Сам-то я сначала служил техником на АН-12.
Как-то осенью полетели в Киев - в командировку на завод Антонова. Было это как раз после того, как наши «Боинг» корейский над Сахалином завалили. Война «холодная» в самом разгаре.
И вот на Воздухофлотском проспекте, рядом со штабом округа, останавливает меня патруль. Два солдата во главе с целым майором злобного вида. Да еще и танкистом!
Плохо, потому как черные голубых всегда не любили!

Господи, как времена-то поменялись! Черные - это танкисты, голубые - авиаторы, все по цвету погон. Тогда было так...

Окинув меня с головы до ног свирепым взглядом, майор потребовал - именно потребовал - предъявить документы. Ну, пожалуйста, вот мои корочки офицерские, смотри, гад. От того, что у меня документы оказались с собой, танкист разозлился еще больше. Нахмуренные брови. Гестаповско-кэгэбиский взгляд. Статическое электричество потрескивает между ушей в свежем осенем воздухе. Картина Репина «Арест пропагандиста».
Ну-ка, направим ваши паперы на рентгеновское исследование...

И вдруг... Что-то он там нашел! Сверкнула молния и злобнолицый майор начал буквально сверлить меня своим взглядом. Кажется, в полной надежде обнаружить во мне нефть. Периодически сверление переносилось в мое удостоверение, а затем снова на меня. Нефти не было.
Заметив перемену и заподозрив измену, нахмурились солдаты-патрульные. Танки, в атаку! Бей авиацию! Все за мной! - кричал про себя глазастый майор. Ага, шпиёна поймали! - отвечали ему возбужденные патрульные.
Маленькие танки на майорских петлицах развернулись и направили на меня орудия. Стало страшно.

-А почему вы не в морской форме, товарищ лейтенант?!!

Оба-на! Вот чего-чего, а такого вопроса я никак не ждал!
«Может белая горячка?» - подумал я, и оглянулся в поисках кареты «Скорой помощи». Мимо проезжал троллейбус N9 с любопытными пассажирами у окон. Ворона, внимательно прислушиваясь к разговору, клевала старый заплесневелый сухарь . Высоко в небе гудел самолет. Помощи ждать было неоткуда. Придется отбиваться самому.
-Так, это... товарищ майор... какая морская форма?! Я ведь в авиации служу!
Дружелюбного танкиста мой ответ почему-то не удовлетворил. Как-же - поймал замаскированного американского диверсанта, выползшего к секретному штабу округа из морской пучины, да еще в авиационной форме!
И, прищурившись а-ля Дзержинский, он выдал главное обвинение:
-Объясните эту надпись в вашем удостоверении! - и при этом лозунг «Бдительность - наше оружие!» загорелся в его глазах.
«Странно - запаха нет, а бред явно алкогольный...»

Никогда ни до, ни после этого, я не брал свое-же удостоверения в руки с таким интересом. Любопытно, в какой эсминц он мне пальцем командирским тычет...
«Сведения о прохождении воинской службы»
Пока все нормально.
«Войсковая часть 15956. Приказом N 137 назначен на должность старшего техника корабля АН-12...»
Ну и что?
Ага, вот, ногтем прокуренным подчеркивает: «...КОРАБЛЯ...»

Ну, так все правильно! У нас в авиации только свистки истребительные самолетами называют! АН-12 - это лайнер, воздушное судно, корабль, рассекающтй воздушный океан! Это, товарищ майор, все равно, что танк бронетраспортером или самобеглой бронеколяской назвать!

Спасли меня два обстоятельства. Во-первых, в список кораблей, о которых знал черный майор - Варяг, Аврора и Титаник - корабль под названием «АН-12» не входил.
А во-вторых, из-за угла неожиданно вышел курсант неподалеку расположенного Киевского инженерно-авиационного училища.
Майор, сразу забыв о сложностях авиационно-морских сообщений, сделал стойку и дал зольдатам команду «фас!». После чего, с презрением отдав мне удостоверение - как всегда в авиации бардак, даже такое простое дело смогли запутать - быстро рванул к своим подручным, помогать душить беспечного курсанта.

