Залетные гости

Где-то через полгода после начала работы в ГА, летом 1990, в очередной раз приближаясь на служебном автобусе к родному аэропорту, увидел на обочине длиню-ю-ю-щуюю колонну автотехники с покрашенными в хаки кабинами. На вопрос к соседям по автобусу: - К чему бы это? - был получен ответ: - Вояки летать будут. Уже на вертолетном участке техник-бригадир Шура Колора... т.е. Новоградский рассказал, что примерно раз в полгода летчики разведполка фронтовой авиации из-под Одессы отрабатывают упражнение "Посадка на незнакомый аэродром", и к нам прилетят Су-24МР! Естественно, работа по ремонту сельхозаппаратуры Ка-26 велась вполсилы в предвкушении посмотреть вблизи на работу военных "Сушек" (на земле я уже успел внимательно рассмотреть Су-24М во время выставки на Центральном аэродроме (Ходынке) в августе 1989). Когда около 10 утра пронеслось "Скоро прилетят!", я отпросился у начальства (бывшего техника звена фронтовых бомбардировщиков Валентина Васильевича Проскурякова, начинавшего службу на Пе-2 и попавшего под "миллион-двести" на Ил-28) и выдвинулся на строящуюся стоянку спецтранспорта, откуда открывался почти наилучший обзор (лучше было только вблизи полосы или на КДП). По разморенному жарой аэродрому изредка проползали жаждущие пива работники АТБ, да на перроне готовили к вылету на (ЕМНИП) Ростов Як-40, а в остальном авиаотряд казался вымершим...
Вот на юго-западе чуть левее створа полосы показались две точки и стали приближаться, заметно снижаясь. ВОХР'овец, стоявший на вышке у края будущей стоянки повернулся в сторону приближающихся бортов и стал внимательно всматриваться в увеличивающиеся силуэты. По условиям упражнения пилоты должны были пройти вдоль полосы несколько справа от нее, чтобы визуально убедиться в хорошем состоянии покрытия ВПП, а уже со второго круга поодиночке приземлиться. Итак, самолеты летят в направлении на караульную вышку, при этом снижаясь, снижаясь, снижаясь, снижаясь... Боец ВОХР смотрел, смотрел, смотрел... и вдруг "посыпался" по лестнице вниз... Пара прошла практически над вышкой на высоте 60-80 м и слитный грохот четырех АЛ-21Ф всколыхнул дремлющий аэропорт... Изо всех незапертых дверей (а особенно из помещений, снабженных кондиционерами) повалили работники авиаотряда, от мойщиц до начальника АТБ( авиационная техническая база - КБ). Получив утвердительный ответ на вопрос: "Что, вояки прилетели?" люди подтягивались за хвосты Ан-2, расположенных на стоянках вдоль МРД (магистральная рулежная дорожка - КБ). Минут через пять на краю бетонки МРД и прилегающей к ней траве толпилось человек триста - практически все, незанятые в срочных работах. Вот первая "Сушка", расправив крылья, аккуратно притирается к дальнему краю полосы, позади раскрывается тормозной парашют, машина пробегает до "кармана" у старого конца полосы (за несколько лет до этих событий полосу удлиняли с 2000 до 2500 м), сбрасывая по дороге уже не нужный матерчатый воздушный тормоз, пока аппарат разворачивается в "кармане", на полосу из "Урала" у второй РД выскакивает солдатик и подбирает сброшенный парашют. Самолет проруливает обратно по полосе и заезжает на половину крайней стоянки для самых больших гражданских бортов (Ту-154), Су-24 ставили по два на одну стоянку. Когда он проруливал мимо стоящего на третьей стоянке Як-40, "окурок" явно накренился в сторону разведчика, наверное все пассажиры прилипли к иллюминаторам левого борта. Следующая "Сушка" коснулась полосы так же красиво, как и первая, но парашют не сбросился и самолет протащил опавший купол на стоянку. Вторая пара подошла минут через десять после первой, прошла поперек полосы заметно выше (метрах на трехстах) и села, привлекая гораздо меньше внимания, часть народа, вспомнив о жаре, разбрелась по кондиционируемым помещениям. Подойдя поближе к перрону, я с интересом посмотрел на суетящихся у самолетов молодых штурманов, лично (под контролирующим присмотром техсостава) заправлявших светло-серые военные борта от бледно-желтых гражданских ТЗ-22, рассказал технику-заправщику, удивленному емкостью военных самолетов ("Куда столько влазит, машина короче Ан-24, а вместо трех тонн берут девять с половиной!") о расположении баков Су (вычитанном годом ранее в библиотеке МАИ), с разрешения техника, пока кормили экипажи (обед привезли с собой на отдельном автобусе), с подвесной лестницы-стремянки рассмотрел кабину, и вот взлет...
Вернее ВЗЛЕТ!!!
Один за другим с небольшим интервалом выруливают сразу ДВА борта (в ГА меньше 150 м - опасное сближение, а тут между одновременно взлетающими самолетами метров 40-50), выстраиваются, запрашивают разрешение на взлет...
Степь вздрагивает от ГРОХОТА ФОРСАЖА, за соплами вытягиваются бледные в полуденном солнце конусы пламени, самолеты разбегаются, отрываются и слитно строем резко лезут вверх градусов под 30-40 к горизонту. Через несколько минут шоу повторяется и снова выползшие на жару зрители стали расходиться, обсуждая впечатления...
Автоколонна еще формировалась, когда мы уезжали в город в 17.10...
Пока был Союз, мы полюбовались подобными картинами еще раза четыре, а потом лишь изредка видели "Сушки", заходящие на полосу Николаевского АРЗ (авиаремонтного завода - КБ) в полусотне километров от нас...

