ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Что происходит, когда старослужащий заступает в ночной наряд по кухне? Все очень просто - молодым даются ЦУ, затем легкий ужин (одна-две банки тушенки, сковородка-другая жареной картошки, буханка хлеба и пара литров чая) и крепкий дембельский сон.

Так было и тем вечером. Поужинав, сержант Егоров своим проникновенным, хорошо поставленным голосом дал последние указания вверенному ему личному составу ("Т-а-а-к, бля, чтоб картошка была начищена, вода поставлена, макароны продуты и т.д., а не то...) и отправился в кладовку отдыхать от праведных трудов на ниве прокормления советских воинов. В общем, все было чинно, спокойно и почти в рамках уставных отношений.

Но вдруг откуда ни возьмись появился... Вообще-то, он не появился - он уже был в составе войск, вверенных сержанту Егорову Николаю Константиновичу. Он - это рядовой Семеницкий Ростислав Александрович. Что о нем можно сказать... Ну, очкарик со впалой грудью и спиной колесом... Ну, бывший студент-филолог... Ну, дух еще... Впрочем, это не самое главное. Самое главное - данный боец был ЕДИНСТВЕННЫМ москвичом во всем Энском мотострелковом полку, затерявшемся в бескрайних степях Забайкалья... Нет, не то что вы подумали - на основании этого его никто особенно не чморил и в целом ему доставалось не больше, чем остальным духам. Впрочем, с неуставными отношениями в части был относительный порядок, причем как на бумаге, так и в жизни - офицеры полка в подавляющем большинстве прошли Афган и разбирались с борзеющим личным составом бескомпромиссно, быстро и эффективно.

Слава был москвич. Это вы уже знаете. Но хуже того - москвич коренной и, в силу интеллигентного происхождения, весьма впечатлительный. Добавьте к этому его гуманитарное прошлое и вы поймете, что сей рафинированный товарищ среди простых, не изучавших философические трактаты и сольфеджию, сынов Кавказа и Памира, казахских степей и сибирской тайги чувствовал себя, мягко говоря, некомфортно.

Недополученное филологическое образование сильно давило на сознание и подсознание бывшего студента, ныне рядового, Семеницкого Р.А. День за днем он непрерывно размышлял о том, что же такое с ним произошло и каким образом случилось так, что он, интеллигентнейший человек, попал в такую непрезентабельную компанию...

Ни к чему хорошему это не привело. Подобные размышления, на фоне стресса, вызванного переменой обстановки и повышенными физическими нагрузками, привели нашего героя в славные ряды этих, как их... Ну, короче, вы поняли - у Славика съехала крыша. Причем съехала основательно.

В ту ночь он догадался, что все, что с ним происходит, происходит из-за невнимания к нему высших сил. И вот, для того, чтобы привлечь к себе их внимание, ему, Славе Семеницкому, надо принести ЖЕРТВУ!

Как известно, жертва приносится исключительно в святом месте. А теперь догадайтесь, какое место во всей воинской части по настоящему СВЯТО? Правильно - пост №1, Боевое Знамя Полка.

И вот, когда сержант Егоров видел уже семнадцатый дембельский сон, рядовой Семеницкий взвалил на свою покатую спину половину мерзлой коровьей туши и помчался в штаб. Бегом.

Перехватить его не успели.

А теперь поставьте себя на место бойца, мужественно боровшегося со сном на посту №1.

Стоит себе солдатик с автоматом, мирно так, но вдруг дверь с грохотом распахивается и в проеме появляется некто с горящими в религиозном экстазе глазами и держащий в ВЫТЯНУТЫХ руках шестидесятикилограммовый кусок мороженого мяса (в обычных условиях перетаскиваемый с места на место исключительно вдвоем, с матерком и кряхтением). Этот некто изображает три строевых шага, с грохотом роняет тушу под ноги офигевшего часового и с воплем "Жертвоприношение!!!" бухается на колени...

Эпилог.

Славик отделался довольно легко. Часовой был настолько потрясён, что даже не вспомнил об автомате. Дежурный офицер тоже такого еще не видал, но привычку удивляться утратил еще в курсантские годы. Поэтому наш герой был аккуратно, можно даже сказать - нежно, передан в руки подоспевшему караулу, связан и наутро отправлен в госпиталь. А еще через три месяца - домой в Москву. Долечиваться.

Тушу, с матерком и кряхтением, отнесли на кухню, где водворили обратно в морозилку.

