Фантастическая история о красоте российского обмана,
рассказанная ст. следователем Ленинского РОВД г. Ярославля
Валерией Зозуля

Криминальная жизнь исполнена парадоксов. Правильно: преступников боятся, презирают, им желают зла, ненавидят. Но всех ли? В том то и штука, что, есть категория преступников, которая у многих вызывает... Не рискну назвать это симпатией, но уж ни как не ненависть. Речь идет, конечно, о мошенниках. В общем- то понятно: чай не душегубы, не грабители, не разбойники, не воры, не отморозки. Они обманщики. А кто из нас, положа руку на сердце, не обманывал. И уж точно - всякий у нас обманываться рад. Отсюда Мавроди и иже с ним. Только Мавроди обманывал грубо, нагло , цинично и всех, до кого мог дотянуться. И ежели его посадят наконец-то в тюрьму, то это событие отзовется тихой радостью в сердцах миллионов. Но Мавроди - жалкий ремесленник в сравнении с истинными мастерами этого криминального жанра. Мне довелось встречать таких мастеров...

Лет десять назад в родном моем Ярославле рыночные отношения бурлили не так как сейчас - по всему городу. На все про все существовал у нас один рынок, но зато большой. Ярославцы звали его бесхитростно барахолкой, а располагался он у черта на куличках и работал только по выходным. Но уж доложу я вам, работал! На сравнительно небольшой огороженной территории единовременно покупали, продавали, орали, ругались и толкались> тысяч семьдесят - из расчета один квадратный метр на 5 человек. Купить здесь можно было все: от беговых, породистых тараканов до иномарки.

Я в то время работала в РОВД, который обслуживал ярославскую барахолку. И вот дежурю... Слышу, в коридоре трудноописуемый шум, гам и ор. Такой гвалт в России могут поднять только народные депутаты и цыгане. Поскольку трудно было предположить, что к нам в отдел нагрянули слуги народа, то я решила, что это все-таки представители кочевого племени. Выглянув коридор я убедилась - так оно и есть. Неказистое наше помещение превратилось в филиал цыганского табора во время пожара. В центре живописной картины я углядела цыганку, очень похожую на знаменитую Венеру Пуговкину из кукольного "Необыкновенного концерта" - ту самую, которая пела густым басом. Цыганка поражала габаритами и явно нерастраченной мощью. Своей ручищей, сделавшей бы честь чемпиону мира по перетягиванию каната, она крепко держала тщедушного интеллигента, который, как и положено, робко поблескивал очками. При этом весь РОВД полнился её голосом. Прислушавшись, я поняла, что цыганка обвиняет очкарика - интеллигента в том, что он ее кинул...

Сие представлялось невероятным. Ибо даже ясельный младенец знает: кинуть цыганку невозможно по определению. А вот цыганка может кинуть каждого. И уж как мог кинуть такую, судя по всему прошедшую большую жизненную школу мастадониху в цветастых пыльных юбках, занюханный среднероссийский интеллигент? Я бы скорее поверила в прилет на Ярославщину заплутавших в космических просторах инопланетян. С этой убежденностью я закрыла дверь и продолжала нести вахту. Однако через полчаса ко мне, дежурному следователю, пришел не менее дежурный опер и попросил выписать "сотку" на эту самую цыганку" - то бишь постановление о ее трехсуточном задержании. Я, естественно, удивилась: "Погоди, ты ничего не путаешь? Она ж орала, что ее кинули... Она же вроде как потерпевшая". "Именно, - согласился опер, и раздумчиво добавил: - Н - да, первый раз потерпевшую сажаю". Я потребовала объяснений. И опер на них не поскупился.