Гауптвахта2

Второй раз на гауптвахту Калинки я попал аккурат перед дембелем. К этому времени я сидел себе на прапорской должности в чине сержанта, получал баальшие деньги в двадцать пять рублей и спокойно донатаскивал сменщика до кондиции. Только что прошли майские праздники, мерзкая хабаровская зима сгинула, зазеленели даже кочки в керосиновом болоте позади стоянки централизованной заправки. Жизнь была прекрасна и восхитительна, что неудивительно в двадцать лет на фоне близкого дембеля. И вот, под наплывом этих чувств я и решил прогуляться до гарнизонного магазина.

Обстановка походу вполне благоприятствовала. Полётов в этот день назначено не было, закачки топлива - тоже. Правда, могли поднять в воздух дежурное звено, а за себя никого не оставишь - моего напарника забрали малярничать на главный склад. Ну да это не беда. Взлёт я услышу, пока звено отработает, пока сядет, пока их заправит дежурный топливозаправщик и прикатит ко мне на водопой - я вполне успею доскакать лёгкой рысью до ЦЗ*. С явным запасом по времени. Засада оказалась в другом. Аэродромная техническая служба в реально действующей части близ границы не слишком располагает к соблюдению формы одежды. Авиационный керосин довольно агрессивен, подаётся под большим давлением и всегда найдётся слабое место. А, к примеру, подошвы сапог от контакта с ним разбухают, рвутся по линии гвоздей и приходят в полную негодность. Что никак не колышет старшину. А облитую топливом форму нужно немедленно переодеть, иначе заработаешь неслабый ожог. Поэтому мы всеми правдами и неправдами добывали себе сменную одежду и особенно берегли сапоги. Добавим в рецепт толику близкого дембеля и получаем меня на гарнизонном подиуме в остромодном наряде. Практически hand made. Синяя техническая куртка с закатанными рукавами. Бывшие технические брюки, превращённые в длинные шорты, ибо жарко. Повязка на голени, ибо не уберёгся. Кеды. Авоська с банкой сливового компота и прочими печеньями в левой руке. Мороженое в правой. Комендант гарнизона прямо по курсу. Как и следовало ожидать, из-за занятости рук и отсутствия головного убора я не смог его толком поприветствовать. Вероятно, именно поэтому он оскорбился и отправил меня прямиком на губу, не соизволив выслушать мои предостережения насчёт дежурного звена.