Ну а Коле Егорову пришлось туго. В те дни славный Забайкальский военный округ сотрясал очередной пароксизм борьбы с неуставными отношениями. Поэтому сношали его долго и упорно. Правда, в конце концов, под трибунал не отдали, в дисбат не отправили и даже уволили не 31 декабря, как грозились, а 30 сентября. Единственным огорчением стали погоны, вернувшиеся в девственно чистое состояние. Правда бывший сержант по этому поводу сильно не переживал: ведь давно известно что чистые погоны означают чистую совесть...

Выправление МАЗовской рамы в полевых условиях.
Лето 1980 года, Северная Карелия, гарнизон Верхняя Хуаппа 909 военно-строитеьного отряда.

Я как-то обещал рассказать про Лёху Афанасьева (http://bigler.ru/showstory.php?story_id=1887).
Так вот, прислали к нам по распределению нового гражданского начальника дурколонны (дорожно-строительной колонны) - вольнолюбивого сына рутульского народа Мишу. Я уже писал о нём (http://bigler.ru/showstory.php?story_id=611). Специалист Миша был ещё тот.
Он как-то подошёл ко мне в гараже и спросил:
- Почему стоишь, в лес не едешь?
- Сейчас, - говорю, - подъедет трактор-трелёвщик и заведёт мою машину с буксира.
- А почему стартёром не заводишь?
Ох, начальник, страшно далёк ты от народа. Аккумуляторов ни у одного самосвала отродясь не было, все с толкача только заводятся.
- Нету, - говорю, - аккумуляторов.
- Как нету, а это что?
И он указал на два валяющихся под забором аккумулятора. Нормальный человек и не спросил бы, хорошие аккумуляторы под забором никогда не валяются.
- Это плохие, - говорю.
- А ты поставь их, может и сгодятся.
- Ты что, совсем больной?
- Ставь, я сказал! Я тут начальник. А то оборзел вконец, хуй за мясо не считаешь.
Я пожал плечами. Ладно, раз ему так хочется покомандовать - поиграем в эту игру. Только тут уже не одного такого бурого начальника обломали, третий ты уже здесь за неполный год.
И я сказал Вите-стажёру, новобранцу из Ростова:
- Витя, пошли, притащим эти две батареи из-под забора, начальник приказал.
- Он что, дурак?
- Да, - говорю, - но он начальник. Так что пошли.
И мы притащили эти батареи на самосвал. У одного аккумулятора сбоку в корпусе была огромная дыра. У второго корпус был треснут и выломаны перемычки.
- Ну что? - говорю Мише с видом усердного солдафона, мысленно потешаясь над ним. - Какие будут приказания?
- Ставь на МАЗ и подключай!
Мише явно нравилось отдавать приказания. Мы с усилием над собой сохранили серьёзное выражение лица и стали одевать клеммы на батареи.
Сажусь в кабину.
- Включай! - мысленно взмахнул шашкой Миша. Витя-стажёр деликатно отвернулся и зажал рот руками.
Я повернул ключ и... никакого эффекта.
- Не заводится, - говорю Мише с притворным удивлением.
Витя отошёл на два шага и закашлялся.
- Давай наоборот, плюс подсоедини на массу, а минус в цепь стартёра, - скомандовал Миша.
Моё лицо исказила мучительная гримаса, Витька сжал лицо кулаками.
- Ты чего? - подозрительно скосился на меня Миша.
- Да так, - прохрипел я, подавляя приступ смеха, - на обед что-то нехорошее съел, живот пучит.
- Жрать надо меньше. а то скоро харя треснет!
Хорошо ещё, подумал я, провода от батареи никуда не подключены, в воздухе болтаются. А то бы пробило вентили генератора.
И Витя, из последних сил сохраняя серьёзность на лице, подключил плюс батареи на массу и минус - в цепь (на самом деле - никуда, но Миша об этом не знал).
- Запускать? - спрашиваю Мишу.
- Постой, - на его лице отразились мучительные сомнения, - если мы наоборот подключили батареи - у нас дизель в обратную сторону не заведётся?
Всё, финиш! Не в силах сдержатся, я сполз с водительского сиденья на пол кабины и не просто засмеялся, а завыл дурным голосом. Витя-стажёр из последних сил зашёл за самосвал и там упал прямо на землю, содрогаясь от острых приступов хохота. На непонятные, навзрыд, вскрики сбежался весь гараж, стали расспрашивать - в чём дело.
И весь личный состав скосила беспощадная эпидемия хохота. Солдатам только дай повод посмеяться, развлечений в лесу немного.
Разумеется, об этом случае узнала весь гарнизон, Мише это часто припоминали, а меня он возненавидел.
И вот, когда мы жили и работали на вахте, Миша пришёл к нам в вагончик и объявил:
