НЕПОБЕДИМЫЙ

Майор Богоявленский получил очередную медаль. Ничего особенного, как у всех, награда ни за что, "За безупречную службу" 2-ой степени, по-простому - "За тупость". Третья степень, "За глупость" у него уже была, а первую, "За песок", при удачном раскладе еще предстояло получить. Ирония этого награждения состояла в том, что "безупречной" службу Богоявленского назвать было никак нельзя. Геноссе был ярчайшим представителем той части советского офицерства, о которой в характеристиках пишут: "Уставы ВС СССР знает, но не всегда ими правильно руководствуется". Проще говоря, был он пьяницей и бабником. Лист учета его взысканий представлял собой шедевр военно-канцелярской мысли. Графа "За что наложено" поражала исключительным разнообразием содержания. Особенно выделялся "Строгий выговор за организацию пьянки среди старших офицеров"; за унылой формулировкой "Выговор за нарушение формы одежды" скрывался совершенно феерический случай. Капитану Богоявленскому срочно понадобились деньги, и он, как всегда, решил взять их со сберкнижки. Сберкнижкой у него назывался балкон, заполненный до перил пустыми бутылками. Набив две авоськи "пушниной", он прикинул, что должно хватить, и отправился в приемный пункт в форме, где и был схвачен "баранами". Что делал комендантский патруль в пункте приема стеклопосуды, осталось загадкой.
Несмотря на губительные для строителя коммунизма привычки, Богоявленский был грамотным инженером и артистично читал лекции. Правда, случались и плохие дни, когда его организм томился после вчерашнего и напрочь отказывался стоять у доски. Тогда дневальный приносил в аудиторию стул, и Гена читал лекцию, сидя перед амфитеатром, иногда, как смертельно раненый боец, подползая к доске, чтобы начертить очередную формулу.
Но вот, случилось маленькое чудо. Военно-воздушная фея взмахнула Наставлением по службе штабов, и капитан Богоявленский превратился в майора. У старших офицеров учет взысканий, как известно, начинают вести заново, и Гена, внезапно оказавшись безгрешным, как новорожденная овечка, обрел медаль.
Медаль, несомненно, следовало обмыть. Проблема, однако, состояла в том, что наш тогдашний шеф готовился к перебазированию в высокие штабы, и, опасаясь малейшего залета подчиненных и крушения собственной карьеры, употребление на кафедре запретил начисто.
Пришлось пить на улице.
В "гражданке" на службу тогда ходить было нельзя, поэтому награжденный и все примкнувшие были в форме. Зашли за трансформаторную будку, кое-как разгребли и утоптали снег, сделав из него бруствер для бутылок и стаканов. Хлеб был заранее нарезан, но на морозе его прихватило, и он хрустел, как суворовские сухари. Томат, в котором плавали обезглавленные бычки, тоже замерз, и каждую рыбку приходилось выламывать из банки стынущими пальцами.
Выпили по первой.
Первая пошла хорошо. Закусили бычками. Потоптались, хрустя снегом, покурили.
Выпили по второй.
Вторая прошла вообще "на ура". Стало веселее. Кто-то поинтересовался, "А ваще, сколько взяли?" Мероприятие явно шло в гору. Стали разливать по третьей.
- Мужики, - вдруг сказал Гена, обведя присутствующих затуманенным слезой взглядом, - а ведь мы непобедимы! Не, ну правда, ну сами подумайте, ну где еще, в какой армии старшие офицеры, зимой, по яйца в снегу будут за трансформаторной будкой пить водку?!
Осознав свою пассионарность, мы гордо прикончили третью и незаметно перешли к четвертой. На морозе никто не пьянел. Напротив, всем было тепло и весело, каждый ощущал свое неоспоримое превосходство над вероятным противником, как моральное, так и физическое.
Стемнело. Пугая прохожих, мы выбрались из-за будки, кое-как отряхнулись и двинулись к метро. Добравшись до станции, я понял, что последняя была все-таки лишней. В теплом метро нашу страшненькую компанию мгновенно развезло, причем хуже всего пришлось Гене, который на правах "орденоносца" пил больше всех, а закусывал, наоборот, меньше. От выпадения из реальности его спасал только железный организм, закаленный упорными и длительными тренировками. Подавляя противное головокружение, я вошел в вестибюль и тут же на время ослеп из-за запотевших очков. Как всегда, переложить носовой платок из кителя в шинель я забыл. Пришлось зажимать "дипломат" между ногами, расстегивать шинель и вообще чесать правой пяткой левое ухо. Между тем, в вестибюле определенно что-то происходило, слышались невнятные крики и какое-то странное хлюпанье и царапанье. После того, как очки были, наконец, протерты, я все понял.
Коллеги пытались затащить Гену на эскалатор, но не тут-то было! Природа все-таки взяла свое, и его душа потребовала подвига. Его внимание привлекла уборщица, которая щеткой толкала снежную кашу к канализационной решетке.
- Мать! - завопил Гена, - я вот так же! В училище! Четыре года! Дай мне! Хочу вернуться... Ощщу-тить!
Он схватил щетку и с пьяным усердием погнал грязный, мокрый снег вдоль перехода. Из-под щетки летели брызги, пассажиры, посмеиваясь, уступали дорогу.
- Бля, везет вам, летчикам, завистливо сказал кто-то у меня за спиной. - Вот, к примеру, нажретесь вы, так вам в метро и место уступят и фуражку поправят, и разбудят, когда выходить надо. А я, если в форме под этим делом еду, только и слышу: "У-у-у, гад, на#бенился; наверное, опять взятку пропивал!"
Я обернулся. Рядом со мной стоял старший лейтенант милиции и задумчиво наблюдал, как майор Богоявленский заканчивает уборку вестибюля, сопровождая радостным гиканьем каждый взмах швабры. Ему вторило гулкое эхо пустой станции.