Интеллигент - очкарик Волков, оказывается, был давно знаком нашим оперативникам. Чуть ли не каждый выходной он появлялся на барахолке. Представьте: толчея, гвалт, Сатана не успевает править бал... И посредине этого бедлама - он. Тихий такой, милый. В скромном, застиранном плащике, в очечках, взгляд добрый, доверчивый. И вот набредает он на наглую, орущую цыганку, которая продает с рук кожаную куртку. "Простите пожалуйста, можно посмотреть?" - робко спрашивает Волков у цыганки. Цыганка сует ему в руки вещь. Безбоязненно сует. Вокруг все свои. Да и разве способен на подвох этот заморыш в штопанном плаще, это же лох. Классический, типичнейший российский лох. Волков мнет куртку, щупает, на лице у него надежда сменяется сомнением, сомнение надеждой. Он зреет для покупки прямо - таки на глазах. Цыганка поддает жару: "Маладой, красивый, яхонтовый ... бери, не пожалеешь". "А сколько стоит?" - все также робко спрашивает Волков. "Тыбе, дарагой, за пятьсот отдам". "За пятьсот?! - удивляется очкарик. - Да как же так... У меня таких денег может и не быть. Извините, я сейчас". На глазах презрительно сощурившейся цыганки он лезет в карман плаща и достает пачку денег. Тут же начинает пересчитывать. И облегченно вздыхает: "Слава Богу, жена меня, оказывается целой тысячью снабдила". Цыганка окончательно убеждается, что лох ей попался первостатейный. Он прямо - таки взывает: ну обмани меня, обмишурь! Пересчитав заветную тысячу, Волков кладет ее обратно в карман плаща. И просит дать ему померить куртку... Снимает плащ с деньгами. Отдает его подержать цыганке. Начинает возиться с обновкой... Отворачивается ... Цыганка скрывается в толпе. Вместе с ней исчезает скромный, потрепанный плащ.

Но это еще не развязка. Развязка наступит чуть позже, когда цыганка лезет в плащ, дабы изъять столь легко доставшуюся тысячу. Да не тут то было! Нет в плаще очкарика никаких денег. И даже карманов нет. Отрезаны карманы... Через эту дырку и просунул интеллигент продемонстрированные цыганке деньги в другой карман - на брюках. Вот так они и расходятся: лох Волков с новой кожаной курткой, хотя и без плаща, но с заветной пачкой не потраченных денег, и цыганка, укравшая никому не нужный дырявый плащ - без денег и без куртки. До наших оперов доходила информация, что некий интеллигент раз за разом кидает на барахолке алчных цыганок. И таких случаев набралось около двух десятков. Ловить его не было никакого резону: никто никаких заявлений в милицию не делал. Но в тот день Волкову не повезло. Цыганки ему попались чуть более бдительные - не дали уйти с рынка в куртке. Схватили и привели в милицию. Но наш интеллигент случившимся обломом не тяготился. На вопрос опера, что, собственно, случилось, ответил просто, без затей: "Пришел, стал примерять куртку, а эта дама сбежала с моим плащом и тысячью рублями. Плащ оцениваю в триста рублей". Мастодонистая цыганка от такой наглости подпрыгнула. И, видать, в этот момент у нее затуманились мозги. И вместо того. чтобы сказать, что негодяй Волков сам сдернул от нее с курткой, заявила, что да, сбежала, с плащом, но денег в нем не было, к тому же плащик-то - тьфу - и рубля не стоит, на помойке его подобрали, на помойку его и снести надо. Волков пожал плечами и высказал недюжинные юридические знания: "Раз денег не было, то сядешь за покушение на хищение тысячи рублей".

И что вы думаете! Цыганке пришлось инкриминировать открытое похищение плаща и не менее открытое похищение денег. То есть, грабеж. Можно сказать, средь бела дня. и дали ей три года. Так она еще должна сказать спасибо суду, который проникся анекдотичностью ситуации и не стал ее карать по всей строгости тогдашних законов. Правда, ее родственникам пришлось-таки выплатить Волкову триста рублей за "похищенный" (хотя здесь можно вполне обойтись и без кавычек) плащ...

Это был тот невероятный случай, когда мошенник ушел целехоньким от закона, он еще сделал так, чтобы на нары отправилась потерпевшая. Ни до этого, ни после мне с такими казусами сталкиваться не приходилось. Высший пилотаж, суперкласс. Честно признаюсь: цыганку мне не жаль, а Волкову хочется аплодировать. Хотя и мысленно...

alex.. история не моя, нашел в инете где-то, не помню....