- С сегодняшнего дня работаем по-новому. Днём на самосвалах работают водители, а ночью - их стажёры. У бульдозериста и экскаваторшика подмены есть.
Ну и ладно, пожали мы плечами, начальству виднее.
В ночь, а ночи там белые, солнце летом не заходит, вместо меня сел за руль Витя-стажёр. Но не успел я толком прикемарить в вагончике, как меня поднял Миша:
- Вставай! Там твой стажёр самосвал угробил!
- Что случилось? Витя цел?
- Ему то ничего, а вот самосвал с лежнёвки в болото съехал, кузов слетел с упоров и раму набок свернуло. А ты зачем руль стажёру передал?
- Так ты же сам приказал утром - в две смены работаем!
- Я такого приказа не отдавал! Ты самовольно передал руль необученному стажёру, а сам лёг спать. Короче, я еду к механику комбината с докладной, приедет комиссия, будем разбираться. Под трибунал пойдёшь, за передачу руля стажёру, недопущенному к самостоятельному управлению.
А что, вполне может статься. Начальнику поверят, а солдат и спрашивать не будут. Любит начальство в нашем ЛПК сваливать свои промахи на солдат.
- Ну и подонок ты, - безнадёжно вздохнув, говорю Мише. Впрочем, он и так это знал, ему об этом говорили ежедневно.
И я пошёл в карьер. В сторонке от остальных машин стоял мой скособоченный самосвал, рядом с потерянным видом топтался Витя и виновато глядел на меня. Но я, даже не взглянув на него, сразу бросился к машине. Один лонжерон рамы сзади был выше другого сантиметров на 15. Это - всё, самосвал умер. При попытке поднять кузов гироцилиндром его неминуемо свернёт набок. Тяжело вздохнув, сел рядом с МАЗом.
"Пиздец тебе, дружок" - подумал про себя. - "Как говорится, техника в руках букваря - кусок железа."
Вообще-то, Витя - отличный шофёр, просто такое с каждым может случиться. Да и загоняли нас совсем, по семнадцать часов в день работали последние две недели. Сначала в ночь, а после завтрака ещё полдня, до обеда.
И не пожалуешься никуда - "Солдат, ты не работаешь, ты служишь Родине! А если Родина скажет надо - будешь служить ей круглосуточно. Ты давал присягу, мол, служить невзирая на тяготы и лишения."
- Саня, извини, - канючил Витя, - я так тебя подвёл...
- Отвали, - сказал ему беззлобно, - уже ничего не исправишь.
Тут ко мне и подошёл Лёха Афанасьев.
- Саня, - сказал он мне, - Миша сказал, что привезёт комиссию с комбината, акт на тебя составят в трибунал.
- Да, - говорю, - он мне тоже сказал.
- Ты только не горюй, а я тебе помогу. Да и не будет тебе дисбата, не тот случай - жертв нет.
- Чем ты тут поможешь, - и я махнул рукой на скособоченный, изуродованный самосвал, - пристрелить его что ли?
- МАЗу, конечно, кирдык, но от комиссии тебя отмажу. У нас на зоне был такой случай, отмазались.
- Как?
- Значит так: у тебя кузов на правый бок скрючило? Подъезжай к моей мехлопате, я нагружу тебе только левый борт. Потом заедь правой стороной на косогор и приподними кузов, чтобы его сбросило на левую сторону. Так раму и выровняет. Правда, её потом можно будет только выкидывать, но комиссии глаза замажем.
Короче, когда приехал комиссия из трёх офицеров нашего комбината (главмеханик, мастер ЛЗУ и начальник автоколонны), кузов МАЗа стоял ровно, поперечина рамы была вполне горизонтальна. Командиры страшно ругались на Мишу, обозвали его мудаком и похуже, потом уехали, пообещав Мише большой сюрприз в ближайшую получку. И про Мишу опять пошла дурная слава пустозвона и балды.
МАЗ потом списали, потому что заклёпки на его раме разошлись, рама гнулась и перекручивалась, как резиновая, лонжероны стали причудливой S-образной формы, кузов поминутно слетал с упоров набок. Но когда Миша пытался доложить об этом нашим командирам, обвиняя меня, его просто посылали подальше.
А вскоре и я запросился, соблюдая традицию нашего отряда, с самосвала на лесоповал. Так уж у нас было принято: если на втором году службы тебя не перевели с самосвала на перевозку людей или на хозяйственную машину, то уходили в лесозаготовительные бригады - не сложилась карьера военного водителя. На самосвалах работали только первогодки.
А почему на лесоповал? Не поверите, но после самосвала там было легче. Те, кто шоферил со мной в лесу - подтвердят. Шофёр на Севере - профессия тяжёлая и опасная, а военным водителем в лесу - тем более.