Не судите строго за пробу пера ...

А что я мог сделать ? - говорит мастер аварийной бригады теплосетей .
В 12 лет мальчик родившийся в тайге на выселках для раскулаченных впервые увидел самолет , и придя домой сказал " Я буду военным летчиком !" Все поулыбались и забыли об этом , все кроме мальчика . Он начал обтираться снегом , повесил трубу ,назвав незнакомым словом турник и через 2 года вошел в сборную района по легкой атлетике.
Закончив школу с серебрянной медалью и вступив в комсомол, принес документы в Барнаульское училище. Пройдя через сито медкомисии и встпупительных экзаменнов обнаружил свою фамилию в списке поступивших, себя и еще двоих парней успевших подружиться за время поступления. В 3 часа ночи на территории училища троих пьяных задерживает дежурный по училищу , а утром все трое оказываются на призывном пункте.
Крейсер "Киров" Тихоокенский флот " Я буду военным летчиком ", 8 месяцев и подача документов на поступление опять же в Барнаул.
Он стал военным летчиком как мечтал , он офицер и все о чем он должен думать - это как лучше защищать Родину , об остальном позаботися она же Родина. Родина которая за посаженный горящий Су-24М, летевший на боевые учения , награждает его орденом " За службу в ВС " 3-ей стпени и дарит обогреватель " Ветерок" за 37 рублей. Он перегонял самолеты в Афганистан , учил летать поляков, за что поимел золотой значок "Советско-Польской Дружбы "
А потом Родина кончилась , совсем , и полк выводят в Повольжье ,в степь, где есть аэродром и общежитие для офицерского состава ...
За 5 литров спирта он и еще несколько майоров списываются по болезни с полной пенсией и узнает что Латвия , где осталась забронированная квартира,не ждет , а квартира является собственностью суверенного государства и шансов у "советского оккупанта" получить на нее ордер нет . Но он по прежнему продолжает верить ,что Родина не может про него забыть , что он не зря отадал ей 24 года и здоровье ...Возвратившись на историческую родину в Сибирь встает на очередь для военных пенсионеров где и стоит до сих пор,уже 10 лет !!
Вот в этот момент что-то из него уходит ,что-то ломается, и в нем нет больше веры в Родину...
А квартиру дал ЖЭК куда он устроился работать слесарем , сперва однокомантную где жили он с женой и дочкой , старая собака и не меннее старый кот .
- А что я мог сделать ? - говорит майор в оставке, летчик 1го класса , "Снайпер ВВС" и просто хороший мужик который больше не верит в Родину ...

Полковник Лукьяненко посмотрел на часы, оглядел комнату и привычно начал планерку:
- Сегодня вторник, 11 июля...

День начинался, как обычно, утренним сбором отдела. Начальники отделений вяло обсуждали немногочисленные текущие задачи. Ведущий инженер Фомушкин, как всегда, мирно дремал в деревянном кресле, украденном из конференц-зала. Офицеры разминали сигареты и жадно поглядывали на Аркадия, который держал в руках свежий номер "За рулем", но открыть пока не решался - из уважения к начальству. Подписка на журнал была коллективной.
Я тоже ерзал на стуле в нетерпении. Когда же закончится эта тягомотина, и можно будет включить компьютер?
Но по хитрому взгляду, брошенному на меня начальником отдела, понял, что сегодня с компьютером опять выходит облом. И точно:

- Так, с текущими задачами разобрались. Теперь переходим к боевым. Все знают, что в этом году наше Управление справляет юбилей. Вчера на совещании у командира был поставлен вопрос: почему у нас до сих пор нет своего памятника? У всех есть, а у нас нет...