Этот старый анекдот в ВВС рассказывают многие, утверждая, что рассказанное произошло именно с рассказчиком. Я услыхал его от Сани Мишкина - моего однокашника, в ту пору бывшего старшим техником группы обслуживания и регламента вертолётов и их двигателей. Вот ведь что интересно - Саня давно уволился из армии и пропал где-то на просторах бывшего СССР, а история осталась и напоминает мне о человеке, с которым, в буквальном смысле слова, мы спали под одной шинелью, ели из одного котелка и делили последнюю сигарету без фильтра на двоих...
Однако, я отвлёкся. Александр божился, что всё произошло в 1987 году при перегонке вертолёта с Казанского авиационного завода в Нальчик. Командиром экипажа летел майор Михаил Окладов, кавалер многих орденов за Афганистан и мастер вертолётного спорта, пилот от бога, царствие небесное - умер в 1995 году. Лётчик-штурман и борттехник - два Андрея, два друга-собутыльника, тоже прошедшие Афган. Трезвыми их видали крайне редко. Мышкин летел пассажиром, но сидел на месте борттехника, так как сам борттехник спал сзади на чехлах. Полёт проходил на высоте около километра без каких-либо проблем. Командир курил в приоткрытый блистер, штурман читал книгу, а Саня глазел по сторонам, впитывая новые ощущения. Но в какой-то момент командир нарушил спокойное течение событий, задав штурману вполне невинный вопрос: «Андрюша, где мы?» Андрюша энергично бросил книгу и со словами: «Сейчас, Миша», и самым серьёзным видом уткнулся в карту. Повисло молчание, длившееся минут пять. Окладов повторил вопрос уже более официальным тоном: «Андрей! Где мы?» На что Андрей, ещё более энергично зашелестев картой, ответил: «Минутку, командир!» Ещё через пять минут командир начал закипать. Налившись краской, он рявкнул в СПУ: «Штурман!!! Место!!!» Ответ последовал сногсшибательный: «А чёрт его знает, командир!» В последующие несколько минут Андрей узнал о себе много нового: кем была его мама, куда ходил его папа, сколько раз его при рождении уронили на пол и тому подобные интимные факты своей биографии. Но тут вмешался Саня: «Мужики! Смотрите! Железная дорога!» Командир сориентировался мгновенно: «Снижаемся. Проходим над станцией. Читаем название, я - левую половину, Андрей - правую! Поехали!» Вертолёт ринулся вниз, с грохотом пронёсся над хибаркой вокзала, разгоняя немногочисленных пассажиров и коров, и снова набрал высоту. «Я прочитал - БУ»,- сказал командир, - «А ты?» «А я - ФЕТ!» - ответил штурман...
переписано с:
http://www.rvvaiu.ru/default.asp

