицер, которого я не сменил. До сих пор я помню этот момент. Лейтенант, который должен был быть запуган службой в свой первый год службы, который должен был быть послушным командованию и быть мягким как пластилин, т.е. не иметь своего мнения, оказался своенравным. Говорил он недолго, пафоса в речи не было, в ней были два предложения: первое - неожиданное для того времени, предложение идущее вразрез с предложением начальников - «За самовольный уход со службы вынести выговор без занесения» и второе... если офицер ничего не знает на подводной лодке, то нечего ему других учить...

Прошло много лет. Лейтенант вырос, стал командиром подводной лодки, награжден двумя орденами. Но для меня он всегда останется Владом...

november16

Гауптвахта

Гауптвахта, да. На ней мне довелось побывать дважды, в одном и том же гарнизоне с горьким названием Калинка, что близ Хабаровска. Аэродром, при нём два авиаполка (истребительный и штурмовой), чуть в стороне посёлок с казармами, клубом, жилыми домами и героиней нашего рассказа. Нет, я, конечно, понимаю, что это провинциальное заведение не может сравниться с первоклассными учреждениями трёх столиц, с их продуманно-бугристыми стенами карцеров, наполненных изысканным ароматом концентрированной хлорки, но тем не менее. Чем богаты, тем и рады. Тем более, что я умудрился попасть на губу достаточно оригинально - в свой первый день в части и в предпоследний день службы.

Итак. Диспозиция. Зима восемьдесят третьего года. Я призван в армию после первого курса химического вуза и только что прибыл в часть после Наро-Фоминской учебки. Нахожусь в состоянии культурного шока. Все вокруг с голубыми погонами и отчего-то недружелюбно косятся на мои чёрные. При отдании чести строевым никто не рубит. Еда отвратительна (в учебке и солдаты и офицеры ели из одного котла, только в разных залах). Моя должность лаборанта по контролю качества авиаГСМ занята вольнонаёмной бабой Дуней вкупе с лабораторией. Я сижу в доме при основном складе топлива, перешиваю погоны и охреневаю от внешнего вида парочки старослужащих в составе Узбека и Туркмена. Затасканные технички в компании с обрезанными валенками и выглядывающими из-под х/б свитерами никак не монтируются с образом советского воина и передачей "Служу Советскому Союзу". Я до сих пор не видел своего непосредственного начальника, а моя шинель чудесным образом превратилась в нечто порыжелое третьего срока носки. Стараниями обаятельного писаря при штабе. Под предлогом того, что мне она и на хрен не нужна, а у достойных людей дембель не за горами. Плюс ко всему - я москвич. И уже начал догадываться, что это очень, очень плохо.

Поздний вечер моего первого дня в части. Я мечтаю о койке и размышляю о двух вещах: кто и в какой форме из имеющихся в наличии рядовых подаст команду "отбой" и как делятся две койки на троих. Но кровать в эту ночь мне не понадобилась. Подъехал некий усатый ефрейтор и в доме разгорелась оживлённая дискуссия. Темой её оказалась отсутствие достаточного количества спирта в распоряжении славной троицы, сетования на хитрожопость некоего общего дядюшки и разработка комплекса мер по скрытному проникновению в спиртохранилище. Необходимым элементом в технологической цепочке оказалась паяльная лампа, за коей я и был направлен в сарай на складе. Вооружённый подсевшим фонарём, кратким инструктажем о недопущении открытого огня и невнятным советом позвать часового, я отправился навстречу увлекательному приключению.

Стоя у гостеприимно распахнутых ворот и изучая панораму из кривоватых рядов цистерн и связующих их трубопроводов, я безуспешно выкликал часового. Моя свежеобретённая шинель и не пыталась бороться с морозом, я замёрз, плюнул и решил, что часовой в этой неправильной части наверняка вещь условная и необязательная, а нужный мне сарай - вот он, в двух шагах от ворот. И я сделал эти шаги, открыл тугую дверь и погрузился в поиски заветной лампы, подсвечивая себе издыхающим фонариком. Долго ли, коротко ли, на морозе в тёмном, забитом разными железяками сарае и не разберёшь, но в конце концов искомая паяльная лампа была обнаружена. В количестве двух штук. Не долго думая, я взял обе и стал наощупь пробираться к выходу. Ну да, от фонаря уже не было практически никакого толка. И вот передо мною дверь, а это значит, что через пару минут я окажусь в тепле. Занятые руки, холод и общее охренение вылились в сильный удар ногой по двери. Далее всё произошло очень быстро.

Дверь распахивается и ударяет во что-то мягкое, выстрел, меткий бросок паяльной лампой в это что-то, второй выстрел, я падаю, рёв "стойстрелатбуду", мой вопль "я за паяльной лампой!". Занавес.

Как выяснилось, доблестного стража таки достиг мой зов, но к тому моменту, когда он добрался в своём тулупе до ворот, я уже был в сарае. Услышав возню внутри, опора Востока дослал патрон и занял стратегическую позицию прямо напротив двери сарая, что привело к соприкосновению его кокарды с дверью, пальбе в падении и стремительной левитации лампы. Что было с часовым далее - мне не ведомо, а я в результате отправился на губу.

На гауптвахте мой шок повысил свой градус, чего не скажешь о температуре в камере. Нет, отопительные трубы присутствовали, и даже были теплее окружающей среды, но и только. Мы с моим соседом-литовцем откровенно давали дуба, пытаясь согреться в движении, но время шло, силы кончались и ноги уже не держали. И вот мы привалились к стенке, сидя на корточках, и я толкаю идею о том, что надо лечь на топчан в обнимку, накрывшись двумя шинелями. Отголоски моего невеликого походного опыта, когда мы состёгивали несколько спальников в одну большую "могилу". Так гораздо теплее. До Литовца мысль доходит, но несколько претит и он неуверенно возражает. М-да. И погоны ведь у нас были голубые, соображаю я сейчас. И вдруг происходит чудо! Истинное явление тепла моей спине! Стена, к которой я прислонился - тёплая! А у пола так и вообще горячая!

Я даже не могу вспомнить, как мы проделали лаз в соседнюю камеру. Стенка в один кирпич, плохой раствор и жажда тепла как-то сами породили замечательное отверстие в райскую страну. Её многоопытные обитатели обладали тэном и куском провода, при помощи которого подключились к патрону лампочки. Эти небожители добродушно встретили Монте и Кристо и поделились с нами местом на мягчайших топчанах, изготовленных искусными краснодеревщиками. Одалисок не было. Но мы явно были на седьмом небе, никак не ниже.

Поутру караул был несколько удивлён пустоте в камере, но мы упорно придерживались версии о том, что нас изначально разместили в соседнем номере. Это вполне прокатило, заложенный лаз никто не заметил.

Через неделю работы в угольной кочегарке я вернулся в дом у склада и познакомился с таинственным дядюшкой. Им оказался ст. лейтенант Дедюшко, начальник службы ГСМ. Он долго вздыхал, рассматривая меня и так и этак, а смысл его речей сводился к тихому омуту, нежданно свалившемуся на его многострадальную шею, на которой и так полно архаровцев и прочих башибузуков. Я был несколько удивлён, потому как считал себя спокойным и вежливым юношей, соблюдающим устав и дисциплину. Но, как показали дальнейшие события, Дедюшко был тоже прав.

А кусок доски с пулевым отверстием мне подарили на день рождения в следующем году.

...продолжение следует