Ворона, с опаской посмотрев на все происходящее, взяла в клюв сухарь и полетела на крышу штаба.
Порыв ветра принес запах совсем близкой железной дороги.
И я, облегченно вздохнув воздух свободы, скорым шагом пошел прочь.
Подальше от танкистов, поближе к аэродрому.

Виктор Хорошилов

БЫЛИ "ПАРКЕТНОГО" КРЕЙСЕРА-26 или «особенности кобелиного сезона»

Благословенен в Заполярье месяц май. Закончились морозы, прошли снегопады, утихли ветра, пробивается по серым скалам пусть и неяркая северная зелень, бегут-несутся в Кольский залив стремительные потоки талой воды. И подобно весёлым весенним ручьям разливается по просторам одной шестой части суши, всё ещё презирая формальные государственные границы, неудержимый поток жизнерадостных женщин с детьми. Это спешат попасть под губительные, но желанные ультрафиолетовые лучи солнца жёны офицеров и мичманов Северного Флота. Пробуют они первую клубнику, пичкают отпрысков витаминами с грядки, демонстрируют умопомрачительные наряды, в отличие от привычных шуб и дубленок обтягивающие всё что надо и оголяющие всё что попало и при этом, (как говорят потом своим мужьям) спят спокойно и безмятежно, поскольку знают, что их мирный покой и сон находятся под надёжной защитой.
О, если какой супостат решится напасть в мае на наши северные рубежи, ему придется вдвойне несладко. Не будет ему спасения от справедливого гнева воинов-североморцев, ибо посягнет он не только на суверенитет нашей страны, но и на выстраданное право и зелёных лейтенантов и мичманков, ещё в училище обменявших личную свободу на вкуснющие тёщины блины, и убеленных сединами многодетных полковников и капразов опять с головой окунуться в притягательные прелести холостяцкой жизни.
Итак, в столице Северного Флота начинается то, что кто уничижительно, а кто с восторгом называет «кобелиным сезоном». Кто возьмётся упрекать и тех, и других? Только не я.
До возвращения жён остается так мало времени, а успеть сделать хочется так много! Но тут на помощь приходит само Солнце, милостиво разрешая воспользоваться всеми благами полярного дня. Не иссякает на улицах поток бродящих компаний, парочек и одиноких фигур.
- Мужики! Мужики-и-и! - с третьего этажа свешивается обладатель хриплого голоса и красной физиономии, - Мужики, скока время?
- Полчетвертого, ёптыть.
- Да знаю я, что полчетвертого. А дня или ночи???
Ну а кому солнечный свет не по нутру - пусть пользуется рецептом механика с «Гремящего» Андрея Б.:
- А здесь у меня ночь! - гордо демонстрирует он спальню своей двухкомнатной квартирки с намертво навешенным на окно ковром.
Но желающие ночью поспать - в меньшинстве. И не успевает закрываться дверь в пока ещё единственном на весь город ночном магазине «Боцман», впуская и выпуская страждущих.
- Я теперь со всем городом перезнакомился, - хвалится живущий на первом этаже рядом с «Боцманом» офицер, - кто за стаканом зайдет, кто за ножом, кто за водичкой, кто за штопором. Но всё-таки придется куда-нибудь поменяться.
- А что так?
- Да боюсь сопьюсь на хрен...
Тем же, кто помоложе, недоступно очарование суровой мужицкой пьянки. Энергия у них плещет через край, а ноги приводят к одному из ресторанов, где неумолчно гремит музыка и извиваются в причудливых па, ожидая очередного прекрасного принца, одинокие женщины.
- Командир, я сбил, - заговорщицки шепчет на утреннем построении комбат своему комдиву, у которого вчера в кабаке лихо увёл из-под носа стройную блондинку, оставив ему, впрочем, роскошную брюнетку для утешения.
- А этот где? Вместе ж уходили, - комдив глазами показывает на пустующее в строю место инженера группы.
- ХЗ,- удивленно пожимает плечами комбат.
А через четверть часа комдива зовут к береговому телефону. Там стонет потерявшийся инженер:
- Команди-и-и-р, - из телефонной трубки пахнуло перегаром, - командир, меня сби-и-и-ли...
И бушуют в заполярном городе африканские страсти, и неотрывно следят за происходящим немногочисленные оставшиеся в городе любительницы бразильских сериалов.
- А я теперь знаю скорость распространения сплетни, - хмуро жалуется сосед, - 450 км в час!
- Откуда такая точность???
- Вчера в кабаке снял подругу, привёл в час ночи домой, а в девять утра уже жена из Севастополя со скандалом названивает.
Но как снег, выпадающий 1 июня, как по заказу ко дню перехода на белые фуражки (- Удобно для маскировки, - угрюмо шутит комэск), не может остановить наступление лета, так и упреки моралистов не в состоянии справиться с напором страстей и чувств. Резвится, восстав из снежного плена, природа Севера, и резвятся, вспомнив юность, офицеры Северного Флота, удивляя и окружающих, и сами себя.
- Гос-с-споди, как я до такого докатился??? Как я так низко пал??? - всплескивает музыкальными пальцами умница и интеллигент в пятом поколении, стоматолог и сын стоматолога, мучающийся с непривычки жесточайшим похмельем лейтенант-двухгодичник.
- Что такое, Рома?
- Я даже не запомнил имени той очаровательной особы, которая приютила меня на ночь... У неё такие чудесные золотистые локоны... Так замечательно гармонируют с пурпурным платьем...
- В «Морской птице» встретились? А-а-а, Ленка это с Северной Заставы. Кто ж её не знает? - разбивает хрустальные антошины замки жестокосердный, но мудрый начмед Андрей.
И всё же моралистам придётся признать, что не одна и не две одиноких души нашли свою половинку на всю жизнь именно там, в угарном хаосе североморского «кобелиного сезона». Вот и соперничают с корабельными сиренами у Морвокзала гудки свадебных автомобильных кавалькад, проносящихся мимо каменного Алёши к новому семейному счастью.
А начнет солнце прятаться за скалы, расплатится с людьми природа грибами и ягодами, и утихнет город в предчувствии встречи хозяек с детьми и в ожидании новой весны с новым «кобелиным сезоном».

