СанитарДрузья уже почти подошли к цыганскому лагерю, когда их внимание привлек какой-то странный шум. Даже на фоне привычного уже для уха шума Мирного Европейского протеста с его автоматными очередями и изредка раздававшимися орудийными залпами этот шум выделялся какой-то особой нездешней громкостью и состоял, главным образом, из истерического воя, периодически дававшего оттяжку в визг. Он доносился со стороны Охотного ряда и быстро приближался. Очень скоро в этом шуме уже можно было выделить нестройно звучащую "Хава нагилу", исполняемую, судя по всему, на гуцульских трембитах, и отдельные истерические выкрики неизвестно в чей адрес. Кадетов услышал "...а я таки вам говорю, шо одного боевого вертолета хватит — ни одна бездуховность не уйдет!", и поморщился, как от зубной боли. — Что это за балаган? — спросил он Ветерана, привычным жестом нашаривая в кармане "Парабеллум". Прямо к воротам украинского посольства валила толпа. Хвост ее терялся где-то в районе третьего транспортного кольца, и имела настолько фантизийный вид, что видавший виды Кадетов от удивления замер в позе "Журавль, добывающий лису из норы", которую он видел в украинской "Кама-Сутре", и только смотрел во все глаза. А посмотреть было на что. Пестрое сборище людей разного пола, возраста и цвета кожи галдело на нескольких языках, орало, ругалось, пело песни и время от времени весело рассыпало во все стороны очереди из автоматов "Узи". Большинство этих людей было одето в военную форму и пляжные тапочки на босу ногу, часть из них носили черные лапсердаки и широкополые черные шляпы. Там и сям над толпой развевались бело-голубые флаги с "Магендавидом", виднелись портреты Бандеры и транспаранты "Спасибо Шухевичу за свободную Волынь". Возглавлял шествие высокий мужчина средних лет с невероятно мужественным лицом, одетый в форму полковника ЦАХАЛа. В одной руке он нес черно-красное бандеровское знамя с "Магендавидом", в другой — макет боевого вертолета "Апач". — Расслабься, Командир! — вывел Михаила из ступора голос Ветерана. — Это израильтяне в Нэньку перебираются. — Шо, уси? — от изумления перешел на мову Кадетов. — Да, пожалуй что, и все — ответил цыган, окинув толпу израильтян взглядом. Действительно, в этом человеческом месиве могло быть миллионов семь-восемь, и первые их ряды уже скрылись внутри посольства, в то время как задние все прибывали, и конца им видно не было. — Слушай, а как так? Куда они их разместят? — спросил Михаил, от изумления чуть не прострелив себе оптоволоконный лапоть из "Парабеллума" — Ну, куда, куда! Ты, Командир, как маленький, ей догу! Что, не слышал — украинские ученые телепортацию открыли? Установку в посольство поставили — и все. Через полчаса всех переправят. И действительно, толпа израильтян стремительно втягивалась в ворота посольства, и через полчаса на улице не осталось никого. Лишь ветер шуршал пустыми обертками из-под мацы и шевелил забытый плакат "Новому Израилю — высокую Духовность". Вздохнув, друзья продолжили свой путь, и через минуту уже входили в табор. В шатре у Ветерана было просторно, чисто и неожиданно тихо — звук с улицы сюда не проникал. — Пришлось потратиться на звукоизоляцию, — сказал он Михаилу, вешая на стену краденый хомут — а то мало ли... Жизнь цыганская такая — то свадьбу сыграть, то допросить кого с пристрастием. Михаил осмотрелся. Все стены шатра были увешаны элементами конской сбруи. Были здесь супони и недоуздки, висели строевые седла и золотые удила. В углу стояла инкрустированная жемчугом оглобля. — Коллекционирую — смущенно сказал Ветеран и густо покраснел. Внимание Кадетова привлек странного вида агрегат, скромно стоящий в стороне и издающий ровный низкий гул. На его панели