Сигизмунд

Он появился на пароходе внезапно и ниоткуда.
Время было послеобеденное, и немногочисленное население танкера ВТН-35 подтягивалось на корму для принятия процедуры дневного перекура. На корму выходили и некурящие, чтобы посмотреть шоу под названием: «втягивание дыма из Трубы» в исполнении боцмана Горыныча. На самом деле боцман был росточка небольшого, да и на вид тщедушен, хотя опыта в матросском ремесле ему было не занимать, но его любимая трубка размером с кулак Майка Тайсона вызывала у окружающих бурный восторг, и иначе как «Труба» на судне не именовалась.
Итак, он сидел на крышке контейнера для сухого мусора и пристально вглядывался в открытую дверь камбуза, совершенно не замечая стоящих поодаль моряков. Раскрасневшийся у плиты кок вышел проветриться и поговорить с народом о наболевшем, вот тут-то и был замечен новый пассажир. Совершенно обычный, буровато-чёрный, с полосатым хвостом, большой круглой головой и загнутыми кончиками ушей, он внимательно глядел на судового повара, и его настороженный взгляд без комментариев говорил о том, кого здесь он считает главным.
Кот смотрел на кока, а кок смотрел на кота. Молчание затянулось на какое-то время, все следили за тем, что могло произойти. Кот сидел, казалось бы, совершенно спокойно, но со стороны чувствовалось, что взведённая в нём пружина может распрямиться в любой момент, включая и момент запуска в него какого-либо предмета с пожарного щита, к чему он явно привык и был всегда готов. Вообще хвостатый производил впечатление зрелого бойца.
Из кают-компании доносились звуки работающего телевизора, шла передача про полярного лётчика Сигизмунда Леваневского.
- Напрасно дежуришь, Сигизмунд, халявы не будет, - совершенно спокойно, как будто обращаясь к человеку, а не к животному, сказал повар. Кот грациозно спрыгнул с контейнера и исчез в щели между фальшбортом и ящиками с ЗИПом, принайтованными к палубе.
Моряки, закончив моцион, уже расходились по работам, как тут, опять непонятно откуда, возник кот с большущей серой крысой в зубах. Опять запрыгнув на облюбованное место, он положил добычу перед собой, после чего расположился рядом, чинно поставив передние лапы вместе и прикрыв глаза. Народ от удивления раскрыл рты, послышались одобрительные слова в адрес охотника. Кок молча удалился и снова вышел на корму с миской жареной рыбы, оставшейся от обеда, и плошкой воды.
- Дракон, я не против, - сказал повар, не без робости почесал кота между ушей, поставил перед ним миски и удалился мыть посуду.
Кот ел с чувством собственного достоинства, и было видно, что жареная рыба ему нравится больше, чем дохлая крыса. Он вылизал миску и заурчал под тёплыми апрельскими лучами.
- Ну, ты герой, Сигизмунд! Пойду к мастеру, замолвлю за тебя словечко, - с уважением сказал боцман и пошёл с докладом к капитану.
Капитан был не против кота с такими деловыми качествами, несмотря на то, что танкер ходил под флагом вспомогательного флота и был приписан к Лен. ВМБ, то есть порядки были вполне военно-морские, хотя и с большей долей либерализма. Судно давно стояло у причала Морского завода, работы было не много. Время было «кооперативное», и корабли истребляли эскадрами, разрезая «на иголки» или, взяв «за ноздрю», тащили в сторону Индии на разделку. В этом случае иголки становились импортными, а выручка более зелёной.
Пожеланий относительно имени животного ни у кого не возникало, и кот так и остался Сигизмундом. Крысы, которые до сего момента ходили по палубе, особо никого не опасаясь, особенно по ночам, были явно огорчены и борзеть перестали, а вскоре и вовсе исчезли. Деловая хватка и профессионализм животного был явно налицо. Экипаж проникся к Сигизмунду таким уважением, что ему было изготовлено специальное место в углу рубки перед окном, в которое последний любил смотреть на переходах. Капитан сидел рядом в кресле и чесал коту башку, что ему особенно нравилось. Если случалось попадать в качку, кот ратопыривался всеми лапами по углам и спал, не проявляя даже намёка на проявления морской болезни.