БЫЛЬ

Ар.Намавир
Эту историю мне рассказал мой сослуживец по БВВАУЛ, назовём его просто борттехник. Произошло всё, как всегда, в командировке. Ан-26 засел где-то на просторах нашей Родины и не мог вернуться домой по какой-то очень серьёзной причине - то ли не выпускал аэродром посадки, то ли не принимал аэродром базирования, то ли о нём просто забыли. Но экипаж не унывал по причине наличия денег. Сначала - водка, бабы, шашлыки. Потом - пиво, карты, сигареты. Ещё потом - папиросы, квас, газеты. Совсем потом не осталось денег и на это. Пришло время унывать. И тут борттехнику в голову пришла мысль продать самолёт, дескать, всё равно не нужен, всё равно забыли о нас. Мысль думали всем экипажем за столом с жалкими остатками былой роскоши в виде разноцветных пятен на скатерти, сырных корочек, колбасных шкурок и хлебных крошек на давно не мытых тарелках. Решилось всё быстро - уж очень болели головы, да и покупатель нетерпеливо переминался у дверей, придерживая большой чемодан с деньгами. Самолёт куда-то утащили, а у экипажа опять пошло - водка, бабы, шашлыки... Но ничто не вечно под Луной. Всё когда-нибудь заканчивается. В одно ужасное, отвратительное, гадкое утро в номер влетела дежурная по этажу и противным голосом спросила: «Кто тут командир экипажа? К телефону!» Едва дойдя до аппарата и взяв трубку, командир понял насколько утро гадкое - звонил диспетчер с «радостным» сообщением о том, что завтра лететь по какому-то плану. Что делать? (Вот! Вот! Вот откуда извечный вопрос. Замечу, что второго вопроса - кто виноват? - в армии не существует, ибо виновные не выявляются, а назначаются в приказном порядке. «Ты виноват лишь тем, что я начальник».) Невесело опохмеляясь, экипаж напряжённо пытался придумать выход из этой, мягко скажем, непростой ситуации. В конце концов решили, что продать самолёт могли только полные идиоты, а идиотизм - диагноз, и надо быть дураками до полного и победного конца, потому как другого не дано. Допив остатки спиртосодержащих жидкостей, экипаж расползся по койкам и забылся тяжёлым сном. Утро наступило с неизбежностью падающего кирпича. Умывшись и кое-как приведя себя в порядок, экипаж разошёлся по рабочим местам: командир со штурманом - к диспетчеру оформляться, правый лётчик - в штаб, отмечать командировочные и сниматься с довольствия, радист - за водой, борттехник с бортмехаником - на стоянку к самолёту. В общем, всё пошло как обычно перед вылетом.
Когда командир пришёл на стоянку, то обнаружил всех на месте, где должен был стоять самолёт. Не было только правого лётчика. Молча закурили. Даже некурящий радист. И тут как-то не сговариваясь, все одновременно посмотрели в сторону гостиницы - к стоянке шла разномастная толпа военных во главе с правым лётчиком. Он был оживлён и ещё издали заорал: «Командир! Я тут пассажиров надыбал! Деньжат рубанём на опохмел!» На что командир проворчал: «Механик! Грузи народ и не забудь на взлёте всех выгнать на рампу. Экипаж, занять рабочие места!» Экипаж изобразил занятие рабочих мест - командир встал слева, правый лётчик - справа, борттехник занял позицию между ними, штурман встал за командиром, а радист - за правым, спиной по полёту. Механик с улыбкой идиота пригласил пассажиров зайти в самолёт. Те удивлённо, но молча построились за экипажем в колонну по два, держа в руках сумки и чемоданы. «Самолёт под ток, включить СПУ!» Радист бодро откликнулся: «Самолёт под током, напряжение 24 Вольта!» Дальше пошло легче - радист читал карту контрольных проверок, экипаж включал аппаратуру заученными и отработанными до автоматизма движениями, докладывая результаты. Потом запустили ВСУ. Борттехник при этом рычал, изображая работу двигателя. Командир экипажа по маленькой радиостанции, висящей у него на груди, запросил запуск. Запуск разрешили. Начали запускаться, при этом борттехник с бортмехаником рычали и выли, изображая запускающиеся двигатели.
-Двигатели запущены. Включить генераторы. К выключению РУ-19 готов.
-Выключить РУ-19. Запросить предварительный.
-Контора*, такой-то, прошу предварительный.
-Такой-то, Контора, занимайте предварительный, давление столько-то.
-такой-то, занимаю предварительный.
-экипаж, выруливаем, штурвал держать.
-держу.
Борттехник заорал совсем уж не своим голосом, и экипаж траурной колонной тронулся занимать предварительный старт. Бортмеханик при этом покрикивал на пассажиров: «Не отставать! Ждать никого не будем!» Таким порядком «подрулили» к полосе. Командир запросил исполнительный.
-Контора, такой-то, исполнительный.
-такой-то, исполнительный разрешаю.
-разрешили, экипаж, занимаем исполнительный, триммера нейтрально, закрылки столько-то.
-радист, карту!
Зачитали карту контрольных проверок перед взлётом.
-Контора, такой-то, карту выполнил, взлёт!
-такой-то, взлетайте, ветер у земли ... градусов, ... километров в час
-ЭКИПАЖ! ВЗЛЕТАЕМ! ФАРЫ ВКЛЮЧИТЬ, ЧАСЫ ПУСТИТЬ! РУД - ВЗЛЁТНЫЙ, ДЕРЖАТЬ!!!
-ДЕРЖУ!
Командир с борттехником понимающе переглянулись. Сделав движение рукой, как будто добавляет режим двигателям, борттехник завыл, изображая выход двигателей на взлётный. Экипаж начал разбегаться. В прямом смысле. Впереди скачками неслись командир, борттехник и правый лётчик. За командиром, диктуя скорость, скакал, высоко поднимая колени, штурман. Радист скакал спиной вперёд, пытаясь не отстать от правого. Замыкал экипаж механик. Пассажиры, теряя чемоданы, бежали нестройной колонной следом за механиком. Скорость, судя по докладам штурмана, росла и приближалась к скорости принятия решения.
-РЕШЕНИЕ!- заорал штурман.
-ВЗЛЕТАЕМ! - ответил командир.
В этот ответственный момент радист, немыслимо выворачивая голову, пытаясь перекричать рёв двигателей, то есть борттехника, проорал: «КОМАНДИР! КОМАНДИР!» На что командир, не поворачивая головы, огрызнулся: «НЕ МЕШАЙ!» Но радист не унимался: «КОМАНДИР!!! ПРИТОРМОЗИ!!! ПАССАЖИРЫ ОТСТАЮТ!!!»....................................
...В этом самом месте борттехник проснулся в холодном поту. В горле пересохло, всё тело била мелкая дрожь. Простыня, подушка и одеяло были влажными. Рядом мирно спала жена. Кто-то заворочался в детской спальне. «Младший», - машинально отметил борттехник. И тут пришло прозрение: «ГОСПОДИ! ПРИСНИТСЯ ЖЕ ТАКОЕ! К ЧЕМУ БЫ ЭТО, А?»
P. S. Когда я услышал эту историю, я представил себе всё, как говорится, в цветах и красках - бегущий вприпрыжку экипаж, пассажиров, теряющих чемоданы, воющего борттехника и радиста, скачущего вперёд спиной. Мне стало смешно. При этом смех имел лёгкий налёт жути. Воистину - сон разума рождает чудовищ...
(Я подумал, что именно такими бывают святочные истории, которые рассказывают в неделю после Рождества. Kaptenarmus.)