Гауптвахта на сей раз приняла меня вполне гостеприимно. Не сумев изъять у меня ремень за его отсутствием, караул предоставил мне режим наибольшего благоприятствования, заключавшийся в открытой камере и свободном доступе во внутренний двор. Сидя на лавочке, я курил и грустно размышлял о явно отодвинувшемся дембеле. Но чу! Далёкий сдвоенный грохот движков оповестил меня о взлёте дежурного звена, визуальное наблюдение это подтвердило. Прикинув кое-что кое к чему, я зашёл в щель между стеной и сараем, перелез через стену в распоре и побежал к аэродрому. Я, конечно, разгильдяй, но разгильдяй ответственный. А отсидеть я решил попозже.

Как не странно, отсидеть мне не пришлось. Мой шеф, уже капитан Дедюшко, откупился от коменданта канистрой нормального** спирта, вздохнул и организовал мне срочную демобилизацию. Вероятно, он вспомнил все мои редкие, но очень меткие эскапады и решил не искушать судьбу. Через три дня я сидел в самолёте, направляющемся на запад.

*ЦЗ. Централизованная заправка. Авиационная стоянка, оборудованная колонками с заправочными "присосками" и пистолетами. При ней расходное хранилище топлива и насосная станция.

** Нормальный спирт. Будучи одолеваем просителями и пронырливыми бойцами, капитан Дедюшко стал добавлять в спирт фенолфталеин, он же пурген. Это не портило его характеристик, но позволяло вычислить расхитителя и попортить жизнь наглому просителю или проверяющему. Для целевого использования имелась отдельная тайная бочка на моём складе.

Собственно, тот самый Хабаровский аэродром Калинка...

http://maps.google.com/maps?f=q&hl=en&ie=UTF8&om=1&z=14&ll=
48.413251,135.416622&spn=0.039594,0.099907&t=h

ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

В АВГУСТЕ 91-ГО...