Эпопея с памятниками началась год назад. Тогда юбилей справляло Первое, летное Управление. Накануне праздника на площадь перед центральным КПП торжественно выкатили списанный Ту-16. Самолет поставили на круглый газон в центре площади. Передняя стойка на газон не поместилась и перекрыла половину дороги. Весь день вокруг самолета, как муравьи, бегали технари из Первого и негромко матерились.

Художественный замысел скульптора стал понятен только утром, когда население городка потянулось в гарнизон посмотреть на авиашоу. За ночь техники подтянули хвост самолета к земле и закрепили стальными тросами. И теперь офицеры с семьями с веселым удивлением смотрели на бомбардировщик, гордо устремившийся в небо. И на немолодого человека - видимо, из приглашенных ветеранов Управления, - стоящего на коленях перед самолетом. А человек не замечал празднично одетой толпы. Не видел мальчишек, облепивших хвост самолета. Мешали слезы. То был штурман, пролетавший на этой "тушке" больше двадцати лет.

После этого в Институте начался скульптурный бум. Пятое управление украсило аллею перед входом в авангардной манере - локаторами разнообразной формы. Девятка притащила с трассы трубу телеметрического измерительного пункта, издали похожую на зенитную пушку. Даже батальон охраны припер с полигона какой-то ржавый броневик и с помпой водрузил его посреди караульного городка. И только наше Управление, находившееся на отшибе, не принимало участия в этой суете. Но вот пришло и наше время.

- Место для памятника уже выбрано, - сказал Лукьяненко. - Командир жертвует под монумент половину стоянки своего уазика перед входом. В четвертом отделе на площадке лежит ракета КСР-5.

Подполковник Фомушкин вдруг открыл глаза и шевельнулся.
- Фома каэсэрку с закрытыми глазами собрать-разобрать может, - зашептал мне на ухо Аркадий. - Как автомат Калашникова.

Ну, положим, десятиметровая ракета - не автомат, и ее так просто не разберешь, да и незачем. Но к Фомушкину я проникся еще большим уважением.

- Двигатель с нее уже сняли, - продолжал Лукьяненко, - сейчас насаживают на трубу, вроде постамента. От каждого отдела в бригаду скульпторов выделяется по одному человек. Для выкапывания ямы. От нашего отдела назначаю капитана Печенкина.

Я обреченно вздохнул. Дослужившись до капитана, я так и оставался самым молодым в отделе. Числились у нас, правда, еще два прапорщика, но оба давно были проданы в вечное рабство на строительство спортивного комплекса...

Работа ломом в сорокаградусную жару - удовольствие для мазохистов. Верхний слой асфальта сковырнули довольно быстро и стали углубляться в бетон. Подошел пожилой старший прапорщик, к которому все обращались только по отчеству - Василич. Присел на ограждение, неспешно раскурил беломорину. Мне посоветовал:
- Лом не сломай. Пригодится еще.

Через три часа работы трудовой энтузиазм выветрился окончательно. Появился Федор. Так в части называли помощника начальника штаба - и за глаза, и в глаза. Пришел, видимо, с целью нас подбодрить:
- Ну, мужики, сантиметров пятнадцать уже ведь продолбили. Чуть-чуть осталось - а там и грунт пойдет.
- Не пойдет, - подал голос Василич. - Когда крыльцо строили, весь мусор как раз на этом месте закопали. Там еще с метр бетона и кирпичей.
- Что ж ты раньше молчал?!
- А кто меня спрашивал? - удивился старший прапорщик...

- Сегодня среда, 12 июля... - начал Лукьяненко.
- В Первом Управлении по утрам сверка часов, - шепнул Аркадий, - а у нас - сверка даты.
- Первая попытка возведения монумента закончилась неудачей, - продолжал начальник отдела. - Командир распорядился перенести работы на другую половину стоянки. Один хрен там теперь даже на танке не припаркуешься. Состав бригады прежний...

Асфальт был снят, бетон продолблен, и яма была выкопана уже наполовину, когда мы наткнулись на асбестовые трубы.
- Надо Федора звать, - сказал кто-то.
Федор подошел к яме, заглянул, и выронил сигарету. Глаза его забегали.
- Быстро зарывайте, если не хотите до конца службы объяснительные в Особом отделе писать! Это же ЗАСовская линия связи!..

- Сегодня вторник, 18 июля, - объявил Лукьяненко. - На вчерашнем совещании командир объявил благодарность всем придуркам, расковырявшим территорию перед Управлением, и предложил перенести работы на противоположную сторону дороги - пока не завалилось все здание. Тем более что на этой стороне копать уже негде. Благодарность объявлена по предложению начальника службы тыла за обнаружение водопроводных труб, которые не могли найти с прошлой осени.
- Так что, Григорий, - обратился он ко мне, - компьютер еще подождет.

- Говорят, вам в бригаду нужен еще один сильный программист, - зашептал Аркадий. - Для работы кувалдой.

