СанитарВот видишь, Мори — говорил старый Арне Корелайнен, — Когда идешь своим путем и движешься в верном направлении — дорога легка, и в сердце твоем покой. Друзья шли навстречу низкому лапландскому солнцу по утоптанной тропинке, прихотливо петляющей среди болотных кочек и зарослей морошки, мимо поросших мхом валунов и прозрачных озер, полных стылой, уже предзимней водой.
В молодом чернокожем мужчине, который шагал сейчас рядом с Арне, невозможно было узнать того глупого свидомита с нелепым курчавым оселедцем, которым был некогда Урхо Павиайнен. Теперь это был Мори — настоящий ученик шамана, достойный преемник старому Каапо. Теперь он шел туда, куда вело его предназначение, и в душе его, впервые за всю жизнь, был мир. Дорога свернула за очередной валун, и друзья увидели сидящую на придорожной кочке белую полярную сову. Сова была ослепительно, как-то ненатурально белой и отличалась огромными даже для этих мест размерами. Она вдруг повернулась к Мори и Арне и уставилась на них своими ярко-желтыми, даже в лучах низкого северного солнца горящими неугасимым огнем, глазищами. Глаза были поразительно разумными и, к удивлению друзей, совсем не злыми. Окинув их своим странным взглядом, сова вдруг рассмеялась низким утробным смехом, который обоим мгновенно что-то напомнил, и, взмахнув крыльями, взлетела в воздух и исчезла в лучах низкого северного солнца. — Да, ты прав, Арне! — ответил Мори, поправляя на плече дорожный мешок. — Похоже, нас ждут, и мы идем туда, куда надо. И друзья бодро зашагали по тропинке вслед улетевшей сове. С каждым шагом казалось, что идти становится все легче, тропинка спрямилась и, казалось, сама ложилась под ноги, как ковровая дорожка, и скоро Арне и Мори достигли берега идеально круглого, прозрачного и бездонно глубокого озера, полного голубой воды, в которой отражались немногочисленные перистые облака. На берегу, возле старого чума, стоял, поджидая их, старый Каапо, тяжело опираясь на свой посох. Арне оглянулся назад, и по спине его прошел холодок. Тропинка позади него исчезала, как исчезает наматываемая на клубок нить, и небо у горизонта как будто исчезло, сменившись там, где оно должно касаться земли, молочно-белым туманом. Далеко-далеко, на самом пределе восприятия, был слышен тихий звон, как будто от огромной стаи комаров. | 