В общем, Сигизмунд оказался своим парнем. Он как-то очень быстро научился отличать своих от чужих. На стоянке кот частенько составлял компанию вахтенному у трапа, и, сидя на планшире, спокойно пропускал на борт членов экипажа, при этом яростно шипел на посторонних.
Экипаж танкера в основном состоял из людей, специально обученных в учебных заведениях вспомогательного флота ВМФ. Комсостав, как правило, имел за плечами Ломоносовское мореходное училище ВМФ (в простонародье - Ломаныга), а рядовые моряки приходили на судно после Кронштадской мореходной школы того же ведомства. Люди, хоть и считались по сути гражданскими, были приучены к военно-морской дисциплине. После этих учебных заведений они должны были отработать на вспомогательном флоте соответственно 5 и 3 года, после чего не подлежали призыву на срочную службу, но государство оказалось хитрее, и народ был вынужден сидеть на мизерной зарплате до 27 лет. Хотя в качестве компенсации им ещё продовольственный паёк полагался. Моряки постепенно привыкали, и многие так и работали до пенсии на одном судне.
Вся беда была в том, что вспомогательным флотом командовали всё же военные, а у этих ребят в голове тараканы другой породы. Одним из самых неприятных экземпляров из банды руководителей вспомогательного флота был флагманский штурман базы капитан 1 ранга Ромашкин. Отъявленный строевик, болезненно переполненный чувством собственной значимости, считал себя гениальным навигатором и упивался сознанием этого, до изнеможения долбая моряков за всякую ерунду. Все проверки и инспекции судна, как правило, заканчивались безутешными воплями с коротким содержанием: «Шайза, всё пропало, идём ко дну!!!» Его жизненная позиция была проста, как газета «Гудок»: «Куда матроса не целуй, везде задница».
Так что покраска зимой обледенелого фальшборта к приходу очередной инспекции, проверка тумбочек по каютам, наказание моющихся в душе вне расписания, замер остатков груза в танках миллиметровой линейкой на волнении и прочие маразмы имитации флотской службы стали для многих вполне обычными. Особенно штурманам казалось диким требование нашего Магеллана при работе в закрытой части порта и Морском канале постоянно отмечать в вахтенном журнале, какими курсами движется судно и делать прокладку. Постепенно все притерпелись и перестали обращать внимание на древовидность начальства, постоянно озабоченного подготовкой к отражению атаки потенциального агрессора по принципу: «Скажи «Есть!» и делай по-своему, а лучше забей и иди спать.
Все, но не Сигизмунд! Видимо, чувствуя атмосферу напряжённости, при очередной проверке несения дежурно-вахтенной службы он прятался в свою шхеру и злобно шипел оттуда, как рысь, прижав уши, и не выходил на свет божий, пока начальство не покидало борт судна.
В одно из таких посещений кот не успел зашхерится. Он расслабленно дремал в рубке в кресле капитана. Вместо привычного почёсывания, Сигизмунд был в грубой форме, скинут с кресла на палубу налетевшим как вихрь проверяющим руководителем штурманской службы базы. Кот традиционно зашипел и забился за локатор «Печора».
- У, зверюга, нарушает тут, и ещё шипит, гадёныш! - начал гнобить Ромашкин главного судового крысолова. После этой гневной речи он уселся в кресло капитана и начал разнос вахтенной службы.
- Товарищ вахтенный помощник капитана, вы должны встречать меня у трапа с отданием воинской чести и громким докладом, а не ждать, пока я в рубку поднимусь! - наставлял он вахтенного штурмана, который до сего момента в поте лица занимался корректурой карт и навигационных пособий. - А чем у вас занимается в настоящее время вахтенный матрос?
- Мачту красит.
- А что именно в данное время он красит на мачте?
- Не готов точно сказать, товарищ капитан 1 ранга, матрос красит всю мачту.
- Вам замечание, товарищ вахтенный помощник капитана, вы должны чётко знать, что и в какое время делает ваш матрос. Враги не дремлют!