Прежде чем спуститься вниз, я посмотрел в окно. Среди неровно засыпанных ям и спиленных деревьев черным квадратом выделялась заново заасфальтированная стоянка...

- Ну, наконец-то! - сказал Василич и воткнул лопату в стенку свежевырытой ямы. Верхняя часть стенки покачнулась, поползла и провалилась куда-то в черноту, булькнув на прощание. Все ясно: подземный пожарный водоем оказался чуть ближе, чем было указано на плане.
- Кто Федору пикнет - придушу, - страшным голосом сказал Василич. - Григорий, звони этому гребаному церетели, пусть тащит сюда свою елду. Да пусть поторопится, пока командир с совещания не вернулся!

К приезду командира перед Управлением возвышался памятник. Бригада скульпторов с ломами и лопатами курила в некотором отдалении. Метрах в десяти.

А через полгода Управление переехало в другое здание - поближе к штабу.

Эту историю я когда-то давно писал на анекдоте, но седня че-то вспомнилось... В общем, если и приукрашено, то немного. 8-))

Жил да был один мужик... Печаль в том, что был он к тому времени "кап-раз" (назовем его для простоты кап-А), переводя на сухопутный - полкан. А хуже того, что был он командиром большой подводной лодки. Настолько большой, что ракетная палуба егонного парохода на взгляд была размером с нормальный футбольный стадион. Не само футбольное поле, а прилично прихватывая места со зрителями.
И пароходов таких стояло рядком в момент приезда меня (молодого инженера в те годы) ровно 3 штуки, т.е. переводя опять же на гражданский язык - самолет типа ПО-2 легко бы взлетел ПОПЕРЕК всех палуб.
Но то была присказка...
Короче, трюхая сутки с небольшим на специальном самолете почти из геометрического центра России (тада еще СССР), окруженный автоматчиком, который так и норовил замочить "носителя секрета" (сиречь - меня) на кажном воздушном бугорке (и где их только, мудаков, берут? Специально, что ли, выращивают? - За эти сутки он не произнес больше 20 слов. Хотя в Ан-24 особенно и не поговоришь), преодолев 3 КПП, где охрана менялась исключительно в сторону сволочизма, спихнул ценный груз, получил вожделенную подпись в графе "Принял", побрел я до родных людей в ДОСе (дом офицерского состава), где товарищ кап-А ждал обещанную посылку: спиннинг каких-то невероятных качеств с блесной, выполненной из какого-то супер-пупер металла и титановым(!) поводком метра в полтора (до сих пор уверен, что на нем можно спокойно тянуть небольшой карапь).
Как встречают посланца с малой родины, привезшего не только спиннинг, догадываются все. Нет не подумайте, я привез не только водку. Гораздо важнее, что я привез справки из бухгалтерии о зарплате. А что может быть важнее для советского инженера, чем эта серая невзрачная казенная бумажка с тусклым текстом и синей печатью, когда вышеозначенный инженер всеми фибрами стремится оказаться за пределами 12-мильной (или сколько там) зоны, "дали" от Родины. В глазах уже сверкают различные дефициты, пока надежно спрятанные за стеклянными дверями "Березки". Понятно, что я тут же стал Санта-Клаусом и Дед Морозом в одном флаконе. Но им мы, понятно, не ограничились.
На третий день тихо-буйного пьянства все были разбужены диким криком
- Косяк!! (наркоманов просьба не волноваться) во фьорд, он же база подводных пароходов, зашел косяк сельди. Видимо, это все же нечастое событие в тех местностях. Лично я был поднят с кровати дверью, вынесенной могучим пинком и шарахнувшей по моей койке. Подвергнувшись стадному инстинкту, метнулся за народом... не пожалел я 2 (два) раза:
Во-первых: до пирсов несколько (не помню - то ли 2, то ли 3) КПП, где стоят автоматчики, обязанные стрелять всякого, не сказавшего пароль... глядя на летящую на них толпу эти здоровые мужики трусливо издалека интересовались - "пароль", на что наш "кап-А", видимо желавший обновить новое орудие лова и возглавлявший разношерстную банду, отвечал: "ПОШЕЛ НАХУЙ! СЕЛЕДКА ЗАШЛА!", после чего часовые всех КПП на этот пароль открывали ВОРОТА!

Во-вторых: приползя на пароход минут на 15 позже всех (ну, нельзя пить спирт в таких количествах неподготовленному организму) я НЕ УВИДЕЛ ВОДЫ
в бухте ВООБЩЕ. Там была рыба! Впечатление было, что вода кипит, как в кастрюльке...

Вот одна мысль меня тревожит - нахрена ему был нужен спиннинг, если сачком для бабочек достигается значительно бОльший эффект?

Командир роты: "Я не спрашиваю - Кто? Я спрашиваю - Нах*я?"