MOKU HELE I MOANA
Продолжение

Нунуи мано
~~~~~~~~~~~~~~
Большая акула

Обычно медлительная, она плыла довольно резво, стараясь обогнать корабль. Так поступают игривые дельфины, но не многотонные Редьяровы акулы. Ее хвост работал монотонно и мощно, позволив целые десять минут держать свое коричневатое пятнистое тело вровень с «Чарли», идущим малым ходом вперед. Почти двадцатиметровая она увеличивалась в воде и казалась гигантской - с половину корабля. Силой воли заставил себя подойти к леерам правого борта и взглянуть вниз. Стоящие рядом друзья шутили, вспоминая книгу детства «Тени в море», но голоса выдавали их нервозность. Я стоял, крепко схватившись за железную трубу, и пытался убедить себя:
- Глупый, это - безобидный планктоноед, даун мировых морей - медлительная и бесхитростно - добродушная китовая акула.
- Это - акула! Почти пятидесятиметровая! - отвечала «консервная банка», звенящая ниже пояса.
- Да нет же! Она всего метров 17! Она может быть опасна только одним - положить руль лево на борт под наш форштевень, и тогда - небольшой толчок и все. Как под Петропавловском, когда мы столкнулись с китом. Кит сквернословил, но уплыл же. Акустики тогда еще долго хранили запись китовой фени.
- А почему ты так сжимаешь пальцы, держась за леер?
- Ну...мне тоже страшно. Я думаю, что и Киплингу было страшно 80 лет назад, когда его пароход на пути в Индию столкнулся с таким монстром. Потому и называют иногда эту рыбу Редьяровой.
- Отстала! Разжимай пальцы!
- Не могу...Помоги...
Потом мы возвратились в каюту и сели за неоконченную партию в нарды, но доиграть не смогли - бросая кости, пальцы плохо слушались, от пережитого ужаса не попадая на доску.
Странно, что у Гавайев, славных обилием акул, я не встретил за шесть месяцев больше ни одной настоящей мано - ни до, ни после. Она была всего одна, но какая!
А были еще и ненастоящие... Железные. Очень их у Оаху было много. Всяких. И наших тоже, но расскажу о не наших.

Я все думал, кого больше всего не любят и боятся в местных краях. Нас явно опасались, но, судя по поведению кружащих вокруг прогулочных катеров, приплывающих на специальную экскурсию к русскому кораблю, не боялись. Историческая память Гавайев не содержит примеров открытой агрессии со стороны России. Она еще смутно, но помнит Егорку Шеффера - ловкого немецкого авантюриста, начавшего свою карьеру в России с фельдшерской службы в полицейском управлении Санкт-Петербурга, в 1812 году строившего воздушные шары для слежения за наступающими Наполеоновскими войсками и, провинившись, бежавшего в Русскую Америку, на Аляску, под крыло всесильного Баранова. Посланный хозяином Русско - Американской компании осваивать Гавайи, Шеффер умудрился за два года взлететь высоко и громко пасть, завязав тесную дружбу с вылеченным им от лихорадки королем Камехамеха, построив три русских форта на Оаху, приведя к присяге Императорскому престолу Александра I правителя острова Кауаи, о чем сам Император не ведал, и начав бурную торговлю сандаловым деревом. Узнав о планах Шеффера превратить Гавайи в Российский протекторат под управлением своего Кауайского соперника, друг Камехамеха, оповещенный американцами, разозлился, затеял маленькую драку, в которой погибло три русских моряка, и выслал оставшихся на родину, чтобы самому впоследствии пасть под пяту «самых предприимчивых людей мира». А Егорка «раздвоился» и растворился в истории: кто - то видел его в Кантоне на пути в Санкт - Петербург, а кто - то в образе графа фон Франкенталя, проживавшего в Бразилии. Не с него ли писался гражданин Бендер бей?
Следовательно, осадок от деятельности русских здесь есть. Даже не осадок, а сладкая ностальгическая послевкусица во рту коренного жителя.

А японцы? Вот тут я попал в точку, в пойнт - в авиабазу Барберс Пойнт, которая в том году впервые принимала японские военные самолеты. Восемнадцать настоящих боевых «Орионов» с красными солнцами на крыльях и черными самураями на хвостах, приглашенные для участия в крупном учении «Римпак», совершили длительный перелет из Японии и теперь кружились над Барберс Пойнт, вызывая ужас и протесты местного населения. Хозяева же базы, американские военные, гостей ждали,...чтобы поиздеваться:
- Джей Эй Эс Ди Эф ноль один, заходящий на посадку, опознайте себя! - бурчал диспетчер Барберса.
- Я, JASDFу зеро ван, поросу посадуку восемнасати саморетам Нихон Кайгун.
- Зеро уан, посадку запрещаю! Опознайте себя! - требовал американец целых пятнадцать минут. Отжатие тангеты не всегда успевало обрезать гомерический хохот с диспетчерской вышки.
- Я, саморету Дзапанизу Эйру Сэруфу Дефенусу Форсу, васу не понимаю. Заходзу на пурямую посадуку. - взвизгнул японский ведущий, и его самолеты, игнорируя протесты американца, посыпались один за другим на три полосы Барберса, сжигая последние галлоны топлива.
Так, оказывается, встречают союзников...
Еще они встречали железную японскую акулу - подводную лодку «Юсио», пришедшую на те же учения. Лодка всплыла в трех милях от входа в Пирл Харбор и запуталась своим винтом в брошенных кем-то рыболовецких сетях. Долгие ДЕСЯТЬ часов японская рыбка звала американскую Береговую Охрану для оказания помощи. Лишь, когда охрип третий по счету вахтенный офицер «Юсио», прибежал буксир, водолазы которого освободили винт лодки и дали ей зайти в Пирл Харбор.
Еще много железных акул я видел в этих водах: и «Лос Анджелес», совершающий «прыжок кита», и стареющий «Стерджен», выбрасывающий стометровый фонтан на экстренном погружении, и обновленный «Этен Аллен», несущий «сигару» с боевыми пловцами на спине, бегущий восемнадцатиузловым ходом в надводном положении.
Но однажды мы встретили самую Нунуи Мано. Самую большую...после нашего «Тайфуна» - американскую атомную лодку с баллистическими ракетами класса «Огайо», за которой до этого два года охотился весь советский Флот, не чая увидеть ее своими глазами и так близко. Она всплыла всего в пяти милях от нас, и мы, не веря своему счастью, помчались к ней, выжимая последнее из двигателей и щелкая всеми имевшимися на борту фотоаппаратами. Но «Огайо» лежала в дрейфе, не пытаясь погрузиться. Она так и не поняла, что за корабль носится вокруг нее всего в трех кабельтовых. Наш командир взглянул на боцмана и решил, что не будет наказывать его, безуспешно требуя от гиганта Гены сменить закопченную фанерку с нарисованными звездой, серпом и молотом на настоящий шерстяной флаг ВМФ СССР. Он так любил боцмана в этот момент! А огромный ракетоносец все продолжал игнорировать нас, явно занятый какой-то большой проблемой на своем борту: по верхней палубе бегали люди в бейсболках, настороженно заглядывая в ракетные шахты с поднятыми крышками. За час мы успели зарисовать каждую царапину и шов на ее абсолютно черном теле без малейших признаков бортового номера или названия, чтобы впоследствии идентифицировать при встрече. Потом она величественно погрузилась и что-то прокричала по звукоподводной связи, но что - мы не сумели разобрать. Всплыв у буя «Папа Хотел», она зашла в Пирл Харбор и, отстоявшись, двинулась дальше на Гуам осваивать новые районы боевого развертывания - поближе к противнику: ко мне, к вам, к Омску и Новосибирску. Звали ее «Аляска».
Очень большая Мано! Нунуи Огайо!

Не окончание, но без продолжения.

Военная кафедра Менделеевки, 1979-1983гг.

"К низу аппарата приварено отверстие."
(Капитан ...эээ... типа Габибуллин, не помню)

Осмотр внешнего вида:
"Есть комсомольский значок - надень! Нет - возьми у товарища."
(не помню кто)

Капитан Замятин не выговаривал некоторые сочетания букв. А в сочетаниях "нк", "нск" добавлял мягкий знак (ВронЬский, ГранЬский). Соответсвенно и фраза: "По всей теЙритории девствовали танЬки."

Подполковник Чегирь:
"... прикручивается распылитель с отверстием. Диаметр отверстия 2 и 8.(смотрит в конспект). А точнее 3 и 4. (пауза) А вообще-то все зависит от диаметра иглы."

На кафедре учились и девушки. Вводное занятие с самим начкафом п-ком Бродским:
"Здесь, на военной кафедре, из вас девушек-студенток будут делать женщин-офицеров. Сначала этим займусь я, а потом остальные офицеры кафедры."

Политчас с тем же п-ком Бродским:
"Американский империализм хотел задушить афганскую революцию. Но мы его опередили."