- Да ему уже 50 лет, он сам всё прекрасно знает, сделает - доложит. Он ведь не матрос-срочник, а квалифицированный матрос 1 класса.
Вмиг покрасневший от дерзкого ответа вахтенного штурмана, имевшего наглость забыть о субординации, Ромашкин дополнил измененный гневом цвет лица автоматически включившейся сиреной. В который раз начались вопли по полной схеме с намёком на несоответствие занимаемой должности бедного штурмана и в его лице всего комсостава, причём на мостик была вызвана вся вахтенная смена, включая механика и моториста.
Пламенный борец с флотским бардаком, которым он искренне считал организацию службы на ВТН-35, кричал и махал руками, и не заметил, как смахнул свою фуражку на палубу. Он обещал грязно иметь весь экипаж в сборе и по одиночке во все скважины, а также с полной ответственностью заявлял, что видел родственников всей команды танкера в гробу и более интересных, и даже интимных, местах. В общем, в конце беседы всем стало понятно, что никто кроме него не любит Родину и военно-морскую службу. Ну а весь пароход в целом, естественно, как всегда, не готов к отражению атаки супостата.
И тут некоторые моряки заметили, что Сигизмунд ведёт себя как-то странно. Он крадучись, как на охоте, выполз из-за локатора и начал вдоль переборки пробираться в сторону трапа. Видно традиционно несправедливый разнос для поддержания экипажа в тонусе задел животное за живое. Кот полз вдоль переборки, пока не наткнулся на лежащую на палубе капразовскую фуражку. Хвостатый был почти у выхода, но вдруг развернулся и так же по-пластунски вернулся к головному убору оратора. А воспитатель матросских масс, между тем, оборотов не сбавлял, и с упоением перемывал кости всем подряд без разбора.
Сигизмунд встал на лапы, обнюхал заинтересовавший его предмет, задрал хвост, и, не долго прицеливавшись, метко оправился в фуражку горлопана Ромашкина. Пошкрябал лапой вокруг, повинуясь врождённому инстинкту чистоплотности, подумал, и вдогонку, как будто вспомнив о чём-то не доделанном, добавил туда же ещё часть своего внутреннего содержания. Мелко-мелко потряс кончиком хвоста, как флагом победы, и гордо удалился.
Народ, видевший всю процедуру, начал хватать друг друга за руки, отворачиваться и раздувать щёки от душившего внутреннего хохота. Наименее стойкие со стоном начали сползать вниз по переборке.
В пылу воспитательной беседы Ромашкин подробностей кошачьей жизни не заметил, закончив пламенную речь надменной командой: «Свободны! Всем разойтись по работам!»
Увидел на палубе свой картуз, ещё раз прошёлся по моряцким родственникам и натянул его на лысеющую голову с жидким зачёсом, который судовые шутники прозвали: причёска «Голова босиком». С нижней палубы раздался гомерический хохот, которому проверяющий не придал особого значения, внутренне восхищаясь своим мастерством наводить порядок и ставить всех на свои места.
И уже спустившись по трапу на причал, Ромашкин обернулся и, увидев всю вахтенную смену, выстроившуюся на борту для его проводов и усиленно запиравшую смех внутри организма, добавил на отходе: «Развели тут, понимаешь, псарню, и на причале кошками воняет! Истребить неуставное животное до моего следующего прихода!»
Так Сигизмунд вошёл в историю, и изводить с судна такое справедливое животное даже под страхом лишения премии и увольнения ни у кого рука бы не поднялась.
Прошло совсем немного времени, и суда вспомогательного флота начали заниматься коммерческой деятельностью. Такого удара под дых Ромашкин не перенёс, и, не вписавшись в новую, капиталистическую реальность, через несколько месяцев ушёл на пенсию и устроился сторожем в гаражный кооператив.
Мозги он никому больше не полоскал, ему гораздо больше нравилось в ночное время открывать ворота припозднившимся автолюбителям, получая в знак благодарности с кого пятёрку, а с кого и десяточку. По слухам он даже сделал карьеру, через год став бригадиром сторожей. После повышения он стал появляться в сторожке в старой военно-морской фуражке, которую в своё время щедро пометил Сигизмунд.