Парад партизан.

Осень 2001 года, Н-ская гвардейская ракетная бригада, Ленинградская обл.


И только это я приехал домой из екатеринбургской командировки, сумку поставил, но раздеться не успел, как дочки мне сразу радостно выложили:
- Папа! А тебе повестка с военкомата.
Хм-м. Вспомнили, наконец-то. Беру повестку, внимательно читаю. ФИО, адрес, всё правильно указано. Только вот место работы моё почему-то странно прописано: ?водитель ресторана ?Крестофор?, хотя я НИИ инженером ?подъедаюсь?. Напутали что-то в военкомате. А может, всё же зайти в ресторан, вдруг мне там деньги должны?
И не раздеваясь, пошёл в военкомат, благо до него - две минуты ходу. Другой кто скажет: да на кой туда попёрся, мог бы выкинуть повестку и всё. С этими я даже спорить не буду, не наши это люди, случайно на этот сайт забрели. Это ж когда я ещё такая возможность представится, в армию на месяцок сходить, молодость вспомнить. А то, что-то давно не уже не вызывали, за последние двадцать лет после дембеля - первый раз. А отмазаться мог запросто, хотя бы потому, что ещё хромал после перелома ноги.
И таким образом я, прямо с командировки, не заходя даже на работу, загремел на сборы. Мой товарищ по работе писал за меня отчёт по командировке.
И вот мы, помаявшись два с половиной часа в электричке, попали в просторные светлые казармы, построенные ещё до революции для гвардейского гусарского полка. Скинули штатские шмотки, оделись как люди - в камуфляж и бушлаты. Незабываемое, неповторимое ощущение. ?Словно домой вернулись? - таким было общее мнение ребят.
Если это так, то ?дома? явно стало лучше. С умилением я разглядывал цветной телевизор в ленкомнате, которая стала ?комнатой досуга?, казарменные тапочки и коврики. Не баловали нас таким в стройбате в 79-81 годах. Да и кормят здесь явно лучше, тут даже сравнивать нечего.
Но я не об этом хотел рассказать, не стал бы внимание ваше отнимать зря. Хочу же поведать о марше нашей ?партизанской бригады им. Щорса?, как сами себя прозвали. Утренний развод на работу - это было святое мероприятие в этой части. Все дивизионы сначала строем проходили по плацу мимо начштаба, впереди барабанщик, задавал такт. Потом дивизион занимал место в строю. Барабанщиков мы, партизаны, моментально окрестили ?энерджайзерами?. Ну, помните рекламу про зайца-барабаншика, ?будет работать, работать и работать...? Нам тоже хотели барабан всучить, но такое в партизанском дивизионе не проходит.
Итак - утро. Воздух чист и пронзительно свеж, каким бывает только воздух осенних полигонов и военгородков. После смрада городских миазмов хочется не просто дышать, а пить этот воздух, наслаждаясь и смакуя, осторожно втягивая его меж губ. Старинные кирпичные казармы с высокими окнами и метровой толщины стенами. Увядающие последней, бальзаковской красотой деревья ярко играют на солнце всеми оттенками красно-золотой палитры. Лёгкие облачка пробегают по ярко-голубому небу где-то очень высоко, за пределом досягаемости ручного зенитно-ракетного комплекса ?Стрела-2М?.
Перед начштаба проходят по плацу дивизионы солдат-срочников. М-да-а-а... Кормить солдат стали лучше, обмундирование у них стало куда лучше, не чета нашему хэбэ образца 70-80х. А вот что до самих солдат. Это упадок какой-то. Хилые, тщедушные, сутулые. Бледные, невзрачные дети городских окраин. Тщётно пытаясь печатать шаг, им всё же удавалось идти в ногу и соблюдать равнение в строю, а что до выправки - уж не обессудьте. И это ещё показательная часть. Что же в других тогда творится.