СОЛНЦЕ НА ШТЫКЕ

«Клинок». Журнал в киоске. Сегодня снег.

****

Дум-с, р-р-р-румд-д, дум-с...- Это барабан. И эхо.

Холодно, как холодно...

Дум-с, р-рум-бам... - Это барабан. Тишина...

- Шты-ы-ы-ы... - Чего он тянет? - К-к-х!

Холодно, боже мой! Мой? А чей? Плевать, просто холодно. Плевать? На кого? К черту... Главное - палец на правой руке. Не отрубить штыком. Пригодится. Кому? Тоже плевать...

- При-и-и-имк...уть...уть... уть... - Это эхо.

Ш-щелк. Есть! Палец? Он тоже. Ну да, «откинуть», вот где о пальце...

Холодно... Симонов, сука, с его карабином, бля!

- Полк! На пле-е-е... о!

Почему «полк»? Не полк, мы - школа. ВШМС, учебка. Он что, не знает?

- Полк! Упр-р-равление прямо, остальные на пра-а...фо!

Р-р-р-рум-дац-дац. Повернулись. Холодно... Стоять! Нужно...

Под пальцами тоже холодно. Лед на прикладе. Не тает под рукой. Перчатки? Ха! Только к «парадке». «Хорош в строю - силен в бою». Зато если отморозить - комиссуют. Мамочка, как холодно, черт... Прости, мама.

Палец - в прикладе. Средний на левой. Так нужно, иначе не удержать. Щелкнуло и прижало железом.

- К торжественому м-маршу... На одного линейного...

Бамс-с, бамс-с, дум. - Это барабан.

Пошли. Идем...

Р-рум. - Это сапоги.

Штык. Нет, штыки. Много.

Бам-м.

Штык.

Бам-м.

Красиво.

Р-рум.

Красиво.

Штык.

Бам-м.

Штык. И солнце. Вот оно. На штыке. Блестит.

Бам-м.

Солнце.

Р-рум.

Штык.

Мама!

Солнце!

Красиво!

Штык.

Р-рум. Барабан. Солнце. Уже не холодно. Плевать. Плевать на все! Вот сколько нас! Вот сколько штыков!

Р-рум.

Штык.

Мы-ы прошли-и, прошли с тобой пол-мира, если надо повторим, солдаты - в путь...

Как блестит солнце! Солнце! У меня на штыке! А нас - две тысячи!

И у нас

Солнце

На штыках!

Мы принесем. Мы принесем вам солнце, суки!

И повторим!

- И-и-и-и раз.

Голову - вправо, рука к бедру. Изморозь на погоне. И смертельно жаль - штыков не вижу!!!

***

Клинок. Журнал. В киоске.

Мы повторим. Надо?


Станислав Кравецкий (пЕлюлькин)