В окружающем особняк мире раскручивалось новое непривычное бытие. Под стукоток пишущей машинки наступили смутные 90-е. Мы не будем впускать в наш двухэтажный мирок все, что бурлило на улицах, разбивалось и теряло силу у подворотни - арки между поликлиникой и гостиницей, - докатываясь до крыльца нашего особняка мелким прибоем. Но кое-что из этой мелочи до сих пор позвякивает в кармане памяти...
Был август 1991 года. А точнее - то самое его число, когда в телевизоре стучали пуантами маленькие лебеди. В этот день сторож был на посту, и увиденное в телевизоре встревожило его, как и всякого, хлебнувшего воздух свободы, гражданина. Но особенно сильно сердце его забилось от объявления: сдать в кратчайшие сроки оружие и боеприпасы, находящиеся на руках у граждан. На руках, а вернее, на антресолях у гражданина Х. находилась небольшая, но тяжелая картонная коробочка, в которой, если ее открыть, можно было увидеть такие приятные, поблескивающие желтым, тельца патронов к пистолету Макарова, плотно вставленные в картонные гнезда. Коробочка была не нужна сторожу, поскольку оружия он не имел, упустив случай купить в Ташкенте потертый ПМ всего за полтинник. Но коробочка, когда он открывал ее, освежала его память, - он подносил ее к лицу и, закрывая глаза, вдыхал запах окислившегося металла, вспоминая...
Впрочем, вспоминать сейчас нужно о другом, - о том, как эта коробочка попала в его добрые руки. Однажды он зашел к сестре за своими книжками, и она сказала:
- Смотри, что дочь нашла за твоими книжками...
- Это не мое, - удивился он, увидев коробочку. - Еще нужно подумать, откуда это у вас... - и подумал, что боеприпасы принадлежат сестриному мужу, фрезеровщику, который, наверняка, смастрячил пистолет на своем оборонном заводе - ножики его изготовления (выкидные лезвия, потайные кнопочки) он уже держал в руках. - Спроси у мужа.
- Спрашивала уже, он сказал, что это ты с войны привез. Да и зачем ему?
Когда зять пришел со смены, сторож спросил прямо и при сестре:
- Это мое?
- А чье же! - ухмыльнулся родственник. - Мое что ли?
- То есть, - сказал сторож, улыбаясь, - я могу это забрать? И ты не будешь в претензии?
- А то, - улыбнулся родственник, понимая, что они понимают друг друга. - Никаких претензий, это же твое!
...И вот теперь, так неожиданно обретенная память о войне подлежала сдаче. Но сдавать такую малость он, конечно, не собирался, - начнутся расспросы, на которые устраивающих обе стороны ответов не было. Сторож упаковал коробочку в полиэтиленовый пакетик, положил в сумку и понес к своему особнячку. Путь был недалек, но тревожен, - мерещились патрули, ранний комендантский час, заготовка «вот, нес сдавать», а то и погоня со стрельбой и в итоге - распростертое у крылечка тело и раскатившиеся от руки преступника патроны (помнишь, как они валялись на зеленом сукне бильярда в дежурном домике после очередной партии карамболя?)...
Выбирая тротуары побезлюднее, он дошел. Оглядевшись, забрался под лестницу, ведущую на балкончик, вырыл щепочкой ямку, опустил туда свое сокровище, закопал, прикрыл дерном. Больше он этих патронов не видел. Через неделю туда свалили бревна, потом пришла зима, за ней - весна, потом пришли рабочие и построили там пристрой...