И тут начштаба кивнул нам, давайте, мол. Командир нашего партизанского дивизиона п/п-к Ивер в свою очередь приказал нашему замкомвзвода Жене:
- Командуйте.
Негромко так сказал. Знал, что Женя не подведёт. И тогда наш замок, сержант Соловьёв, бывший воин-интернационалист, раненный в Афгане, а ныне - мастер-пивовар компании ?Балтика? - рявкнул свирепым голосом:
- Р-р-равня-а-айсь!
И тут же встрепенулись вороны на берёзах вокруг плаца. Встрепенулись и успокоились. А зря. Потому что следом послышался новый рёв:
- Смир-рна-а!
И снова взмыли в воздух эскадрильи ?карельских соловьёв?.
- Шаго-ом...
Мы уже привстали на цыпочки и стоим не шелохнувшись. И словно полуденным гулким выстрелом из гаубицы, с Константиновского равелина Петропавловской крепости:
- А-а-рш-ш!!!
И мы врезали. Так в этой части, могу забиться, давно никто не маршировал. Под страшными слитными ударами ног тяжко застонал плац и покрылся трещинами. Мы шли, с молодецкой бравадой, откормленные здоровенные тридцати-сорокалетние мужики, расправив плечи и пуза, вдруг почувствовавшие, что было что-то у нас в прошлом, что-то хорошее, о чём жалеем и вспоминаем. Были у нас не только дедовщина и неуставняк, дуроломы-прапора и иуды-замполиты. И жаль нам было этих сопливых пацанов, которые не застали те легендарные времена, когда была у нас могучая армия, которую боялись все и уважали. Пусть изгаляются и зовут нас комуняками, тоскующими об имперском прошлом, пусть несут что угодно эти маменькины сынки, откосившие от службы. Не понять им, что такое настоящая мужская жизнь. Не объяснишь глухим, что такое музыка.
Пожилые офицеры и прапора с умилением смотрели на нас, украдкой смахивая слезу. И говорили своим срочникам:
- Вот так надо маршировать, сынки. Учитесь, вот как в Советской Армии умели строем ходить.
Тем временем наша колонна неотвратимо и страшно, словно ?Тигр? на Прохоровском поле, сотрясая плац, приближалась к середине, казалось - ничто нас не могло остановить, но вот мы чётко повернулись влево и:
- Стой! Раз-два. - замерли, не шелохнувшись.
Какое-то время все молчали. Такое надо было пережить. Даже вороны стихли. И только мы стояли довольные, улыбались. Сумели показать себя. Командир наш явно благодарность получит сегодня.
После этого начштаба развернулся и, приложив руку к козырьку, строевым шагом отправился к командиру бригады. Тот, стоявший до этого в углу, также начал маршировать в направлении начштаба. Посередине они должны были сойтись и командир должен был принять доклад о построении.
И тут случилось то, что на целый день подняло нам настроение. На построение всегда прибегала местная шавка, которая жила объедками со столовой. Любила она эти построения чрезвычайно, даже сама в строю сидела, самая крайняя. Впрочем, сидела тихо, никому не мешая, поэтому на неё не обращали внимания. Но, видимо, наш ?партизанский? марш на неё тоже произвёл впечатление, и она побежала вслед за начштаба к командиру. Когда начштаба раскрыв рот, начал докладывать, шавка одновременно с ним залилась радостным лаем. Вроде как тоже докладывала.
И плац ещё раз содрогнулся, уже от хохота. Командир невозмутимо выслушал доклад до конца и процедил:
- Убрать псину! Немедля!
Тут же подсуетились бойцы из хозвзвода, утащили куда-то шавку, искренне не понимающую: "За что её-то?".
А берёзы по-прежнему горели на солнце своим прощальным золотистым нарядом. Они тоже, как и солдаты в ?партизанской? бригаде, грустили об ушедшей молодости. И также хотели, чтобы их запомнили в лучшем виде.