перемигивалось разным цветом две дюжины лампочек, беспорядочно метались стрелки двух осцилографов и тревожно мерцала большая красная кнопка. — Это у тебя что — полевой синтезатор "Мидас"? — спросил он Ветерана, разглядывая загадочную машину. — Лучше! — с гордостью отвечал тот, наливая в кружки элитную украинскую горилку-мы на нем жовто-блакытные карты печатаем — не отличишь от тех, что посольство выдает. — Да ладно! — изумился Командир, — и что? По ним и в Нэньку пускают? — Ну... как сказать. Полной гарантии, конечно, нет,иногда контрольный автомат на границе распознаёт цыганскую работу. Ну, механизм сработает — владелец от стыда-то и умрет... духовность, чо. Но это не часто — один случай из десяти, не больше. Ладно, Командир, давай за встречу. Он протянул Кадетову кружку, полную божественным нектаром — элитной украинской горилкой с перцем. Зажмурившись от удовольствия, Михаил осушил ее мелкими глотками, смакуя неповторимый вкус и аромат. На закуску привычно пошла сушеная вобла. Ветеран осушил свой сосуд, закусывать не стал и спросил: — Ну, что, Командир, давай рассказывай. И Михаил долгих два часа, размазывая по небритым щекам слезы и сморкаясь в грязный платок, рассказывал Ветерану, как ужасна бездуховность, тяжко сетуя на свою неспособность приобщиться к высокому смыслу Свидомости и великой Культуре Укров. — Ясно, Командир! — прервал его рассказ Ветеран, наливая по пятнадцатой кружке горилки — есть у меня человек, который тебе поможет. Они снова выпили, и Кадетов спросил: — Слышь, Жень...А откуда у тебя столько горилки? — Не спеши, Миша-все узнаешь в свое время, — ответил тот, привычно занюхивая рукавом. После этого он натянул конфедератку и скомандовал: — Пошли! Путь их лежал недалеко и привел их к соседнему шатру, который почему-то запирался бронированной дверью. Кадетов немного оробел. — Жень, а кто там? — неожиданно севшим голосом спросил он. — Заходи, не дрейфь, — ответил тот и подтолкнул Михаила в спину. — тут наша ясновидица живет. Ванга ей половые тряпки сушить не годится. С этими словами Ветеран потянул тяжелую дверь на себя, втолкнул Кадетова внутрь и плотно закрыл ее за ним. В шатре царил полумрак, и первое, что увидел Михаил, была большая клетка. В ней он разглядел крупную белку, которая внезапно пристально посмотрела не него совершенно человеческими глазами. Ноги его стали ватными, и по спине заструился противный холодный пот. — Попал! — подумал он и стал нащупывать за спиной выход. — ёЗаходи, заходи,не бойся, мил человек, — раздался вдруг неожиданно приятный низкий женский голос, от звуков которого у Кадетова духовность сразу увеличилась в два раза, — посидим, о делах наших скорбных покалякаем. Говорившая поднялась из глубокого кресла и сделала шаг навстречу Михаилу. Теперь он мог ее разглядеть. Это была стройная женщина с удивительно приятными чертами лица и такой фигурой, что духовность Командира выросла еще в два раза и настойчиво просилась наружу. Впрочем, фигуру умело подчеркивало длинное, хотя и немного пыльное сари, под которым скорее угадывалось, чем наблюдалось черное кружевное белье. На голове у незнакомки был красный мотоциклетный шлем с черной вуалью, в руке она держала дымящуюся папироску в очень длинном мундштуке, а на плечах ее лежала красивая меховая накидка. — Выхухоль, похоже, — определил на глаз породу меха Кадетов, а ее обладательница приблизила к нему почти вплотную свое прекрасное лицо, и, обдавая его неземным светом своих глубоких черных глаз, произнесла своим волшебным голосом: — Всю правду тебе расскажу, что было, что будет... Окончания фразы Михаил не дослушал. Из за невероятно поднявшейся духовности кровь отлила у него от головы, и он упал в обморок. |