Но августовский день продолжался. Обсуждая методы народного сопротивления, оба сторожа, забравшись на крышу своего особняка, шарили по листам кровельного железа, ища щель, через которую недавний дождь залил один из кабинетов. Они сидели на теплой крыше, прихлебывая пиво «Шихан». Наступал вечер, краснели облака, ветерок шевелил кроны дерев у их ног.
- Хорошо! - вздохнул У. - Но что теперь со свободой-то будет? Заставят на работу устраиваться, опять эти комскомитеты, месткомы, овощные базы...
- Ну! - поддержал Х. - А главное, нахрена я все это писал? Теперь точно не напечатают! А с другой стороны - сами виноваты, сидим тут, вместо того, чтобы под танки бросаться с привязанными гранатами.
- Не, - сказал первый, - мы лучше других с привязанными гранатами будем бросать, - за руки, за ноги...
- С криками: «За родину!»...
За смехом они не услышали, как заскрипела лестница, но когда по крыше загремели шаги, замолчали и переглянулись:
- Уже идут...
Это и в самом деле был гэбэшник. Но бывший - да еще из той категории, что любима народом, - тянул службу на Амуре пограничником. Он был миниатюрен, красив, шутлив, доверчив и добр, - сейчас бы я сравнил его с капитаном Воробьем, - и, как это часто наблюдается в природе с мелкими самцами, любил общаться с большими самками. Вдобавок, он был напичкан самой разнообразной информацией - где, что и почем можно достать, - даже вертолет (понижая голос: несколько машин в Сумгаит прошли через наши руки). А еще он любил рассказывать о своих предпринимательских планах - скоро мы развернемся, я построю дом для своих сотрудников, там будет подземный гараж, бассейн на крыше, на первом этаже - весь бытовой сервис - люди должны работать и жить в кайф... Дело пока было в самом начале, и фирма не имела даже своего офиса. Вот по этому делу Камиль (назовем его так) и вскарабкался на крышу в столь суровый день.
- Привет, еле вас нашел, - начал он, выползая из-за печной трубы на четвереньках (крыша была крутой и скользкой). - Ну как, Шамиль, говорил с мамой? Дает она мне в аренду комнату под офис?
- Камиль, глотни пива, хватит метаться, - сказал сторож Х. - Какая аренда, забудь это слово уже!
- Не разрешили? - приуныл Камиль.
- Да при чем тут... Не видишь, что в стране творится? Усе пропало, гипс снимают, клиент уезжает...
- Ничего не понимаю - что случилось-то?
Сторожа переглянулись.
- Ты откуда упал на нашу крышу? Танки в Москве! Максим Соколов сейчас кричал - танки, танки, прощайте, господа! Комендантский час, Горбачев арестован, - реакционный переворот, Вандея, блин!
И глядя на недоверчиво улыбающееся лицо товарища, они рассказали о событиях. Сторож Х. добавил:
- Странно, что ты ничего не знаешь при твоих связях с конторой. А может, ты нас вербовать пришел? Так мы согласные! А если и правда ты в неведении, то строй легенду для своих - мол, внедрялся в бизнес, чтобы развалить изнутри...
- Ну ни хрена себе, если, конечно, не шутите, - сказал Камиль. Он сел на конек верхом, глотнул полбутылки пива и закурил. - И ведь что, сука, обидно - целый день с народом, - с самым разным! - и хоть бы одна сволочь сказала! Всем все похуй! Вот и борись тут за их счастье...
Вечерело. Трое сидели на крыше и смотрели, как заходит солнце свободы...