Несколько лет спустя, став уже капитаном сухогруза, мне снова удалось побывать на старом бункеровщике. Танкер также бегал по порту и бункеровал суда дизельным топливом и маслом. Экипаж работал на судне давно и постоянно, и не думая о заграничных контрактах. Всем было хорошо и спокойно. Не могут плохо жить люди, которым доверен топливный клапан и целый пароход солярки.
Сигизмунда среди членов экипажа уже не было по физиологическим причинам, но, спустившись по старой памяти в кают-компанию, я заметил на переборке рядом с фотографией Президента страны на мостике боевого корабля, фотографию Сигизмунда, сидящего на ходовом мостике в капитанском кресле.

Краткий словарь специальных терминов.

Лен.ВМБ - Ленинградская Военно-морская база.
ЗИП - запасные части и принадлежности.
Принайтовать (морск.) - закрепить.
Мастер (проф.) - капитан судна.
Дракон (проф.) - боцман.
Планширь (морск.) - деревянная накладка на край фальшборта.
Переборка (морск.) - стена на судне.
Супостат - потенциальный агрессор.

Весна. Распускаются почки на деревьях, а мысли и руки - у мужиков.
Но у группы товарищей с амбулаторными картами в руках мысли только об одном. О том, как бы поскорее пройти медкомиссию.
Это последняя медкомиссия перед получением звания офицера. Позади и учеба на военной кафедре и сборы. Осталось лишь получить одобрение медиков - и звание лейтенанта в кармане. Не получил одобрения медиков - пойдешь служить рядовым, ибо когда проходишь медкомиссию для призыва рядовым, вдруг неожиданно оказывается, что все болезни, мешавшие стать офицером, куда-то исчезли, и ничто не может помешать отдать долг родине в качестве рядового.
Вот поэтому группа товарищей, мерзнущая в одних трусах возле обитых дерматином дверей, усиленно и безуспешно изображает из себя здоровых.
Впереди самый страшный врач - это психиатр. Нервы у всех расшатаны долгими годами учебы и трехдневным стоянием в коридоре медкомиссии, потому никто не уверен в том, что абсолютно нормален. Тем более что врач (истеричная тетка лет 35 в очках с двойными линзами) пытается забраковать по дурке каждого второго. Так что председателю комиссии постоянно приходится ходить и уговаривать психиатричку, чтоб она не страдала фигней и не мешала Родине получать новых связистов-офицеров.
Вот дверь в кабинет психиатра открывается и выходит Серега - крайне флегматичный студент, немного даже тормоз.
"Не прошел..." шепчет Серега, а в открытую дверь слышны вопли врачихи, что таких не только в офицеры, на улицу выпускать нельзя! "В дурдом! В дурдом срочно!" Председатель медкомиссии, устало вздохнув, протиснулся мимо нас в кабинет и начал уже привычную процедуру убеждения психички в том, что родине нужны защитники.
Мы же тем временем обступили Серегу, всё же интересно, что тетка выдумала на этот раз.
- Она спросила: "как учишься?" А я только о том и думаю, как бы сейчас на пару не опоздать, вот и ляпнул, что учусь с 14 часов.
Хмыкнув и подивившись на Серегу, мы расползлись по нагретым местам у стенки.
Из кабинета с непередаваемым выражением на лице вышел председатель комиссии, отдал обходной лист Сереге.
- Нормально всё... Подписала... Следующий...
Следующий был я. Собрав остатки здравомыслия и пытаясь казаться нормальным, я вошел в логово зверя.
Тетка уже немного успокоилась и даже цвет лица у нее уже был не свекольно-красный, а где-то так, на уровне помидора.
- Садись. На головные боли не жалуешься?
- Нет.
- Родственники психическими заболеваниями не страдают?
- Нет.
- А как учишься?
- С 14 часов.
- Вон!!! Вон!!! Психи!!! Вокруг одни психи!!!
Председатель комиссии обреченно побрел в психиатрический кабинет.

ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

Часть вторая
ХИРОПРАКТ

ПЕРВЫЕ ШАГИ

За месяц освоив под руководством старой спортивной массажистки начала классического массажа (и оставшись при этом сторожами), авантюристы от медицины обустроили массажный кабинет. Разделили помещение фанерной перегородкой на две кабинки, поставили две кушетки, стол, стулья, тумбочки, повесили на входы в кабинки шторы, постелили коврики, завели журналы пациентов. И, радуясь уюту, начали.
Память не удержала в своих сетях первой крупной рыбы, а потому неясно, была ли эта рыба крупной. Ограничимся мелочью - как они входили в новую работу, - из ночи в день, из одиночества в люди...
Начинающий хиропракт был не совсем уверен в своих «классических» силах, и больше уповал на привычные китайские точки. Он настоятельно рекомендовал пациентам приходить к нему с карточкой, что все неукоснительно выполняли. Сидя на краешке стула, пациенты уважительно смотрели, как массажист, глядя в список их болезней, записывает на бумажке непонятные значки.
Поначалу невропатолог, она же завстационаром, недовольно косилась на сторожа-массажиста, с умным видом листавшего карточку. Однажды, поймав его в укромном месте, ехидно спросила:
- А что, товарищ сторож, моих рекомендаций в листке назначений тебе не хватает?
Задумчиво посмотрев в лицо заведующей и даже прикоснувшись к нему нахальными пальцами, сторож сказал:
- Асимметрия носогубных складок, опасность ишемического инсульта, нужно сделать несколько сеансов - вижу блокаду меридиана мочевого пузыря, по меньшей мере... Циститы часто бывают? - прямо спросил он, кивая куда-то вниз.
Заведующая, девушка всего на три года старше массажиста, молча ретировалась, думая о границах приличий и надеясь, что это все же не хамство, а попытка диагноза... Ей вдруг захотелось в туалет.
Но как же с первой пациенткой? - спросите вы. А почему вы решили, что это была именно пациентка, а не угрюмый пациент? И правильно решили - женщины ходят на массаж раз в пять (или в десять) чаще мужчин, если это не мир спорта. Но поскольку это был мир обыкновенной районной поликлиники, то на массаж первой явилась не балерина, гимнастка или на худой конец фигуристка, а обычный бухгалтер с онемением пальцев рук. Быстро поставив диагноз (шейный остеохондроз с дисфункцией кишечника), массажист принялся за дело. Стоя за голой женской спиной и положа руки на плечи, он нащупывал нужные точки и рассказывал про свой метод лечения. Когда же начался завершающий этап - поглаживание и разминание, то тут его внимание привлекло то, что до этого было этим вниманием обделено - свисавшая почти до колен грудь возрастом далеко за сорок... Сейчас он напоминал мотоциклиста, который, продолжая рулить и склонившись набок, наблюдал за передним колесом. Движения рук массажиста стали совсем невесомыми, он гладил плечи и шею, заезжая на бока и подмышки, а на лице его проступало профессиональное удовлетворение. Доведя опыт до конца, он накрыл плечи объекта полотенцем и вышел из своей кабинки. Проходя к умывальнику мимо сидящего за столом массажиста У., нагнулся к его уху и прошептал:
- У нее соски стоят!
Массажист У. оторвался от заполнения журнала и удивленно посмотрел на массажиста Х. Потом тихо встал и, приокрыв шторку, заглянул в кабинку. Изучив видимое, он вынул голову и повернул ее в сторону моющего руки Х. На лице было недоумение. Массажист Х. прижал палец к губам, потом изобразил руками грудь, выставил указательные пальцы. Массажист У. пожал плечами, потянул носом и помотал головой. «Тьфу на тебя!» - беззвучно сказал массажист Х., а вслух предложил:
- Пошли, покурим?
В туалете Х. сказал, злобно затягиваясь:
- Кто из нас тупой военный - я или ты? Чего тут непонятного? У тетки соски встали, когда я ее массировал! А это значит, что все они в наших руках в прямом и переносном! Главное довести методы до совершенства, и когда пойдут молодые...
Он не договорил, - его грубо оборвал громкий хохот массажиста У.
- Соски-и!.. - простонал массажист У. - Соски стоят! А я ж услышал - «носки»! У меня только что бабка была - вонючая, блин! Вот я и понял... Еще понюхал в твоей кабинке, ничего не почуял, ну, думаю, у тебя и нюх, собака!.. А соски - это да! Это совсем другой коленкор! Я же говорил - вся жизнь впереди!

(продолжение следует)