У Вовика Гасилова и Макса Козыренко было много общего. Они были почти ровесниками. Оба были профессиональными водителями. Оба имели в своем распоряжении казенные транспортные средства.
Вовик - милицейский "Жигуль" попугайной сине-желтой расцветки, а Макс - обыкновенный невыразительный танк. За три дня до дембеля Макс поехал на своем танке покататься по округе напоследок. Куда ехал на своем "Жигуле" Вовик - неизвестно. Оба были пьяны на пределе человеческих возможностей, когда их железные кони встретились в километре к северо-востоку от населенного пункта N.
Конечно, Вовику потом припаяли "погиб при исполнении", дали медаль и пенсию семье. Якобы он пытался предотвратить угон за рубеж военной техники, которой, между нами говоря, никто даже не хватился. Автоген оказался бессилен. Из машины смогли извлечь только тулуп и берцовую кость, которая пробила крышу. Поэтому то, что осталось от Вовика и его "Жигуля", похоронили в одной могиле. Тулуп и берцовая кость были подшиты к делу в качестве вещдоков. Но дело все равно никому не пригодилось. Макс сошел с ума, даже не протрезвев. Судмедэксперт, выезжавший на место происшествия, год кричал по ночам и в конце концов уволился.
А танк списывать не стали - он не пострадал.