(продолжение следует)

Государственный Эрмитаж (сериал).

«Весело было нам...»

Рассказал мне эту подлинную историю один сотрудник Эрмитажа, засвечивать имя которого я не хочу. Потому что он и поныне работает в музее, занимая там немалый пост.
Где-то в самом конце перестройке, в конце 80-х, руководство музея решило устроить под Новый год бал-маскарад. Само мероприятие проходило в Актовом зале, для переодевания в маскарадные костюмы директор музея (тогда им был не Пиотровский) предоставил женщинам свой немалый кабинет, а напротив, в кабинете заместителя директора, переодевались мужчины. И вот, «раздали маски кроликов, слонов и алкоголиков», грянула музыка, началось веселье. Может, тот бал был и не так роскошен, как при царях, но все же, бал есть бал.
А тем временем. В Эрмитаже постоянно несли службу сотрудники милиции из специального батальона. И вот один из них закончил свою службу ровно в 20.00, сдал все дела, разоружился, сдав пистолет в оружейку, и пошел восвояси. Проходя по Директорскому коридору, увидел бал в Актовом зале. Поскольку спешить ему было некуда, службу закончил, а впереди два выходных, он решил пойти на бал, потанцевать. Форма, особенно военизированная форма, всегда придает особый шарм мужчине, делает его подтянутым, мужественным, привлекательным в глазах девушек. А потому наш мент пользовался успехом у барышень, они охотно танцевали с ним, а с одной он даже обменялся номерами телефонов и договорился о свидании.
Когда я рассказывал эту историю своим знакомым, обкатывал ее устно, одна из слушательниц воскликнула:
- Никогда! Никогда культурная барышня, работающая в Эрмитаже, бастионе мировой культуры, не пошла бы танцевать с простым ментом!
Э-э-э... не скажите, не скажите. Не факт. Да и что значит «простой» мент? Кто из так называемых «простых людей» на самом деле прост, покажите мне пальцем?
И кроме того, в Эрмитаже, помимо служителей высокого искусства есть еще технические работники: энергетики, электрики, связисты, гараж, мастерские, ремонтно-эксплуатационная служба, сигнализация, электронщики, и наконец: уборщики залов и территории, озеленители, строители, охранники (это помимо милиции, своя, музейная охрана), смотрители залов и многие, многие другие. И эти технические службы составляют не много не мало, а половину сотрудников музея. Так что было с кем потанцевать милиционеру.
Так вот, в самый разгар мимолетно завязавшегося, но бурно развивающегося романа, к милиционеру, извинившись перед его дамой, подошли трое суровых, мрачных и решительно настроенных молодых искусствоведа. И предложили выйти в коридор, потолковать об искусстве. В частности, чем отличается позднее треченто от раннего кватроченто, а также обсудить библейские мотивы во фресках Джото и живописи Рафаэля.
Менту, как и любому другому на его месте, стало несколько неуютно.
Но! Трусить милиционеру не только стыдно, но и не положено, работа у него такая. Не может пожарный сказать: «Я боюсь идти тушить огонь». Не может монтажник-высотник бояться высоты. (Гы! А на моей памяти был такой высотник. На стреле моего крана с блока слетел трос грузовой каретки. Пришлось взять монтажный пояс у того «высотника», подцепиться им за стрелу крана, это был КБ-503, и заправить трос на ролик. Было это на высоте примерно 53 метров, выше 16-этажного дома, который мы там, на улице Маршала Захарова строили, примерно на пару этажей.)
А тот милиционер был настоящий мент, профессионал. А потому не мог он отказаться, струсить. Это ж позор будет, на всю питерскую милицию.
И он бодро кивнул головой, что, мол, всю жизнь мечтал потолковать с настоящими специалистами об искусстве Ренессанса.
Если вы, уважаемые читатели, ждете дальше рассказ о том, как храбрый мент с помощью бокса, самбо и карате раскидал этих эстетов, то вы таки сильно заблуждаетесь и ничего не понимаете в современном искусстве. Нынешние молодые искусствоведы музея, как правило, вовсе не хлипкие сутулые очкарики. А наоборот, ребята крепкие, спортивные, многие из них занимаются греблей на байдарках, скалолазанием, парусным спортом, прыгают с парашютом, а в обеденный перерыв, если теплая погода на улице, играют в волейбол в одном из двориков музея, как раз из окон Директорского коридора видна натянутая сетка.
Некоторое время спустя, уже другой милиционер, неся службу по охране музея, то есть при оружии, обходил коридоры и служебные помещения музея. Те из них, что не запирались на ночь. И увидел он в Директорском коридоре поразившую его картину: трое крепких, сильных не только духом, но и физически, сотрудников музея с высшим эстетическим образованием били милиционера головой об батарею. Вбивали ему в башку чувство прекрасного. Вы можете возразить: как же так, втроем на одного, некрасиво, неблагородно... А не скажите, сотрудники музея были людьми всесторонне образованными, и знали, что для успешного нападения атакующая сторона должна иметь минимум трехкратное превосходство над силами противника, так что все по науке.
... Насколько все-таки хрупок и тонок слой культуры и воспитания в людях. Рафинированная интеллигенция, искусствоведы, сотрудники музея с мировым именем - а туда же, не трогай наших девок. Как в деревне, ей-ей.
Второй мент, тот, что был на службе, криком и действием пытался прекратить избиение своего коллеги, но разъяренные служители муз небрежно отшвырнули его, как котенка, и тот проехался носом по ковровой дорожке, оросив ее кровью из разбитого носа.
Дубинок, этих могучих демократизаторов, рычагов перестройки, тогда в музее милиционерам не давали. (Кстати, в НИИ спецматериалов, где разработали милицейские дубинки, они проходят как изделие «Аргумент». Не откажешь в чувстве юмора разработчикам этого НИИ!) И тогда мент вытащил ПМ из кобуры, и с криком: «Стой! Стрелять буду!» выстрелил два раза в потолок. (Уже когда я сам работал в музее, мне показывали эти следы от пуль на потолке Директорского коридора).
На выстрел сбежались люди с бала-маскарада, прибежали также вызванные по телефону охранники и наряд милиции, разбушевавшихся искусствоведов, наконец, уняли.
Что было потом? Ну, руководство музея вело долгие, трудные переговоры с командованием милицейского батальона. Ведь как ни крути, а это нападение на милиционеров, один из которых к тому же был при исполнении. В конце концов, скандал замяли, уголовное дело заводить не стали. Те служители искусства принесли официальные извинения побитым ими ментам, а неофициально - еще и поляну им нарыли.
Новогодние балы-маскарады в Эрмитаже больше не устраивали.
PS:
Богданову Алексею Валентиновичу, заместителю ген. директора Эрмитажа: Леша, спасибо за классный сюжет! При случае - с меня пиво.
:)))
PPS: Треченто и кватроченто - так в искусствоведении именуются, соответственно: 1300-е и 1400-е годы эпохи Возрождения, или Ренессанса.